Старушка с вязанками хвороста оседлала простодушного юношу с услужливым лицом. Ганс и Гретель пили чай в пряничном домике, мечтая о творожном сыре и соленых сухариках.
К гобеленам Хоакин не имел никакого касательства. Их Майская Маггара вышивала сама. По воскресеньям она меняла скатерть и занавески и непременно переставляла мебель. Стол, кровать, сундук, шкаф и два чурбана-сиденья. Ах да, еще чайник. Маггара жизни не мыслила без своего чайника.
Возвращаясь домой, Хоакин никогда не знал, что его встретит. Однажды над Тримегистией пронеслась мода на бонсай, и в каждом горшочке, в каждой кружке зазеленели резные листики. Маггара клялась, что это деревья.
Нет, в самом деле деревья, говорила она. Без шуток.
У нее на родине они образуют леса. Не очень густые… можно сказать, редкие и низкорослые, но разве это важно? Между прочим, она знала лепрекона, заблудившегося в петрушковой чаще. Да. Правда, ему полторы тысячи стукнуло. Ну хорошо, хорошо, он был со странностями. Надевал красный колпачок и плясал на опушке леса. Но разве это важно?
Майская Маггара никогда не упорствовала в своих увлечениях. Хоакин пережил йогу, булочковую диету, рисование картин просяными хлопьями и Рачительный Образ Жизни. То, что погубило бы любого здравомыслящего мужчину в расцвете сил, не оказало на разбойника никакого влияния.
Почти.
Просто потому, что он…
- Эй, Маггара! Буди Инцери, вертихвостка. Почему очаг холодный?
- Хок… - Заспанный огонечек вынырнул из чайника. - Ты уже вернулся?!
…чуть ли не в двадцать раз превосходил феечку в росте.
Под ногами загремел металл. Кубок Хоакина, взятый на предпоследнем состязании в Съествуде, укатился под кровать. Лужа мгновенно впиталась в земляной пол, оставив едкий запах умирающих лилий. Цветочные стебли ворохом рассыпались под ногами.
- Маггара, а это что? Опять за свое?
Затрещали стрекозиные крылышки. Майская Маггара - пухленькая, остроухая фея в коротком белом платьице на бретельках - растерянно запорхала над столом.
- Это… это не я, Хоакин. Честно. Это не то, что ты думаешь!
- Я пока еще ничего не думаю. Я только что вляпался в Цветочные Врата. Твои?
- Нет, нет!…
Феи - существа забавные. Волнуясь, Майская Маггара всегда сбивалась на родной язык. Проще говоря, начинала петь.
Инцери принципы моральные так шатки! -
пропела она.
Известно ведь - в семье не без урода.
Беспечна саламандряя порода,
И у Инцери на уме одни лишь пляски.
Увы, она…
Она! Она! О боже!
Она бесстыдно сильфам строит глазки,
Спрошу я вас - на что это похоже?
Спрошу я вас, ответьте без опаски…
- Хватит, хватит. Я понял.
Хоакин уселся на кровать, разулся и с наслаждением вытянул ноги. Ох, хорошо! Набегался сегодня.
- А ты почему же с ней не пошла? - поинтересовался он.
- Я честная феечка, сударь!
В отличие от всяких потаскушек,
Блюду я честь девическую рьяно.
Притон разврата - Старая Поляна -
Моей невинности лилейной не нарушит.
- Озрика, значит, ждала?
Плечи Маггары поникли.
- Прости, Хоакин. Я действительно виновата. Я была уверена, что ты не вернешься до утра.
- Маггара, Маггара, - вздохнул разбойник. - Живешь у меня с полсотни лет, а все с церемониями… Могла бы и предупредить. Что я, не пойму? Я ж знаю, что у вас с Озриком серьезно.
- Нет, Хоакин. Не поймешь. И дело не в Озрике. Просто… просто сегодня тот самый день. Ты, конечно, не помнишь, но в этот день ты обычно бродишь до утра.
Огонек мигнул.
- Вот. Это тебе. Подарок.
Огонечек завис возле его лица. Фея изо всех сил трещала крыльями, но тщетно: растрепанная книга угрожающе покачивалась, грозя упасть на мокрый пол.
- Мне сказали… ох!
Хоакин подхватил томик.
- Ф-фу! спасибо!… что это идеальный подарок. Для всякого интеллектуально развитого мужчины. Тем более у тебя совсем нет книг. Кроме той, черной. Но ты же сам ее пишешь.
- Спасибо, Маггара.
Разбойник растерянно смотрел на книгу. Феечка никогда ему ничего не дарила. Это очевидно, говорила она: сначала вы повязываете кошке бант, потом появляется миска молока. Через некоторое время вы помните имена всех молочниц в округе (даже если ненавидите сметану и сливки), а во время ночных гроз ворочаетесь в постели без сна. Мысль, единственная мысль: «Где же любимица, что с ней?» - неотвязно преследует вас.
О кошках, поводках и цепочках феи знают все. Ведь поводок - это вещь вроде палки: у него два конца. На одном - ваш любимец, на другом - вы. Нет, Маггара слишком дорожила своей свободой.
И все-таки сделала Хоакину подарок.
- Подай-ка свечу, милая, - ворчливо, чтобы скрыть волнение, попросил разбойник. - У меня нет ночного зрения, как у тебя. А от твоих блесток толку мало.
Маггара с готовностью придвинула подсвечник. Хоакин зашарил по карманам.
- Огниво потерял. Ладно… Ужин, свечи, воск не вечен…
- Хоакин, пожалуйста! - Феечка умоляюще сложила ладошки перед грудью. - Пусть Инцери повеселится. Не надо ее вызывать. Особенно твоим варварским способом. Она говорит, что Дамаэнур на последнем собрании как-то странно на нее смотрел.
- Да? Хорошо. - Разбойник покачал головой. - И когда я только к вам привыкну, крохи? Наверное, это будет грустный день в моей жизни.
- Просто ты не бессмертен, Хоакин. Но открой же книгу.
Хоакин поднес подарок поближе к свету. «Демонология от Кофейника Судьбы» - гласила надпись на обложке. Ниже маленькими буквами было приписано: «Как причинить счастье и удачу. Советы по добыванию денег. Привороты. Снятие порчи. Сделай счастливым своего избранника».
- Правда, здорово? Для тебя выбирала.
Ответить он не успел. Облачко пыли поднялось над «Демонологией». Нос разбойника сморщился, смешно зашевелился…
- А-а-апчхи!
Книга захлопнулась. Ударили крохотные молнии. Радужные разводы побежали по его телу Хоакин выгнулся, содрогнулся и…
…остался прежним.
Прежним. Вот только глаза его сделались чужими. Они смотрели на фею, не узнавая.
- Хоакин, это я!… я!…
- Я?
- Очнись, Хоакин! Да очнись же!…
На колени шлепнулся томик в иссиня-черной обложке. Назойливый огонек выписывал вензеля перед глазами. В уши лез тоненький девичий голосок:
- Первая страница! Читай! Читай же!
Истессо тупо глядел на две книги в своих руках.
- Силы небесные, - наконец выдал он. - Здесь только что был шарлатан Тримегистии. Сам Бизоатон Фортиссимо! А я сижу как дурак.
Он закашлялся. В руке его появилась кружка с водой.
- Запей, Хок. Так надо.
Зубы клацнули о край кружки. От волнения Истессо расплескал половину, но даже не заметил этого.
- Верховный шарлатан! Надо же. Он даровал мне титул. И привилегии!
- Он заколдовал тебя! - выкрикнула феечка. - Прочти же книгу!
- Книгу? Какую?
- Эту, черную. Да читай же!
Хоакин пробежал взглядом первые строчки. Рассеянная улыбка понемногу угасала. Он поднял на феечку недоуменный взгляд.
- Но… Я ничего не понимаю; сударыня.
- Хок, его магичество заколдовал тебя, - терпеливо повторила она. - Всякий раз, как ты чихаешь, проклятие приходит в действие. Ты становишься точно таким, каким был в день, когда впервые встретил Бизоатона Фортиссимо.
Перескакивая с пятого на десятое, фея рассказала разбойнику все, что знала. Чем дольше длился рассказ, тем серьезнее становились глаза Хоакина.
Наконец он спросил:
- Сколько же времени я заколдован?
- Уже сто лет. Прочти книгу. В ней - твоя жизнь.
- Моя жизнь… - Разбойник растерянно перелистал исписанные страницы. - Бог мой, вся жизнь… Тогда лучше прочесть. Извините, сударыня, у меня такой сумбур в голове. Как ваше имя?
- Маггара. Майская Маггара из рода Чайных Фей, сударь. Только мы на «ты».
- Хорошо. Если вас… если тебя не затруднит…
- Чаю?
- Точно. А как вы… ты догадалась?
- Случайно. Хок, я сейчас, ладно? Потерпи немного.
Маггара стрелой помчалась заваривать чай. Сцену, подобную этой, она видела много раз. Всякий раз Хоакина мучила сильная жажда: фиолетовый коротышка постарался на славу.
«Хорошо, что Истессо спокойный и сильный, - глотая слезы, подумала фея. - Другой бы ударился в истерику. Начал бы кричать, ломать руки. А Хок - никогда. И я - вот глупышка! - так привязалась к этому верзиле. Чем же все это закончится?»
Пока Маггара возилась с заварником, Хоакин читал книгу. Выяснилось, что он вел увлекательную жизнь, полную опасностей и приключений. Вот только ничего из этой жизни он не помнил.
В его памяти остались лишь скука и отвращение. Маленький нюанс: отвращение всецело относилось к университетским занятиям магией.
Магия, магия… Что есть магия? Одни считают, что удел волшебника - доставать голубей и кроликов из бутафорского цилиндра. Другие верят, что высшие достижения магии - големы, самоходные печи да магические кристаллы…
Хоакин никогда особо не задумывался над этим вопросом. Как истинный тримегистиец, он с детства привык, что его окружает волшебство.
Дома. На улице. За школьной партой.
- Хоакин, где ваше домашнее задание? Что значит «в лягушку превратили»? А голову? Голова на месте? Тогда расколдовывайте.
В классе Хоакин оказался самым рослым и сильным. Он не носил очков, он великолепно плавал, мог отжаться от пола сорок раз… в общем, выделялся не в лучшую сторону.
Естественно, одноклассники травили его. В ход шли все средства. Тут и тетради, превращающиеся в лягушек, и пуговицы от штанов, разбегающиеся тараканами. Марьяша Аллегрезо как-то во всеуслышание объявила, что не может полюбить человека, неспособного доказать лемму Кронекера-Капелли о дивергенции гамма-потока ля.
Хок на Марьяшу даже не смотрел. Но все равно было обидно.
Когда школа осталась позади, Хок вздохнул с облегчением. Оказалось, рано. Тертерок Истессо - отец Хоакина - отправил сына в Град Града изучать ледовое волшебство. Из академии Хоакин вынес три вещи: боязнь простудиться, отвращение к магии и фаянсовую солонку, украденную в столовой.
- Вот твой чай, Хоакин.
- Угум.
- Тебе не холодно? Возьми одеяло.
- Спасибо. Мне тепло.
Может, тебе меховые тапочки принести?
- Маггара, - разбойник на миг оторвался от книги, - скажи, Маггара, я часто простужаюсь?
- Нет. - Фея уселась на краешек стола, болтая крохотной ножкой. - Но это потому, что ты ведешь здоровый образ жизни. По утрам ты обливаешься ледяной водой, медитируешь, питаешься овсянкой.
Хоакин перевернул страницу. Там крупными буквами значилось: «Не верь. Зарядку я сроду не делал».
- Правда, чихать тебе время от времени приходится, - продолжала фея. - Ты носи эту книжку с собой, ладно?… Когда в засаде сидишь, горло потеплее кутай. Я все-таки позову Инцери. Пусть разведет огонь.
Майская Маггара щелкнула пальцами:
- Ужин, свечи, воск не вечен! - звонко крикнула она. - Вечер черен, ветер в двери, эй, сюда скорей, Инцери! Живо!
Дрогнуло пламя свечи. Лица на гобеленах ожили, задвигались. Ганс украдкой бросил под кровать недоеденный пряник; пес, лежавший у ног принцессы, сел и принялся яростно чесаться.
На столе, возле локтя разбойника, появилось размытое световое пятно.
- Инцери, будь добра… Что за вид, Инцери?!
Пятно сгустилось и превратилось в огненную ящерку. Стройную фигурку облекало черное бархатное платье с глубоким декольте. Черты лица ящерки не потеряли еще подростковой округлости, тем не менее на губах чернела помада, а веки…
- Ты взяла мои тени! - взвизгнула фея.
Огненная элементаль даже не раскрыла глаз:
- Я уже лет триста как совершеннолетняя. Пора бызапомнить. Что я, ненакрашенная пойду, как дурочка?… Дамаэнур…
- Но это же мои тени! Ты воровка!
- Я воровка?!
- Стоп, - веско произнес Хоакин. - Не драться, дамы. В чайник посажу. Инцери, разожги очаг, пожалуйста.
- Фиг вам! - Ящерка надулась. Подобрав подол, она прыгнула в очаг и демонстративно покрутила попкой. - Так посидите - в темноте и холоде. Поняли?
- Чего-о? - возмутилась Маггара. - Ах ты, мерзавка!
«Интересно, сколько же раз я чихал?» - подумал Хоакин. Попробовал было считать, но бросил. По всему получалось, что много: тут и зимние сквозняки, и осенняя сырость, пыль… магические книги. Особенно книги. Еще со времен академии при виде рунного письма у Хоакина свербело в носу. Маггаре следовало выбирать подарок поосмотрительнее.
Сто лет, значит… Сто лет беспрерывного чихания. Хоакин попытался представить себе все эти годы и не смог. Воображение пасовало перед вереницей одинаковых зим, весен, лет. Какое бессмысленное времяпровождение…
Кому это понадобилось, интересно?
- …Фиударин сказал, что у тебя хвост с подпалинкой. И нос длинный.
- Он врет! врет твой Фиударин!
- Ну, положим, Фиударин врет. А Ллиулан?… Тоже врет? Инцери, милочка, пойми: инфернальная бледность, черный лак для ногтей - это не твой стиль. К чему этот эпатаж?
- Да ты!… Ты просто завидуешь! - вспыхнула саламандра. - Ты… ревнуешь!
Слово «вспыхнула» тут как нельзя кстати. Затрещали, занимаясь пламенем, сучья. Теплая волна воздуха пошла над полом, всколыхнув свисающие края скатерти. Огонь горел ярко, ровно - так разжечь очаг может лишь оскорбленная в лучших чувствах саламандра.
- Ты… вот как! - ахнула ящерка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
К гобеленам Хоакин не имел никакого касательства. Их Майская Маггара вышивала сама. По воскресеньям она меняла скатерть и занавески и непременно переставляла мебель. Стол, кровать, сундук, шкаф и два чурбана-сиденья. Ах да, еще чайник. Маггара жизни не мыслила без своего чайника.
Возвращаясь домой, Хоакин никогда не знал, что его встретит. Однажды над Тримегистией пронеслась мода на бонсай, и в каждом горшочке, в каждой кружке зазеленели резные листики. Маггара клялась, что это деревья.
Нет, в самом деле деревья, говорила она. Без шуток.
У нее на родине они образуют леса. Не очень густые… можно сказать, редкие и низкорослые, но разве это важно? Между прочим, она знала лепрекона, заблудившегося в петрушковой чаще. Да. Правда, ему полторы тысячи стукнуло. Ну хорошо, хорошо, он был со странностями. Надевал красный колпачок и плясал на опушке леса. Но разве это важно?
Майская Маггара никогда не упорствовала в своих увлечениях. Хоакин пережил йогу, булочковую диету, рисование картин просяными хлопьями и Рачительный Образ Жизни. То, что погубило бы любого здравомыслящего мужчину в расцвете сил, не оказало на разбойника никакого влияния.
Почти.
Просто потому, что он…
- Эй, Маггара! Буди Инцери, вертихвостка. Почему очаг холодный?
- Хок… - Заспанный огонечек вынырнул из чайника. - Ты уже вернулся?!
…чуть ли не в двадцать раз превосходил феечку в росте.
Под ногами загремел металл. Кубок Хоакина, взятый на предпоследнем состязании в Съествуде, укатился под кровать. Лужа мгновенно впиталась в земляной пол, оставив едкий запах умирающих лилий. Цветочные стебли ворохом рассыпались под ногами.
- Маггара, а это что? Опять за свое?
Затрещали стрекозиные крылышки. Майская Маггара - пухленькая, остроухая фея в коротком белом платьице на бретельках - растерянно запорхала над столом.
- Это… это не я, Хоакин. Честно. Это не то, что ты думаешь!
- Я пока еще ничего не думаю. Я только что вляпался в Цветочные Врата. Твои?
- Нет, нет!…
Феи - существа забавные. Волнуясь, Майская Маггара всегда сбивалась на родной язык. Проще говоря, начинала петь.
Инцери принципы моральные так шатки! -
пропела она.
Известно ведь - в семье не без урода.
Беспечна саламандряя порода,
И у Инцери на уме одни лишь пляски.
Увы, она…
Она! Она! О боже!
Она бесстыдно сильфам строит глазки,
Спрошу я вас - на что это похоже?
Спрошу я вас, ответьте без опаски…
- Хватит, хватит. Я понял.
Хоакин уселся на кровать, разулся и с наслаждением вытянул ноги. Ох, хорошо! Набегался сегодня.
- А ты почему же с ней не пошла? - поинтересовался он.
- Я честная феечка, сударь!
В отличие от всяких потаскушек,
Блюду я честь девическую рьяно.
Притон разврата - Старая Поляна -
Моей невинности лилейной не нарушит.
- Озрика, значит, ждала?
Плечи Маггары поникли.
- Прости, Хоакин. Я действительно виновата. Я была уверена, что ты не вернешься до утра.
- Маггара, Маггара, - вздохнул разбойник. - Живешь у меня с полсотни лет, а все с церемониями… Могла бы и предупредить. Что я, не пойму? Я ж знаю, что у вас с Озриком серьезно.
- Нет, Хоакин. Не поймешь. И дело не в Озрике. Просто… просто сегодня тот самый день. Ты, конечно, не помнишь, но в этот день ты обычно бродишь до утра.
Огонек мигнул.
- Вот. Это тебе. Подарок.
Огонечек завис возле его лица. Фея изо всех сил трещала крыльями, но тщетно: растрепанная книга угрожающе покачивалась, грозя упасть на мокрый пол.
- Мне сказали… ох!
Хоакин подхватил томик.
- Ф-фу! спасибо!… что это идеальный подарок. Для всякого интеллектуально развитого мужчины. Тем более у тебя совсем нет книг. Кроме той, черной. Но ты же сам ее пишешь.
- Спасибо, Маггара.
Разбойник растерянно смотрел на книгу. Феечка никогда ему ничего не дарила. Это очевидно, говорила она: сначала вы повязываете кошке бант, потом появляется миска молока. Через некоторое время вы помните имена всех молочниц в округе (даже если ненавидите сметану и сливки), а во время ночных гроз ворочаетесь в постели без сна. Мысль, единственная мысль: «Где же любимица, что с ней?» - неотвязно преследует вас.
О кошках, поводках и цепочках феи знают все. Ведь поводок - это вещь вроде палки: у него два конца. На одном - ваш любимец, на другом - вы. Нет, Маггара слишком дорожила своей свободой.
И все-таки сделала Хоакину подарок.
- Подай-ка свечу, милая, - ворчливо, чтобы скрыть волнение, попросил разбойник. - У меня нет ночного зрения, как у тебя. А от твоих блесток толку мало.
Маггара с готовностью придвинула подсвечник. Хоакин зашарил по карманам.
- Огниво потерял. Ладно… Ужин, свечи, воск не вечен…
- Хоакин, пожалуйста! - Феечка умоляюще сложила ладошки перед грудью. - Пусть Инцери повеселится. Не надо ее вызывать. Особенно твоим варварским способом. Она говорит, что Дамаэнур на последнем собрании как-то странно на нее смотрел.
- Да? Хорошо. - Разбойник покачал головой. - И когда я только к вам привыкну, крохи? Наверное, это будет грустный день в моей жизни.
- Просто ты не бессмертен, Хоакин. Но открой же книгу.
Хоакин поднес подарок поближе к свету. «Демонология от Кофейника Судьбы» - гласила надпись на обложке. Ниже маленькими буквами было приписано: «Как причинить счастье и удачу. Советы по добыванию денег. Привороты. Снятие порчи. Сделай счастливым своего избранника».
- Правда, здорово? Для тебя выбирала.
Ответить он не успел. Облачко пыли поднялось над «Демонологией». Нос разбойника сморщился, смешно зашевелился…
- А-а-апчхи!
Книга захлопнулась. Ударили крохотные молнии. Радужные разводы побежали по его телу Хоакин выгнулся, содрогнулся и…
…остался прежним.
Прежним. Вот только глаза его сделались чужими. Они смотрели на фею, не узнавая.
- Хоакин, это я!… я!…
- Я?
- Очнись, Хоакин! Да очнись же!…
На колени шлепнулся томик в иссиня-черной обложке. Назойливый огонек выписывал вензеля перед глазами. В уши лез тоненький девичий голосок:
- Первая страница! Читай! Читай же!
Истессо тупо глядел на две книги в своих руках.
- Силы небесные, - наконец выдал он. - Здесь только что был шарлатан Тримегистии. Сам Бизоатон Фортиссимо! А я сижу как дурак.
Он закашлялся. В руке его появилась кружка с водой.
- Запей, Хок. Так надо.
Зубы клацнули о край кружки. От волнения Истессо расплескал половину, но даже не заметил этого.
- Верховный шарлатан! Надо же. Он даровал мне титул. И привилегии!
- Он заколдовал тебя! - выкрикнула феечка. - Прочти же книгу!
- Книгу? Какую?
- Эту, черную. Да читай же!
Хоакин пробежал взглядом первые строчки. Рассеянная улыбка понемногу угасала. Он поднял на феечку недоуменный взгляд.
- Но… Я ничего не понимаю; сударыня.
- Хок, его магичество заколдовал тебя, - терпеливо повторила она. - Всякий раз, как ты чихаешь, проклятие приходит в действие. Ты становишься точно таким, каким был в день, когда впервые встретил Бизоатона Фортиссимо.
Перескакивая с пятого на десятое, фея рассказала разбойнику все, что знала. Чем дольше длился рассказ, тем серьезнее становились глаза Хоакина.
Наконец он спросил:
- Сколько же времени я заколдован?
- Уже сто лет. Прочти книгу. В ней - твоя жизнь.
- Моя жизнь… - Разбойник растерянно перелистал исписанные страницы. - Бог мой, вся жизнь… Тогда лучше прочесть. Извините, сударыня, у меня такой сумбур в голове. Как ваше имя?
- Маггара. Майская Маггара из рода Чайных Фей, сударь. Только мы на «ты».
- Хорошо. Если вас… если тебя не затруднит…
- Чаю?
- Точно. А как вы… ты догадалась?
- Случайно. Хок, я сейчас, ладно? Потерпи немного.
Маггара стрелой помчалась заваривать чай. Сцену, подобную этой, она видела много раз. Всякий раз Хоакина мучила сильная жажда: фиолетовый коротышка постарался на славу.
«Хорошо, что Истессо спокойный и сильный, - глотая слезы, подумала фея. - Другой бы ударился в истерику. Начал бы кричать, ломать руки. А Хок - никогда. И я - вот глупышка! - так привязалась к этому верзиле. Чем же все это закончится?»
Пока Маггара возилась с заварником, Хоакин читал книгу. Выяснилось, что он вел увлекательную жизнь, полную опасностей и приключений. Вот только ничего из этой жизни он не помнил.
В его памяти остались лишь скука и отвращение. Маленький нюанс: отвращение всецело относилось к университетским занятиям магией.
Магия, магия… Что есть магия? Одни считают, что удел волшебника - доставать голубей и кроликов из бутафорского цилиндра. Другие верят, что высшие достижения магии - големы, самоходные печи да магические кристаллы…
Хоакин никогда особо не задумывался над этим вопросом. Как истинный тримегистиец, он с детства привык, что его окружает волшебство.
Дома. На улице. За школьной партой.
- Хоакин, где ваше домашнее задание? Что значит «в лягушку превратили»? А голову? Голова на месте? Тогда расколдовывайте.
В классе Хоакин оказался самым рослым и сильным. Он не носил очков, он великолепно плавал, мог отжаться от пола сорок раз… в общем, выделялся не в лучшую сторону.
Естественно, одноклассники травили его. В ход шли все средства. Тут и тетради, превращающиеся в лягушек, и пуговицы от штанов, разбегающиеся тараканами. Марьяша Аллегрезо как-то во всеуслышание объявила, что не может полюбить человека, неспособного доказать лемму Кронекера-Капелли о дивергенции гамма-потока ля.
Хок на Марьяшу даже не смотрел. Но все равно было обидно.
Когда школа осталась позади, Хок вздохнул с облегчением. Оказалось, рано. Тертерок Истессо - отец Хоакина - отправил сына в Град Града изучать ледовое волшебство. Из академии Хоакин вынес три вещи: боязнь простудиться, отвращение к магии и фаянсовую солонку, украденную в столовой.
- Вот твой чай, Хоакин.
- Угум.
- Тебе не холодно? Возьми одеяло.
- Спасибо. Мне тепло.
Может, тебе меховые тапочки принести?
- Маггара, - разбойник на миг оторвался от книги, - скажи, Маггара, я часто простужаюсь?
- Нет. - Фея уселась на краешек стола, болтая крохотной ножкой. - Но это потому, что ты ведешь здоровый образ жизни. По утрам ты обливаешься ледяной водой, медитируешь, питаешься овсянкой.
Хоакин перевернул страницу. Там крупными буквами значилось: «Не верь. Зарядку я сроду не делал».
- Правда, чихать тебе время от времени приходится, - продолжала фея. - Ты носи эту книжку с собой, ладно?… Когда в засаде сидишь, горло потеплее кутай. Я все-таки позову Инцери. Пусть разведет огонь.
Майская Маггара щелкнула пальцами:
- Ужин, свечи, воск не вечен! - звонко крикнула она. - Вечер черен, ветер в двери, эй, сюда скорей, Инцери! Живо!
Дрогнуло пламя свечи. Лица на гобеленах ожили, задвигались. Ганс украдкой бросил под кровать недоеденный пряник; пес, лежавший у ног принцессы, сел и принялся яростно чесаться.
На столе, возле локтя разбойника, появилось размытое световое пятно.
- Инцери, будь добра… Что за вид, Инцери?!
Пятно сгустилось и превратилось в огненную ящерку. Стройную фигурку облекало черное бархатное платье с глубоким декольте. Черты лица ящерки не потеряли еще подростковой округлости, тем не менее на губах чернела помада, а веки…
- Ты взяла мои тени! - взвизгнула фея.
Огненная элементаль даже не раскрыла глаз:
- Я уже лет триста как совершеннолетняя. Пора бызапомнить. Что я, ненакрашенная пойду, как дурочка?… Дамаэнур…
- Но это же мои тени! Ты воровка!
- Я воровка?!
- Стоп, - веско произнес Хоакин. - Не драться, дамы. В чайник посажу. Инцери, разожги очаг, пожалуйста.
- Фиг вам! - Ящерка надулась. Подобрав подол, она прыгнула в очаг и демонстративно покрутила попкой. - Так посидите - в темноте и холоде. Поняли?
- Чего-о? - возмутилась Маггара. - Ах ты, мерзавка!
«Интересно, сколько же раз я чихал?» - подумал Хоакин. Попробовал было считать, но бросил. По всему получалось, что много: тут и зимние сквозняки, и осенняя сырость, пыль… магические книги. Особенно книги. Еще со времен академии при виде рунного письма у Хоакина свербело в носу. Маггаре следовало выбирать подарок поосмотрительнее.
Сто лет, значит… Сто лет беспрерывного чихания. Хоакин попытался представить себе все эти годы и не смог. Воображение пасовало перед вереницей одинаковых зим, весен, лет. Какое бессмысленное времяпровождение…
Кому это понадобилось, интересно?
- …Фиударин сказал, что у тебя хвост с подпалинкой. И нос длинный.
- Он врет! врет твой Фиударин!
- Ну, положим, Фиударин врет. А Ллиулан?… Тоже врет? Инцери, милочка, пойми: инфернальная бледность, черный лак для ногтей - это не твой стиль. К чему этот эпатаж?
- Да ты!… Ты просто завидуешь! - вспыхнула саламандра. - Ты… ревнуешь!
Слово «вспыхнула» тут как нельзя кстати. Затрещали, занимаясь пламенем, сучья. Теплая волна воздуха пошла над полом, всколыхнув свисающие края скатерти. Огонь горел ярко, ровно - так разжечь очаг может лишь оскорбленная в лучших чувствах саламандра.
- Ты… вот как! - ахнула ящерка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44