Последний бастион на пороге новой эры…
Стрелок остановился у ленты. Не глядя, протянул руку за ножницами. Строй варваров качнулся, бухгалтеры расступились, пропуская новое действующее лицо. Грудастая девушка с волевым лицом лебяжьей походкой двинулась к Хоакину. В руках - атласная подушечка, на подушечке - золотые ножницы.
Харметтир лучился счастьем: ведь это его дочь выбрали для ритуала. Оки, у которого было два сына, но не нашлось дочерей, остался не у дел. В кои-то веки восторжествовала справедливость.
- Позвольте мне, сударыня, - с ликующим звоном бубенчиков выпрыгнул Ойлен. Выкинул коленце, в комичном ужасе хлопнул себя по бедрам, присел. Девушка не успела даже вскрикнуть, как шут схватил ножницы.
- Эгей, Хок, - заорал он. - Что нам церемонии? Давай по старой памяти! Как раньше, помнишь?…
Хоакин равнодушно посмотрел на шута:
- Не помню ничего. Но делай как знаешь.
- И то верно.
Средь варваров поднялся ропот. Не обращая ни на кого внимания,Тальберт протянул Хоакину ножницы. Сделал это неловко: едва стрелок коснулся золотых колец, пальцы Ойлена разжались. Ножницы сверкающей стрекозой нырнули в снег.
- Вот досада! - Бродяга улыбнулся бледными губами. Шепнул торопливо: - Обманули тебя, Хок. Там за порталом - смерть. Тебе в правую арку надо. Слышишь? Там Лиза.
- Понял, - Ланселот зашарил в снегу, отыскивая ножницы. - А ты беги, спасайся, бродяга… Варвары тебе этого не простят.
Так и вышло. Аларикцы взревели дико и отчаянно. Харметтир успел первым. Громадная туша охотника на ухохотней обрушилась, сбивая шута с ног.
- В правый! В правый, Хоакин - орал Тальберт, пятная снег красным. - Там Лиза! Спаси ее!
- А, предатель! - ревел Большой Процент. - Ах ты, сссука!!
Против варварского тана шансов у шута не было. Клубок из двух вопящих и рвущих друг друга тел прокатился меж соснами и рухнул с обрыва. Вокруг Хоакина образовалось кольцо старших бухгалтеров. Финдир выхватил из рукава табакерку.
- Всем разойтись! - крикнул он. - Держите его!
Варвары заметались, не зная, какой приказ выполнять. Снизу донесся вой. Вот он оборвался, и над снежным валом рывками появился силуэт Харметтира.
- Готов, - объявил варвар, пошатываясь. Возвращаться ему пришлось по целине. На каждом шаге могучий тан проваливался в снег по колено, а то и по пояс - Так ему, падле. Попомнит аларикскую вольницу.
- Хорошо. - Финдир вытряхнул из табакерки в ладонь пригоршню чихательного зелья. Он предусмотрел все. И возможное предательство, и то, что Ланселот может заартачиться. Но крайних мер не понадобилось. Хоакин вдруг скорчил гримасу. Он сдерживался из последних сил, а потом присел, спрятал лицо в ладонях и оглушительно чихнул. Еще и еще раз.
Золотой Чек усмехнулся. Боги хранят Аларик. Бесполезный порошок пришлось высыпать обратно в табакерку. Король махнул рукой:
- Продолжаем церемонию. Ну что встали?
Все вернулось на круги своя. Раззява-златовласка протянула Хоакину ножницы. Губы ее тряслись, румянец сошел со щек. Трясись, трясись, милая, подумал Финдир. У Аларикского зверя будут свои жертвенные девы, и ты окажешься первой. И вряд ли Харметтир будет против - он слишком любит почести и церемонии.
Истессо озадаченно смотрел на ножницы. Спасительный чих стер из его памяти не только выходку шута: о том, что ему предстояло сделать, Ланселот тоже не помнил.
Король решил, что пора прийти ему на помощь.
- Понимаю, как тебе тяжело, парень, - обнял он за плечи стрелка. - Ничего не помнишь, да?
- Куда делся Бизоатон? - спросил Истессо. - Почему кругом зима?
- Слушай, я тебе все объясню. Только быстро. Слушай же…
Бухгалтеры обступили шатающегося Харметтира. Кто-то протянул кружку с горячим вином, кто-то - ухохотний окорок. Тан же первым делом потянулся к своему гроссбуху. Лишь добавив новую закладку, он принялся за еду и питье.
- Силен, брат, - Оки фамильярно потрепал Харметтира по плечу. - А что с Ойленом?
- Ничего особенного. - Большой Процент зачерпнул пригоршню снега и прижал к заплывающему от удара глазу, - Волков кормит.
- Волков - хорошо. Волк - варварский зверь. Надеюсь, он не подведет, дело-то важное.
Харметтир отбросил окровавленный снежок в сторону и загреб новую пригоршню снега.
- Тут беспокоиться нечего. Ойлен посвятил этому делу всего себя.
Глава 16
МЕДОВАЯ КОМЕТА
Старый жрец сидит в шатре и пьет малиновый чай с коржиками на меду. Два старших бухгалтера и шаман следят во все глаза, чтобы он не исчез и не выкинул какой-нибудь номер. Финдир честно предупредил стражников, что случится, если старик сбежит или превратится в зверя великого. Потому-то они так по-звериному чутки к каждому его движению. Что не мешает им, впрочем, спокойно беседовать.
- …а это правда, что по улицам Арминиуса бродят северные олени? - спрашивает его преосвященство, прихлебывая из блюдца.
Варвары переглядываются.
- Что олени! - говорит старший. - Я однажды пингвина видел.
- А я ухохотня, - подхватывает тот, что помоложе.
- А вот белые медведи к нам не забредают, - задумчиво говорит шаман. - Ухохотней боятся. Нет зверя страшнее тролля-ухохотня.
- А правда, что у вас зимы суровые? Настолько, что приходится раскалять печь докрасна и спасаться, прижавшись к ней вплотную?
- Почти. Докрасна - не докрасна… но поленце вовремя не подбросишь - беда будет. Передайте вон ту чашку, ваше преосвященство.
- Помню, - поддерживает стражник помоложе, - однажды мальцом заигрался… и того… забыл подбросить.
- И?
- Ну что, что… замерзло пламя-то. Так, что вьюшку печную закрыть не удалось.
Варвары хмурятся.
- Ох, лупливал я малых за такие штуки, - вздыхает старший. Шаман кивает согласно. - Недогляд, небрежение, а с того - всей семье убыток. И печь долотом приходится отчищать. От огня замерзшего-то…
Его преосвященство шумно отхлебнул из чашки, Варвары… Так и не понять, издеваются над ним или всерьез говорят. И то, и то возможно. Он протянул чашку шаману, и тот щедро плеснул чаю.
Что-то шло не по плану. Дурное предчувствие не давало его преосвященству покоя.
Где-то что-то не так.
С кем же? С бунтовщиком? Королем Финдиром?
- А скажите, - спросил он, - духи у вас сильно бунтуют?
- Духи? Что за духи? - удивился шаман.
- Да так, ничего… Вот уже второй раз неподалеку воротца открывают. Проход на план огня. Пустяки, не обращайте внимания.
Тальберт отлично понимал, против чего идет. Шуты редко бывают дураками. Вот только другого выхода у него не было.
Он опоздал всего на чуть-чуть. В миг, когда Оки торжественно вручил Истессо меч Ланселота, за его спиной открылась дверца. Крошечная - всего в локоть высотой, - висящая в воздухе дверца, вся изузоренная лепестками огня.
- Тальберт! - крикнула Маггара, кружа над головой маленького варвара. - Тальберт, мы вернулись!
- И Дамаэнур с нами! - подхватил Гилтамас. Глаза Финдира округлились, словно у ребенка, что воровал конфеты с елки, а наткнулся на живого Деда Мороза.
- Это что за шутки? - крикнул он. - Куда? Что?
И:
- Руби их!
События понеслись вскачь. Представьте пиротехника, что собрал всяческие «вдруг!», «а тут!» и «внезапно!», слепил из них фейерверк и запалил. Так и тут.
…Хоакин боднул Оки лбом в челюсть…
…варвары вскинули луки…
…король рванул крышку табакерки…
…Маггара заверещала, увидев кровь и потерянный шутовской колпак…
…в снег из волшебной дверцы пролилась огненная струя…
Взметнулись облака пара. Стрелы ушли в него, как в молоко. Финдир промахнулся и ненароком вытряхнул содержимое табакерки в лицо Большому Проценту.
- Апчхи! Апчхи! Апчхи!
- Будьте здоровы! Будьте здоровы! Будьте здоровы!
Харметтир осел в снег. Бухгалтеры, ринувшиеся в погоню за Хоакином, столкнулись с ним, и возникла куча-мала. Руки, ноги, копья, шлемы - все смешалось.
- Держите мерзавцев! - визжал король. - Поймаа-а-ать!
В туман полетели сети. Когда пар рассеялся, взглядам аларикцев предстал Оки. Спеленатый сетями по рукам и ногам, маленький тан яростно верещал и ругался. Меч Ланселота он так из рук и не выпустил.
- Где Хоакин, мерзавец?!. - обрушился на него Финдир. - Под суд пойдешь!
- Ы-ы-ы! Ы-ы-ы!
Длинная Подпись стряхнул с себя бухгалтеров.
- Бежал! - взревел он. - В портал нырнул, паскуда!
- В какой?
Варвары с надеждой уставились на снег перед порталом. Но нет. В беготне и суете все следы Ланселота оказались затоптаны.
Зеркало загудело, подобно гонгу. Огоньки свечей покачнулись, выплюнув к потолку черные струйки дыма. Миг - и они вновь горели ровно и ясно. Храмовая безмятежность стояла на страже самой себя. Какие бы катаклизмы ни происходили в мире, покой Эры Чудовищ оставался нетронутым.
Хоакин огляделся. После звенящего холода Урболка воздух храма показался ему обжигающим. Меж мраморных колонн колебалось марево, черно-красные плитки пола блестели, словно облитые маслом.
- Уррра! - Гилтамас и Маггара принялись выписывать сверкающие зигзаги в воздухе. - Спасены! Спасены!
- Еще не совсем.
Хоакин взялся за подсвечник и ударил в зеркало, откуда только что выбрались беглецы. Раз, и другой, и третий. Во все стороны полетели осколки.
- Прекрасно! - Огненная ящерка у ног стрелка прищелкнула хвостом, - Сие знаменует наше спасение. Не будем же медлить.
- А ты кто такой? - поинтересовался Хоакин. Ящерка показалась ему похожей на Инцери, но выглядела покрупнее и помускулистее. В ее… его фигуре не было и следа девичьей хрупкости и утонченности. На голове огненная корона, да и голос - голос пусть юношеский, но властный. Принадлежащий существу, которое привыкло повелевать.
- Мое имя - Дамаэнур, - поклонился элементаль. - Я - принц огненного плана и явился в этот мир за своей невестой.
- Ты вовремя, друг. Не знаю, как бы мне пришлось разбираться с варварами… Я в долгу перед тобой.
- Не стоит об этом. Его преосвященство - мастак на разные фокусы. Разбитое зеркло его надолго не задержит.
- Точно, - поддержала Маггара. - Будь он верблюдом или канатом, пролез бы в игольное ушко.
- Так что же мы ждем?
И они двинулись в путь.
Если следовать логике вещей, стрелок никогда не видел Лизу. Бизоатон наложил заклятие до того, как Истессо встретил Фуоко. Но любовь не подчиняется обычной логике. Ей плевать на заклятия и хитроумные планы королей. Память Хоакина была чиста, но отчего так колотилось его сердце? Есть что-то, что располагается за рассудком и памятью. Что-то, что живет, даже когда человек не властен над собой. Заклятие Бизоатона бесследно выглаживало боевые шрамы на теле Хоакина, но тонкую силу, что вошла в его сердце, уничтожить не смогло.
- Хок, ты молчишь… - Маггара тревожно посмотрела на стрелка. - Что с тобой?
- Ничего. Это мои последние часы под заклятием неизменности. А что потом, не знаю.
- Меняться всегда страшно, - заметил Дамаэнур. - Мы, элементали, проходим через множество превращений. Искра, пламя, саламандра, феникс. Каждый раз - будто последний. И мы дрожим: вдруг в своих метаморфозах затронем нечто изначальное? Что-то, что составляет основу нашей природы?
- Да… - Шаги Ланселота стали глуше. На черно-красных плитках появились ковры. - Я слишком привык к заклятию… Я стал им пользоваться, обжился в нем, обустроился. Слышишь, Маггара? - Он обернулся к фее. - Это очень удобно: чихнуть и стать непонимающим. Ребенком, которого ведут за руку, которому объясняют, что делать. Что есть добро, а что - зло.
- И часто ты прибегал к таким трюкам? - спросил вдруг Гилтамас. Стрелок услышал в его тоне нотку презрения: сильфы болезненно воспринимают ложь. - Прятаться за увечьем… Это как притворяться больным, чтобы за тобой ухаживали.
- Да, наверное, - медленно произнес стрелок. - Я попробовал всего один раз. Там, перед порталом.
Когда погиб Ойлен, когда стало ясно, что все вокруг - ложь и обман, а Ничевоенное Готтеннетотское Передмолчание - лишь предлог для грабежа и убийства, Ланселот затосковал. Мучительно захотелось чихнуть, погрузиться в сладостные волны неведения, стать куклой на ниточках. Но спасительный чих не приходил, и Хоакину пришлось притвориться. Странно, что Финдир - сердцевед и знаток душ - ему поверил. Видно, очень хотел поверить. Ложь сплелась с ложью и враньем же обернулась. Но скоро этому придет конец.
- Куда мы идем, Маггара? - спросил Хоакин. - Ты должна знать дорогу.
- Дорогу-то я знаю… - Феечкин лоб наморщился от раздумий. - Да только тебе она не пригодится. Летать ты не умеешь и ростом великоват. Пожалуй, двинем сюда.
Компания свернула в темный закуток между зверомордыми статуями. В полумраке скрывалась мраморная площадка с поблескивающими медью значками; в центре ее торчал острый шпиль.
Загадка храма. Солнечные часы в углу, куда солнце никогда не заглядывает. Откуда бы здесь взяться тени? Но она существовала: черная, бархатистая, как будто прорисованная сажей. Если верить закону сохранения тьмы, где-то должно стать очень светло - просто потому, что здесь лежит эта тень.
Время застыло на табличке «Эра Зверей Великих».
Когда к часам подошел Хоакин, черная полоска скользнула в сторону и неуверенно задрожала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44