Эти проклятые ступеньки меня доконают.
Подобное поведение недостойно старшего следователя, хочет ответить господин Нандхе. Порядок, пристойность, идеально чистые костюмы – вот о чем следовало бы тебе подумать. О своей варне. На его десятый холи мать одела детей как маленьких джедаев – в развевающиеся одежды. Нандха наблюдал за тем, как его младшие брат и сестра разгуливали в плащах с капюшонами, сделанных из старых простыней, и стреляли из игрушечного «супероружия» по «силам тьмы». И до сих пор ему становится дурно от чувства унижения, испытываемого всякий раз при воспоминании о том, как он разгуливал у всех на виду в жалких лохмотьях и с дешевыми игрушками в руках… В ту же ночь Нандха вышел из своей комнаты, отнес все это барахло к ночному сторожу Дипендре, бросил в жаровню и сжег дотла. Гнев отца был безмерен, но видеть разочарование и огорчение матери ему было еще тяжелее. Тем не менее Нандха стоически перенес все наказания и проклятия в свой адрес, так как знал, что избежал гораздо худшего – позора.
Господин Нандха нащупывает лайтхёк. Сейчас он позвонит Парвати и откровенно, безо всяких недомолвок скажет все, что думает по поводу разговоров о детях-брахманах. Он расставит все точки над «i» – так, чтобы жене стало понятно его мнение, чтобы никогда больше она не начинала разговор на эту тему.
Господин Нандха надевает хёк на ухо и уже начинает вызывать номер, когда внезапно его прерывает еще один звонок.
– М-да? – произносит Сыщик Кришны с явным неудовольствием в голосе.
Звонит Чаухан.
– Новость важная, раз я сам звоню. Могу вам кое-что показать, Нандха.
– Значит, это все-таки был инфракрасный лазер? – говорит господин Нандха, входя в морг.
Трупы лежат на фаянсовых столах – почерневшие, сморщившиеся, похожие на мумий.
– Вот именно, – отвечает всегда жизнерадостный, слегка хамоватый Чаухан, который расхаживает по моргу в зеленом халате в окружении суровых медсестер. – Короткий направленный импульс высокой интенсивности, генерирован мощным инфракрасным лазерным устройством скорее всего с воздуха, хотя я не исключаю и удар из жилого комплекса Шанти Рана, расположенного напротив.
Один из трупов, обгоревший больше остальных, кажется просто черным бревном с обнаженными ребрами и желтыми бедренными костями. Ниже колен ноги у него отсутствуют. Вонь от сгоревших волос, мяса и костей здесь, в идеально чистом новом городском морге Ранапура, еще резче и страшнее, чем в квартире, где ее перебивали запахи углеводородов и полимеров. Но в этом прохладном, сияющем белизной помещении нет ничего такого, что было бы незнакомо и что могло бы по-настоящему шокировать коренного жителя Варанаси.
– Что с ним произошло? – спрашивает Сыщик Кришны, указывая на труп.
– Подозреваю, этот человек находился у окна, когда в квартиру влетел огненный шар. Но он как раз не самый интересный случай, – продолжает Чаухан, а господин Нандха тем временем склоняется над останками, уже ничем не на поминающими человеческие. – Посмотрите сюда. Вот эти двое. Их уже довольно трудно идентифицировать. Правда, я провел только первичный осмотр. Но один труп мужской, второй – женский. Мужчина – европеец из местности между Палермо и Парижем, женщина – из южной Индии, дравидка. Я почти уверен, что они муж и жена. Интересно и то, что женщина родилась с сильной деформацией влагалища, конечно, ничего функционального… Полицейские со временем, без сомнения, установят их личности, но вас может заинтересовать и кое-что еще.
Чаухан открывает ящик и вытаскивает оттуда два пластиковых мешочка с вещественными доказательствами. В каждом по маленькому медальону из слоновой кости. Оба обгорели и почернели. На медальонах изображение белой лошади, стоящей на задних ногах, в круге чакры из стилизованных языков пламени.
– Вы не знаете, что это такое? – спрашивает Чаухан.
– Калки, – отвечает господин Нандха. Он поднимает медальон и рассматривает его на свет. Работа изумительная. – Десятая и последняя инкарнация Вишну.
Священные обезьяны прыгают с деревьев и, неуклюже сгрудившись, собираются вокруг министерского «лексуса», остановившегося у старого дворца Моголов. Из зарослей рододендронов выходит робот, чтобы проверить документы прибывшего. Сады заросли травой. Немногим садовникам удается успешно пройти проверку на благонадежность, а те, кто все-таки проходит, недолго задерживаются на этой работе, весьма скудно оплачиваемой из скупого министерского кармана.
Автомат приседает перед автомобилем и проводит по господину Нандхе круглым манипулятором. Проверяя документы, робот как-то странно припадает на левую ногу. Тоже результат недосмотра обслуживающего персонала, думает господин Нандха. Он брезгливо поджимает губы, видя, как обезьяны окружают автомобиль и суют свои мерзкие пальцы во все щели, которые им удается обнаружить. Их лапы напоминают ему руки обгоревших трупов, лежащих в морге Чаухана, – почерневшие высохшие кулачки обугленных мумий. Макака, взгромоздившаяся на радиатор, начинает неистово мастурбировать, а господин Нандха в это мгновение слушает «Страсти по Матфею» Баха.
Отсутствие средств порождает равнодушие, равнодушие порождает халатность, халатность порождает преступление. Именно халатность и явное несовершенство системы безопасности стали причиной двух побегов заключенных. Достаточно взглянуть на роботов, размером и умом напоминающих тараканов.
Робот-охранник заканчивает проверку и удаляется в кусты, словно какой-нибудь первобытный охотник. Господин Нандха заводит мотор, чтобы отпугнуть обезьян. Его охватывает ужас от мысли о том, что какая-нибудь из них может застрять в нише колеса. Его Величество Богоподобный Онанист с грохотом спрыгивает с капота. Господин Нандха с отвращением проверяет, не оставил ли он каких-либо следов на автомобиле.
Когда Сыщику Кришны было лет тринадцать и он, как и все подростки, испытывал на себе последствия гормонального взрыва и многочисленных свойственных переходному возрасту сомнений, ему в голову часто приходила странная фантазия о том, чтобы пробраться сюда, поймать священную обезьяну, посадить в клетку и медленно, постепенно ломать ее крошечные, похожие на птичьи косточки. Он до сих пор испытывает приятные ощущения, настоящее удовольствие от удовлетворенного гнева при этом воспоминании.
Несколько самых настырных обезьян не оставляют министерский автомобиль, пока он едет по узкой дорожке через сад. Господин Нандха, надев темные очки и выйдя на хрустящий под ногами гравий, все-таки разгоняет их. Белый мрамор эпохи Великих Моголов ослепительно сверкает на полуденном солнце.
Господин Нандха отходит от автомобиля, чтобы без помех насладиться роскошным видом дворца. Жемчужина, сокрытая от взглядов любопытных. Здание построено в 1613 году шахом Ашрафом в качестве загородного дворца. Там, где когда-то охотничьи гепарды восседали в хаудах и владыки из рода Моголов разъезжали по топям Кираката, теперь прямо по соседству с невысоким, но таким чудесным старинным шедевром теснятся заводские постройки и хижины из прессованного алюминия. Но архитектурный гений противостоит любым воздействиям всеразрушающего времени. Величественное здание с колоннами, укутанное одичавшими зарослями садов, остается невидимым новому времени и само не желает его видеть. Господин Нандха восторгается гармоничностью крытых галерей с величественной колоннадой, оригинальными пропорциями купола. Даже восхищаясь когда-то перпендикулярными линиями и барочным совершенством Кембриджа, он ни на мгновение не усомнился в превосходстве исламских архитекторов над Кристофером Реном и Реджинальдом из Эли. Они строили примерно так, как Бах сочинял кантаты и оратории, – сильно и мощно. Свет, пространство и геометрия служили им главными инструментами. Они творили на все времена, да и сами возвышались над своим временем, принадлежа скорее вечности, чем какой-то определенной эпохе.
Господину Нандхе неожиданно приходит в голову, что он вовсе не возражал бы против заключения в такой тюрьме, как эта. По крайней мере, здесь можно наслаждаться настоящим уединением.
Когда господин Нандха проходит по низеньким ступенькам в прохладу крытой галереи, ему кланяются уборщики, выметающие сломанные ветки деревьев. Сотрудники министерства встречают Сыщика Кришны у дверей, незаметно просканировав его своими палмами. Он хвалит их за скрупулезность, но они выглядят какими-то равнодушными. Это государственные служащие, но поручение охранять древнюю заплесневелую постройку эпохи Моголов воспринимают, по-видимому, как нечто весьма унизительное.
Господин Нандха ждет, пока охранник повернет прозрачный пластиковый замок (чем-то напоминающий игрушечную йони), врезанный в стену из изысканного резного алебастра. Последняя проверка – и зажигается зеленый сигнал. Господин Нандха входит в банкетный зал. Как всегда, у него захватывает дух при виде каменных джали, восхитительной узорчатой кладки, простора низких луковичных арок, точной геометрии лазурной черепицы, высоких стрельчатых окон, затененных занавесями из роскошных тканей. Однако главное внимание в зале приковывает вовсе не лучистая гармония изысканного оформления. И даже не клетка Фарадея, искусно включенная в сложную архитектуру. Это прозрачный пластиковый куб, который стоит в самом центре. Пять метров в длину и пять метров в высоту, настоящий миниатюрный дом, разделенный прозрачными пластиковыми стенками на маленькие прозрачные комнатки с такими же прозрачными водопроводными трубами, коммуникациями, стульями, столами, кроватью и даже с прозрачным унитазом.
В самой середине куба сидит темноволосый, заросший густой бородой мужчина с заметным брюшком. На нем белая куртка, он бос и читает книжку в мягкой обложке. Человек сидит спиной к вошедшему господину Нандхе, но, услышав шаги, встает, прищуривается, чтобы получше рассмотреть вошедшего, узнает гостя и пододвигает стул поближе к прозрачной стенке. Затем бросает на пол книжку и большим пальцем ноги отодвигает ее в сторону. На большом пальце у него надето прозрачное кольцо.
– Слова не меняются.
– Слова и не должны меняться. Под их воздействием измениться должны вы.
– Весьма эффективный способ компрессии опыта виртуальной реальности. Здесь, возможно, я и соглашусь с вами. Однако это так неинтерактивно…
– Но у каждого читающего различный опыт восприятия, – возражает господин Нандха.
Человек внутри пластикового куба наклоняет голову, задумавшись.
– Но в чем же тогда состоит совместный опыт?.. Впрочем… Так чем же я могу быть вам полезен, господин Нандха?
Господин Нандха бросает взгляд вверх, услышав комариное жужжание ховеркама. Тот вращает глазом-линзой над пластиковой клеткой, а затем поднимается к фантастическим сводам. Свет падает пыльными полосками сквозь средники окон. Господин Нандха извлекает пластиковые мешочки с вещественными доказательствами из кармана пиджака и поднимает их. Мужчина на пластиковом стуле вновь прищуривается.
– Поднесите их поближе, я ничего не вижу без очков. По крайней мере очки-то вы могли бы мне оставить.
– Вы прекрасно помните последний случай, господин Анредди. Схемы были в высшей степени изобретательны.
Господин Нандха прижимает мешочки к пластиковой стене. Заключенный опускается на колени. Господин Нандха видит, как от его дыхания запотела пластиковая стенка.
Слышен его приглушенный вздох.
– Откуда это у вас?
– От их владельцев.
– В таком случае они уже мертвы.
– Да.
Дж. П. Анредди – невысокий, рыхлый астматик лет двадцати пяти, с небольшим количеством волос на голове и с их обилием на оплывших щеках и челюстях. Он – самое большое профессиональное достижение господина Нандхи. Этот преступник был крупной шишкой в «Синха Сундарбан», довольно значительной станции подземки, управлявшейся сарисинами, в то время, когда Авадх подписал Акты Гамильтона, в соответствии с которыми был наложен запрет на любые разновидности искусственного интеллекта выше Уровня 2,0. Анредди нажил астрономическое состояние на перемаркировке сарисинов высокого уровня на более низкие и на подделке лицензий. Его основным грешком было слияние типа человек-машина, перераспределение ста пятидесяти килограммов собственного жира, скопившегося в основном в районе талии, в более гибкие и проворные тела роботов. Когда господин Нандха пришел арестовывать Анредди за нарушение законов лицензирования, ему пришлось прокладывать себе путь через несколько колец охраны, состоящей из роботов. Он вспоминает щелканье пластиковых ножек и сравнивает их с маленькими темными лапками противных обезьянок, атаковавших его министерскую машину. В этом светлом, теплом, пропахшем пылью зале господина Нандху вдруг пробирает неприятная дрожь.
Он преследовал Анредди, блуждая по лабиринту комнат, пока Индра не подсоединился к чипам белковой матрицы, находившимся у основания черепа преступника, что позволило войти в непосредственный контакт с машинными расширениями Анредди и расплавить их всех одним электромагнитным импульсом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Подобное поведение недостойно старшего следователя, хочет ответить господин Нандхе. Порядок, пристойность, идеально чистые костюмы – вот о чем следовало бы тебе подумать. О своей варне. На его десятый холи мать одела детей как маленьких джедаев – в развевающиеся одежды. Нандха наблюдал за тем, как его младшие брат и сестра разгуливали в плащах с капюшонами, сделанных из старых простыней, и стреляли из игрушечного «супероружия» по «силам тьмы». И до сих пор ему становится дурно от чувства унижения, испытываемого всякий раз при воспоминании о том, как он разгуливал у всех на виду в жалких лохмотьях и с дешевыми игрушками в руках… В ту же ночь Нандха вышел из своей комнаты, отнес все это барахло к ночному сторожу Дипендре, бросил в жаровню и сжег дотла. Гнев отца был безмерен, но видеть разочарование и огорчение матери ему было еще тяжелее. Тем не менее Нандха стоически перенес все наказания и проклятия в свой адрес, так как знал, что избежал гораздо худшего – позора.
Господин Нандха нащупывает лайтхёк. Сейчас он позвонит Парвати и откровенно, безо всяких недомолвок скажет все, что думает по поводу разговоров о детях-брахманах. Он расставит все точки над «i» – так, чтобы жене стало понятно его мнение, чтобы никогда больше она не начинала разговор на эту тему.
Господин Нандха надевает хёк на ухо и уже начинает вызывать номер, когда внезапно его прерывает еще один звонок.
– М-да? – произносит Сыщик Кришны с явным неудовольствием в голосе.
Звонит Чаухан.
– Новость важная, раз я сам звоню. Могу вам кое-что показать, Нандха.
– Значит, это все-таки был инфракрасный лазер? – говорит господин Нандха, входя в морг.
Трупы лежат на фаянсовых столах – почерневшие, сморщившиеся, похожие на мумий.
– Вот именно, – отвечает всегда жизнерадостный, слегка хамоватый Чаухан, который расхаживает по моргу в зеленом халате в окружении суровых медсестер. – Короткий направленный импульс высокой интенсивности, генерирован мощным инфракрасным лазерным устройством скорее всего с воздуха, хотя я не исключаю и удар из жилого комплекса Шанти Рана, расположенного напротив.
Один из трупов, обгоревший больше остальных, кажется просто черным бревном с обнаженными ребрами и желтыми бедренными костями. Ниже колен ноги у него отсутствуют. Вонь от сгоревших волос, мяса и костей здесь, в идеально чистом новом городском морге Ранапура, еще резче и страшнее, чем в квартире, где ее перебивали запахи углеводородов и полимеров. Но в этом прохладном, сияющем белизной помещении нет ничего такого, что было бы незнакомо и что могло бы по-настоящему шокировать коренного жителя Варанаси.
– Что с ним произошло? – спрашивает Сыщик Кришны, указывая на труп.
– Подозреваю, этот человек находился у окна, когда в квартиру влетел огненный шар. Но он как раз не самый интересный случай, – продолжает Чаухан, а господин Нандха тем временем склоняется над останками, уже ничем не на поминающими человеческие. – Посмотрите сюда. Вот эти двое. Их уже довольно трудно идентифицировать. Правда, я провел только первичный осмотр. Но один труп мужской, второй – женский. Мужчина – европеец из местности между Палермо и Парижем, женщина – из южной Индии, дравидка. Я почти уверен, что они муж и жена. Интересно и то, что женщина родилась с сильной деформацией влагалища, конечно, ничего функционального… Полицейские со временем, без сомнения, установят их личности, но вас может заинтересовать и кое-что еще.
Чаухан открывает ящик и вытаскивает оттуда два пластиковых мешочка с вещественными доказательствами. В каждом по маленькому медальону из слоновой кости. Оба обгорели и почернели. На медальонах изображение белой лошади, стоящей на задних ногах, в круге чакры из стилизованных языков пламени.
– Вы не знаете, что это такое? – спрашивает Чаухан.
– Калки, – отвечает господин Нандха. Он поднимает медальон и рассматривает его на свет. Работа изумительная. – Десятая и последняя инкарнация Вишну.
Священные обезьяны прыгают с деревьев и, неуклюже сгрудившись, собираются вокруг министерского «лексуса», остановившегося у старого дворца Моголов. Из зарослей рододендронов выходит робот, чтобы проверить документы прибывшего. Сады заросли травой. Немногим садовникам удается успешно пройти проверку на благонадежность, а те, кто все-таки проходит, недолго задерживаются на этой работе, весьма скудно оплачиваемой из скупого министерского кармана.
Автомат приседает перед автомобилем и проводит по господину Нандхе круглым манипулятором. Проверяя документы, робот как-то странно припадает на левую ногу. Тоже результат недосмотра обслуживающего персонала, думает господин Нандха. Он брезгливо поджимает губы, видя, как обезьяны окружают автомобиль и суют свои мерзкие пальцы во все щели, которые им удается обнаружить. Их лапы напоминают ему руки обгоревших трупов, лежащих в морге Чаухана, – почерневшие высохшие кулачки обугленных мумий. Макака, взгромоздившаяся на радиатор, начинает неистово мастурбировать, а господин Нандха в это мгновение слушает «Страсти по Матфею» Баха.
Отсутствие средств порождает равнодушие, равнодушие порождает халатность, халатность порождает преступление. Именно халатность и явное несовершенство системы безопасности стали причиной двух побегов заключенных. Достаточно взглянуть на роботов, размером и умом напоминающих тараканов.
Робот-охранник заканчивает проверку и удаляется в кусты, словно какой-нибудь первобытный охотник. Господин Нандха заводит мотор, чтобы отпугнуть обезьян. Его охватывает ужас от мысли о том, что какая-нибудь из них может застрять в нише колеса. Его Величество Богоподобный Онанист с грохотом спрыгивает с капота. Господин Нандха с отвращением проверяет, не оставил ли он каких-либо следов на автомобиле.
Когда Сыщику Кришны было лет тринадцать и он, как и все подростки, испытывал на себе последствия гормонального взрыва и многочисленных свойственных переходному возрасту сомнений, ему в голову часто приходила странная фантазия о том, чтобы пробраться сюда, поймать священную обезьяну, посадить в клетку и медленно, постепенно ломать ее крошечные, похожие на птичьи косточки. Он до сих пор испытывает приятные ощущения, настоящее удовольствие от удовлетворенного гнева при этом воспоминании.
Несколько самых настырных обезьян не оставляют министерский автомобиль, пока он едет по узкой дорожке через сад. Господин Нандха, надев темные очки и выйдя на хрустящий под ногами гравий, все-таки разгоняет их. Белый мрамор эпохи Великих Моголов ослепительно сверкает на полуденном солнце.
Господин Нандха отходит от автомобиля, чтобы без помех насладиться роскошным видом дворца. Жемчужина, сокрытая от взглядов любопытных. Здание построено в 1613 году шахом Ашрафом в качестве загородного дворца. Там, где когда-то охотничьи гепарды восседали в хаудах и владыки из рода Моголов разъезжали по топям Кираката, теперь прямо по соседству с невысоким, но таким чудесным старинным шедевром теснятся заводские постройки и хижины из прессованного алюминия. Но архитектурный гений противостоит любым воздействиям всеразрушающего времени. Величественное здание с колоннами, укутанное одичавшими зарослями садов, остается невидимым новому времени и само не желает его видеть. Господин Нандха восторгается гармоничностью крытых галерей с величественной колоннадой, оригинальными пропорциями купола. Даже восхищаясь когда-то перпендикулярными линиями и барочным совершенством Кембриджа, он ни на мгновение не усомнился в превосходстве исламских архитекторов над Кристофером Реном и Реджинальдом из Эли. Они строили примерно так, как Бах сочинял кантаты и оратории, – сильно и мощно. Свет, пространство и геометрия служили им главными инструментами. Они творили на все времена, да и сами возвышались над своим временем, принадлежа скорее вечности, чем какой-то определенной эпохе.
Господину Нандхе неожиданно приходит в голову, что он вовсе не возражал бы против заключения в такой тюрьме, как эта. По крайней мере, здесь можно наслаждаться настоящим уединением.
Когда господин Нандха проходит по низеньким ступенькам в прохладу крытой галереи, ему кланяются уборщики, выметающие сломанные ветки деревьев. Сотрудники министерства встречают Сыщика Кришны у дверей, незаметно просканировав его своими палмами. Он хвалит их за скрупулезность, но они выглядят какими-то равнодушными. Это государственные служащие, но поручение охранять древнюю заплесневелую постройку эпохи Моголов воспринимают, по-видимому, как нечто весьма унизительное.
Господин Нандха ждет, пока охранник повернет прозрачный пластиковый замок (чем-то напоминающий игрушечную йони), врезанный в стену из изысканного резного алебастра. Последняя проверка – и зажигается зеленый сигнал. Господин Нандха входит в банкетный зал. Как всегда, у него захватывает дух при виде каменных джали, восхитительной узорчатой кладки, простора низких луковичных арок, точной геометрии лазурной черепицы, высоких стрельчатых окон, затененных занавесями из роскошных тканей. Однако главное внимание в зале приковывает вовсе не лучистая гармония изысканного оформления. И даже не клетка Фарадея, искусно включенная в сложную архитектуру. Это прозрачный пластиковый куб, который стоит в самом центре. Пять метров в длину и пять метров в высоту, настоящий миниатюрный дом, разделенный прозрачными пластиковыми стенками на маленькие прозрачные комнатки с такими же прозрачными водопроводными трубами, коммуникациями, стульями, столами, кроватью и даже с прозрачным унитазом.
В самой середине куба сидит темноволосый, заросший густой бородой мужчина с заметным брюшком. На нем белая куртка, он бос и читает книжку в мягкой обложке. Человек сидит спиной к вошедшему господину Нандхе, но, услышав шаги, встает, прищуривается, чтобы получше рассмотреть вошедшего, узнает гостя и пододвигает стул поближе к прозрачной стенке. Затем бросает на пол книжку и большим пальцем ноги отодвигает ее в сторону. На большом пальце у него надето прозрачное кольцо.
– Слова не меняются.
– Слова и не должны меняться. Под их воздействием измениться должны вы.
– Весьма эффективный способ компрессии опыта виртуальной реальности. Здесь, возможно, я и соглашусь с вами. Однако это так неинтерактивно…
– Но у каждого читающего различный опыт восприятия, – возражает господин Нандха.
Человек внутри пластикового куба наклоняет голову, задумавшись.
– Но в чем же тогда состоит совместный опыт?.. Впрочем… Так чем же я могу быть вам полезен, господин Нандха?
Господин Нандха бросает взгляд вверх, услышав комариное жужжание ховеркама. Тот вращает глазом-линзой над пластиковой клеткой, а затем поднимается к фантастическим сводам. Свет падает пыльными полосками сквозь средники окон. Господин Нандха извлекает пластиковые мешочки с вещественными доказательствами из кармана пиджака и поднимает их. Мужчина на пластиковом стуле вновь прищуривается.
– Поднесите их поближе, я ничего не вижу без очков. По крайней мере очки-то вы могли бы мне оставить.
– Вы прекрасно помните последний случай, господин Анредди. Схемы были в высшей степени изобретательны.
Господин Нандха прижимает мешочки к пластиковой стене. Заключенный опускается на колени. Господин Нандха видит, как от его дыхания запотела пластиковая стенка.
Слышен его приглушенный вздох.
– Откуда это у вас?
– От их владельцев.
– В таком случае они уже мертвы.
– Да.
Дж. П. Анредди – невысокий, рыхлый астматик лет двадцати пяти, с небольшим количеством волос на голове и с их обилием на оплывших щеках и челюстях. Он – самое большое профессиональное достижение господина Нандхи. Этот преступник был крупной шишкой в «Синха Сундарбан», довольно значительной станции подземки, управлявшейся сарисинами, в то время, когда Авадх подписал Акты Гамильтона, в соответствии с которыми был наложен запрет на любые разновидности искусственного интеллекта выше Уровня 2,0. Анредди нажил астрономическое состояние на перемаркировке сарисинов высокого уровня на более низкие и на подделке лицензий. Его основным грешком было слияние типа человек-машина, перераспределение ста пятидесяти килограммов собственного жира, скопившегося в основном в районе талии, в более гибкие и проворные тела роботов. Когда господин Нандха пришел арестовывать Анредди за нарушение законов лицензирования, ему пришлось прокладывать себе путь через несколько колец охраны, состоящей из роботов. Он вспоминает щелканье пластиковых ножек и сравнивает их с маленькими темными лапками противных обезьянок, атаковавших его министерскую машину. В этом светлом, теплом, пропахшем пылью зале господина Нандху вдруг пробирает неприятная дрожь.
Он преследовал Анредди, блуждая по лабиринту комнат, пока Индра не подсоединился к чипам белковой матрицы, находившимся у основания черепа преступника, что позволило войти в непосредственный контакт с машинными расширениями Анредди и расплавить их всех одним электромагнитным импульсом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96