Один Одеко, два Одеко, три Одеко, четыре… Дождь вот-вот начнется.
– Черт, я абсолютно ничего не понимаю в том, что происходит, – говорит он, вперив взгляд в потолок. – Кто за кем и за чем стоит, кто кого финансирует, кто на кого делает ставки, кто на кого работает и ради чего…
– А ты думаешь, я понимаю? – отвечает Марианна Фуско, снова перекатываясь на бок и прижимая свое длинное, крепкое тело к телу Вишрама. Он чувствует мягкое прикосновение волос на ее лобке к своему бедру. И задумывается над тем, какие же еще «йонические» тайны скрывает эта женщина. – Я младший партнер в одной лондонской корпоративной юридической фирме. Мы занимаемся слиянием компаний и отчуждением собственности. Мы не очень большие специалисты в драмах плаща и шпаги, в кровавых аферах и теории заговоров.
– Тогда расскажи мне, что же все-таки такое «Одеко»?
– «Одеко» – международная группа венчурных капиталистов, базирующихся там, где легче укрываться от налогов. Они специализируются в суперсовременных технологиях и в том, что некоторые называют «серой» экономикой, то есть в отраслях промышленности, которые не являются незаконными в прямом смысле слова, но отличаются сомнительной репутацией, как, например, выпуск программного обеспечения, способного к самостоятельной эволюции. Они вкладывают деньги в «Кремниевые джунгли» в киберабадах во всех развивающихся странах, включая и некоего сундарбана здесь, в Варанаси.
– И именно они дали деньги на ускоритель в научно-исследовательском центре. Я встречался с Чакраборти. Точнее, Чакраборти встречался со мной.
– Я знаю. Чакраборти – мой посредник здесь, в Варанаси. Ты можешь мне не верить, но «Одеко» на самом деле заинтересована в успехе проекта нулевой точки.
– Он сказал мне, что очень рад тому, что я собираюсь провести открытую демонстрацию результатов проекта. Я сообщил об этом только нашим друзьям из «Эн-Джена».
– «Эн-Джен» не «Одеко».
– Тогда каким же образом Чакраборти узнал об испытаниях?
Марианна Фуско задумчиво закусывает губу.
– Тебе придется спросить самого Чакраборти. Я не имею права раскрывать конфиденциальную информацию. Но мо жешь мне поверить, на все предложения «Эн-Джена» прекратить эксперимент «Одеко» ответит встречным предложением продолжить его, подкрепив соответствующим денежным вложением. И значительно большим, чем может предложить «Эн-Джен».
– Хорошо, – говорит Вишрам Рэй и садится. – Так как я действительно намерен взять у них деньги, ты не могла бы организовать мне встречу с их посредником? При условии, конечно, что он еще не информирован о моих намерениях телепатически или каким-нибудь другим подобным способом. И потом, не могли бы мы как-нибудь снова заняться тем, чем только что занимались, и как можно скорее?
Марианна Фуско отбрасывает назад свои все еще влажные и пахнущие хлором волосы.
– Мне можно позаимствовать у тебя халат? Я думаю, мне будет неловко спускаться в лифте в таком виде.
Через сорок минут Вишрам Рэй, уже принявший душ, одетый в костюм и напевающий что-то себе под нос, спускается на лифте сквозь стеклянную крышу атриума отеля. Автомобиль ждет его среди фургонов с оборудованием для спутниковой связи. Шелковая ткань с неразвязанными узелками все еще лежит в номере – возможно, для того, чтобы шокировать любопытную обслугу отеля.
* * *
Бархатцы на черной воде…
В открытой лодке стена из облаков кажется Вишраму молотом небесным, поднятым над ним. Ветер вызывает сильное волнение на реке. Буйволы теснятся поближе к берегу, подняв над водой раздутые ноздри. Они чувствуют изменение погоды. Купающиеся женщины из соображений скромности пытаются удержать подолы сари, чтобы ветер не слишком высоко задирал их. Это одно из вечных противоречий культуры его народа, написавшего и проиллюстрировавшего «Камасутру» и одновременно известного ханжеской стыдливостью и холодностью. Люди в промозглом, сыром христианском Глазго отличались гораздо большей страстностью.
Лодочник, парень лет пятнадцати, с застывшей широкой улыбкой на лице сражается с волнами и сильным течением на внезапно разволновавшейся реке. Вишрам чувствует себя беззащитным перед вспышками молний. На заводах на противоположном берегу уже загораются огни.
– «Эн-Джен» доставил меня на самолете в заповедник тигров. С вооруженной охраной. Меня там угостили по-настоящему хорошим обедом. А их стюардесса выглядела намного лучше, чем он…
– Гм?.. – бормочет Чакраборти. Он стоит в середине лодки и рассеянно рассматривает великолепие береговой жизни. Вишраму это совсем не нравится. Он вспоминает старый номер из постановки «Парни и куклы» в драматическом кружке в колледже. «Сядь, ведь ты раскачиваешь лодку. А то дьявол утащит тебя под воду…» Что-то слишком часто приходят к нему сегодня ассоциации с христианскими концепциями греха, божьего суда и проклятия, думает Вишрам.
– Я говорил, что сегодня на реке будет неспокойно. Лодочник улыбается. На нем чистая голубая рубашка, а зубы просто белоснежные.
– Да, небольшое волнение, господин Рэй. – Чакраборти подносит палец к губам, а затем указывает им в сторону мерцающих гхатов. – Вас не успокаивает мысль о том, что вы завершите свой земной путь на этих ступенях, у этого берега, на глазах у множества людей?
– Не могу сказать, чтобы я часто задумывался на подобную тему, – отвечает Вишрам и протягивает руку к планширу, когда в очередной раз лодку сильно накреняет набежавшей волной.
– В самом деле? Но вам следовало бы побольше думать о таких вещах, господин Рэй. Я каждый день уделяю какое-то время мыслям о смерти. Они помогают сосредоточиться. Мысль о том, что когда-нибудь мы покинем обитель временного, индивидуального и перейдем в мир вселенского универсального, меня очень успокаивает. В этом, как мне кажется, – мокша Ганга. Мы воссоединяемся с рекой вечности, падая в нее, подобно капелькам дождя, и истории наших жизней вплетаются в поток времени. Скажите мне – вы ведь много жили на Западе, – правда ли, что они сжигают своих мертвых втайне, вдали от глаз людей, словно бы стыдясь?
Вишрам вспоминает похороны в тусклом и грязном районе Глазго с невзрачными домами из песчаника. Покойную он практически не знал. Она снимала квартиру вместе с девушкой, с которой у Вишрама был небольшой роман, так как многие воспринимали ее как восходящую звезду режиссуры. Женщина погибла во время восхождения в Гленко, и Вишрам помнит ощущение шока, которое он пережил, получив известие об этом. Он помнит и ужас, который испытал в крематории. Сдержанное выражение скорби, хвалебная речь, произнесенная человеком, совершенно не знавшим покойную и перепутавшим имена всех ее друзей, Бах, записанный на пленку и зазвучавший в тот момент, когда запечатанный фоб, вздрогнув на постаменте, начал медленно опускаться вниз, в печь.
– Правда, – отвечает Вишрам Чакраборти. – Они не могут смотреть на смерть, потому что она пугает их. Для них она конец всего.
На засыпанных пеплом ступенях у реки процесс смерти и мокши непрерывен. У самой береговой линии погребальный костер вдруг почему-то развалился, и стали видны покачивающиеся плечи и голова покойника, по какой-то причине не тронутые огнем. Вот горящий человек, думает Вишрам. Ветер разносит дым и пепел над гхатом. Вишрам Рэй наблюдает за тем, как охваченное огнем тело сползает вниз, оседает и рассыпается на множество искр и обгорелых углей. И Вишрам думает, что Чакраборти прав. Гораздо лучше закончить свои дни здесь, умереть среди кипения жизни, оставить временное, индивидуальное – и перейти в вечное, вселенское.
– Господин Чакраборти, мне нужна от вас очень большая сумма денег, – говорит Вишрам.
– Какая?
– Достаточная для того, чтобы выкупить часть компании, принадлежащую Рамешу.
– На это потребуется около трехсот миллиардов рупий. Я могу дать вам названную сумму в американских долларах, если пожелаете.
– Мне просто нужно знать, что я могу рассчитывать на такую сумму.
Господин Чакраборти отвечает без колебаний:
– Можете.
– И еще кое-что. Марианна сказала мне, что я могу кое о чем вас спросить и что только вы можете ответить на мой вопрос.
– И какой же вопрос вы хотите задать, господин Рэй?
– Что такое «Одеко», господин Чакраборти?
Парень-лодочник перестает грести, и поток несет суденышко мимо погребальных костров к древнему храму, словно опускающемуся под тяжестью лет в засохшую грязь.
– «Одеко» – одна из холдинг-компаний, занимающихся разработкой искусственного интеллекта третьего поколения, известного под названием «Брахма».
– И я снова задам вам тот же вопрос, – говорит Вишрам.
– И получите тот же ответ. – Чакраборти поворачивается к Вишраму. – Что вас не устраивает в моем ответе? Почему вы ему не верите?
– Сарисины третьего поколения – не более чем научная фантастика.
– Я могу вас заверить, что мой работодатель вполне реально существует. «Одеко» в самом деле холдинговая компания с венчурным капиталом. Просто так случилось, что венчурный капиталист – искусственный интеллект.
– А Акты Гамильтона, а Сыщики Кришны…
– Есть пространства, в которых сарисины превосходно могут существовать. В особенности в чем-то подобном международным финансовым рынкам, которым требуются довольно либеральные правила, чтобы эксплуатировать так называемую рыночную свободу. Названные сарисины принципиальным образом отличаются от нашего с вами интеллекта. Они распределены в пространстве и могут находиться одновременно в нескольких местах.
– Вы хотите сказать, что… тот самый… «Брахма» – это фондовая биржа и что он реально существует?
– Международные финансовые учреждения использовали сарисины низкого уровня для выполнения операций покупки и продажи, начиная еще с прошлого века. И по мере того как в геометрической прогрессии возрастала сложность финансовых трансакций, росла и сложность сарисинов.
– Но кто занимался их разработкой?
– «Брахма» не есть результат разработки. По крайней мере не в большей степени, чем вы, господин Рэй. Он результат эволюции.
Вишрам качает головой. Жара на краю муссона ужасная, способная довести до безумия, выкачивающая все чувства и всю энергию.
– «Брахма»?.. – спрашивает он слабым голосом.
– Имя. Знак. Не более. Личность на Киберземле гораздо более сложный и неопределенный конструкт, чем у нас. Брахма в географическом смысле слова сущность, распределенная по множеству узлов и субкомпонентов, по сарисинам более низких уровней, которые, возможно, и не представляют, что являются частью большего разума.
– И это… третье поколение… с радостью спешит выдать мне сто миллионов американских долларов?
– И даже больше. Вы должны понять, господин Рэй, для такой сущности, как «Брахма», делать деньги проще простого. Не сложнее, чем для вас дышать.
– Но почему, господин Чакраборти?
Адвокат садится. Лодочник берется за весла, чтобы маленькое суденышко не выбросило пассажиров за борт в воды Ганга, который смывает с тех, кого принимает, всю их карму.
– Мой работодатель желает видеть проект нулевой точки успешно завершенным и, кроме того, хочет оградить его от возможных посягательств.
– И вновь – почему?
Господин Чакраборти медленно, но весьма внушительно пожимает плечами в великолепного покроя черном пиджаке.
– Названная сущность обладает финансовой возможностью уничтожить экономику целых государств, даже всего мира. Я не осведомлен об особенностях деятельности разума такого рода, господин Рэй. Но и он понимает человеческий мир только отчасти. В финансовой сфере, каковая является его экологической нишей, «Брахма» настолько же превосходит человеческий интеллект, насколько наш превосходит змеиный. Но если бы у вас появилась возможность вступить с ним в непосредственную беседу, он бы показался вам наивным и невротичным, даже немного аутичным.
– Я должен задать вам еще один вопрос. Знает… знал ли… обо всем этом мой отец?
Чакраборти качает головой.
– Деньги могут быть переведены на ваш счет в течение часа.
– И мне предстоит решить, кому я доверяю. Банде американских налетчиков от бизнеса со спутником на солнечной энергии, которые стремятся к тому, чтобы искромсать мою компанию на мелкие кусочки, или сарисину, зовущемуся именем бога и способному уничтожить все банковские счета на планете.
– Очень точно сказано, сэр.
– Не слишком легкий выбор, не так ли?
Вишрам делает жест лодочнику. Тот налегает на левое весло и поворачивает маленькую лодчонку в сторону великого Гхата Дасашвамедха. Вишраму кажется, что он вдруг ощутил на нижней губе маленькую капельку дождя.
34
Наджья, Тал
Шепот:
– Он не может здесь оставаться.
Воздух в помещении тяжелый и зловонный, но фигура на матраце спит сном Брахмы.
– Это не «он», это ньют, – шепчет Наджья Аскарзада, обращаясь к Бернару.
Они стоят в дверях темной комнаты, словно родители, наблюдающие за ребенком, страдающим от колик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Черт, я абсолютно ничего не понимаю в том, что происходит, – говорит он, вперив взгляд в потолок. – Кто за кем и за чем стоит, кто кого финансирует, кто на кого делает ставки, кто на кого работает и ради чего…
– А ты думаешь, я понимаю? – отвечает Марианна Фуско, снова перекатываясь на бок и прижимая свое длинное, крепкое тело к телу Вишрама. Он чувствует мягкое прикосновение волос на ее лобке к своему бедру. И задумывается над тем, какие же еще «йонические» тайны скрывает эта женщина. – Я младший партнер в одной лондонской корпоративной юридической фирме. Мы занимаемся слиянием компаний и отчуждением собственности. Мы не очень большие специалисты в драмах плаща и шпаги, в кровавых аферах и теории заговоров.
– Тогда расскажи мне, что же все-таки такое «Одеко»?
– «Одеко» – международная группа венчурных капиталистов, базирующихся там, где легче укрываться от налогов. Они специализируются в суперсовременных технологиях и в том, что некоторые называют «серой» экономикой, то есть в отраслях промышленности, которые не являются незаконными в прямом смысле слова, но отличаются сомнительной репутацией, как, например, выпуск программного обеспечения, способного к самостоятельной эволюции. Они вкладывают деньги в «Кремниевые джунгли» в киберабадах во всех развивающихся странах, включая и некоего сундарбана здесь, в Варанаси.
– И именно они дали деньги на ускоритель в научно-исследовательском центре. Я встречался с Чакраборти. Точнее, Чакраборти встречался со мной.
– Я знаю. Чакраборти – мой посредник здесь, в Варанаси. Ты можешь мне не верить, но «Одеко» на самом деле заинтересована в успехе проекта нулевой точки.
– Он сказал мне, что очень рад тому, что я собираюсь провести открытую демонстрацию результатов проекта. Я сообщил об этом только нашим друзьям из «Эн-Джена».
– «Эн-Джен» не «Одеко».
– Тогда каким же образом Чакраборти узнал об испытаниях?
Марианна Фуско задумчиво закусывает губу.
– Тебе придется спросить самого Чакраборти. Я не имею права раскрывать конфиденциальную информацию. Но мо жешь мне поверить, на все предложения «Эн-Джена» прекратить эксперимент «Одеко» ответит встречным предложением продолжить его, подкрепив соответствующим денежным вложением. И значительно большим, чем может предложить «Эн-Джен».
– Хорошо, – говорит Вишрам Рэй и садится. – Так как я действительно намерен взять у них деньги, ты не могла бы организовать мне встречу с их посредником? При условии, конечно, что он еще не информирован о моих намерениях телепатически или каким-нибудь другим подобным способом. И потом, не могли бы мы как-нибудь снова заняться тем, чем только что занимались, и как можно скорее?
Марианна Фуско отбрасывает назад свои все еще влажные и пахнущие хлором волосы.
– Мне можно позаимствовать у тебя халат? Я думаю, мне будет неловко спускаться в лифте в таком виде.
Через сорок минут Вишрам Рэй, уже принявший душ, одетый в костюм и напевающий что-то себе под нос, спускается на лифте сквозь стеклянную крышу атриума отеля. Автомобиль ждет его среди фургонов с оборудованием для спутниковой связи. Шелковая ткань с неразвязанными узелками все еще лежит в номере – возможно, для того, чтобы шокировать любопытную обслугу отеля.
* * *
Бархатцы на черной воде…
В открытой лодке стена из облаков кажется Вишраму молотом небесным, поднятым над ним. Ветер вызывает сильное волнение на реке. Буйволы теснятся поближе к берегу, подняв над водой раздутые ноздри. Они чувствуют изменение погоды. Купающиеся женщины из соображений скромности пытаются удержать подолы сари, чтобы ветер не слишком высоко задирал их. Это одно из вечных противоречий культуры его народа, написавшего и проиллюстрировавшего «Камасутру» и одновременно известного ханжеской стыдливостью и холодностью. Люди в промозглом, сыром христианском Глазго отличались гораздо большей страстностью.
Лодочник, парень лет пятнадцати, с застывшей широкой улыбкой на лице сражается с волнами и сильным течением на внезапно разволновавшейся реке. Вишрам чувствует себя беззащитным перед вспышками молний. На заводах на противоположном берегу уже загораются огни.
– «Эн-Джен» доставил меня на самолете в заповедник тигров. С вооруженной охраной. Меня там угостили по-настоящему хорошим обедом. А их стюардесса выглядела намного лучше, чем он…
– Гм?.. – бормочет Чакраборти. Он стоит в середине лодки и рассеянно рассматривает великолепие береговой жизни. Вишраму это совсем не нравится. Он вспоминает старый номер из постановки «Парни и куклы» в драматическом кружке в колледже. «Сядь, ведь ты раскачиваешь лодку. А то дьявол утащит тебя под воду…» Что-то слишком часто приходят к нему сегодня ассоциации с христианскими концепциями греха, божьего суда и проклятия, думает Вишрам.
– Я говорил, что сегодня на реке будет неспокойно. Лодочник улыбается. На нем чистая голубая рубашка, а зубы просто белоснежные.
– Да, небольшое волнение, господин Рэй. – Чакраборти подносит палец к губам, а затем указывает им в сторону мерцающих гхатов. – Вас не успокаивает мысль о том, что вы завершите свой земной путь на этих ступенях, у этого берега, на глазах у множества людей?
– Не могу сказать, чтобы я часто задумывался на подобную тему, – отвечает Вишрам и протягивает руку к планширу, когда в очередной раз лодку сильно накреняет набежавшей волной.
– В самом деле? Но вам следовало бы побольше думать о таких вещах, господин Рэй. Я каждый день уделяю какое-то время мыслям о смерти. Они помогают сосредоточиться. Мысль о том, что когда-нибудь мы покинем обитель временного, индивидуального и перейдем в мир вселенского универсального, меня очень успокаивает. В этом, как мне кажется, – мокша Ганга. Мы воссоединяемся с рекой вечности, падая в нее, подобно капелькам дождя, и истории наших жизней вплетаются в поток времени. Скажите мне – вы ведь много жили на Западе, – правда ли, что они сжигают своих мертвых втайне, вдали от глаз людей, словно бы стыдясь?
Вишрам вспоминает похороны в тусклом и грязном районе Глазго с невзрачными домами из песчаника. Покойную он практически не знал. Она снимала квартиру вместе с девушкой, с которой у Вишрама был небольшой роман, так как многие воспринимали ее как восходящую звезду режиссуры. Женщина погибла во время восхождения в Гленко, и Вишрам помнит ощущение шока, которое он пережил, получив известие об этом. Он помнит и ужас, который испытал в крематории. Сдержанное выражение скорби, хвалебная речь, произнесенная человеком, совершенно не знавшим покойную и перепутавшим имена всех ее друзей, Бах, записанный на пленку и зазвучавший в тот момент, когда запечатанный фоб, вздрогнув на постаменте, начал медленно опускаться вниз, в печь.
– Правда, – отвечает Вишрам Чакраборти. – Они не могут смотреть на смерть, потому что она пугает их. Для них она конец всего.
На засыпанных пеплом ступенях у реки процесс смерти и мокши непрерывен. У самой береговой линии погребальный костер вдруг почему-то развалился, и стали видны покачивающиеся плечи и голова покойника, по какой-то причине не тронутые огнем. Вот горящий человек, думает Вишрам. Ветер разносит дым и пепел над гхатом. Вишрам Рэй наблюдает за тем, как охваченное огнем тело сползает вниз, оседает и рассыпается на множество искр и обгорелых углей. И Вишрам думает, что Чакраборти прав. Гораздо лучше закончить свои дни здесь, умереть среди кипения жизни, оставить временное, индивидуальное – и перейти в вечное, вселенское.
– Господин Чакраборти, мне нужна от вас очень большая сумма денег, – говорит Вишрам.
– Какая?
– Достаточная для того, чтобы выкупить часть компании, принадлежащую Рамешу.
– На это потребуется около трехсот миллиардов рупий. Я могу дать вам названную сумму в американских долларах, если пожелаете.
– Мне просто нужно знать, что я могу рассчитывать на такую сумму.
Господин Чакраборти отвечает без колебаний:
– Можете.
– И еще кое-что. Марианна сказала мне, что я могу кое о чем вас спросить и что только вы можете ответить на мой вопрос.
– И какой же вопрос вы хотите задать, господин Рэй?
– Что такое «Одеко», господин Чакраборти?
Парень-лодочник перестает грести, и поток несет суденышко мимо погребальных костров к древнему храму, словно опускающемуся под тяжестью лет в засохшую грязь.
– «Одеко» – одна из холдинг-компаний, занимающихся разработкой искусственного интеллекта третьего поколения, известного под названием «Брахма».
– И я снова задам вам тот же вопрос, – говорит Вишрам.
– И получите тот же ответ. – Чакраборти поворачивается к Вишраму. – Что вас не устраивает в моем ответе? Почему вы ему не верите?
– Сарисины третьего поколения – не более чем научная фантастика.
– Я могу вас заверить, что мой работодатель вполне реально существует. «Одеко» в самом деле холдинговая компания с венчурным капиталом. Просто так случилось, что венчурный капиталист – искусственный интеллект.
– А Акты Гамильтона, а Сыщики Кришны…
– Есть пространства, в которых сарисины превосходно могут существовать. В особенности в чем-то подобном международным финансовым рынкам, которым требуются довольно либеральные правила, чтобы эксплуатировать так называемую рыночную свободу. Названные сарисины принципиальным образом отличаются от нашего с вами интеллекта. Они распределены в пространстве и могут находиться одновременно в нескольких местах.
– Вы хотите сказать, что… тот самый… «Брахма» – это фондовая биржа и что он реально существует?
– Международные финансовые учреждения использовали сарисины низкого уровня для выполнения операций покупки и продажи, начиная еще с прошлого века. И по мере того как в геометрической прогрессии возрастала сложность финансовых трансакций, росла и сложность сарисинов.
– Но кто занимался их разработкой?
– «Брахма» не есть результат разработки. По крайней мере не в большей степени, чем вы, господин Рэй. Он результат эволюции.
Вишрам качает головой. Жара на краю муссона ужасная, способная довести до безумия, выкачивающая все чувства и всю энергию.
– «Брахма»?.. – спрашивает он слабым голосом.
– Имя. Знак. Не более. Личность на Киберземле гораздо более сложный и неопределенный конструкт, чем у нас. Брахма в географическом смысле слова сущность, распределенная по множеству узлов и субкомпонентов, по сарисинам более низких уровней, которые, возможно, и не представляют, что являются частью большего разума.
– И это… третье поколение… с радостью спешит выдать мне сто миллионов американских долларов?
– И даже больше. Вы должны понять, господин Рэй, для такой сущности, как «Брахма», делать деньги проще простого. Не сложнее, чем для вас дышать.
– Но почему, господин Чакраборти?
Адвокат садится. Лодочник берется за весла, чтобы маленькое суденышко не выбросило пассажиров за борт в воды Ганга, который смывает с тех, кого принимает, всю их карму.
– Мой работодатель желает видеть проект нулевой точки успешно завершенным и, кроме того, хочет оградить его от возможных посягательств.
– И вновь – почему?
Господин Чакраборти медленно, но весьма внушительно пожимает плечами в великолепного покроя черном пиджаке.
– Названная сущность обладает финансовой возможностью уничтожить экономику целых государств, даже всего мира. Я не осведомлен об особенностях деятельности разума такого рода, господин Рэй. Но и он понимает человеческий мир только отчасти. В финансовой сфере, каковая является его экологической нишей, «Брахма» настолько же превосходит человеческий интеллект, насколько наш превосходит змеиный. Но если бы у вас появилась возможность вступить с ним в непосредственную беседу, он бы показался вам наивным и невротичным, даже немного аутичным.
– Я должен задать вам еще один вопрос. Знает… знал ли… обо всем этом мой отец?
Чакраборти качает головой.
– Деньги могут быть переведены на ваш счет в течение часа.
– И мне предстоит решить, кому я доверяю. Банде американских налетчиков от бизнеса со спутником на солнечной энергии, которые стремятся к тому, чтобы искромсать мою компанию на мелкие кусочки, или сарисину, зовущемуся именем бога и способному уничтожить все банковские счета на планете.
– Очень точно сказано, сэр.
– Не слишком легкий выбор, не так ли?
Вишрам делает жест лодочнику. Тот налегает на левое весло и поворачивает маленькую лодчонку в сторону великого Гхата Дасашвамедха. Вишраму кажется, что он вдруг ощутил на нижней губе маленькую капельку дождя.
34
Наджья, Тал
Шепот:
– Он не может здесь оставаться.
Воздух в помещении тяжелый и зловонный, но фигура на матраце спит сном Брахмы.
– Это не «он», это ньют, – шепчет Наджья Аскарзада, обращаясь к Бернару.
Они стоят в дверях темной комнаты, словно родители, наблюдающие за ребенком, страдающим от колик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96