Убийца?
Грейслендский убийца.
Любопытно. Гирайз протискивался в толпе, работая локтями, пока не пробрался к объекту народного гнева, при виде которого он замер от удивления. Это был не кто иной, как главнокомандующий Каслер Сторнзоф, прославленный златоглавый грейслендский полубог. Он стоял, прислонившись спиной к стене, окруженный разъяренными энорвийцами. Сторнзоф — единственный «эллипсоид», который смог свободно покинуть блокированную Ланти Уму по приказу человекоподобной грейслендской обезьяны, чьи понятия о спортивных правилах находились, в лучшем случае, в зачаточном состоянии. Это был Сторнзоф, чье незаслуженное преимущество должно было унести его далеко вперед, на сотни миль оторвать от его соперников. Но каким-то невероятным образом Сторнзоф оказывается здесь.
И в очень плачевном состоянии.
Полубог выглядел явно пострадавшим. Его серая форма была порвана и испачкана грязью, его вызывающие раздражение золотистые волосы были растрепаны. Из разбитой брови текла кровь.
Офицер Империи вкусил немного своей собственной микстуры? Трудно выдавить из себя сострадание. Честно говоря, это даже приятное в каком-то смысле зрелище.
Вероятный источник раны «полубога» не замедлил появиться. Кто-то из толпы швырнул в него камень размером с кулак. Сторнзоф быстро наклонил голову, и камень просвистел мимо, всего в нескольких дюймах от его головы.
Главнокомандующий поднял руку, что на всех языках означало одно — прошу внимания, — но его мучители отказали ему в такой любезности. Шум ничуть не уменьшался, и Сторнзоф вынужден был закричать:
— Граждане Эшно, энорвийцы, я вам не враг…
У грейслендца в военной форме не было шанса убедить в этом собравшихся, особенно если он не говорил на их языке. Вероятно, Сторнзоф не знал энорвийского, так как он обратился к толпе по-вонарски, который его слушатели в свою очередь не понимали — или просто не хотели понимать.
— Мое присутствие вам неприятно, и я тут же покину ваш город, если…
В него полетел еще один камень, и снова Сторнзофу удалось увернуться. Следующий попал ему в левую руку. Кровь показалась из свежей раны, и толпа радостно зашумела.
Чувство удовлетворения от восторжествовавшей справедливости которые испытывал Гирайз в первые минуты, мгновенно прошло. Казалось, что энорвийская толпа была готова забить грейслендца камнями до смерти прямо здесь, на городской улице за преступления, которые совершали его сограждане. Все это напоминало расправу над членами семьи в'Ализанте во времена революции, когда их резали на улицах Ширина, ставя им в вину благородное происхождение. Никто не заслуживает такого наказания.
Но почему он не пользуется своим револьвером? Он вооружен и хорошо знает, как оружие умеет склонять к определенной легкомысленности опасно безрассудных женщин, которые начинают вооружаться без всякой надобности… Пара предупредительных выстрелов… Хотя это только подлило бы масло в огонь. А если бы он убил одного-двух энорвийских кроликов? Это еще хуже. Остальные разорвали бы его на части. У грейслендца есть здравый смысл и выдержка, чтобы не играть с оружием.
И, несмотря на здравый смысл и выдержку, у Сторнзофа все меньше и меньше оставалось шансов остаться в живых: камни летели, а улица для отступления была перекрыта.
Гирайз не собирался вмешиваться, поскольку проблемы соперника из Грейсленда его не касались. По сути дела, устранение главнокомандующего давало огромное преимущество и увеличивало шансы на победу. Но то, что он сделал в следующую минуту, поразило его самого: с пистолетом в руке он принялся расталкивать столпившихся, пробираясь вперед на защиту Сторнзофа. Целясь вверх, он нажал курок, и раздался резкий хлопок выстрела его «креннисова». Толпа ахнула, отшатнулась и затаила дыхание. В возникшей короткой паузе Гирайз развернул словесную атаку на свободном энорвийском.
— Граждане, успокойтесь, — начал он повелительным тоном. — Этот грейслендский офицер прибыл сюда не как солдат Грейслендской империи, а как участник Великого Эллипса, то есть на тех же основаниях, что и я.
— Ты из Вонара? — выкрикнули из толпы.
— Да.
— Все вонарцы такие умные, что ж ты заступаешься за эту свинячью рожу?
— Между всеми спортсменами, независимо от их национальности, существует солидарность. Ваша страна включена в маршрут. Он не захватчик, он участник гонок, ему нужно как можно быстрее покинуть Аэннорве.
— Так пристрели его, — услужливо посоветовал кто-то из толпы, — это и будет самый короткий путь.
Толпа одобрительно загудела.
— В Великом Эллипсе принимают участие все страны и все национальности, — продолжал Гирайз, не слушая крики толпы, — там есть и энорвиец. И если ваш Меск Заван окажется на чужой территории, его тоже камнями надо забить? Аэннорве хочет показать пример, как надо встречать иностранных гостей? Ранение или убийство участника Великого Эллипса на улицах Эшно запятнает честь Аэннорве в глазах всего мира. Кроме того, — он особенно акцентировал эту мысль, — это вызовет крайнюю ярость Грейслендской империи, и вполне обоснованную. Будут ответные меры. — Толпа прислушалась, и Гирайз поспешил с новым, уже позитивным аргументом престижного характера. — А что, если господин Заван выиграет гонки? Конечно, убийство его соперников увеличит его шансы на успех, но победа Аэннорве будет обесценена, поскольку у этой победы будет скверный запах крови. Вы оказываете своему соотечественнику медвежью услугу.
То ли его аргументы возымели действие, то ли просто в силу объективных законов запал народного гнева пошел на убыль, как бы там ни было, но общий вой поутих, отдельные крики и вовсе прекратились, их сменило обвинительное шушуканье. Еще несколько минут толпа стояла сплоченной стеной, по затем начала разрушаться за счет отдельных отваливающих в сторону индивидов. Открылся проход, и Гирайз тут же им воспользовался. Сторнзоф от него не отставал, и они быстро ретировались. Толпа осыпала их презрительными насмешками, но их движению не препятствовала. Кто-то все-таки швырнул подводящий итог камень, но он пролетел где-то далеко от цели. И наконец злобные голоса совершенно стихли за их спинами.
— Что вы им сказали? — спросил Сторнзоф, когда они отошли подальше. Достав платок, он прижал его к рассеченному лбу.
— Не могу повторить дословно этот бред, — беззаботно ответил Гирайз. — В общих словах взывал к их чувству справедливости.
— Я вам бесконечно обязан.
— Ерунда. Я просто заботился о благополучии этих энорвийских граждан, которые, похоже, были готовы скомпрометировать национальный нейтралитет и таким образом обеспечить вашему императору достаточно извинений за его репрессии.
— И тем не менее, — Сторнзоф вежливо не заметил отпущенной в его адрес колкости, — ваше заступничество спасло меня от неминуемых серьезных травм или даже смерти. Примите мои благодарности вместе с обещанием отплатить услугой за услугу при первом удобном случае.
Формальные, старомодные фразы, которые должны были бы звучать помпезно или нелепо, Сторнзофу каким-то образом удавалось произносить с удивительным достоинством, и Гирайз почувствовал раздражение. Грейслендцы — грубые невоспитанные варвары, опасные и явно недалекие, — всегда были предметом насмешек бывших Благородных, но этому удалось спокойно отнестись к насмешке.
— Вряд ли мне нужна компенсация, главнокомандующий, — он как бы со стороны слышал свой голос и даже понимал, что его колкость не достигла цели и что он был почти груб. Он встретился с ясным и печальным взглядом Каслера и вспомнил, что где-то читал или слышал, что войска под командованием Каслера Сторнзофа боготворят своего командира как человека, чьи личные качества ставят его значительно выше всех остальных членов рода человеческого. И в этот момент ему стало ясно, почему наивные души могли так его любить. Забавно, конечно, но первое, что завораживало — это внешность грейслендца, обаяние усиливалось за счет эффектных маленьких ловких приемов речи и манер. И больше ничего особенного, ну, возможно, его знаменитая победа под Дойшлеклом была экстраординарной, несомненно, удача весьма любезно улыбнулась там грейслендским вооруженным силам. Главнокомандующий, вне всякого сомнения, продемонстрировал талант и смелость, но его божественность этим не доказывается. Просто он немного отличается от прочих грейслендцев, в лучшую, несомненно, сторону. Но все же он — фаворит Империи. Ни смысла, ни выгоды в дальнейшем общении не было, но неожиданно для себя Гирайз спросил:
— Нужно наложить швы?
— Нет, не надо.
— Осторожность не помешает — человек в грейслендской военной форме идет по улицам Эшно — это привлекает внимание, что еще хуже — у него на лице кровь. Куда вы направляетесь?
— На улицу Колесников, — ответил Сторнзоф.
— «Колеса Виллана»?
— Да, трехколесные пассажирские велосипеды. А вы?
— Туда же, если удастся найти эту контору. Меня уже раз десять посылали сегодня не в ту сторону, а карта, которую я купил, оказалась абсолютно бесполезной.
— У меня вполне хорошая, грейслендская, — Сторнзоф протянул ему скрученную бумажную трубочку, — пользуйтесь, пожалуйста.
Гирайз подавил инстинктивный импульс отказаться. Никакой услуги Сторнзоф ему не оказывает, просто возвращает долг. Более того, сотрудничество сейчас выгодно обеим сторонам. Главнокомандующему, чья форма обличает ненавистную нацию, может еще не раз потребоваться помощь прежде, чем он покинет Аэннорве.
— Да, я взгляну на карту, — уступил Гирайз. Он взял карту, и оба остановились.
— Думаю, нам сюда, — палец главнокомандующего прочертил маршрут, пока его компаньон пытался разобрать грейслендские слова.
— Согласен, — Гирайз вернул карту ее владельцу. Они продолжили путь, и неожиданно его поразило. — А где же ваш родственник, грандлендлорд? Полагаю, он где-то здесь?
— Грандлендлорд и я разделились на время, — ответил Сторнзоф.
Гирайз заметил, как оттенок удовлетворения промелькнул в глазах и голосе его компаньона. Очень интересно. Возможно, отношения в семье Сторнзофа осложнились.
Они пробирались по улицам Эшно, где военная форма грейслендца привлекала много враждебных взглядов. Их осыпали оскорблениями, но руки на них никто не поднимал. Вместо камней в них летели насмешки и непристойная брань. Постепенно пыльные белые улицы начали сужаться, здания заметно постарели и сгорбились, их оштукатуренные стены бороздили трещины и пятнала грязь. Через тяжелую старую арку они вошли в душный узкий переулок, где двери домов были глубоко врезаны в стены, чтобы обеспечить тень — хоть какое-то укрытие от палящего солнца. Высеченные над аркой буквы свидетельствовали, что они на улице Колесников. И прямо перед ними красовалась старая выцветшая вывеска с изображением трехколесного велосипеда, сомнений не было — это «Колеса Виллана».
Они вошли внутрь старого магазина, по всей видимости, некогда знававшего лучшие времена, где председательствовал свиноподобный образец юного нахала, несомненно — сын хозяина и наследник. Все пассажирские велосипеды расхватали, ни одного не осталось, доложил им юнец, не удосужившись даже извиниться за свою коммерческую несостоятельность. Все расхватали несколько дней назад, из-за стревьо цены взлетели баснословно. Можно было шутя назвать любую цену, и люди платили. Велосипеды не появятся, пока не закончится стревьо. А пока остался только вот этот — ржавый, с двойным сиденьем, тяжелый, как дредноут, с ним в одиночку не справиться, только вдвоем можно удержать баланс и двигаться вперед.
Гирайз и Каслер молча и хмуро осмотрели агрегат с двойным сиденьем, после чего посмотрели друг на друга. И наконец Сторнзоф с меланхоличной безысходностью произнес:
— Мы возьмем его.
Небо потемнело, а в животе урчало. В ближайшем ресторанчике призывно зажегся свет. Вывеска в виде створок раковины гребешка наводила на мысль, что здесь подают блюда из морепродуктов. Лизелл вошла внутрь и ждала минут пятнадцать, пока ее усадят за плохонький столик. Расположившись, она принялась изучать меню. Меню было написано от руки, да к тому же по-энорвийски, так что чувствовала она себя бараном, читающим азбуку. Даже цены в отведенную для них колонку были вписаны так, что их оказалось невозможно разобрать. Появился явно нелюбезный официант. Не желая просить его помощи, она заказала, ткнув пальцем в первое попавшееся блюдо.
Отрывисто и грубо кивнув, официант удалился. Лизелл огляделась. Обеденный зал был маленький и невзрачный, декор отдаленно напоминал морской стиль. Несколько посетителей сидели и наблюдали за одинокой женщиной с явным любопытством. Она смерила одного из глазевших холодным взглядом, но это незнакомца не смутило. Провинциальный болван. Она со злостью отвернулась. Конечно, она предполагала, что на маршруте Великого Эллипса ей придется сталкиваться с такого рода грубостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103