Два пути стараниями Мальчускина и
его бригады уже существенно укоротились, и теперь мы трудились на самом
длинном из оставшихся - на так называемом правом внешнем пути. Мальчускин
пояснил мне, что если встать к Городу лицом, пути различаются
соответственно как два левых и два правых, внутренний и внешний в каждой
паре.
Думать было, по существу, не о чем. Надо было только работать и
работать, монотонно и тяжело. Сначала вытащить костыли, крепящие рельс к
шпалам, и сложить их в сторонку. Затем таким же образом освободить другой
рельс. Потом мы принимались за шпалы - они крепились к бетонным основаниям
скобами, каждую из которых надо было расшатать и вынуть вручную. Каждую
шпалу, отделенную от основания, надлежало уложить на тележку, поджидавшую
на следующем отрезке рельсов. Затем наступал черед самих оснований - они,
как я понял, были отлиты заранее и предназначены для многократного
использования, и теперь мы выкапывали их из земли и также поднимали на
тележку. И наконец, два стальных рельса аккуратно укладывались на особую
стойку, приделанную к тележке сбоку.
Затем Мальчускин или я перегоняли тележку на соседний участок
рельсов, и все повторялось сызнова. Нагрузив тележку доверху, вся бригада
карабкалась на нее и переезжала под стены Города, где тележку ставили на
тормоза, чтобы перезарядить батареи, подсоединяя кабель к розетке,
укрепленной специально для этой цели на городской стене.
На то, чтобы загрузить тележку и подогнать ее к Городу, у нас ушло
почти целое утро. Руки у меня саднило так, словно их выдернули из плеч,
спина отчаянно ныла. С головы до ног я был покрыт липкой грязью и потом.
Мальчускин, который и сам работал не меньше других - да нет, наверняка
усерднее наемных помощников, - глянул на меня и усмехнулся:
- Ну вот, сейчас разгрузимся и начнем сначала.
Я посмотрел на рабочих. Они выглядели не лучше моего, хоть я,
вероятно, выдохся больше; ведь для меня все это было внове, и я не успел
еще научиться тратить силы рационально. Почти вся наша бригада лежала
навзничь в скудной тени под стеной.
- Ладно, - откликнулся я.
- Да нет, я пошутил. Уж не думаешь ли ты, что эта банда способна на
что-нибудь, пока не набьет себе животы?
- Нет, не думаю.
- И правильно. Тогда обед.
Он сказал что-то Рафаэлю и зашагал назад к своей хижине. Я поплелся
за ним, и мы вместе пообедали подогретой синтетической пищей - ничего
другого он предложить не мог.

Вторая половина дня началась с разгрузки. Шпалы, бетонные подушки и
рельсы перетащили на другую повозку, также работавшую от батарей, но
поставленную на большие надувные колеса. Покончив с этим, мы отогнали свою
тележку назад к концу пути и в том же порядке принялись за дело сызнова.
День был жаркий, люди двигались медленно. Даже Мальчускин как-то приутих
и, как только тележка была заполнена вторично, объявил, что пора
закругляться.
- Хорошо бы, конечно, сделать сегодня еще и третий рейс, - произнес
он, основательно отхлебнув из бутылки с водой.
- Я готов, - откликнулся я.
- Допустим. Хочешь проделать все от начала до конца в одиночку?
- Согласен, - ответил я, не желая признаться в том, что совершенно
измотан.
- Ты и так завтра будешь неработоспособен. Нет, разгрузим эту
тележку, отведем ее назад - и шабаш.
На поверку программа оказалась изложена не совсем точно. Отогнав
тележку на юг, Мальчускин приказал бригаде закидать последний отрезок пути
слоем песка и грязи. Слой этот надлежало сделать как можно толще и
вытянуть вдоль пути ярдов на двадцать.
Я поинтересовался, зачем он нужен.
Вместо ответа Мальчускин показал на один из соседних путей, левый
внутренний. В конце его поднимался массивный бетонный буфер, надежно
вкопанный в почву.
- Ты что, предпочел бы взамен возводить такую штуку?
- А что это?
- Амортизатор. Вдруг канаты лопнут все разом, и Город покатится по
рельсам назад. В общем-то, амортизаторы вряд ли остановят его, но лучше
никто не придумал.
- А что, было уже так, чтобы Город покатился назад?
- Однажды было.

Мальчускин предложил мне выбор - вернуться в Город, к себе в каюту,
или переночевать у него в хижине. По его тону я понял, что выбора у меня в
сущности нет. Было очевидно, что путеец придерживается невысокого мнения о
тех, кто живет под защитой городских стен, и сам он, по собственным
словам, старался бывать в Городе как можно реже.
- Там слишком уютно, - заявил он. - Половина народу в Городе и знать
не знает, что творится снаружи, и не думаю, чтобы им очень-то хотелось об
этом узнать.
- А зачем им знать? В конце концов, если у нас все идет гладко, это
просто не их забота.
- И то верно. Но если бы городские людишки почаще высовывались
наружу, мне бы, может, не приходилось возиться с этими местными бестиями.
В расположенных неподалеку от нашей хижины спальных бараках наемные
рабочие шумно судачили о чем то, иногда принимались петь.
- Вы не хотите иметь с ними ничего общего?
- Я использую их, и только. А остальное - дело меновщиков. Если
рабочие совсем никуда не годятся, я их увольняю и требую, чтобы наняли
новых. Это не сложно. Работы в здешних краях днем с огнем не сыщешь.
- Что значит - в здешних краях?
- А про это ты уж спрашивай не меня, а своего отца и его гильдию. Я
годен только на то, чтобы выкапывать старые шпалы.
Я чувствовал, что в действительности Мальчускин не так уж отчужден от
Города, как хочет показать. Да, несомненно, его относительно независимое
существование внушало ему известное презрение к тем, кто заперт в четырех
стенах, - и в то же время, насколько я мог судить, его никто не обязывал
торчать здесь, в хижине, дни и ночи напролет. Конечно, бригада была с
ленцой, да и пошуметь любила, однако в общем и целом вела себя вполне
пристойно. В нерабочее время Мальчускин и не пытался присматривать за
подчиненными, так что спокойно мог бы жить в Городе, если бы только
захотел.
- Это ведь твой первый день снаружи? - внезапно спросил он.
- Так точно.
- Хочешь посмотреть на закат?
- Не-ет... а зачем?
- Обычно все ученики смотрят.
- Ладно.
Нехотя, словно для того, чтобы угодить старшему, я выбрался из хижины
и бросил взгляд мимо громады Города на северо-восток. Мальчускин подошел
ко мне и встал рядом.
Солнце клонилось к горизонту, и я уже ощущал, как спины коснулся
прохладный ветерок. Облака предыдущей ночи не возвращались, небо было
чистым и синим. Я следил за солнцем, не отрываясь, - теперь, когда его
лучи рассеивались в толще атмосферы, на него опять можно было смотреть, не
раня глаз. Оно имело форму сплющенного оранжевого диска, как бы
наклоненного к нам. Сверху и снизу из него вырастали мощные колонны света.
И на наших глазах оно медленно утонуло за горизонтом - последним исчезло
верхнее острие светового копья.
- Если ночуешь в Городе, этого не увидишь, - заметил Мальчускин.
- Очень красиво, - согласился я.
- Видел утром восход?
- Угу.
- Они всегда так, - кивнул Мальчускин. - Едва посвятят ребенка в
гильдию - и сразу швырнут его в воду, на самую глубину. И никаких
объяснений, так? Выведут наружу, в темень, и ждут, пока не взойдет солнце.
- Но зачем, зачем им это надо?
- Так установлено системой. Считается, что это кратчайший способ
заставить ученика понять, что солнце на самом деле не такое, как учат в
яслях.
- При чем тут солнце?
- Какое оно по учебнику?
- Круглое.
- Значит, так учат и по сей день. Ну, а теперь ты убедился, что оно
другое. Понял, что это значит?
- Нет.
- Ну так думай. Пойдем поужинаем.
Мы вернулись в хижину, и Мальчускин велел мне подогреть еду, пока он
навинтит раму для второй койки над той, которую занимает сам. Выкопав из
шкафа еще один ком белья и одеяло, он швырнул их на матрас.
- Будешь спать здесь, - он показал на верхнюю койку. - Ворочаешься по
ночам?
- Кажется, нет.
- Попробуем сегодня так. Если выяснится, что ты юла, поменяемся
местами. Не люблю, когда меня беспокоят во сне.
Думаю, оснований тревожиться за свой покой у него сегодня не было. Я
так устал, что мог бы уснуть на голой скале. Мы разделили безвкусный ужин,
а потом Мальчускин принялся толковать о том, как организована работа
путейцев. Я не без труда делал вид, что слушаю его, и спустя несколько
минут водворился на койке. Послушал еще чуть-чуть - и тут же заснул.

4
Проснулся я утром оттого, что Мальчускин бродил по хижине, гремя
оставшейся после ужина посудой. Едва очнувшись, я попытался спрыгнуть с
постели - и тут же рухнул обратно, сраженный острой болью в спине. Я
охнул. Мальчускин поднял глаза и спросил с усмешкой:
- Что, несладко?
Я перекатился на бок и попытался подтянуть колени. Ноги тоже
одеревенели и ныли, однако я все же, хоть и с немалым трудом, ухитрился
сесть. Какое-то время я сидел не шевелясь - во мне еще теплилась надежда,
что это просто судорога и что боль скоро пройдет.
- Всегда с вами, городскими детками, одно и то же, - заметил
Мальчускин беззлобно. - Являетесь сюда и набрасываетесь на работу, чтобы
выслужиться передо мной. А на следующий день ни рукой, ни ногой шевельнуть
не можете. Ты хоть какие-нибудь физические упражнения в Городе делал?
- Делал... В гимнастическом зале.
- Ну, ладно. Спускайся вниз и позавтракай. А после завтрака топай-ка
лучше в Город. Прими горячую ванну и постарайся найти кого-нибудь, кто
сделал бы тебе массаж. Потом возвращайся ко мне.
Преисполненный благодарности, я кивнул и кое-как сполз с койки на
пол. Это оказалось ничуть не легче и не менее болезненно, чем любое другое
движение. Как выяснилось, руки, шея и плечи у меня одеревенели точно так
же, как и остальные части тела.
Полчаса спустя - Мальчускин как раз принялся орать на рабочих, чтоб
пошевеливались, - я вышел из хижины и, прихрамывая, поплелся в сторону
Города.
В сущности, с той самой минуты, как меня вывели из Города, я впервые
оказался предоставленным самому себе. И, как водится, оставшись один,
сразу замечаешь вокруг куда больше, чем в компании. Хижина Мальчускина
отстояла от Города ярдов на пятьсот, и расстояние было подходящим, чтобы
составить представление о его облике и размерах. Тем не менее за весь
предыдущий день я лишь иногда успевал бросить в сторону Города мимолетный
взгляд. Он оставался для меня бесформенной серой громадой, господствующей
над окружающей местностью, - и только.
Теперь, ковыляя в одиночестве к этой громаде, я мог наконец-то
разглядеть ее более подробно.
Из опыта, накопленного мной в стенах Города, я при всем желании не
смог бы заключить, на что он похож снаружи, - да и, по правде сказать, не
слишком-то и задумывался об этом. Само собой подразумевалось, что Город
огромен, однако в действительности его размеры оказались, пожалуй,
скромнее моих ожиданий. На северной стороне Города поднимались
внушительные башни, которые достигали приблизительно двухсот футов в
высоту, остальная же часть его представляла собой хаотичное нагромождение
прямоугольников и кубов, то резко вздымающихся вверх, то совсем невысоких.
Все эти прямоугольники и кубы, тускло-коричневые и серые, были сработаны,
насколько я мог судить, из разных сортов древесины. Бетон, как и металл,
здесь почти не применялся - и все наружные стены были некрашеными. В
общем, снаружи облик Города резко отличался от того, к чему я привык
внутри: там, по крайней мере в тех помещениях, какие мне доводилось
видеть, все сверкало яркими красками и чистотой. О ширине Города я судить
не мог - хижина Мальчускина располагалась точно к западу от него, и я шел
по прямой, - а в длину он протянулся, по моей оценке, примерно на полторы
тысячи футов. Издали Город был на редкость безобразен и выглядел
удивительно старым. Вокруг суетилось множество людей, особенно с северной
стороны.
Когда я приблизился к Городу вплотную, меня вдруг обожгла мысль: а
как я, собственно, туда попаду? Да, разведчик Дентон вчера утром провел
меня вокруг Города, но я был настолько захвачен впечатлениями, что
пропустил почти все его пояснения мимо ушей. Все выглядело тогда таким
непривычным...
Единственное, что я четко помнил, - дверь на площадке, где мы
наблюдали восход. Я решил найти ее; впрочем, и это оказалось отнюдь не
легким делом.
Я обогнул Город с юга, переступая через пути, на которых трудился
накануне, и двинулся вдоль западной стены: где-то здесь, как мне
помнилось, была цепочка металлических лесенок, по которым мы с Дентоном
спустились на землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40