Он сделал то, что не стал, чего не смог сделать его отец. Шив показал всем, чего может добиться настоящий решительный мужчина. И он ведь не взял ни пайса из аптечной кассы. Раджа берет только то, что ему нужно. Тогда ему было всего двенадцать. На два года моложе своего «лейтенанта» Йогендры, Шив всегда шел вперед, не заботясь о возможностях отступления, и никогда не маневрировал. Точно так же он поступит и сейчас. Единственно правильное решение само придет к нему. И он примет его. Есть только одно, чего Шив не станет делать никогда: отступать. Бегство исключается. Ведь Варанаси – его город.
Мадам Овариум с громким щелчком захлопывает портфель.
– Дайте-ка мне свою зажигалку. Хоть какая-то польза от вас…
Зажигалка у Шива старой американской модели. Она у него с того самого времени, когда войска США вошли в Пакистан. С тех дней, когда туда послали солдат, которые больше курили, чем стреляли.
Мадам Овариум щелкает зажигалкой. Бумаги вспыхивают и почти мгновенно сгорают.
– С этим местом покончено, – говорит она. – Спасибо за труды. Желаю вам всего хорошего, но только не пытайтесь со мной связаться. Ни при каких обстоятельствах. Больше мы никогда не встретимся, поэтому в нынешней жизни прощайте навеки.
Вернувшись в машину, Шив включает радио. Опять какая-то ди-джейская тарабарщина. Как будто единственный способ доказать, что ты реальный, а не сарисинский ди-джей, заключается в том, чтобы целыми днями нести немыслимую чушь. Подобно Гангу – непрерывный поток дерьма. Ты ди-джей – так играй музыку. Люди хотят слушать твою музыку, она помогает им забыть о проблемах, почувствовать себя лучше. Может быть, они даже немного поплачут.
Шив наклоняется к окну. В слабом мерцании приборного щитка он видит отражение своего лица на фоне человеческих толп на улице. У него возникает странное ощущение, что каждый из этих людей отнимает частицу его собственной души.
Гребаная трескотня.
– Куда ты везешь меня, парень?
– Сегодня ведь бои.
Он прав. По сути, ему больше некуда ехать. Но Шиву не нравится, что сидящий рядом с ним человек находится так близко, не нравится, что он внимательно смотрит, наблюдает за ним, делает выводы.
Бой! Бой!.. – звучит у него в мозгу.
Шив поднимается по узким ступенькам, поправляет манжеты на рукавах, и запах крови, денег и сырой древесины бьет ему под дых. Он любит это место больше всего на свете.
Шив внимательно рассматривает клиентов. Несколько новых лиц. Вон та девица, вверху, у балконной перекладины, с персидским носом, пытающаяся выглядеть такой крутой… Она встречается взглядом с Шивом. Не отводит глаза, а пристально смотрит на него.
Нет, не сегодня. Как-нибудь в другой раз.
Объявляется следующий раунд, и Шив идет к столу букмекера. Где-то там, на Сонарпур-роуд, пожарные машины спешат тушить пожар, вспыхнувший в ресторане – он начался в шкафу, где хранили документы. А тем временем нечто, обладающее анатомией десятилетнего мальчишки и аппетитами взрослого мужчины, запускает свою короткопалую ручонку к священной йони его девушки. И женщина, погибшая без всякого проку, уносится течением Ганга в мокшу… но здесь, рядом с Шивом, люди, движение, свет, смерть, страх, шанс победить – и девушка, носящая по арене великолепного серебристого боевого кота.
Шив извлекает из нагрудного кармана бумажник крокодиловой кожи, разворачивает веером пачку купюр и выкладывает деньги на стол. Синий цвет. Перед его глазами все еще стоит синяя дымка.
– Один пакх рупий, – произносит Бачхан. Больше ставить нельзя.
Помощник Бачхана пересчитывает банк и выписывает квитанцию. Шив занимает место у самой арены. Зазывала орет не своим голосом. Толпа рычит, вскакивает в едином порыве – и Шив вместе с ней.
…И вот он выплывает из густой темной синей пелены. Куски разорванного на части бойцового кота лежат на песке, а сто тысяч Шива уходят в кожаную сумку букмекера. Ему хочется смеяться. Он вдруг начинает понимать истину садху: настоящее счастье состоит в том, чтобы ничего не иметь.
В автомобиле Шив больше не может сдерживаться и разражается смехом. Он снова и снова бьется головой в окно. Слезы текут по лицу. Проходит время, прежде чем к нему возвращается способность дышать полной грудью. И способность говорить.
– Вези меня к Мерфи, – приказывает Шив. Теперь им овладел зверский голод.
– На какие шиши?
– В «бардачке» есть мелочь.
Чайная аллея куполами зонтиков покрывает собственные испарения и миазмы. Эти приспособления не имеют никакого отношения к метеорологии. Мерфи заявляет, что зонтик защищает его от лунного света, каковой он считает пагубным и зловредным. Мерфи вообще любит делать заявления всякого рода, и первым из них является его имя. По его словам, он ирландец. Да, ирландец, «садху Патрик».
Чайная аллея разрослась благодаря людям, строившим Ранапур. Она верно служила им. За рядами маленьких кафешек, где подают горячую еду, лавок со специями, палаток торговцев фруктами традиционные чайные открывают деревянные ставни, расставляют на дороге жестяные столики и складные стулья. Заглушая мирное клокотание газовых горелок и вопли радиоприемников, транслирующих индийские хиты, из сотен и сотен настенных телевизоров накатывается нескончаемый прибой телесериалов. Десять тысяч календарей с телебогинями свисают с разноцветных гвоздиков.
Шив высовывается из окна и отсчитывает мелочь в обезьянью лапку Мерфи.
– Дай ему несколько пицц.
На взгляд Шива это что-то вроде обезьяньего дерьма, но для Йогендры пицца – воплощение модной западной еды.
– Мерфи-джи, ты говоришь, что можешь сделать конфетку из всего, чего угодно. Попробуй-ка вот из этого.
Мерфи открывает крышку сосуда, отмахивается от испарений сухого льда и пытается угадать, что там внутри.
– Эй, а что там у тебя?
Шив без обиняков объясняет ему. Мерфи с гримасой омерзения отводит физиономию в сторону и сует сосуд обратно Шиву в руки.
– Нет уж, забирай. Думаю, вряд ли найдутся любители.
Вряд ли дело в кулинарных талантах Мерфи, но после второго проглоченного куска аппетит у Шива пропадает окончательно. Все присутствующие смотрят в одну сторону. Куда-то вбок. Шив бросает газету, на которой лежит его пицца. И на нее тут же набрасываются бродячие собаки. Ему приходится отнимать у них Йогендрино дерьмо.
– Да брось ты это говно и вези меня куда-нибудь отсюда.
Йогендра изо всех сил нажимает на акселератор, выезжает на внезапно опустевшую улицу, и тут что-то опускается на крышу автомобиля с такой силой, что прижимает «мерседес» к земле. Противоударное устройство детонирует подобно гранате, затем следует голубоватая вспышка и начинает вонять перегоревшей проводкой. Автомобиль покачивается на трех оставшихся амортизаторах. Наверху что-то ворочается. Йогендра пытается завести мотор – безуспешно.
– Выходим! Быстро!.. – командует Шив, заметив клинок, вспоровший крышу машины.
Длинное, загнутое, как у ятагана, зазубренное, сверкающее, словно скальпель хирурга лезвие пронзает «мерседес» от крыши до передаточного вала.
Едва Шив с Йогендрой успевают выскочить на Чайную аллею, как страшный клинок разрезает, вскрывает и потрошит раздавленную сталь машины, словно жертвенного младенца.
Теперь Шив видит, что именно уничтожило его «мерседес», превратив шестьдесят миллионов рупий в гору немецкого металлолома. Хотя с этого мгновения Шив совершенно разорен, он, как и все вокруг, замирает на месте, буквально парализованный увиденным.
Ветровое стекло автомобиля разлетается вдребезги. Нижние лапы боевого робота хватаются за крышу машины и запросто срывают ее. Тупой фаллос электромагнитной пушки находит Шива среди стоящих на улице и берет его на прицел. Шив во все глаза смотрит на громадный клинок, который, закончив крошить то, что когда-то было «мерседесом» седьмой серии, принимает горизонтальное положение. Боевой робот поднимается на ноги и делает шаг по направлению к Шиву. На боку жуткого механизма видны серийный номер и маленькие звезды и полосы, но Шив понимает, что управляет роботом вовсе не белозубый американский юнец с реакциями мальчишки, выросшего на компьютерных играх и пропитанного метамфетаминами. Здесь не обошлось без какого-нибудь курильщика биди, совершающего над компьютерной клавиатурой киберпассы в смертоносном танце Кали. И Шив ему хорошо знаком.
Шив даже не пытается бежать. Эти штуки способны двигаться со скоростью сто километров в час, и уж если они почувствуют запах нужного ДНК, их без промаха разящий клинок пройдет любое препятствие, но до вожделенной мякоти вашего тела доберется.
Боевой робот встает на дыбы и нависает над Шивом. Уродливая маленькая головка богомола опускается, сенсорная оснастка вращается на шарнирах. Шив может расслабиться. Теперь начался просто спектакль для уличных ротозеев.
– Господин Фараджи. К вашему сведению, на данный момент все долги и налоговые претензии к господину Бачхану переводятся на Агентство Ахимсы.
– Бачхан запрашивает мой счет?! – кричит Шив, глядя на размазанные по тротуару и истекающие спиртовым топливом останки последнего, что связывало его с мечтой о богатстве.
– Верно, господин Фараджи, – говорит робот-убийца. – На вашем счету в «Тотализаторе Бачхана» на данный момент находится восемнадцать рупий. Вам дается одна неделя, начиная с сегодняшнего дня, на покрытие всех долгов. В противном случае будет начато дело о взыскании.
Чудовищный механизм поворачивается на задних лапах, убирает все лишние части и прыгает через хозяев чайных, через коров, проституток и зевак по направлению к перекрестку.
– Эй, ты!.. – кричит Шив ему вслед. – А что там за проблемы с моим счетом?
Он собирает черепки и осколки высокоточных немецких устройств и швыряет их вслед электронному мытарю.
11
Лиза, Лалл
– Итак, мисс Дурнау, это ваша лучшая идея, – сказал Томас Лалл, сидя за широким столом, на котором лежит папка с ее персональным делом. Через большое окно в венецианском стиле открывается вид на широкие просторы Канзаса в самый жаркий июнь столетия. – И где же вы были, когда она пришла вам в голову?..
Эта сцена всплывает в памяти Лизы, когда она находится на расстоянии двадцати двух часов полета от МКС и двадцати шести – от Дарнли-285. Лиза накачана медикаментами и буквально упакована в мешок, прикрепленный к внутренней стене отделяемого отсека. Она не должна мешать капитану Бет, у которой слегка заложило правую ноздрю – воздух у нее из носа вырывается с ритмическим посвистыванием. Во вселенной Лизы этот назойливый звук дыхания пилота постепенно становится самым существенным раздражителем.
Такого июня раньше не бывало. Об этом с уверенностью говорят сотрудники аэропорта, девушка в агентстве проката автомобилей, мужчина из университетской охраны, у которого она спросила дорогу. Никаких сравнений с горячими водами у берегов Перу или с угасающей энергией Гольфстрима. Здесь климатологи вошли в ту зону неизвестности, в которой любые предсказания теряют смысл. Томас Лалл пролистал ее автобиографию, взглянул на первый лист личного дела. Когда же она показала ему первый слайд, Томас остановил Лизу сногсшибательным вопросом.
Лиза Дурнау до сих пор прекрасно помнит возмущение, которое мгновенно охватило ее. Пришлось положить ладони на бедра и крепко сжать их, чтобы хоть как-то успокоиться. Когда она отняла руки, то на брюках остались два потных отпечатка – словно талисманы от сглаза.
– Профессор Лалл, я стараюсь быть профессионалом. Как мне кажется, вы обязаны выслушать меня хотя бы из вежливости.
Вообще-то Лиза могла остаться в Оксфорде. Ей там очень нравилось. Карл Уокер все на свете отдал бы ради того, что бы удержать ее в Кебле. Из захолустья, где все еще преподавалось интеллектуальное проектирование, совершенно раздавленными возвращались и более блестящие докторанты, нежели она. Но если бы главный центр по исследованию кибержизни располагался на холме в библейском поясе, Лиза Дурнау обязательно поехала бы и туда. Еще до развода родителей она отвергла христианскую вселенную, которой жил ее отец, но пресвитерианское упрямство прочно впечаталось в генетический код Лизы. И она ни при каких обстоятельствах не позволит этому мужчине поколебать ее уверенность в себе.
– Вы можете привлечь мое внимание прежде всего ответом на заданный вам вопрос, – ответил Томас. – Я хочу знать источник вашего вдохновения. Хочу представлять, как у вас развивается творческий процесс. Ощутить вместе с вами те мгновения, когда вдохновение освещает вашу личную вселенную, подобно яркой вспышке молнии. Мгновения, когда вы можете проработать семьдесят часов подряд на кофе и декседрине, потому что стоит лишь на секунду отвлечься – и все будет потеряно… Мгновения, когда идея вдруг материализуется из абсолютной доселе пустоты. Я хочу знать, как, когда и где она, эта идея, посетила вас. Наука – это творчество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96