Ягарский мальчик. Это все, что ему нужно знать.
— Убежденность в своей правоте тебе не к лицу. Ты же сама всего несколько минут назад жаловалась на этого дикаря.
— Но ты же не спросил, почему. Тебе даже в голову не пришло, что я могу иметь какие-то претензии к нему, совсем не расовые.
— Тебе не надо иметь никаких претензий.
— Это несправедливо, это узко, это… — она искала прилагательное, чтобы точно определить его самодовольство и нашла, — нелогично.
— Прошу, наставь меня на путь истинный. Перечисли все добродетели и достижения Девяти блаженных племен. Напомни мне о великом вкладе ягарцев в искусство, литературу, архитектуру, науку, юриспруденцию, философию. Извини, просто я ничего не могу припомнить.
— О, иногда с тобой просто невозможно разговаривать!
— Тебя никто не перебивает, но я постараюсь облегчить тебе задачу. Объясни, если сможешь, в чем провинился кочегар.
— Ну, он рылся в моих вещах.
— Эта маленькая скотина стащила что-нибудь?
— Думаю, нет, но при одной мысли, что он касался моих вещей… — ее передернуло.
— Эти дикари любопытны, как обезьяны.
— Гирайз!
— Здесь нет ничего оскорбительного. Обезьяны очаровательные создания. Он еще что-нибудь натворил?
— Ничего такого. Он просто так смотрит на меня…
— Объяснимо. Его нельзя за это обвинять.
— Мне не нравится его взгляд и то, что он при этом делает руками.
— Он прикасался к тебе? — лицо Гирайза напряглось.
— Нет, он только себя трогает — не то, что ты думаешь, ничего особенного. Однажды он лизнул… ну, неважно. Дело в том, что я не могу терпеть этого мальчишку.
— А тебе и не надо. Я тебе уже пообещал, что ты будешь в каюте одна. Я сообщу о своих пожеланиях маленькому Оонуву, и если он окажется несговорчивым — выпорю его хорошенько.
— Ты не сделаешь этого. Ты слишком цивилизован и воспитан.
— Ты, насколько я помню, не думала, что я могу носить с собой пистолет.
— Тогда объясни, как ты собираешь сообщить свои пожелания маленькому Оонуву, если ты не говоришь по-ягарски? В любом случае, будь деликатен. Если ты сделаешь что-то плохое кочегару, капитан может нас обоих выкинуть из лодки.
— Тогда я заплачу капитану за то, чтобы Оонуву не спал в каюте. Так лучше?
— Намного. Но если кто и должен платить Джив-Хьюзу, так это я.
— Давай мы подведем баланс в другой раз. Сейчас я хочу наслаждаться закатом и бить комаров.
«Слепая калека» встала на ночь на якорь. Капитан самолично приготовил ужин. За крошечным откидным столиком, прикрепленным к стене камбуза и подпираемым шаткой ножкой, едва уместилось четыре человека. Тусклый свет лампы дрожал, воздух был неподвижен и зловонен. Крылатые твари роились в стиснутом пространстве камбуза, что-то черное быстро пробежало по полу.
Какое-то время Лизелл рассматривала зеленую плесень в трещинах столешницы, затем перевела взгляд — перед ней появилась тарелка с едой: какое-то жаркое, густое и жирное. С первого взгляда она поняла — несвежее, вероятно, его разогревали заново не один раз. Она ела механически, не позволяя себе чувствовать вкус. Вода, чтобы прополоскать рот, отсутствовала, забортная была смертельна для иностранцев. Было только слабое пиво и крепкий, зеленоватого цвета ксусси — ликер местного производства. Она выпила немного ликера.
Слава богу, ее не принуждали вести разговор, равно как и Гирайза — запас речных анекдотов капитана Джив-Хьюза оказался неисчерпаем, равно как и страсть к их рассказыванию. Его бас гудел, не умолкая, поток слов останавливался только тогда, когда рассказчик прикладывался к бутылке ксусси. Время шло, ручеек зеленого зелья утекал в утробу капитана, и его уже бессвязная речь продолжала литься широким потоком. Вначале его байки казались даже занятными, но по мере действия алкоголя Джив-Хьюз становился рассеянным, уходил от темы и повторялся.
Лизелл его почти не слушала. Она старалась не думать о пище, которую ела — о том, как она выглядит, как пахнет и какой у нее вкус. Она старалась не думать об Оонуву, чьи черные глаза мерцали сквозь завесу черных волос, в то время как он наравне с капитаном цедил зеленоватое зелье. Она старалась не думать о еще пяти или двенадцати сутках, которые пройдут абсолютно так же. Лучше перенестись мыслями в Юмо Таун, где ее вновь ждет цивилизация со всеми ее прелестями. Чистые отели. Ванна. Хорошая еда. Чистая одежда. Сухая одежда. Та, что на ней, все еще влажна от недавно прошедшего дождя и, кажется, никогда здесь не высохнет. Ее прочные походные туфли были мокры, как и ноги в них. Ей надо, наверное, переобуться в сандалии, пока кожа не начала преть, что может привести к образованию противных болячек.
Гирайз сидел рядом с завидной невозмутимостью, очевидно, ему было комфортно в легком костюме цвета хаки. И он, который делал выговор своему повару в Бельферо за то, что тот допустил оплошность, пережарив речную форель на целых девяносто секунд, сейчас уминал очевидно несъедобное жаркое без видимого отвращения. Как ему это удается? Голос капитана басовито гудел, ее мысли текли вяло.
Ужин завершился, когда Джив-Хьюз отодвинул тарелку в сторону и, положив голову перед собой на стол, уснул. Оонуву поднялся и бесшумно выскользнул из камбуза.
Лизелл скептически взглянула на Гирайза. Он пожал плечами. Вместе они поднялись и вышли на палубу, где немного постояли, глядя на звезды. Лунный свет дрожал на ряби воды, а лесистые берега утопали в черной мгле ночи. Из темноты до них долетел крик — вопль глубокой бесконечной тоски.
— Что это? — у Лизелл зашевелились волосы на голове.
— Охотник или его жертва, — ответил Гирайз почти шепотом.
Они прислушались, но крик больше не повторился. Постепенно тревога улеглась, и тут Лизелл почувствовала, что устала. Вероятно, удушающий воздух высасывал жизненные соки — или, возможно, она отравилась ужином. Какова бы ни была причина, она хотела спать, несмотря на то, что было еще совсем рано.
— Пойду вниз, — сообщила она и смущенно добавила, — Тебе удалось поговорить с Джив-Хьюзом насчет…
— Все трудности разрешены, — заверил ее Гирайз. — Кочегару все разъяснено, капитан держит ситуацию в руках.
— Капитан, если я не ошибаюсь, мертвецки пьян, и до утра его не существует.
— Дело было улажено раньше, не волнуйся, тебя никто не будет беспокоить.
— А ты?
— А я думаю, не присвоить ли мне капитанские апартаменты на сегодняшнюю ночь. Джив-Хьюза, как ты верно заметила, до утра не существует.
— Ты этого не сделаешь! — она не могла удержаться от смеха.
— Ну, на эту тему стоит подумать. А ты иди спать.
— Пойду. И спасибо тебе, — на этот раз слова благодарности дались ей легко.
Оставив своего компаньона, она направилась к главной каюте, открыла дверь и осторожно сунула туда голову. Лунный свет, струящийся сквозь иллюминатор, освещал пустую каюту, и она облегченно вздохнула. Она вошла и затворила за собой дверь. С сожалением отметила отсутствие щеколды. Даже стула не было, чтобы заблокировать дверь. Да ладно, ей не нужно закрываться. Она слишком уж пуглива.
Она долго не решалась раздеться, но влажная одежда заставила ее принять такое решение. Вытащив из саквояжа длинные, до колен, муслиновые панталоны и одну из просторных бизакских туник, она настороженно огляделась по сторонам, низко согнулась, стоя спиной к двери, и быстро переоделась в сухую одежду. Относительно сухую — влажный воздух, казалось, пропитал ее всю. Пистолет она положила сверху в саквояж — так чтобы его легко было достать при необходимости. Свою сырую одежду она расстелила на свободном гамаке, а сама легла на висевший рядом. Парусина под ней также была влажной и пахла плесенью. Ни подушки, ни простыни — последняя особенно и не нужна, поскольку воздух был так тяжел, что окутывал ее, как влажное шерстяное одеяло. Но легкое покачивание стоящей на якоре лодки странным образом убаюкивало, а она действительно устала. Вскоре ее мысли потекли очень медленно, глаза сами закрылись, и она уснула.
То ли звук, то ли внутренний голос разбудил ее. Лизелл открыла глаза. Спала она недолго, судя по тому, что лунный свет все так же струился сквозь иллюминатор. В его бледном сиянии она разглядела фигуру кочегара Оонуву, сидящего на корточках у ее гамака. Он не сводил с нее глаз, а его ладони медленно двигались по голым бедрам — вверх-вниз. Лицо его скрывала тень, но она видела блеск его глаз, пронизывающий ее насквозь. Ни чувство собственного достоинства, ни благоразумие не помогли ей сдержать непроизвольный крик. Она вывалилась из гамака, плюхнувшись на четвереньки и, перебирая руками, вскочила на ноги.
Он шептал что-то по-ягарски.
Ни секунды не мешкая и не пытаясь понять смысл его слов, она молнией метнулась к двери и, спотыкаясь в темноте, помчалась к корме, ища трап. Она не знала, следует ли Оонуву за ней, она даже не знала, стоит ли его бояться, но она с запозданием поняла, что ей нечем защищаться: «креннисов» спокойно остался лежать там, где она его оставила.
Лизелл выскочила на палубу, услужливо ярко освещенную лунным светом, теплый ночной воздух мягко окутал ее плотной пеленой. Сбоку скользнула тень, она испуганно обернулась и наткнулась на Гирайза, который вырос как из-под земли.
Он быстро взглянул на нее и спросил:
— Что случилось?
— Этот мальчишка… — она сбилась на фальцет, испуганно и смешно, но тут же попыталась взять себя в руки. — Он в каюте.
— Он дотронулся до тебя?
— Нет. Нет, он меня не трогал. Но я проснулась, а он был там, совсем рядом, и смотрел так пристально…
— Ну, все. Я выброшу этого гаденыша за борт, прямо сейчас. Пусть плывет к берегу и там спит.
— Гирайз, ты не можешь этого сделать!
— Это лучше, чем убить его, согласись, — и он направился к трапу.
Выражение его лица поразило ее. На нем не осталось и следа привычной скуки и насмешки. Он выглядел спокойным, целеустремленным и потому опасным. Она никогда его таким не видела и даже не догадывалась, что он может быть таким. На секунду он показался ей совсем другим, незнакомым человеком.
— Подожди, — она вцепилась в его руку, — остановись, пожалуйста, послушай. Этот мальчик просто напугал меня, он ничего плохого не сделал. Гирайз, ты слышишь меня? Я же сказала, он ничего не сделал…
— Он вломился в твою каюту, не так ли?
— Не совсем. Она не была заперта, и это не моя каюта. Вспомни, он же привык там спать…
— Но сегодня его не должно было там быть.
— Может быть, он не знал этого. Ты говорил с капитаном, а тот не удосужился передать мальчишке. Ну, вспомни, он же напился.
— Ты хочешь сказать, что происшедшее — просто случайность? Ты веришь, что этот мальчик неразумен и наивен?
— Ну… — она представила Оонуву, сидящего на корточках у ее гамака, и вспомнила его глаза в лунном свете. Нет, ни секунды она не считала его наивным, но… — Я не знаю, — призналась она. — Мы даже не понимаем его языка, и я думаю, мы не можем его подозревать в дурных намерениях только-только из-за того, как он смотрит…
— Лизелл, — Гирайз наконец остановился и повернулся к ней, — что ты хочешь этим сказать? Что ты не нуждаешься в моей помощи или не хочешь ее принять? Это для меня не новость. Я помню об этом.
— Я не это хочу сказать. Разве ты не знаешь, как я рада, что ты здесь? Боюсь, я бы не выдержала, если бы тебя здесь не было — Она заколебалась, смутилась и закончила, спотыкаясь: — Я просто не хочу, чтобы ты поступал опрометчиво.
— Вот мы и поменялись нашими привычными ролями. Очень хорошо, — его напряженные скулы слегка расслабились. — Я обещаю, что дам Оонуву возможность объясниться прежде, чем выброшу его за борт. Справедливее некуда. А сейчас давай спустимся вниз, к этому маленькому гаденышу.
Он пошел вперед, она за ним. Вскоре они добрались до главной каюты — дверь в нее была широко распахнута. Саквояж, как и прежде, был раскрыт и лежал там, где она его оставила. Подбежав к саквояжу, Лизелл опустилась на колени и быстро проверила его содержимое.
— Ничего не пропало, — сообщила она.
— Кроме кочегара, но на лодке спрятаться особенно негде. Пойдем проверим машинное отделение.
— Гирайз, нет. Пусть будет, как есть. Пожалуйста.
Он так долго колебался, что она боялась, что он скажет «нет». Но наконец он уступил:
— Ну, если это то, чего ты хочешь…
— Ты как будто разочарован. Ты что, действительно собираешься выбросить его за борт?
— Я хочу, чтобы вопрос был окончательно решен.
— Мы можем утром науськать на Оонуву капитана.
— Возможно. Но сейчас твоя дверь не запирается, и он может вернуться.
— Я не думаю, что он опять придет, — она сама в это не верила. — В любом случае, со мной все будет в порядке. В конце концов, у меня пистолет.
— Я буду спать в коридоре, у твоей двери, — сообщил Гирайз, не слушая ее.
— Пожалуйста, не надо. В этом нет необходимости, простым людям тяжело выносить такую жертвенность бывших Благородных.
— Я делаю это исключительно из эгоистических побуждении, уверяю тебя. Я просто хочу, чтобы моя совесть была спокойной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Убежденность в своей правоте тебе не к лицу. Ты же сама всего несколько минут назад жаловалась на этого дикаря.
— Но ты же не спросил, почему. Тебе даже в голову не пришло, что я могу иметь какие-то претензии к нему, совсем не расовые.
— Тебе не надо иметь никаких претензий.
— Это несправедливо, это узко, это… — она искала прилагательное, чтобы точно определить его самодовольство и нашла, — нелогично.
— Прошу, наставь меня на путь истинный. Перечисли все добродетели и достижения Девяти блаженных племен. Напомни мне о великом вкладе ягарцев в искусство, литературу, архитектуру, науку, юриспруденцию, философию. Извини, просто я ничего не могу припомнить.
— О, иногда с тобой просто невозможно разговаривать!
— Тебя никто не перебивает, но я постараюсь облегчить тебе задачу. Объясни, если сможешь, в чем провинился кочегар.
— Ну, он рылся в моих вещах.
— Эта маленькая скотина стащила что-нибудь?
— Думаю, нет, но при одной мысли, что он касался моих вещей… — ее передернуло.
— Эти дикари любопытны, как обезьяны.
— Гирайз!
— Здесь нет ничего оскорбительного. Обезьяны очаровательные создания. Он еще что-нибудь натворил?
— Ничего такого. Он просто так смотрит на меня…
— Объяснимо. Его нельзя за это обвинять.
— Мне не нравится его взгляд и то, что он при этом делает руками.
— Он прикасался к тебе? — лицо Гирайза напряглось.
— Нет, он только себя трогает — не то, что ты думаешь, ничего особенного. Однажды он лизнул… ну, неважно. Дело в том, что я не могу терпеть этого мальчишку.
— А тебе и не надо. Я тебе уже пообещал, что ты будешь в каюте одна. Я сообщу о своих пожеланиях маленькому Оонуву, и если он окажется несговорчивым — выпорю его хорошенько.
— Ты не сделаешь этого. Ты слишком цивилизован и воспитан.
— Ты, насколько я помню, не думала, что я могу носить с собой пистолет.
— Тогда объясни, как ты собираешь сообщить свои пожелания маленькому Оонуву, если ты не говоришь по-ягарски? В любом случае, будь деликатен. Если ты сделаешь что-то плохое кочегару, капитан может нас обоих выкинуть из лодки.
— Тогда я заплачу капитану за то, чтобы Оонуву не спал в каюте. Так лучше?
— Намного. Но если кто и должен платить Джив-Хьюзу, так это я.
— Давай мы подведем баланс в другой раз. Сейчас я хочу наслаждаться закатом и бить комаров.
«Слепая калека» встала на ночь на якорь. Капитан самолично приготовил ужин. За крошечным откидным столиком, прикрепленным к стене камбуза и подпираемым шаткой ножкой, едва уместилось четыре человека. Тусклый свет лампы дрожал, воздух был неподвижен и зловонен. Крылатые твари роились в стиснутом пространстве камбуза, что-то черное быстро пробежало по полу.
Какое-то время Лизелл рассматривала зеленую плесень в трещинах столешницы, затем перевела взгляд — перед ней появилась тарелка с едой: какое-то жаркое, густое и жирное. С первого взгляда она поняла — несвежее, вероятно, его разогревали заново не один раз. Она ела механически, не позволяя себе чувствовать вкус. Вода, чтобы прополоскать рот, отсутствовала, забортная была смертельна для иностранцев. Было только слабое пиво и крепкий, зеленоватого цвета ксусси — ликер местного производства. Она выпила немного ликера.
Слава богу, ее не принуждали вести разговор, равно как и Гирайза — запас речных анекдотов капитана Джив-Хьюза оказался неисчерпаем, равно как и страсть к их рассказыванию. Его бас гудел, не умолкая, поток слов останавливался только тогда, когда рассказчик прикладывался к бутылке ксусси. Время шло, ручеек зеленого зелья утекал в утробу капитана, и его уже бессвязная речь продолжала литься широким потоком. Вначале его байки казались даже занятными, но по мере действия алкоголя Джив-Хьюз становился рассеянным, уходил от темы и повторялся.
Лизелл его почти не слушала. Она старалась не думать о пище, которую ела — о том, как она выглядит, как пахнет и какой у нее вкус. Она старалась не думать об Оонуву, чьи черные глаза мерцали сквозь завесу черных волос, в то время как он наравне с капитаном цедил зеленоватое зелье. Она старалась не думать о еще пяти или двенадцати сутках, которые пройдут абсолютно так же. Лучше перенестись мыслями в Юмо Таун, где ее вновь ждет цивилизация со всеми ее прелестями. Чистые отели. Ванна. Хорошая еда. Чистая одежда. Сухая одежда. Та, что на ней, все еще влажна от недавно прошедшего дождя и, кажется, никогда здесь не высохнет. Ее прочные походные туфли были мокры, как и ноги в них. Ей надо, наверное, переобуться в сандалии, пока кожа не начала преть, что может привести к образованию противных болячек.
Гирайз сидел рядом с завидной невозмутимостью, очевидно, ему было комфортно в легком костюме цвета хаки. И он, который делал выговор своему повару в Бельферо за то, что тот допустил оплошность, пережарив речную форель на целых девяносто секунд, сейчас уминал очевидно несъедобное жаркое без видимого отвращения. Как ему это удается? Голос капитана басовито гудел, ее мысли текли вяло.
Ужин завершился, когда Джив-Хьюз отодвинул тарелку в сторону и, положив голову перед собой на стол, уснул. Оонуву поднялся и бесшумно выскользнул из камбуза.
Лизелл скептически взглянула на Гирайза. Он пожал плечами. Вместе они поднялись и вышли на палубу, где немного постояли, глядя на звезды. Лунный свет дрожал на ряби воды, а лесистые берега утопали в черной мгле ночи. Из темноты до них долетел крик — вопль глубокой бесконечной тоски.
— Что это? — у Лизелл зашевелились волосы на голове.
— Охотник или его жертва, — ответил Гирайз почти шепотом.
Они прислушались, но крик больше не повторился. Постепенно тревога улеглась, и тут Лизелл почувствовала, что устала. Вероятно, удушающий воздух высасывал жизненные соки — или, возможно, она отравилась ужином. Какова бы ни была причина, она хотела спать, несмотря на то, что было еще совсем рано.
— Пойду вниз, — сообщила она и смущенно добавила, — Тебе удалось поговорить с Джив-Хьюзом насчет…
— Все трудности разрешены, — заверил ее Гирайз. — Кочегару все разъяснено, капитан держит ситуацию в руках.
— Капитан, если я не ошибаюсь, мертвецки пьян, и до утра его не существует.
— Дело было улажено раньше, не волнуйся, тебя никто не будет беспокоить.
— А ты?
— А я думаю, не присвоить ли мне капитанские апартаменты на сегодняшнюю ночь. Джив-Хьюза, как ты верно заметила, до утра не существует.
— Ты этого не сделаешь! — она не могла удержаться от смеха.
— Ну, на эту тему стоит подумать. А ты иди спать.
— Пойду. И спасибо тебе, — на этот раз слова благодарности дались ей легко.
Оставив своего компаньона, она направилась к главной каюте, открыла дверь и осторожно сунула туда голову. Лунный свет, струящийся сквозь иллюминатор, освещал пустую каюту, и она облегченно вздохнула. Она вошла и затворила за собой дверь. С сожалением отметила отсутствие щеколды. Даже стула не было, чтобы заблокировать дверь. Да ладно, ей не нужно закрываться. Она слишком уж пуглива.
Она долго не решалась раздеться, но влажная одежда заставила ее принять такое решение. Вытащив из саквояжа длинные, до колен, муслиновые панталоны и одну из просторных бизакских туник, она настороженно огляделась по сторонам, низко согнулась, стоя спиной к двери, и быстро переоделась в сухую одежду. Относительно сухую — влажный воздух, казалось, пропитал ее всю. Пистолет она положила сверху в саквояж — так чтобы его легко было достать при необходимости. Свою сырую одежду она расстелила на свободном гамаке, а сама легла на висевший рядом. Парусина под ней также была влажной и пахла плесенью. Ни подушки, ни простыни — последняя особенно и не нужна, поскольку воздух был так тяжел, что окутывал ее, как влажное шерстяное одеяло. Но легкое покачивание стоящей на якоре лодки странным образом убаюкивало, а она действительно устала. Вскоре ее мысли потекли очень медленно, глаза сами закрылись, и она уснула.
То ли звук, то ли внутренний голос разбудил ее. Лизелл открыла глаза. Спала она недолго, судя по тому, что лунный свет все так же струился сквозь иллюминатор. В его бледном сиянии она разглядела фигуру кочегара Оонуву, сидящего на корточках у ее гамака. Он не сводил с нее глаз, а его ладони медленно двигались по голым бедрам — вверх-вниз. Лицо его скрывала тень, но она видела блеск его глаз, пронизывающий ее насквозь. Ни чувство собственного достоинства, ни благоразумие не помогли ей сдержать непроизвольный крик. Она вывалилась из гамака, плюхнувшись на четвереньки и, перебирая руками, вскочила на ноги.
Он шептал что-то по-ягарски.
Ни секунды не мешкая и не пытаясь понять смысл его слов, она молнией метнулась к двери и, спотыкаясь в темноте, помчалась к корме, ища трап. Она не знала, следует ли Оонуву за ней, она даже не знала, стоит ли его бояться, но она с запозданием поняла, что ей нечем защищаться: «креннисов» спокойно остался лежать там, где она его оставила.
Лизелл выскочила на палубу, услужливо ярко освещенную лунным светом, теплый ночной воздух мягко окутал ее плотной пеленой. Сбоку скользнула тень, она испуганно обернулась и наткнулась на Гирайза, который вырос как из-под земли.
Он быстро взглянул на нее и спросил:
— Что случилось?
— Этот мальчишка… — она сбилась на фальцет, испуганно и смешно, но тут же попыталась взять себя в руки. — Он в каюте.
— Он дотронулся до тебя?
— Нет. Нет, он меня не трогал. Но я проснулась, а он был там, совсем рядом, и смотрел так пристально…
— Ну, все. Я выброшу этого гаденыша за борт, прямо сейчас. Пусть плывет к берегу и там спит.
— Гирайз, ты не можешь этого сделать!
— Это лучше, чем убить его, согласись, — и он направился к трапу.
Выражение его лица поразило ее. На нем не осталось и следа привычной скуки и насмешки. Он выглядел спокойным, целеустремленным и потому опасным. Она никогда его таким не видела и даже не догадывалась, что он может быть таким. На секунду он показался ей совсем другим, незнакомым человеком.
— Подожди, — она вцепилась в его руку, — остановись, пожалуйста, послушай. Этот мальчик просто напугал меня, он ничего плохого не сделал. Гирайз, ты слышишь меня? Я же сказала, он ничего не сделал…
— Он вломился в твою каюту, не так ли?
— Не совсем. Она не была заперта, и это не моя каюта. Вспомни, он же привык там спать…
— Но сегодня его не должно было там быть.
— Может быть, он не знал этого. Ты говорил с капитаном, а тот не удосужился передать мальчишке. Ну, вспомни, он же напился.
— Ты хочешь сказать, что происшедшее — просто случайность? Ты веришь, что этот мальчик неразумен и наивен?
— Ну… — она представила Оонуву, сидящего на корточках у ее гамака, и вспомнила его глаза в лунном свете. Нет, ни секунды она не считала его наивным, но… — Я не знаю, — призналась она. — Мы даже не понимаем его языка, и я думаю, мы не можем его подозревать в дурных намерениях только-только из-за того, как он смотрит…
— Лизелл, — Гирайз наконец остановился и повернулся к ней, — что ты хочешь этим сказать? Что ты не нуждаешься в моей помощи или не хочешь ее принять? Это для меня не новость. Я помню об этом.
— Я не это хочу сказать. Разве ты не знаешь, как я рада, что ты здесь? Боюсь, я бы не выдержала, если бы тебя здесь не было — Она заколебалась, смутилась и закончила, спотыкаясь: — Я просто не хочу, чтобы ты поступал опрометчиво.
— Вот мы и поменялись нашими привычными ролями. Очень хорошо, — его напряженные скулы слегка расслабились. — Я обещаю, что дам Оонуву возможность объясниться прежде, чем выброшу его за борт. Справедливее некуда. А сейчас давай спустимся вниз, к этому маленькому гаденышу.
Он пошел вперед, она за ним. Вскоре они добрались до главной каюты — дверь в нее была широко распахнута. Саквояж, как и прежде, был раскрыт и лежал там, где она его оставила. Подбежав к саквояжу, Лизелл опустилась на колени и быстро проверила его содержимое.
— Ничего не пропало, — сообщила она.
— Кроме кочегара, но на лодке спрятаться особенно негде. Пойдем проверим машинное отделение.
— Гирайз, нет. Пусть будет, как есть. Пожалуйста.
Он так долго колебался, что она боялась, что он скажет «нет». Но наконец он уступил:
— Ну, если это то, чего ты хочешь…
— Ты как будто разочарован. Ты что, действительно собираешься выбросить его за борт?
— Я хочу, чтобы вопрос был окончательно решен.
— Мы можем утром науськать на Оонуву капитана.
— Возможно. Но сейчас твоя дверь не запирается, и он может вернуться.
— Я не думаю, что он опять придет, — она сама в это не верила. — В любом случае, со мной все будет в порядке. В конце концов, у меня пистолет.
— Я буду спать в коридоре, у твоей двери, — сообщил Гирайз, не слушая ее.
— Пожалуйста, не надо. В этом нет необходимости, простым людям тяжело выносить такую жертвенность бывших Благородных.
— Я делаю это исключительно из эгоистических побуждении, уверяю тебя. Я просто хочу, чтобы моя совесть была спокойной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103