- Мы уже обсуждали этот вопрос. Ланселот родится в ином теле, вот и все.
- А тюрьма?
- Хм… - Эрастофен уселся у ног жреца и в задумчивости подпер голову двумя кулаками. - Пробовали вы когда-нибудь удержать пар в кипящем чайнике? Узник - это вызов, друг мой. Обязательно найдется кто-то с обостренным чувством справедливости. Он освободит Ланселота.
- Вы правы. Проклятая гроза… как ломит виски, Ланселот сейчас в Граде Града. Послать за ним?
- Да, ваше преосвященство.
- Оглушить, отвезти в Урболк, бросить в тринадцатый портал. Нет Ланселота, нет проблемы.
Его преосвященство принялся мерить шагами черно-красные плитки пола. Как всегда бывало, когда накатывала мигрень, он начал ощущать свой запах. Сухой, старческий, затхлый. Запах слоящейся змеиной чешуи, тусклой вытертой шкуры.
Жрец ощущал себя выползком, сброшенной кожей перводракона - первого зверя, заключившего соглашение с бургомистром. Давным-давно, в незапамятные времена…
Чушь.
Он никак не может помнить тех времен. Он родился позже, много позже, хотя тоже достаточно давно. Настолько давно, чтобы стать легендой, неизменной частью этого мира.
- Главное - не спешить, - сказал Эрастофен. - Торопись медленно.
Как варвары и обещали, после обеда они отправились на прогулку. Сыщик следовал за ними на почтительном расстоянии. Он был вежливым человеком.
- Оки, брат мой по заговору, - начал Харметтир.
- По Передмолчанию.
- Да, да, не перебивай. Я тебе вот что скажу, Оки. Мы влипли. Увязли в цивилизации. - Он развил свою мысль: - Когда я иду с боевым гроссбухом на ухохотней, я объединяюсь с природой. Душа моя сливается с бескрайними снегами, и сердце поет песню льдов. Мы оторвались от своих корней, Оки.
Маленький варвар посмотрел себе под ноги. Грязно-серые мокасины тюленьей кожи. Завязки на левом продрались - хорошо бы зашить. И подошва покоробилась. Но ничего более.
- У меня никогда не было корней, Большой Процент. Я не цвел, не плодоносил, всегда с легкостью передвигался по земле. Бросай свои иносказания, друг.
Аларикцы свернули в переулок. За чугунной решеткой, усеянной тусклыми запятыми иероглифов, зеленели ветви айвы. Среди круглых листочков, похожих на темно-зеленые монетки, желтели круглые плоды. Над айвовым садом высились ажурные черепичные крыши с драконами.
«Суша суши» - ресторан нэнокунийской кухни - открылся только сегодня. О нем говорили как о самом модном заведении Циркона, но никто не мог похвастать, что обедал там.
Здесь варвары остановились, чтобы поговорить. Соглядатай деликатно отошел в сторону и сделал вид, что пялится на обедающих. На официанток с огромными бантами на бедрах, в красном шелке, набеленных до такого состояния, что не улыбнешься.
- Мы ведем себя не по-варварски. Эти булыжники, этот проклятый металл, - Харметтир пнул решетку, - разъедают наши сердца. Обратимся к мудрости предков. Зачем нам ехать в Доннельфам?
- Как зачем? Там - след Ланселота.
- Давай пошлем кого-нибудь вместо себя. Вот истинно аларикское мышление. Ничего не делай сам, что можешь поручить другому. Когда ты подходишь к пещере ухохотней - кто в нее лезет первым? Маленькая хрупкая женщина. Воителя подруга.
- Ты прав.
- А Финдир Золотой Чек? Вот истинный варвар! Заметь: он не ищет Хоакина, хотя и мог заняться этим сам. Он отправил нас.
- Ну да. И Финдир сейчас в Арминиусе, а мы - здесь, в тепле и уюте цивилизации. А цивилизация, брат мой, это ньокки с макаронами, бобы с мясом в горшочке…
- …равиоли по-умилански, - вставил Харметтир.
- Вот-вот, равиоли. Тебе ухохотней не хватает? Льда? Холода?
- Мне не хватает власти.
- Глупец. Пока мы здесь, у нас власть над самим Финдиром. Подумай: есть ли в мире места лучше, чем Тримегистия?
- Что, в самом деле нет?
Оки задумался. Он много путешествовал и мог сравнивать. Больше всего ему нравился Шахинпад. Там гурии, восточные красавицы… пусть в чадрах - ну а воображение на что? В Шахинпаде всегда было тепло. Что бы ни говорил Харметтир о корешках и единении с вечной мерзлотой, в тепле жить приятнее.
Но в Шахинпад не вели никакие нити расследования.
- Посмотри вокруг, - продолжал Харметтир. - Видишь этих людей? Они выглядят счастливыми. Давай отправим в Доннельфам Гилтамаса. Наймем новых шпионов… в конце концов, жизнь коротка. Проведем ее в «Свинцовой Чушке». Зачем нам этот безумный Доннельфам? Останемся и обретем здесь счастье.
Харметтир ошибался. Сидящие за иероглифическими решетками цирконцы не были счастливы. Нэноунийская кухня только входила в моду, а в «Сушу уши» ходили обедать маги. А что такое цирконский аг? Это человек, который знает все обо всем. Он никогда не унизится до того, чтобы спрашивать совета.
Сушимничающие и темпурящие едоки не знали, что делать. Одни с чопорным видом тыкали палочками рис и золотистые комочки темпуры, другие искали ложку, чтобы приступить к супу. О том, что нэнокуийские супы пьют, а капусту вылавливают пальцами, их никто не предупредил.
Неддам де Нег в такие мелочи не вникал. Перед ним стояла фигурная дощечка. Толстенькие бочоночки суши, бледно-розовые листочки имбиря, весенне-зеленый комочек васаби. Первый министр горел решимостью расправиться с чужеземным блюдом во что бы то ни стало. Тем более он пришел в ресторан не один.
Спутница Неддама была вызывающе юна. Одета в старомодное, не по сезону жаркое платье, отделанное барабантскими кружевами. Вряд ли дочь - скорее искательница приключений.
Первый министр отделил часть от зеленого комочка игалантно преподнес девушке. До варваров донесся брывок разговора:
- Вы ведь любительница островной поэзии? Тогда послушайте.
И Неддам продекламировал:
В богатом дворце
Корнем васаби в поле
Сижу, горделив.
Девушка намека не поняла, но зааплодировала. Она откусила кусочек, и на глазах ее выступили слезы.
Видимо, поэзия островитян тронула ее до глубины души.
- Смотри, Оки: это настоящая жизнь. И от этого я откажусь? Ради чего? Чтобы исполнить повеление человека, который предательски отправил меня в чужую страну? Обрек на мытарства и неустроенность быта? Сделал подобным хрупкой женщине в логове ухохотней?
Длинная Подпись огляделся. Здравый смысл боролся в его душе с чувством долга.
Вот сытые голуби гуляют по мостовой. Теплый сентябрьский ветер играет в зелени айвы, швыряет под ноги варваров золотые и багряные листья кленов, качает вывески. Маги ужинают - и никто не догадывается, что в этот миг решается судьба мира.
- Хорошо, Харметтир, - дрогнувшим голосом объявил Оки. - Ты меня убедил. Возвращаемся в «Свинцовую Чушку». Забудем о Доннельфаме.
Большой варвар самодовольно кивнул:
- Рад твоему здравомыслию. Эй, в шляпе! - позвал он сыщика. - Мы возвращаемся. Собирайся.
- Уже? Да. Н-медленно. Только, госп-да варвары, осталось одно дельце.
- Дельце? Какое же? - нахмурился Оки.
- В-т.
Аларикцы обернулись. Улицу запруживала толпа. Большей частью она состояла из завсегдатаев «Свинцовой Чушки». Возглавлял ее Гури Гил-Ллиу с веревочной лестницей в руках. За его спиной стояли музыканты, бретеры со шпагами, булочницы и худосочные девицы в остроконечных колпаках с вуалями. Белые кони копытами высекали искры из булыжной мостовой. Темной громадой высилась карета.
- Что это? - одними губами спросил Харметтир. - Ну! Что это за васаби? О, скажи мне, друг мой Оки?
- Ничего не понимаю. Что здесь праздные гуляки делают, народ смущая?
- Мы, о дети Аларика… - начал было кто-то, но смутился и замолк. Из толпы вытолкался часовщик ввытертом гильдейском камзоле.
- Значит, так. Обещали Джинджеллу украсть? Так? Так. Бомонд ждет. Что, слово ваше - ку-ку?
- Давай! - заволновалась толпа. - Кради, борода! Назвался груздем - полезай в карету.
Варваров подхватило множество рук. Аларикцы пытались бороться, но безуспешно. Скоро впереди показались башенки дворца Тутти Форцев.
- Не надо, друг мой, - шепнул Оки Харметтиру. - Нас примут за мошенников. Сдерживай ярость.
- Ведем! Ведем! - заволновалась толпа. - Вот они!
- Га-а-а! - отозвался дворец. - У-лю-лю!
В деле похищения Джинджеллы все зашло так далеко, что участия варваров не требовалось. Прикормленные сторожевые собаки тяжело поводили боками. Лаять им не хотелось, лишний раз вставать - тоже. У ворот в беспорядке лежало оружие. Стражники присоединились к толпе и восторженно ревели вместе со всеми.
- Готово, - объявил Гури. - Музыка!
Грянула музыка:
Под балконом моей милой, -
выводил хор.
Я стою - веселый малый,
А любовь с ужасной силой,
А любовь с ужасной силой,
Мое сердце растрепала.
Все пути к отступлению оказались отрезаны. Мускулистый бретер крякнул, поплевал на ладони и взялся за лестницу. Раскрутил на бечеве свинцовый грузик, зашвырнул на балкон.
Снится часто облик милый,
Снятся щеки, нос и скулы.
Ведь любовь с ужасной силой,
Ах, любовь с ужасной силой
Мое сердце вдруг проткнула.
На балконе поднялась суматоха. Едва дуэньи привязали лестницу, как появилась Джинджелла - в бело-голубых шелках и небесной мантилье. Ножка в кружевных панталонах твердо стала на ступеньку. Первая красавица Циркона двинулась в путь - навстречу славе.
Вновь вступили музыканты:
Сладкозвучных переливов
Посвящу тебе довольно.
Ведь любовь с ужасной силой,
Мне любовь с ужасной силой
Сердце отдавила больно.
- Вашу руку, мужлан, - Джинджела повернулась к Харметтиру, безошибочно распознав в нем старшего. - Ведите меня к карете. И побыстрее.
- Это вы мне, сударыня?
- Кому же еще?
Голос красотки показался Оки несколько хрипловатым. Да и плечи у нее были широковаты. И походка - не по-женски тверда. Лица разглядеть не удалось, девушка стыдливо пряталась под вуалью.
- Сеньора… - учтиво начал он.
- Сеньорита, остолоп. Пошевеливайся!
Оки как-то сразу все понял и погрустнел. С тоской подумал он о «Свинцовой Чушке», о минестроне по-умилански и спагетти на сыщицкий манер. Что-то подсказывало ему, что цирконской кухни отведать придется не скоро.
Он резво вскочил на облучок. Харметтир неуклюже-галантно попытался открыть дверь, но Джинджелла его оттолкнула. Подхватила юбки, взвилась в воздух - совершенно по-ведьмински - и оказалась в карете.
…А любовь с ужасной силой, -
гремело над домами.
Ох, любовь с ужасной силой
В сердце вырезала дырку.
- Вперед, - шепнула девица. - И поторапливайтесь. Обман скоро раскроется, и нам следует быть подальше отсюда.
Оки не растерялся. Он щелкнул бичом и завопил:
- Аррррья-ха!
Лошади рванули с места галопом. Прыснули из-под копыт зеленщицы и букинисты, бретеры и цветочницы.
- Н-но-о, залетные!
Флажки на крыше кареты затрепетали. Громада дворца двинулась назад и в сторону; радостными криками огласилась толпа. В лицо Харметтира полетели шелковые тряпки. На глазах Джинджелла превращалась в одноглазого проходимца. Тальберт содрал с лица вуаль и объявил злым шепотом:
- К северным воротам, живо.
- К северным, северным, хорошо. Но кто вы?
- Неважно. Я только что из Доннельфама. Я знаю то, что вы знаете и что не хотите, чтобы знали другие.
- Ясно. Тогда в путь.
Большой Процент хотел что-то добавить, но в окошко кареты дробно постучали. Тальберт отбросил задвижку. С потоками воздуха внутрь кувыркнулся Гилтамас.
- В «Чушке»! - захлебываясь, пропищал он. - В «Чушке» засада! Офицеры тайной канцелярии!
- Мои листья, - вздохнул Большой Процент, - Плакали мои капиталы…
Колеса отчаянно загромыхали: карета вынеслась из городских ворот.
Гей-гоп, моя Зантиция,
Гей-гоп, к тебе мчу птицей я, -
доносилось снаружи.
- Ну и ладно. Так тому и быть.
Глава 14
КАЗНАЧЕЙ ПЫЛИ ОБРЕТАЕТ ИСТИННОЕ ИМЯ
Случалось ли вам проснуться, умыться, позавтракать, собраться на работу и вдруг обнаружить на столе вещь, которой там никогда не было? Куклу, изображающую раненого ребенка, человеческий череп, шляпу охотника на чудовищ?
Никакого пробуждения не было, понимаете вы. Хочешь не хочешь, а придется просыпаться еще раз. И хорошо, если по-настоящему.
Нечто похожее и произошло с Лизой. Она осторожно провела ладонью по портрету, стирая пыль.
- Значит, Эрастофен и есть тот самый Архитит?
- Да. Он стал гораздо сильнее. Люди поклоняются ему уже целый век, если я не ошибся в расчетах.
- Почему же ты не сражался? Это ведь твой храм.
- А что я могу? - вздохнул Квинтэссенций. - Я-то ослабел… Иногда я прихожу сюда и тихонько плачу в уголке. И еще, извините, вынашиваю планы мести.
- Ну я-то плакать не буду. Что надо сделать?
- Есть один рецепт, но он опасен. Если я не ошибаюсь, конечно.
- Ничего. Говори.
- Казначей Пыли - демон. Он подчиняется общим правилам. Наверное…
- Подчинится как миленький, - уверила Инцери. - Не хочешь - заставим, не умеешь - на плаху.
- Хорошо. Тогда попробуем. У нас есть алтарь Эры. Есть несколько сундуков с магическим барахлом… если оно подействует, конечно.
- Ты предлагаешь вызвать его? В пентаграмму?
- Да. Именно так.
- Хорошо! Так и сделаем.
Инцери подпрыгнула:
- Чур я зажигаю свечи! И пентаграмму черчу тоже я.
- А у нас получится? Извините.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44