Но куда девалось чувство раскованности и свободы,
скрашивавшее мне когда-то первые тяжкие дни практики?! Да, теперь я
осознавал мотивы, вынуждающие Город к неустанному перемещению, - но людям
было не до мотивов, людям было даже не до туземцев, - они просто
стремились выжить, любой ценой выжить во враждебном окружении. Путевые
бригады, стражники, движенцы - все мы боялись новых атак, но никто ни
словом не обмолвился о необходимости нагнать оптимум или о страшной
опасности, надвигавшейся на нас из прошлого. Город находился в кризисном
положении.
В стенах Города также произошли очевидные перемены.
Погасли яркие светильники, исчезли стерильная чистота коридоров и
атмосфера всеобщей четкости и порядка.
Лифт вышел из строя. Многие двери были заперты наглухо, в одном из
коридоров напрочь обвалилась стена - наверное, после пожара, - и каждый
заглянувший сюда мог без помех наблюдать, что творится снаружи. Мне
вспомнилось, как возмущал Викторию режим секретности, установленный
гильдиерами, - теперь этому режиму, без сомнения, пришел конец.
Мысль о Виктории причинила мне боль: я еще не успел толком
разобраться в том, что случилось. За срок, промелькнувший для меня как
несколько дней, она предала забыла, забыла, как мы понимали друг друга без
лишних слов, и начала новую жизнь, в которой мне уже не было места.
С момента возвращения я еще не встречался с ней, хотя не приходилось
сомневаться, что весть обо мне достигла ее ушей. Пока не миновала внешняя
угроза, мне все равно было с ней не свидеться, да я, пожалуй, и не хотел
этого. Сперва надлежало разобраться в себе. Тот факт, что она ждет ребенка
от другого, - мне не преминули сообщить, что он администратор из службы
просвещения по фамилии Юнг, - вначале не слишком задел меня просто потому,
что я в него не поверил. Уж очень недолго, по собственным меркам, я
отсутствовал, а такого рода события требуют времени...
Даже найти дорогу к штаб-квартире верховных гильдий оказалось
нелегким делом. Внутренняя планировка Города стала иной, незнакомой.
Повсюду меня окружали толкотня, гвалт и грязь. Каждый свободный
квадратный ярд был отдан под временные спальни, и даже в коридорах лежали
раненные. Часть стен и переборок была разобрана, а у входа в штаб-квартиру
верховных гильдий - там, где раньше размещались удобные, заботливо
обставленные комнаты отдыха для гильдиеров, - приютилась построенная на
скорую руку кухня.
И над всем этим витал неистребимый запах горелой древесины.
Город бесспорно стоял на пороге коренных реформ. Сама традиционная
система гильдий распадалась на глазах. Многие горожане уже поменялись
ролями: в составе путевых бригад мне доводилось сталкиваться с людьми,
впервые в жизни оказавшимися за городским стенами, - до начала полосы атак
они были инженерами службы синтеза, учителями или клерками внутренней
службы. О том, чтобы использовать наемный труд, теперь не могло быть и
речи, каждая пара рук ценилась на вес золота. Зачем при таких
обстоятельствах я срочно понадобился Клаузевицу, оставалось полной
загадкой.
В кабинете разведчиков будущего его не оказалось. Я подождал с
полчаса, но тщетно, и, рассудив, что на путевых работах приносил и приношу
Городу больше пользы, чуть было не ушел.
Навстречу мне попался разведчик Дентон.
- Вы разведчик Манн?
- Так точно.
- Нам с вами приказано выехать из Города. Вы готовы?
- Меня вызвали к разведчику Клаузевицу.
- Совершенно верно. Он и послал меня за вами. Верхом ездить умеете?
За время своей экспедиции я и позабыл, что на свете существуют
лошади.
- Умею.
- Хорошо. Встретимся на конюшне через час.
С этими словами он скрылся за дверью кабинета. Я оказался на целый
час предоставленным самому себе. Мне нечем было заняться, не с кем
поговорить. Все мои связи с Городом безвозвратно оборвались, даже облик
его не пробуждал воспоминаний - все слишком переменилось после пожара.
Я отправился на южную сторону взглянуть собственными глазами на то,
что осталось от яслей, но там не сохранилось ничего, даже пепелища. То ли
постройки сразу сгорели дотла, то ли их скелеты впоследствии
демонтировали, только на месте классов и кают теперь была видна лишь голая
сталь опорной рамы. Я беспрепятственно смотрел отсюда на реку и на южный
берег, где мы сражались с туземцами. Рискнут ли они еще раз напасть на
нас? Их обратили в бегство, но если Город действительно вызывает у
туземцев такую ненависть, они рано или поздно оправятся от поражения и
атакуют нас снова.
Только сейчас у руин собственного детства до меня дошло, насколько же
мы уязвимы. Город не был создан для того, чтобы отражать вражеские атаки,
- он был медлителен, неповоротлив, построен из легко воспламеняющихся
материалов. Пути, канаты, деревянные башни и стены - все это было так
легко разрушить и сжечь.
Туземцы, наверное, и не догадываются, как несложно было бы разрушить
Город до основания: всего-навсего лишить его способности к перемещению, а
потом сидеть сложа руки и ждать, пока движение почвы не снесет его на юг,
к верной гибели.
Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что местные жители, к счастью
для нас, не способны разгадать нашу главную слабость, а узнать о ней им не
от кого. Ведь насколько я мог судить, странные превращения, происходившие
с моими подопечными в крайней южной зоне, казались превращениями только
мне, сами они их даже не замечали.
Здесь, вблизи оптимума, линейные искажения не наблюдались - или
наблюдались в самой незначительной степени, - и и мартышки не улавливали
разницы между собой и нами. Только если бы им удалось, пусть
непреднамеренно, задержать нас настолько, что никакие лебедки не смогли бы
противостоять силе, тянущей к югу, только тогда мартышки сообразили бы,
что это смертельно и для Города, и для его обитателей.
Даже при нормальных условиях местность, лежащую впереди, следовало бы
оценит как нелегкую: за холмами, закрывшими горизонт на севере, вероятно,
прячутся другие холмы, ничуть не ниже. Как прикажете догонять оптимум и
мыслимо ли это вообще?
Правда, в настоящий момент Город находится в относительной
безопасности. С одной стороны река, с другой - постепенно повышающаяся
равнина, где агрессору не найти никакого укрытия. Стратегически мы заняли
выгодную позицию, во всяком случае удовлетворительную с точки зрения
охраны путевых работ.
Мелькнула мысль, что следовало бы использовать предоставленный мне
час для того, чтобы сменить одежду, - ведь я не снимал ее ни днем, ни
ночью бог знает как давно. Мысль эта вновь напомнила мне о Виктории: как
она, бывало, морщила нос, когда я являлся к ней в форме после долгих дней
практики! Лучше бы, решил я, не встречаться с ней до отъезда...
Еще раз посетив штаб-квартиру разведчиков, я навел справки. Да,
действительно, форму можно время от времени менять: мне, ныне
полноправному гильдиеру, даже полагался новый комплект, но, как назло, ни
одного подходящего не оказалось. Правда, мне пообещали подыскать
что-нибудь пристойное к моменту, когда мы вернемся в Город.
Когда я спустился в конюшню, Дентон уже поджидал меня. Мне дали
лошадь, и мы без лишних задержек тронулись на север.

3
Дентон оказался спутником не из самых словоохотливых. Он безотказно
отвечал на любой мой вопрос, но от ответа до ответа хранил молчание. Я не
испытывал большого неудобства: мне хотелось подумать, и Дентон мне не
мешал.
Старое правило гильдиеров оставалось в силе - я понял так, что
должен, как и прежде, наблюдать и делать собственные выводы, не полагаясь
ни на чью помощь.
Мы проехали вдоль намеченной линии полотна, обогнули холм, миновали
проход, заметный издали от реки, и поднялись на седловину. Отсюда путь вел
вниз вдоль крохотного ручейка. Впереди виднелась роща, а за ней новая
гряда холмов.
- Дентон, почему мы покинули Город в такой момент? - спросил я. - Там
сейчас каждый человек на счету...
- Работа разведчиков всегда важна.
- Даже важнее защиты Города?
- Несомненно.
Потом, пока мы ехали вдоль ручейка, он пояснил мне, что за последние
мили разведка оказалась запущенной - отчасти из-за стычек с туземцами,
отчасти из-за вечной нехватки народу в нашей гильдии.
- Мы обследовали местность только до тех холмов, - сказал он. - Вон
та роща, конечно, не вызовет у путейцев восторга, да и мартышкам там легче
спрятаться, но Городу нужна древесина. За холмы наши коллеги заезжали
примерно на милю, а дальше - дальше начинается неразведанная территория.
Он показал мне карту, начерченную на длинном бумажном свитке, и
напомнил значение отдельных символов. Наша работа, как я понял, сводилась
к тому, чтобы продолжить карту на север. У Дентона был геодезический
инструмент на деревянной треноге, время от времени он слезал с лошади и,
установив треногу, вымерял что-то через глазок и делал пометки на карте.
Поклажи у нас была куча, лошадям приходилось несладко. В придачу к
большому запасу пищи и спальным принадлежностям каждому из нас полагался
арбалет с полным колчаном стрел; кроме того, мы везли лопаты и кирки,
походную химико-геологическую лабораторию и видеокамеру с запасом пленок.
Камеру Дентон доверил мне, предварительно проинструктировав, как ею
пользоваться.
Обычный метод разведки, по его словам, заключался в том, что в один и
тот же отрезок времени гильдиеры поодиночке или группами выезжали на север
разными маршрутами. Возвращаясь в Город, каждый представлял детальную
карту местности, по которой проехал, и видеозапись основных вех своего
маршрута. Все материалы передавались в Совет навигаторов, который, сличив
данные из разных источников, и выбирал, каким путем двигаться дальше.
Перед вечером Дентон остановился, наверное, в шестой раз и начал опят
возиться с треногой. Вымерил высоту окружающих холмов, затем с помощью
гирокомпаса точно установил, где север. И наконец, прикрепил к крючочку на
треноге свободно качающийся маятник. Маятник представлял собой грузик с
нацеленным вниз острием, и, когда он перестал качаться и замер, Дентон
сунул под нашу треногу градуированную шкалу-мишень с концентрическими
кругами.
Острие почти точно касалось центра мишени.
- Мы в районе оптимума, - сообщил Дентон. - Вам понятно, что это
значит?
- Не вполне, - признался я.
- Вы же побывали в прошлом, не так ли? - Я подтвердил, что да,
побывал. - В этом мире все время приходится бороться с центробежной силой.
Чем дальше на юг, тем отчетливее она проявляет себя. Вернее сказать, она
присутствует в любой точке к югу от оптимума, но в радиусе двенадцати миль
отсюда практически нам не мешает. Вот если бы Город отстал от оптимума
больше, чем на двенадцать миль, тогда начались бы настоящие беды. Впрочем,
если вы испытали действие центробежной силы на себе, то знаете это и
сами... - Он еще повозился со своим инструментом. - Восемь с половиной
миль. Таково сейчас расстояние от оптимума до Город, расстояние, которое
предстоит наверстать...
- Но как устанавливается точка оптимума? - поинтересовался я.
- По нулевому гравитационному искажению. Оптимум нужен нам как точка
отсчета для вычисления скорости движения Города. А вообще-то это не точка,
а линия, кольцом опоясывающая мир.
- И оптимум все время смещается?
- Нет. Оптимум неподвижен, это почва непрерывно перемещается с севера
на юг.
- Ах, да, верно...
Мы упаковали свое снаряжение и поехали дальше на север. Перед закатом
мы не спеша разбили лагерь на ночь.

4
Рутинная процедура разведки будущего не требовала пока особых
умственных усилий. Мы не торопясь продвигались к северу, и единственное,
что я делал более или менее постоянно, - озирался по сторонам: не прячутся
ли где-нибудь злокозненные туземцы? По мнению Дентона, вероятность
нападения на наш отряд была очень мала, и все же мы держались настороже.
Я до сих пор не мог отделаться от благоговейного ужаса тех минут,
когда вся планета расстелилась передо мной и подо мной. Да, я пережил это,
но пережить - еще не значит понять.
На третий день пути я неожиданно для себя стал припоминать, чему же
меня учили в детские и юношеские мили. Сам не знаю, что именно навело меня
на такие воспоминания; наверное, целая вереница впечатлений, и не в
последнюю очередь - шок, испытанный в те минуты, когда я стоял над голой
рамой, не так давно служившей фундаментом для яслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40