По старому стрелковому обычаю.
Алебардисты понимающе переглянулись. Улыбнулись.
- Что вы, господин Ланселот, - сказал Ганхель. - Катафалк прибудет с минуты на минуту. Вертель ведь происходит из знатной фамилии.
- Его матушка останется довольна, - подхватил Пампфель. - Сын погиб, сражаясь в рядах вольных стрелков. Достойная карьера.
- Да, достойная.
- А Глиниуса, господин Ланселот, мы реставрируем. Герр Юнг договорился с часовщиком - механизм хоть и поврежден, но в городском хозяйстве все сгодится.
- Поставим ворон пугать на общественных огородах.
Вот и все. Терекок прекратил свое существование. Бунт имеет смысл, когда бунтовщики идут наперекор обшим установкам, а против чего могли идти вольные стрелки? Хоакин достал из кармана герцогский пергамент, перечитал. «Не является разбойником, равно как хищником, громилой, бандитом, пиратом, флибустьером, вольным корсаром».
- Господин Ланселот, вам лучше прилечь, - преданно глядя на стрелка, высказал Пампфель, - Столько переживаний, столько тревог…
- Это вряд ли. Я отправляюсь в путь, господа. Мне еше надо отыскать Лизу.
- Вы найдете ее в Храме. Никуда она не денется.
- Не волнуйтесь, господин Ланселот, - добавил Ганхель, - с гробовщиком мы договоримся. Город похоронит Вертеля за свой счет - все же он стал национальным героем.
- Бог с ним, с Вертелем. Я все же пойду.
Алебардисты переглянулись:
- Пойдете? Тогда доброго пути, господин Ланселот.
- Если что, заходите, - добавил Пампфель. Хоакин двинулся прочь. После нескольких шагов он понял, что не в силах сдвинуться. Голова кружилась, тело казалось набитым песком. Багровый луч солнца, проглядывающий сквозь сосновые ветви, обжег глаза.
- Ложитесь, ложитесь, господин Ланселот. Настой из фляжки можете допить - это легкое успокаивающее. Герр Юнг утверждает, что вам нужен покой.
Глаза слипались. Деревья крались по полянке, подбираясь все ближе и ближе, но, едва Хоакин поднимал веки, отпрыгивали назад.
- Вы… опоили мменя? Мерзавцы!
Он попытался вскочить и убежать, но тело не слушалось его. Алебардисты подхватили капитана под руки, отвели в избушку. Аккуратно уложили в кровать, укрыли одеялом.
- Спи, господин хороший, - пробормотал Ганхель, взбивая подушку. - Вот ты спишь, и хорошо тебе, тепло, уютно. К чему просыпаться?… Там беды, неурядицы… девчонку твою в Храм увели. Зачем тебе обратно?
Сквозь сон Хоакин слышал, как гвардейцы двигали мебель, наводя порядок в хижине. Затем появился еще кто-то (гробовщик?). Он отдавал приказания - властным, не терпящим прекословия тоном. Гвардейцы отвечали с готовностью; слов Хоакин не разбирал.
Наконец этот кто-то склонился над засыпающим Хоакином и голосом Эрастофена из Чудовиц сказал:
- Бедный глупый мальчик! Сколько несправедливостей в этом мире… Короли играют тобой, как хотят. Старый глупый шарлатан в шутку сделал тебя разбойником, а ты и поверил.
Холодная влажная рука коснулась лба Истессо.
- Господин Фероче, готовьте портал в Град Града. Держать Ланселота в лесу становится опасно.
Голос удалился, расширился. Загремел за пределами хижины:
- Эй! Лилии несите и орхидеи. Окна закройте!
Глухо, почти неслышно отвечал голос Пампфеля:
- Он будет чихать. Эти проклятые цветочки воняют немилосердно…
Сон затягивал Хоакина все глубже и глубже. Раскручивалась сладкая воронка несознания, унося стрелка в теплую страну, исполненную грез и радостных видений. Брошенный на скамью плащ превратился в Фуоко, и стрелок усмехнулся. Лиза действительно была здесь. Просто она спряталась, обманула его.
Она всех обманула.
- Ты здесь, Лиза… А эти глупцы говорят, что его преосвященство увез тебя в Храм. Как такое может быть?
Девушка ничего не ответила, лишь улыбнулась. Вот она встала и указала глазами в окно. Снаружи, в быстро темнеющем небе загорались звезды - одна, другая, третья.
- Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? - Стрелок приподнялся в постели, протянул руку к девушке. - Так проклятые монахи все-таки убили тебя… И ты меня зовешь.
«Пет, любимый! Нет!» - безмолвно отвечала Фуоко.
- Тогда что? Что же?!
Он яростно рванулся. Лесная хижина провалилась в глубины ночного неба.
- Лиза!
Звездная круговерть развернулась вокруг стрелка. Престолы танцевали с Силами, ангелы источали свет и любовь к Творцу, наделившему их величием и свободой.
- Ты уже понял, кто ты? - грозно пели они. - Ты познал свою сущность?
- О чем вы, провозвестники света? - развел руками Хоакин. - Я не понимаю вас.
Огни, огни, огни… Водопады огней. Струи, ливни. Звезды - как глаза чудищ, смотрят из тьмы - настороженно, недобро.
Чулище Фероче. Чудище Розенмуллен.
Двуглавое чудище Ганхель-Пампфель.
Хоакин совсем потерялся в этих огнях, в их величии и праздничном сиянии. Звездный свет жег, рвался в душу, заставляя ее таять и преображаться. Так свинец плачет в атаноре крупными сверкающими каплями, воплощаясь в золото, власть и силу.
- Скажи! - вопили духи. - Скорее! В чем твоя основа?
Я, господа огни, не понимаю снова… Ни столько, ни полслова!
Быть бестолковым смертным - это мука,
Вопросы ваши - только воду мутят.
Я - Хоакин, лесной кафтан, стрелок из лука, что еще?
В ответ грянул хор:
- Глупец! Ты вновь не постигаешь сути!
В уши бились голоса, нашептывали:
- Ты разбойник?… Ланселот?… Ты верноподданный?… Сын?… Брат?… Покупатель кафтанов?… Приманка для мошенников, возлюбленный, человек на дороге?… Кто ты?…
- Отстаньте, господа духи! Я не желаю слушать!
- Кто ты?! КТОТЫКТОТЫКТОТЫ?
- Я…
Вся жизнь в единый миг промелькнула перед глазами Хоакина. Начиная с тех времен, когда отец пытался сделать его магом, и дальше, дальше, дальше…
Квинта-Ля видел в нем капитана разбойников.
Бизоатон Фортиссимо, его преосвященство, Дюжина решили, что он - Ланселот.
Розенмуллен ославил его честным человеком.
Тальберт считал духом перемен - и разочаровался.
Шелуха. Шелуха…
Цок-цок, цок-цок, копыта. Орда стрелков под звук подков. Проносятся вдоль дороги сосны зеленые, кусты крушины, розовые свечи иван-чая. Мчит карета на восток, везет в Град Града его преосвященство и компанию.
На козлах - могучий детина в шерстяной куртке и домотканых портках; волосы путаной паклей спускаются на плечи. Потрюхивают на бедре боевые счеты.
Когда б имел златые горы
И - ока-ока! - отмычку богов,
Меня б записали в крутейшие воры,
Поскольку красив я, умен и толков.
Варвар раскрутил над головой кнут и диким голосом заверещал:
- Арррьях-ха!
От вопля возницы сорвалось с березы воронье. Закружилось в небе, возмущенно каркая. Лошади лишь чуть резвей затрюхали да хвостами тряхнули - стараемся мол, сударь-варвар-господин.
- Имеет смысл обсудить, - деловито начал Фероче, - долевое участие в процессе обесхоакинивания Террокса.
Последние деньки выдались тяжелыми. Переговоры с доннельфамцами, политика, перетасовка войск. Шарлатан не всегда успевал переключиться с одного языка на другой.
- Уж ваше-то участие можно счесть номинальным, - ядовито отозвался Розенмуллен. - Вы нас с его преосвященством едва не ухайдакали на лыжне своей магией.
- Обжираться надо меньше. Я, между прочим, выявил Хоакина и спровоцировал его гнусную разрушительную сущность. Если бы не досадные накладки, оформил бы придворным Ланселотом. Эрастофен, это вы виноваты, что Истессо ускользнул.
Философ не ответил. Лишь глянул на шарлатана так, что у того враз пропало желание наседать с какими бы то ни было обвинениями.
- Все мы наломали дров, - примирительно заметил его преосвященство. - Великолепнейшая идея была - создать легенду о погибшем Ланселоте. И? Ваша светлость, где вы нашли того скульптора?
- …А мой побег? Заставить Ланселота бежать, раструбить по всему свету о его трусости, - поддержал Эрастофен. - Розенмуллен, ваши слуги чересчур дисциплинированны. Это ненормально и подозрительно. Верность долгу должна ограничиваться продажностью.
- Зато никто не спорил, когда я приказал людям стать вольными стрелками, - парировал Розенмуллен. - Весь город облачился в зеленые камзолы. Несмотря на то что налог на стрелковость составлял почти треть от дохода каждого.
- Треть? Хм… недурная идея.
Его преосвященство поерзал на бархатных подушках. От езды в карете старого жреца мутило.
- Я претендую на высшую награду в этом деле. У меня Ланселот не сбежал ни разу.
- Ах, ни разу?! А кто…
…Все дальше и дальше от Терекока. От вольнодумствующего Доннельфама, страшной Базилисковой Камении. А в багаже, среди тюков с коронами, мантиями, митрами и горностаями, среди коробок со сластями и винами, лежит человек.
Лицо его обмякло, в уголках губ скопилась слюна. Глаза открыты, но вряд ли Истессо что-нибудь видит. Разум стрелка далеко - бродит среди звезд и чудовищ, духов и ангелов. Его преосвященство постарался на славу. Каждый вечер поит его сонными отварами собственного изготовления.
Хоакин стал обычным человеком. Короли везут Хоакина в Град Града, чтобы сдать в академию и сделать вечным студентом. Учитель музыки Квота Квинта-Ля, черная книга, теория вольных стрелков - всему этому предстоит уйти в небытие.
В университете Истессо ожидают неприятности. Еще бы. Сбежать с экзамена по транспортной магии, умчаться невесть куда, не сдав зачетку… думаете, это вам с рук сойдет? Живо господа маги соберутся. Сам ректор произведет внушение - и придется нерадивому студенту остаться на второй год. А потом еще и еще.
Прекрасный план. Но дюжинцы забыли простую вещь. Когда лавина мчит с гор, сокрушая все на своем пути, бесполезно выхватывать камешек, что ее породил. Над силами, что пробудились в мире, больше не были властны ни сам Хоакин, ни хозяева зверей.
- Что будут заказывать досточтимые господа? Сегодняшний минестроне с соусом песто - просто истинное алхимическое золото. М-м! - Трактирщик причмокнул, целуя кончики пальцев. - А какие ньоки! Красный Вепрь пожинает Соловьиные Язычки, господа посетители.
Горацио Кантабиле заливался соловьем. Он был воодушевлен: в его заведение нагрянули неожиданные гости. Они сидели за тем самым столом, за каким когда-то сидел Хоакин.
- Э-э… Принеси нам вихри теста, сваренны в души веселье. Не забудь рубинов дола, алой крови виноградной и вот этого… ну как же… вот на языке крутилось… А! Нептицу, с желтым фруктом, что кривит лицо в унынье, навевая грустны мысли. Ну а к ней…
- Так-так. Подождите, господа. Значит, спагетти в коньяке, так?… С томатным соусом, ага. Винишко - это само собой разумеется… Какое предпочитаете, господа? Есть Примарола Абруззо, восьмилетнее, есть и Ломбардия Боттелини.
Горацио чиркал в книжечке, переводя пожелания гостей с варварского на обычный человеческий язык.
- И напоследок, конечно, курица, запеченная с лимоном и…
Тут Харметтир Большой Процент замялся. Капли пота выступили на лбу. Происходило это вовсе не потому, что на дворе стояло лето, а шкуру снежного барса он снять не догадался. Перед варварским таном стояла тяжелая задача.
- Мошною леса? - задумчиво проговорил он. - Вожделеньем быстрых белок?
- Что, простите, господин варвар?
В глазах Харметтира блеснули слезы. Толстые губы беззвучно шевелились.
- То, что собирают в гроздьях, вялят, сушат и ссыпают? - рискнул он.
Трактирщик пожал плечами.
- Булочек душа и сытость?
На помощь пришел Оки Длинная Подпись.
- Золотой изюм сушеный и кедровые орешки.
При этом он подмигнул. Привыкший к варварским иносказаниям Горацио едва не добавил в рецепт желатин и толченые персиковые косточки.
- Будет сделано, господа. На десерт не желаете ли чего?
Харметтир подергал себя за нос, в глазах его появилась тоска. Предупреждая события, трактирщик объявил:
- На десерт нет ничего, кроме печенья амаретти со сливами в вине.
- Слитки золотого теста… - приступил к переводу Большой Процент, но Оки грубо перебил:
- Давайте, давайте, давайте. Несите и печенье, и сливы. Всего, всего побольше!
Кантабиле ушел, и в зале установилась тишина. Две бородатые варварские физиономии мрачно уставились друг на друга через стол.
- Оки, ты огородная культура. Корнеплод ядрено - жгучий, мудростью веков прославлен. Я давно хотел сказать тебе одну вещь…
Маленький варвар встрепенулся:
- Правильно ли я понял, что ты меня назвал старым хреном?
- Именно так, о…
- Стоп, стоп, - примирительно замахал руками Длинная Подпись. - Харметтир, я тоже хочу сказать одну вещь. Дело в том, что времена изменились.
- Что? Бег ладьи конунга Хрюки изменил пути земные?
- Примерно так. Видишь ли, Большой Процент, я некоторое время работал извозчиком в Октанайте. Потом налаживал морские перевозки в Брешии. Ты же ни разу не покидал Аларик. Ни разу.
Харметтир попытался что-то сказать, но Оки не надо было переводить в уме одни образы в другие.
Поэтому он успел раньше:
- Пойми, дорогуша, здесь люди иначе разговаривают. Если ты назовешь галеру верблюдом моря, тебе придется драться и с караванщиками, и с моряками. Если ты закажешь ублажение желудка из земли благословенья с алым лалом дольних весен, с мягким камнем тех, кто блеет, в шерсть укутавшись свирепо, обеда тебе придется ждать долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Алебардисты понимающе переглянулись. Улыбнулись.
- Что вы, господин Ланселот, - сказал Ганхель. - Катафалк прибудет с минуты на минуту. Вертель ведь происходит из знатной фамилии.
- Его матушка останется довольна, - подхватил Пампфель. - Сын погиб, сражаясь в рядах вольных стрелков. Достойная карьера.
- Да, достойная.
- А Глиниуса, господин Ланселот, мы реставрируем. Герр Юнг договорился с часовщиком - механизм хоть и поврежден, но в городском хозяйстве все сгодится.
- Поставим ворон пугать на общественных огородах.
Вот и все. Терекок прекратил свое существование. Бунт имеет смысл, когда бунтовщики идут наперекор обшим установкам, а против чего могли идти вольные стрелки? Хоакин достал из кармана герцогский пергамент, перечитал. «Не является разбойником, равно как хищником, громилой, бандитом, пиратом, флибустьером, вольным корсаром».
- Господин Ланселот, вам лучше прилечь, - преданно глядя на стрелка, высказал Пампфель, - Столько переживаний, столько тревог…
- Это вряд ли. Я отправляюсь в путь, господа. Мне еше надо отыскать Лизу.
- Вы найдете ее в Храме. Никуда она не денется.
- Не волнуйтесь, господин Ланселот, - добавил Ганхель, - с гробовщиком мы договоримся. Город похоронит Вертеля за свой счет - все же он стал национальным героем.
- Бог с ним, с Вертелем. Я все же пойду.
Алебардисты переглянулись:
- Пойдете? Тогда доброго пути, господин Ланселот.
- Если что, заходите, - добавил Пампфель. Хоакин двинулся прочь. После нескольких шагов он понял, что не в силах сдвинуться. Голова кружилась, тело казалось набитым песком. Багровый луч солнца, проглядывающий сквозь сосновые ветви, обжег глаза.
- Ложитесь, ложитесь, господин Ланселот. Настой из фляжки можете допить - это легкое успокаивающее. Герр Юнг утверждает, что вам нужен покой.
Глаза слипались. Деревья крались по полянке, подбираясь все ближе и ближе, но, едва Хоакин поднимал веки, отпрыгивали назад.
- Вы… опоили мменя? Мерзавцы!
Он попытался вскочить и убежать, но тело не слушалось его. Алебардисты подхватили капитана под руки, отвели в избушку. Аккуратно уложили в кровать, укрыли одеялом.
- Спи, господин хороший, - пробормотал Ганхель, взбивая подушку. - Вот ты спишь, и хорошо тебе, тепло, уютно. К чему просыпаться?… Там беды, неурядицы… девчонку твою в Храм увели. Зачем тебе обратно?
Сквозь сон Хоакин слышал, как гвардейцы двигали мебель, наводя порядок в хижине. Затем появился еще кто-то (гробовщик?). Он отдавал приказания - властным, не терпящим прекословия тоном. Гвардейцы отвечали с готовностью; слов Хоакин не разбирал.
Наконец этот кто-то склонился над засыпающим Хоакином и голосом Эрастофена из Чудовиц сказал:
- Бедный глупый мальчик! Сколько несправедливостей в этом мире… Короли играют тобой, как хотят. Старый глупый шарлатан в шутку сделал тебя разбойником, а ты и поверил.
Холодная влажная рука коснулась лба Истессо.
- Господин Фероче, готовьте портал в Град Града. Держать Ланселота в лесу становится опасно.
Голос удалился, расширился. Загремел за пределами хижины:
- Эй! Лилии несите и орхидеи. Окна закройте!
Глухо, почти неслышно отвечал голос Пампфеля:
- Он будет чихать. Эти проклятые цветочки воняют немилосердно…
Сон затягивал Хоакина все глубже и глубже. Раскручивалась сладкая воронка несознания, унося стрелка в теплую страну, исполненную грез и радостных видений. Брошенный на скамью плащ превратился в Фуоко, и стрелок усмехнулся. Лиза действительно была здесь. Просто она спряталась, обманула его.
Она всех обманула.
- Ты здесь, Лиза… А эти глупцы говорят, что его преосвященство увез тебя в Храм. Как такое может быть?
Девушка ничего не ответила, лишь улыбнулась. Вот она встала и указала глазами в окно. Снаружи, в быстро темнеющем небе загорались звезды - одна, другая, третья.
- Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? - Стрелок приподнялся в постели, протянул руку к девушке. - Так проклятые монахи все-таки убили тебя… И ты меня зовешь.
«Пет, любимый! Нет!» - безмолвно отвечала Фуоко.
- Тогда что? Что же?!
Он яростно рванулся. Лесная хижина провалилась в глубины ночного неба.
- Лиза!
Звездная круговерть развернулась вокруг стрелка. Престолы танцевали с Силами, ангелы источали свет и любовь к Творцу, наделившему их величием и свободой.
- Ты уже понял, кто ты? - грозно пели они. - Ты познал свою сущность?
- О чем вы, провозвестники света? - развел руками Хоакин. - Я не понимаю вас.
Огни, огни, огни… Водопады огней. Струи, ливни. Звезды - как глаза чудищ, смотрят из тьмы - настороженно, недобро.
Чулище Фероче. Чудище Розенмуллен.
Двуглавое чудище Ганхель-Пампфель.
Хоакин совсем потерялся в этих огнях, в их величии и праздничном сиянии. Звездный свет жег, рвался в душу, заставляя ее таять и преображаться. Так свинец плачет в атаноре крупными сверкающими каплями, воплощаясь в золото, власть и силу.
- Скажи! - вопили духи. - Скорее! В чем твоя основа?
Я, господа огни, не понимаю снова… Ни столько, ни полслова!
Быть бестолковым смертным - это мука,
Вопросы ваши - только воду мутят.
Я - Хоакин, лесной кафтан, стрелок из лука, что еще?
В ответ грянул хор:
- Глупец! Ты вновь не постигаешь сути!
В уши бились голоса, нашептывали:
- Ты разбойник?… Ланселот?… Ты верноподданный?… Сын?… Брат?… Покупатель кафтанов?… Приманка для мошенников, возлюбленный, человек на дороге?… Кто ты?…
- Отстаньте, господа духи! Я не желаю слушать!
- Кто ты?! КТОТЫКТОТЫКТОТЫ?
- Я…
Вся жизнь в единый миг промелькнула перед глазами Хоакина. Начиная с тех времен, когда отец пытался сделать его магом, и дальше, дальше, дальше…
Квинта-Ля видел в нем капитана разбойников.
Бизоатон Фортиссимо, его преосвященство, Дюжина решили, что он - Ланселот.
Розенмуллен ославил его честным человеком.
Тальберт считал духом перемен - и разочаровался.
Шелуха. Шелуха…
Цок-цок, цок-цок, копыта. Орда стрелков под звук подков. Проносятся вдоль дороги сосны зеленые, кусты крушины, розовые свечи иван-чая. Мчит карета на восток, везет в Град Града его преосвященство и компанию.
На козлах - могучий детина в шерстяной куртке и домотканых портках; волосы путаной паклей спускаются на плечи. Потрюхивают на бедре боевые счеты.
Когда б имел златые горы
И - ока-ока! - отмычку богов,
Меня б записали в крутейшие воры,
Поскольку красив я, умен и толков.
Варвар раскрутил над головой кнут и диким голосом заверещал:
- Арррьях-ха!
От вопля возницы сорвалось с березы воронье. Закружилось в небе, возмущенно каркая. Лошади лишь чуть резвей затрюхали да хвостами тряхнули - стараемся мол, сударь-варвар-господин.
- Имеет смысл обсудить, - деловито начал Фероче, - долевое участие в процессе обесхоакинивания Террокса.
Последние деньки выдались тяжелыми. Переговоры с доннельфамцами, политика, перетасовка войск. Шарлатан не всегда успевал переключиться с одного языка на другой.
- Уж ваше-то участие можно счесть номинальным, - ядовито отозвался Розенмуллен. - Вы нас с его преосвященством едва не ухайдакали на лыжне своей магией.
- Обжираться надо меньше. Я, между прочим, выявил Хоакина и спровоцировал его гнусную разрушительную сущность. Если бы не досадные накладки, оформил бы придворным Ланселотом. Эрастофен, это вы виноваты, что Истессо ускользнул.
Философ не ответил. Лишь глянул на шарлатана так, что у того враз пропало желание наседать с какими бы то ни было обвинениями.
- Все мы наломали дров, - примирительно заметил его преосвященство. - Великолепнейшая идея была - создать легенду о погибшем Ланселоте. И? Ваша светлость, где вы нашли того скульптора?
- …А мой побег? Заставить Ланселота бежать, раструбить по всему свету о его трусости, - поддержал Эрастофен. - Розенмуллен, ваши слуги чересчур дисциплинированны. Это ненормально и подозрительно. Верность долгу должна ограничиваться продажностью.
- Зато никто не спорил, когда я приказал людям стать вольными стрелками, - парировал Розенмуллен. - Весь город облачился в зеленые камзолы. Несмотря на то что налог на стрелковость составлял почти треть от дохода каждого.
- Треть? Хм… недурная идея.
Его преосвященство поерзал на бархатных подушках. От езды в карете старого жреца мутило.
- Я претендую на высшую награду в этом деле. У меня Ланселот не сбежал ни разу.
- Ах, ни разу?! А кто…
…Все дальше и дальше от Терекока. От вольнодумствующего Доннельфама, страшной Базилисковой Камении. А в багаже, среди тюков с коронами, мантиями, митрами и горностаями, среди коробок со сластями и винами, лежит человек.
Лицо его обмякло, в уголках губ скопилась слюна. Глаза открыты, но вряд ли Истессо что-нибудь видит. Разум стрелка далеко - бродит среди звезд и чудовищ, духов и ангелов. Его преосвященство постарался на славу. Каждый вечер поит его сонными отварами собственного изготовления.
Хоакин стал обычным человеком. Короли везут Хоакина в Град Града, чтобы сдать в академию и сделать вечным студентом. Учитель музыки Квота Квинта-Ля, черная книга, теория вольных стрелков - всему этому предстоит уйти в небытие.
В университете Истессо ожидают неприятности. Еще бы. Сбежать с экзамена по транспортной магии, умчаться невесть куда, не сдав зачетку… думаете, это вам с рук сойдет? Живо господа маги соберутся. Сам ректор произведет внушение - и придется нерадивому студенту остаться на второй год. А потом еще и еще.
Прекрасный план. Но дюжинцы забыли простую вещь. Когда лавина мчит с гор, сокрушая все на своем пути, бесполезно выхватывать камешек, что ее породил. Над силами, что пробудились в мире, больше не были властны ни сам Хоакин, ни хозяева зверей.
- Что будут заказывать досточтимые господа? Сегодняшний минестроне с соусом песто - просто истинное алхимическое золото. М-м! - Трактирщик причмокнул, целуя кончики пальцев. - А какие ньоки! Красный Вепрь пожинает Соловьиные Язычки, господа посетители.
Горацио Кантабиле заливался соловьем. Он был воодушевлен: в его заведение нагрянули неожиданные гости. Они сидели за тем самым столом, за каким когда-то сидел Хоакин.
- Э-э… Принеси нам вихри теста, сваренны в души веселье. Не забудь рубинов дола, алой крови виноградной и вот этого… ну как же… вот на языке крутилось… А! Нептицу, с желтым фруктом, что кривит лицо в унынье, навевая грустны мысли. Ну а к ней…
- Так-так. Подождите, господа. Значит, спагетти в коньяке, так?… С томатным соусом, ага. Винишко - это само собой разумеется… Какое предпочитаете, господа? Есть Примарола Абруззо, восьмилетнее, есть и Ломбардия Боттелини.
Горацио чиркал в книжечке, переводя пожелания гостей с варварского на обычный человеческий язык.
- И напоследок, конечно, курица, запеченная с лимоном и…
Тут Харметтир Большой Процент замялся. Капли пота выступили на лбу. Происходило это вовсе не потому, что на дворе стояло лето, а шкуру снежного барса он снять не догадался. Перед варварским таном стояла тяжелая задача.
- Мошною леса? - задумчиво проговорил он. - Вожделеньем быстрых белок?
- Что, простите, господин варвар?
В глазах Харметтира блеснули слезы. Толстые губы беззвучно шевелились.
- То, что собирают в гроздьях, вялят, сушат и ссыпают? - рискнул он.
Трактирщик пожал плечами.
- Булочек душа и сытость?
На помощь пришел Оки Длинная Подпись.
- Золотой изюм сушеный и кедровые орешки.
При этом он подмигнул. Привыкший к варварским иносказаниям Горацио едва не добавил в рецепт желатин и толченые персиковые косточки.
- Будет сделано, господа. На десерт не желаете ли чего?
Харметтир подергал себя за нос, в глазах его появилась тоска. Предупреждая события, трактирщик объявил:
- На десерт нет ничего, кроме печенья амаретти со сливами в вине.
- Слитки золотого теста… - приступил к переводу Большой Процент, но Оки грубо перебил:
- Давайте, давайте, давайте. Несите и печенье, и сливы. Всего, всего побольше!
Кантабиле ушел, и в зале установилась тишина. Две бородатые варварские физиономии мрачно уставились друг на друга через стол.
- Оки, ты огородная культура. Корнеплод ядрено - жгучий, мудростью веков прославлен. Я давно хотел сказать тебе одну вещь…
Маленький варвар встрепенулся:
- Правильно ли я понял, что ты меня назвал старым хреном?
- Именно так, о…
- Стоп, стоп, - примирительно замахал руками Длинная Подпись. - Харметтир, я тоже хочу сказать одну вещь. Дело в том, что времена изменились.
- Что? Бег ладьи конунга Хрюки изменил пути земные?
- Примерно так. Видишь ли, Большой Процент, я некоторое время работал извозчиком в Октанайте. Потом налаживал морские перевозки в Брешии. Ты же ни разу не покидал Аларик. Ни разу.
Харметтир попытался что-то сказать, но Оки не надо было переводить в уме одни образы в другие.
Поэтому он успел раньше:
- Пойми, дорогуша, здесь люди иначе разговаривают. Если ты назовешь галеру верблюдом моря, тебе придется драться и с караванщиками, и с моряками. Если ты закажешь ублажение желудка из земли благословенья с алым лалом дольних весен, с мягким камнем тех, кто блеет, в шерсть укутавшись свирепо, обеда тебе придется ждать долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44