- заголосил за спиной Бахамот.
- Вот звереныш! - пробормотала возмущенная Маггара. - Волосы бы выдрать твари.
- И по жопе дать, - поддержала Инцери.
Хоакин обтер ладонью губы девушки. Отбросил плед, перевернул Лизу на живот, чтобы удобней было резать веревки.
- Сколько ты здесь лежишь?
- Не помню. С тех пор, как ты ушел. Зачем ты ушел, Хоакин?
Ее голова устало опустилась на камень. Стрелок подложил плед и взялся за меч. Вновь зашелестели страницы.
- Здесь же написано: «Спасибо, я сыт!» Почему вы обманываете, дяденька?!
Хоакин обернулся:
- Ты думаешь, это игра? Хорошо. Спасибо, я сыт, - Он осторожно просунул клинок под веревки. - Читай дальше.
Голос белобрысого дрогнул:
- Ничего, ешь. Зачем приехал?
- По делам.
- А?
- По делам.
- «А по каким? Ну говори. А? Может, я и помогу тебе. Зачем ты приехал…» Ой, здесь страница вырвана! Как же вы ответите, дяденька? Вы же слов не знаете.
- Ничего, справлюсь. - Хоакин поддел лезвием веревки, потянул. Лиза дернулась, вскрикнула - клинок прошелся по запястью. Закапала кровь.
- Ничего, - повторил стрелок, перепиливая жесткие волокна. - Ничего, Бахамот. Все эти истории одинаковы. Рыцари всегда говорят одно и то же.
Лиза попыталась сесть на холодный камень, но не смогла.
- Ноги не слушаются, - виновато улыбнулась она. - Хок… Скоро придут стражники и Гури. Я не смогу убежать. Тебе придется меня оставить.
- На левом боку долго лежать вредно, - вздохнула Маггара. - От этого в голову лезут всякие идиотские мысли.
- Вот-вот. - Стрелок принялся растирать Лизе лодыжки.
- А что за слова, слышь? - поинтересовалась вихрастая голова. - Говори!
- Слова простые: я пришел, чтобы убить тебя, чудище.
Время истекает. У каждого Пророчества свой срок, свои условия. Потревоженные обломки камней шуршат под тяжелыми шагами.
- Хок! - отчаянно закричала Маггара. - Берегись! Они идут!!
Стрела щелкнула, и крохотный огонек упал на землю. Истессо вскочил на ноги. Схватил Бахамота за шиворот, приставил клинок к горлу.
- Лиза, за спину!
- Не двигайся, Хоакин, - прозвучал властный голое. - Отбрось меч в сторону. И без шуток - у нас луки!
- Ты дважды дурак, Гури, король без королевства. А за фею ответишь, убийца!
Бахамот судорожно дернулся. Тоненькая струйка божественного ихора текла по пальцам Истессо. Богачи, аристократы, жрецы отдали бы все что угодно за эти капли. Кровь чудищ дарит бессмертие. Несметные богатства текли по свалявшейся шерсти зверя, пропадая зря. Рыжая голова жалко распялила рот. Губы ее дрожали.
- Не глупи, придурок, - надсаживался Гури. - Нас больше. И шарлатан…
- Посмотри на Бахамота, глупец. Ты видишь его? Хорошо видишь?
Стрелок встряхнул зверя, давая королю-бродяге полюбоваться на беспомощное чудище.
- Он ведь совсем ребенок, Гури. До настоящего чудища ему расти еще лет триста. Но за стенами Пустоши об этом пока не знают. Как думаешь, чего стоит тайна шарлатана? Мешка золота? Тюрьмы? Меча в спину? Спроси солдат, которые тебя окружают, - когда они последний раз видели солнце?
Гил-Ллиу забеспокоился. Об этой стороне вопроса он не задумывался. Но отступать было поздно.
- Считаю до трех, Хоакин, - загремел голос короля-бродяги. - Ты оставляешь Бахамота…
Тяжело переваливаясь на непослушных ногах, Лиза подбежала к Маггаре. Подняла на руки невесомое тельце феи. Краем глаза Хоакин увидел, как гвардейцы вскидывают луки.
- Инцери голодна, - послышался девичий голосок. Ящерка нырнула в костер и принялась набивать рот горячими угольками.
- …затем отворачиваешься…
- Инцери хочет есть.
«Не вовремя на тебя жор напал, Инцери, - подумал Хоакин. - Интересно, сколько времени стражники продержат луки натянутыми?»
Ящерка надулась. Она стала ярче и крупней; языки пламени втягивались в ее утробу оранжевым вихрем.
- …и без шуток с элементалыо, у нас есть факелы. Раз!
Хоакин вздохнул. Элементаль умница, но гасить костер бесполезно. В обычной пещере это бы помогло. Убрать единственный источник света, броситься на землю… И пусть стрелки палят в черную тьму, как в дублончик. Но в логове разливалось тусклое багровое сияние той же магической природы, что и сияние Авроры Колоратуро. Да и меч истекал жестоким белым пламенем. Отведав крови зверя, Ланселотов клинок словно взбесился.
- Два!
Ящерка стала крупнее и ярче. Внезапно Хоакин понял, что она собирается сделать.
- Лиза! - крикнул он. - Береги глаза!
Вспышка ударила по глазам даже сквозь зажмуренные веки. Томительное мгновение Хоакин стоял, пережидая щелчки стрел. Каждая стрела - болезненный удар сердца. Любой щелчок мог закончиться чьим-то предсмертным криком.
К счастью, обошлось. Столб пламени, взорвавшийся на месте костра, ослепил гвардейцев. Залп ушел в молоко, не зацепив никого из друзей Хоакина. Разве лишь Маггара…
- Маггара жива! - крикнула Лиза. - Бежим!
Она легко помчалась меж камней. Феин огонек в ее руках разгорался все сильней и сильней. Хоакин взвалил Бахамота на плечо. Дождавшись, пока Инцери прыгнет ему на штанину, он побежал за Фуоко.
- Дяденька! Дяденька! - пищал разными голосами зверь великий. - Отпустите, дяденька!
- Где выход? - пропыхтел Истессо. - А ну отвечай.
- Дядя шаггатан не велел говогить.
- Старшим надо отвечать… когда… спрашивают.
Кроха-чудище оказался не таким уж крохой. Бежать и разговаривать было тяжело. Хоакин начал задыхаться.
- Ты не старший. Мне, блин, уже сто пятьдесят лет!
- Зато мне - шестнадцать веков, - фыркнула Инцери. - Где выход, малявка? По жопе дам!
- Не ругайтесь, тетенька, я все скажу. Выход там.
- Лиза, стой! Обратно. Не туда бежим.
Как и все плохое, пещера наконец кончилась. Первым приближение внешнего мира почуял кроха Бахамот. Он задергался на плече, забеспокоился.
- Отпустите, дяденька! Не надо!
- Хок! - Лиза обернулась к стрелку, сияя, как новый дублон. - Там свет.
- Ага. Выбрались-таки.
Вонь свалявшейся шерсти пронизала струя свежего воздуха. В нее вплетались запахи клевера и медуницы. Чудище забилось в истерике, колотя лапами по спине стрелка:
- Не-э ха-ачу-у! Отпустите… дяденька! Оатпу-усти-и-ц-те-э!
Хоакин сбросил Бахамота с плеча. Дал напутственного шлепка:
- Ну беги, чудовище. И помни о Ланселоте.
Горестно всхлипнув, кроха великий юркнул во тьму пещеры. Беглецы продолжили путь…
Вскоре запахи города стали ощутимей. После застарелого смрада логова они казались слаще меда. Дым печей, вонь сточных канав, зловоние дубильных мастерских. Сюда же примешивались и запахи металла из кузен и хлебный дух пекарен.
Колдовское свечение пещеры отступило. Бездонное небо - яркое, словно тарелка со стола Кантабиле, - повисло над героями. Солнце ударило в глаза, и Хоакин прикрыл лицо рукавом. Где-то залаяла собака, послышался детский смех.
- Бог мой! - ахнул кто-то. - Это же госпожа Легация! Жертвенная девочка.
Стрелок приоткрыл один глаз. Затем другой. На мостовой стояла толстуха в красном платье, с корзиной в руках. Кружевной чепчик, щеки-оладьи, нос, похожий на чайную пышку. Фартук с рюшечками. Корзину толстухи до краев наполняла сдоба. Из-под полотенца выглядывали булочки, пирожки, ватрушки.
- Мария! Лолетта! Поль! - заголосила толстуха. - Смотрите, кто перед вами! Смотрите скорей, а то шарлатан посадит их в тюрьму, и вы никогда не увидите.
По булыжнику мостовой застучали босые пятки. Детишки окружили Хоакина и Фуоко.
- Невинная жертва, - переговаривались они. - Какая красавица! А это кто?
Конопатый мальчуган протолкался вперед и замер, восторженно глядя на Хоакина. Занятный паренек: рыжие вихры в разные стороны, штаны драные - троих можно спрятать. Дитя предместий, в общем.
- Дяденька, вы Ланселот? - требовательно спросил он.
- Да.
- А меч дадите подержать?
Меч? Хоакин тронул теплую рукоять. Ничего еще не закончилось. Ребенок был удивительно похож на Бахамота, оставшегося в пещере.
А вон - белобрысый. И рядом - чернявая девочка.
Лезвие оставалось тускло и мертво. Истессо попробовал вытащить его из ножен. Меч вышел наполовину и застрял. Значит, все в порядке. Оружие выкопано против зверей великих, для людей оно безопасно.
- Нет, не дам. Объяснить почему?
- Я знаю. - Паренек улыбнулся застенчивой щербатой улыбкой. - Оружие не игрушка. Мой папа тоже не разрешает трогать свою шпагу. А он - главный гвардеец при дворе.
Девочка с черными косами требовательно дернула стрелка за штанину:
- Вы видели чудище? Какое оно? Вы с ним дрались?
Детский гомон стих. Булочница хлопотливо всплеснула руками:
- Не слушайте их, господин Ланселот! Они еще маленькие, понимаете? - засуетилась она. - Если их услышат шпионы шарлатана, случится что-то нехорошее. Их упрячут в тюрьму. Уйдите, прошу вас!
- Брысь, жиртрестка! - рявкнула Инцери. - Жопа в башмаках.
На это у толстухи ответа не нашлось. Ее щеки затряслись, словно студень.
- Сударь!… Сударыня!…
- Но что случилось с чудищем? - спросил белобрысый бутуз. - Чудище? Вы его убили?
Хоакин присел на корточки - как тогда, в пещере. Заглянул в требовательные глаза мальчишки.
- Да, - ответил он, - Чудища больше нет. И никогда не было.
- Значит, бояться некого?
- Некого.
Звенящие детские голоса взмыли в безоблачное небо:
- Чудища нет. Некого бояться!
- Ланселот убил зверя великого!
- Урра!!
Вот и все… Дети прыснули в разные стороны, сверкая босыми пятками. Путешественники остались одни.
- Бахамот мертв! - неслось над домами. - Мертв!
Хоакин и Лиза переглянулись.
- Это мое первое жертвоприношение, - сказала Фуоко. - И такое удачное. Знаешь, Хок. Я хочу сказать тебе одну вещь.
- И я тоже, Лиза.
- Да поцелуйтесь же вы, бестолочи! - Маггара вспорхнула над их головами. - От смерти спаслись все-таки. Инцери, не подглядывай.
Глава 7
ВСЕМИРНЫЙ БЕСПОРЯДОК ВЕЩЕЙ
Межнациональные различия на Терроксе проявляются очень ярко. Вы никогда не спутаете доннельфамца и варвара из Аларика. Тримегистиец и анатолаец могут говорить на одном языке, но вы никогда не смешаете одного с другим.
Тем не менее, когда настает время Ланселота, обитатели всех земель реагируют одинаково. Они дрожат и трепещут, сбиваясь в стаи вокруг своих зверей великих».
Мир Террокс. Путеводитель д-ра Живокамня
Вжих. Вжих. Вжи-и-их. Вжи-и-их.
Храм лениво разлегся среди кипарисов - белый и сверкающий, как рафинад. В этот утренний час пусто было на его ступенях. Только два жреца работали метлами, сгребая пыль, нанесенную упрямым анатолийским ветром.
Вжи-и-и-их. Вжи-и-и-и-их.
Иго преосвященство не любит торопыг. И монахи не спешат. Да и зачем куда-то мчаться, куда-то бежать? Ведь время остановилось. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на солнечные часы, укрепленные на фронтоне храма.
Солнечный луч передвинулся, но тень осталась на месте. Такой же, какой она была вчера.
И позавчера.
Неделю назад.
Год.
И неважно, туман на дворе или дождь. Стрелка солнечных часов указывает почти строго вверх. Без одной минуты двенадцать. Туда, где укреплена медная табличка с надписью: «Эра Чудовищ».
Вжи-и-и-и-и-и-йх.
- Что, не нашел, о угодный богам многохвальный брат Версус? - поднял голову первый жрец.
- Нет, о брат Люций. Увы мне, увы, горемыке.
Оба продолжили свое неспешное занятие. Домели каждый до своего края лестницы и вновь пошли навстречу друг другу.
- Может быть, в нише таится он, в той, что левее от входа? - предположил первый. - Или же скрылся вкорзине с бельем пропотелым и грязным.
Он поднял глаза к небу:
- Дай нам знамение, боже. Зацепку, намек… ну хоть что-то!
- Где воплощенье твое, - подхватил единоверец, - Укрывается с прошлой субботы?
Хлопнула дверь. Из храма вышел носатый молодец ввыцветших шароварах и драной оранжевой безрукавке. Плечи его сгибались под тяжестью пыльных ковров. Следом семенил толстячок в черной тунике с золотой каймой - храмовый эконом. Верхняя губа эконома почти касалась носа, отчего казалось, что он постоянно к чему-то принюхивается.
Жрецы-подметальщики опустили глаза. Эконома они побаивались, ибо поговаривали, будто он наушничает его преосвященству о малейших нарушениях устава. Человек, которого зовут Полифемус-Пта-Уха-Гор, в Анатолае всегда будет чувствовать себя чужим. Имя Полифемус-Пта-Уха-Гор способно сломать размер любой строки. А как, не наушничая, продвигаться по иерархической лестнице, если братья-единоверцы обращаются к тебе: «Эй, добрый брате, чье-имя-ни-как-не-запомнить?»
- Ушел, о пройдоха с лицом, оскверненным пороком, - проводил его взглядом Люций. - Будут к нам боги щедры - надо быть, не вернется к вечерне.
- И как преславно то будет, мой брат, как живительно славно.
Жрецы переглянулись. Небольшое усилие - и необходимость общаться гекзаметром отброшена. Так пес сдирает с морды постылый намордник.
- Его преосвященство сегодня видел? - спросил Версус.
- Нет.
- В том-то и дело. - Жрец шмыгнул носом. - Исчез старикан.
- ?
- Надо думать, на сходку Дюжины отправился. И Катаблефаса с собою забрал…
Кусты подозрительно шевельнулись. Брат Версус, не моргнув глазом, продолжил:
- …зверя великого, в нашем живущего храме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
- Вот звереныш! - пробормотала возмущенная Маггара. - Волосы бы выдрать твари.
- И по жопе дать, - поддержала Инцери.
Хоакин обтер ладонью губы девушки. Отбросил плед, перевернул Лизу на живот, чтобы удобней было резать веревки.
- Сколько ты здесь лежишь?
- Не помню. С тех пор, как ты ушел. Зачем ты ушел, Хоакин?
Ее голова устало опустилась на камень. Стрелок подложил плед и взялся за меч. Вновь зашелестели страницы.
- Здесь же написано: «Спасибо, я сыт!» Почему вы обманываете, дяденька?!
Хоакин обернулся:
- Ты думаешь, это игра? Хорошо. Спасибо, я сыт, - Он осторожно просунул клинок под веревки. - Читай дальше.
Голос белобрысого дрогнул:
- Ничего, ешь. Зачем приехал?
- По делам.
- А?
- По делам.
- «А по каким? Ну говори. А? Может, я и помогу тебе. Зачем ты приехал…» Ой, здесь страница вырвана! Как же вы ответите, дяденька? Вы же слов не знаете.
- Ничего, справлюсь. - Хоакин поддел лезвием веревки, потянул. Лиза дернулась, вскрикнула - клинок прошелся по запястью. Закапала кровь.
- Ничего, - повторил стрелок, перепиливая жесткие волокна. - Ничего, Бахамот. Все эти истории одинаковы. Рыцари всегда говорят одно и то же.
Лиза попыталась сесть на холодный камень, но не смогла.
- Ноги не слушаются, - виновато улыбнулась она. - Хок… Скоро придут стражники и Гури. Я не смогу убежать. Тебе придется меня оставить.
- На левом боку долго лежать вредно, - вздохнула Маггара. - От этого в голову лезут всякие идиотские мысли.
- Вот-вот. - Стрелок принялся растирать Лизе лодыжки.
- А что за слова, слышь? - поинтересовалась вихрастая голова. - Говори!
- Слова простые: я пришел, чтобы убить тебя, чудище.
Время истекает. У каждого Пророчества свой срок, свои условия. Потревоженные обломки камней шуршат под тяжелыми шагами.
- Хок! - отчаянно закричала Маггара. - Берегись! Они идут!!
Стрела щелкнула, и крохотный огонек упал на землю. Истессо вскочил на ноги. Схватил Бахамота за шиворот, приставил клинок к горлу.
- Лиза, за спину!
- Не двигайся, Хоакин, - прозвучал властный голое. - Отбрось меч в сторону. И без шуток - у нас луки!
- Ты дважды дурак, Гури, король без королевства. А за фею ответишь, убийца!
Бахамот судорожно дернулся. Тоненькая струйка божественного ихора текла по пальцам Истессо. Богачи, аристократы, жрецы отдали бы все что угодно за эти капли. Кровь чудищ дарит бессмертие. Несметные богатства текли по свалявшейся шерсти зверя, пропадая зря. Рыжая голова жалко распялила рот. Губы ее дрожали.
- Не глупи, придурок, - надсаживался Гури. - Нас больше. И шарлатан…
- Посмотри на Бахамота, глупец. Ты видишь его? Хорошо видишь?
Стрелок встряхнул зверя, давая королю-бродяге полюбоваться на беспомощное чудище.
- Он ведь совсем ребенок, Гури. До настоящего чудища ему расти еще лет триста. Но за стенами Пустоши об этом пока не знают. Как думаешь, чего стоит тайна шарлатана? Мешка золота? Тюрьмы? Меча в спину? Спроси солдат, которые тебя окружают, - когда они последний раз видели солнце?
Гил-Ллиу забеспокоился. Об этой стороне вопроса он не задумывался. Но отступать было поздно.
- Считаю до трех, Хоакин, - загремел голос короля-бродяги. - Ты оставляешь Бахамота…
Тяжело переваливаясь на непослушных ногах, Лиза подбежала к Маггаре. Подняла на руки невесомое тельце феи. Краем глаза Хоакин увидел, как гвардейцы вскидывают луки.
- Инцери голодна, - послышался девичий голосок. Ящерка нырнула в костер и принялась набивать рот горячими угольками.
- …затем отворачиваешься…
- Инцери хочет есть.
«Не вовремя на тебя жор напал, Инцери, - подумал Хоакин. - Интересно, сколько времени стражники продержат луки натянутыми?»
Ящерка надулась. Она стала ярче и крупней; языки пламени втягивались в ее утробу оранжевым вихрем.
- …и без шуток с элементалыо, у нас есть факелы. Раз!
Хоакин вздохнул. Элементаль умница, но гасить костер бесполезно. В обычной пещере это бы помогло. Убрать единственный источник света, броситься на землю… И пусть стрелки палят в черную тьму, как в дублончик. Но в логове разливалось тусклое багровое сияние той же магической природы, что и сияние Авроры Колоратуро. Да и меч истекал жестоким белым пламенем. Отведав крови зверя, Ланселотов клинок словно взбесился.
- Два!
Ящерка стала крупнее и ярче. Внезапно Хоакин понял, что она собирается сделать.
- Лиза! - крикнул он. - Береги глаза!
Вспышка ударила по глазам даже сквозь зажмуренные веки. Томительное мгновение Хоакин стоял, пережидая щелчки стрел. Каждая стрела - болезненный удар сердца. Любой щелчок мог закончиться чьим-то предсмертным криком.
К счастью, обошлось. Столб пламени, взорвавшийся на месте костра, ослепил гвардейцев. Залп ушел в молоко, не зацепив никого из друзей Хоакина. Разве лишь Маггара…
- Маггара жива! - крикнула Лиза. - Бежим!
Она легко помчалась меж камней. Феин огонек в ее руках разгорался все сильней и сильней. Хоакин взвалил Бахамота на плечо. Дождавшись, пока Инцери прыгнет ему на штанину, он побежал за Фуоко.
- Дяденька! Дяденька! - пищал разными голосами зверь великий. - Отпустите, дяденька!
- Где выход? - пропыхтел Истессо. - А ну отвечай.
- Дядя шаггатан не велел говогить.
- Старшим надо отвечать… когда… спрашивают.
Кроха-чудище оказался не таким уж крохой. Бежать и разговаривать было тяжело. Хоакин начал задыхаться.
- Ты не старший. Мне, блин, уже сто пятьдесят лет!
- Зато мне - шестнадцать веков, - фыркнула Инцери. - Где выход, малявка? По жопе дам!
- Не ругайтесь, тетенька, я все скажу. Выход там.
- Лиза, стой! Обратно. Не туда бежим.
Как и все плохое, пещера наконец кончилась. Первым приближение внешнего мира почуял кроха Бахамот. Он задергался на плече, забеспокоился.
- Отпустите, дяденька! Не надо!
- Хок! - Лиза обернулась к стрелку, сияя, как новый дублон. - Там свет.
- Ага. Выбрались-таки.
Вонь свалявшейся шерсти пронизала струя свежего воздуха. В нее вплетались запахи клевера и медуницы. Чудище забилось в истерике, колотя лапами по спине стрелка:
- Не-э ха-ачу-у! Отпустите… дяденька! Оатпу-усти-и-ц-те-э!
Хоакин сбросил Бахамота с плеча. Дал напутственного шлепка:
- Ну беги, чудовище. И помни о Ланселоте.
Горестно всхлипнув, кроха великий юркнул во тьму пещеры. Беглецы продолжили путь…
Вскоре запахи города стали ощутимей. После застарелого смрада логова они казались слаще меда. Дым печей, вонь сточных канав, зловоние дубильных мастерских. Сюда же примешивались и запахи металла из кузен и хлебный дух пекарен.
Колдовское свечение пещеры отступило. Бездонное небо - яркое, словно тарелка со стола Кантабиле, - повисло над героями. Солнце ударило в глаза, и Хоакин прикрыл лицо рукавом. Где-то залаяла собака, послышался детский смех.
- Бог мой! - ахнул кто-то. - Это же госпожа Легация! Жертвенная девочка.
Стрелок приоткрыл один глаз. Затем другой. На мостовой стояла толстуха в красном платье, с корзиной в руках. Кружевной чепчик, щеки-оладьи, нос, похожий на чайную пышку. Фартук с рюшечками. Корзину толстухи до краев наполняла сдоба. Из-под полотенца выглядывали булочки, пирожки, ватрушки.
- Мария! Лолетта! Поль! - заголосила толстуха. - Смотрите, кто перед вами! Смотрите скорей, а то шарлатан посадит их в тюрьму, и вы никогда не увидите.
По булыжнику мостовой застучали босые пятки. Детишки окружили Хоакина и Фуоко.
- Невинная жертва, - переговаривались они. - Какая красавица! А это кто?
Конопатый мальчуган протолкался вперед и замер, восторженно глядя на Хоакина. Занятный паренек: рыжие вихры в разные стороны, штаны драные - троих можно спрятать. Дитя предместий, в общем.
- Дяденька, вы Ланселот? - требовательно спросил он.
- Да.
- А меч дадите подержать?
Меч? Хоакин тронул теплую рукоять. Ничего еще не закончилось. Ребенок был удивительно похож на Бахамота, оставшегося в пещере.
А вон - белобрысый. И рядом - чернявая девочка.
Лезвие оставалось тускло и мертво. Истессо попробовал вытащить его из ножен. Меч вышел наполовину и застрял. Значит, все в порядке. Оружие выкопано против зверей великих, для людей оно безопасно.
- Нет, не дам. Объяснить почему?
- Я знаю. - Паренек улыбнулся застенчивой щербатой улыбкой. - Оружие не игрушка. Мой папа тоже не разрешает трогать свою шпагу. А он - главный гвардеец при дворе.
Девочка с черными косами требовательно дернула стрелка за штанину:
- Вы видели чудище? Какое оно? Вы с ним дрались?
Детский гомон стих. Булочница хлопотливо всплеснула руками:
- Не слушайте их, господин Ланселот! Они еще маленькие, понимаете? - засуетилась она. - Если их услышат шпионы шарлатана, случится что-то нехорошее. Их упрячут в тюрьму. Уйдите, прошу вас!
- Брысь, жиртрестка! - рявкнула Инцери. - Жопа в башмаках.
На это у толстухи ответа не нашлось. Ее щеки затряслись, словно студень.
- Сударь!… Сударыня!…
- Но что случилось с чудищем? - спросил белобрысый бутуз. - Чудище? Вы его убили?
Хоакин присел на корточки - как тогда, в пещере. Заглянул в требовательные глаза мальчишки.
- Да, - ответил он, - Чудища больше нет. И никогда не было.
- Значит, бояться некого?
- Некого.
Звенящие детские голоса взмыли в безоблачное небо:
- Чудища нет. Некого бояться!
- Ланселот убил зверя великого!
- Урра!!
Вот и все… Дети прыснули в разные стороны, сверкая босыми пятками. Путешественники остались одни.
- Бахамот мертв! - неслось над домами. - Мертв!
Хоакин и Лиза переглянулись.
- Это мое первое жертвоприношение, - сказала Фуоко. - И такое удачное. Знаешь, Хок. Я хочу сказать тебе одну вещь.
- И я тоже, Лиза.
- Да поцелуйтесь же вы, бестолочи! - Маггара вспорхнула над их головами. - От смерти спаслись все-таки. Инцери, не подглядывай.
Глава 7
ВСЕМИРНЫЙ БЕСПОРЯДОК ВЕЩЕЙ
Межнациональные различия на Терроксе проявляются очень ярко. Вы никогда не спутаете доннельфамца и варвара из Аларика. Тримегистиец и анатолаец могут говорить на одном языке, но вы никогда не смешаете одного с другим.
Тем не менее, когда настает время Ланселота, обитатели всех земель реагируют одинаково. Они дрожат и трепещут, сбиваясь в стаи вокруг своих зверей великих».
Мир Террокс. Путеводитель д-ра Живокамня
Вжих. Вжих. Вжи-и-их. Вжи-и-их.
Храм лениво разлегся среди кипарисов - белый и сверкающий, как рафинад. В этот утренний час пусто было на его ступенях. Только два жреца работали метлами, сгребая пыль, нанесенную упрямым анатолийским ветром.
Вжи-и-и-их. Вжи-и-и-и-их.
Иго преосвященство не любит торопыг. И монахи не спешат. Да и зачем куда-то мчаться, куда-то бежать? Ведь время остановилось. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на солнечные часы, укрепленные на фронтоне храма.
Солнечный луч передвинулся, но тень осталась на месте. Такой же, какой она была вчера.
И позавчера.
Неделю назад.
Год.
И неважно, туман на дворе или дождь. Стрелка солнечных часов указывает почти строго вверх. Без одной минуты двенадцать. Туда, где укреплена медная табличка с надписью: «Эра Чудовищ».
Вжи-и-и-и-и-и-йх.
- Что, не нашел, о угодный богам многохвальный брат Версус? - поднял голову первый жрец.
- Нет, о брат Люций. Увы мне, увы, горемыке.
Оба продолжили свое неспешное занятие. Домели каждый до своего края лестницы и вновь пошли навстречу друг другу.
- Может быть, в нише таится он, в той, что левее от входа? - предположил первый. - Или же скрылся вкорзине с бельем пропотелым и грязным.
Он поднял глаза к небу:
- Дай нам знамение, боже. Зацепку, намек… ну хоть что-то!
- Где воплощенье твое, - подхватил единоверец, - Укрывается с прошлой субботы?
Хлопнула дверь. Из храма вышел носатый молодец ввыцветших шароварах и драной оранжевой безрукавке. Плечи его сгибались под тяжестью пыльных ковров. Следом семенил толстячок в черной тунике с золотой каймой - храмовый эконом. Верхняя губа эконома почти касалась носа, отчего казалось, что он постоянно к чему-то принюхивается.
Жрецы-подметальщики опустили глаза. Эконома они побаивались, ибо поговаривали, будто он наушничает его преосвященству о малейших нарушениях устава. Человек, которого зовут Полифемус-Пта-Уха-Гор, в Анатолае всегда будет чувствовать себя чужим. Имя Полифемус-Пта-Уха-Гор способно сломать размер любой строки. А как, не наушничая, продвигаться по иерархической лестнице, если братья-единоверцы обращаются к тебе: «Эй, добрый брате, чье-имя-ни-как-не-запомнить?»
- Ушел, о пройдоха с лицом, оскверненным пороком, - проводил его взглядом Люций. - Будут к нам боги щедры - надо быть, не вернется к вечерне.
- И как преславно то будет, мой брат, как живительно славно.
Жрецы переглянулись. Небольшое усилие - и необходимость общаться гекзаметром отброшена. Так пес сдирает с морды постылый намордник.
- Его преосвященство сегодня видел? - спросил Версус.
- Нет.
- В том-то и дело. - Жрец шмыгнул носом. - Исчез старикан.
- ?
- Надо думать, на сходку Дюжины отправился. И Катаблефаса с собою забрал…
Кусты подозрительно шевельнулись. Брат Версус, не моргнув глазом, продолжил:
- …зверя великого, в нашем живущего храме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44