Вот таких я люблю. Чем они
голоднее, тем старательнее - в первую неделю по крайней мере.
Работа шла весь день, да и вечером мы вкалывали до самого заката.
Мальчускин и другие гильдиеры-путейцы подгоняли рабочих все более злыми и
забористыми ругательствами. Признаться, у меня не оставалось ни сил, ни
времени хотя бы обернуться на ругань: гильдиеры и сами, и я вслед за ними
трудились не покладая рук. К тому часу, когда мы добрались до хижины, я
был совершенно измотан.
Утром Мальчускин поднялся ни свет ни заря, наказав мне вывести
Рафаэля и всю бригаду на работу так рано, как только получится. Прибыв на
место, мы застали Мальчускина и трех других путейцев ожесточенно спорящими
с гильдиером, ответственным за канаты. Как мне и было велено, я поставил
Рафаэля с его подчиненными работать на путях, хотя спор возбудил во мне
любопытство. Но Мальчускин, вернувшись, не обмолвился на этот счет и
словом, а с яростью набросился на очередной рельс, покрикивая на
бригадира. Пришлось дожидаться неблизкого перерыва, чтобы выяснить, в чем
дело.
- Движенцы, черт их побери! - зло сказал он. - Им не терпится начать
перемещение прямо сейчас, хотя пути еще не уложены.
- Как же так?
- А вот так. Мол, пройдет не меньше часа, прежде чем Город поднимется
на гребень, а за это время можно докончить последний участок. Мы
воспротивились их затее.
- Почему? Вроде бы вполне логично.
- Логично-то логично, только нам пришлось бы работать под канатами. А
канаты натянуты как струны, особенно когда Город тащат на подъем.
- Ну и что?
- Тебе пока еще не случалось видеть, как лопается канат? - Вопрос был
явно риторический: до сей поры я и не ведал, что город тащат на канатах. -
Раздается звук, как от выстрела, и тебя перерезает пополам прежде, чем ты
этот звук услышишь, - закончил Мальчускин мрачно.
- И что же вы решили?
- Нам дали час, чтобы закруглиться, а потом они начнут перемещения,
невзирая ни на что.
Оставалось уложить три плети рельсов. Мы дали людям еще несколько
минут отдыха, а затем возобновили работу. Поскольку на небольшом участке
теперь сосредоточились усилия четырех гильдиеров и их бригад, дело
двигалось быстро, и все равно прошел почти час, прежде чем мы закрепили
последний стык. Мальчускин с удовлетворенным видом дал движенцам отмашку,
что все в порядке. Мы собрали свои инструменты и отнесли их в сторону.
- Что теперь? - поинтересовался я.
- Теперь будем ждать. Я пойду в Город передохнуть. А завтра начнем
все сначала.
- А мне что делать?
- На твоем месте я бы остался здесь посмотреть. Тебе будет интересно.
Кроме того, надо заплатить рабочим. Попозже я пришлю сюда кого-нибудь из
меновщиков. Пригляди за ними, пока он не подоспеет. Утром я вернусь.
- Хорошо, - сказал я. - Что еще?
- Да в общем ничего. Во время перемещения вся власть здесь
принадлежит движенцам, так что, если они прикажут тебе прыгать, прыгай.
Может, им понадобится какая-то помощь на путях - будь под рукой. Но,
думаю, с путями все в норме. Их уже проверяли.
Покинув меня, он двинулся к своей хижине. Вид у него был очень
усталый. Наемные рабочие разбрелись по баракам, и вскоре я оказался
предоставленным самому себе. Брошенная Мальчускиным вскользь фраза о
лопающихся канатах встревожила меня, и я уселся на землю на расстоянии,
какое счел безопасным.
Вокруг опор не осталось почти никого. Канаты, закрепленные на всех
пяти опорах, вяло свисая, тянулись по земле параллельно рельсам. Затем к
опорам подошли два движенца, видимо, для последнего осмотра.
Из-за гребня холма появился отряд строем по два, двигавшийся в нашу
сторону. С такого расстояния было не разобрать, кто это, но через каждые
сто ярдов от него отделялось по человеку, который замирал подле путей.
Чуть позже до меня дошло, что это стражники, к тому же при арбалетах.
Когда отряд добрался до опор, от строя осталось лишь восемь человек,
которые встали вокруг них, изображая полную боевую готовность. Через
несколько минут один из стражников направился ко мне.
- Ты кто такой? - рявкнул он.
- Ученик Гельвард Манн.
- Что ты тут делаешь?
- Мне приказано присутствовать при перемещении.
- Ладно, оставайся здесь, только не подходи близко. Много здесь
мартышек?
- Думаю, десятков шесть.
- Это те, что работали на путях?
- Те самые.
Он усмехнулся.
- Ну, эти слишком выдохлись, чтобы вредить. Но если они все-таки
затеют какую-нибудь пакость, дай знать.
Он отошел и присоединился к своим коллегам. Какую такую пакость могли
затеять наемные рабочие, было мне совершенно неясно, но самое большое
недоумение вызывало отношение к ним стражников. Оставалось только
предположить, что когда-то кто-то из "мартышек" каким-то образом повредил
пути или канаты. Но чтобы люди, с которыми мы работали бок о бок, пошли
против нас? В это я при всем желании не мог поверить.
Стражники, стоявшие вдоль путей, несомненно находились в опасной
близости к канатам, но, казалось, не обращали на это внимания. Они
терпеливо вышагивали взад-вперед, и каждый вымеривал свой отрезок рельсов,
не заходя на соседний.
Тем временем два движенца, закончив осмотр, укрылись за железными
щитами, поставленными позади опор. Один держал в руках большой флаг,
другой поднял к глазам бинокль и неотрывно глядел на гребень. Там, у
конструкций с колесами-шкивами, появился еще один человек. По примеру
движенцев я тоже устремил взор на него. Насколько я мог судить на
расстоянии, он стоял к нам спиной - и вдруг повернулся лицом и взмахнул
флагом. Его взмахи были широкими и ритмичными, флаг описывал полукруги над
землей. Движенец, тоже с флагом, вышел из-за щита и повторил сигнал.
Еще секунд десять - и я заметил, как канаты медленно-медленно
поползли по земле в сторону Города. Шкивы на гребне начали вращаться,
выбирая слабину. Потом канаты один за другим напряглись и замерли, хотя
почти не приподнялись над почвой. Вероятно, они прогибались под
собственной тяжестью - ведь у самых опор они теперь висели в воздухе.
- Даю добро! - закричал человек у опор, и тотчас же его коллега
взмахнул флагом над головой. Человек на гребне повторил сигнал, затем
стремительно бросился куда-то вбок и пропал из виду.
Я ждал, гадая, что будет дальше... Но, как я ни старался, разглядеть
ничего не мог. Стражники все так же вышагивали вдоль путей, канаты все так
же оставались натянутыми. Я решил подойти поближе к движенцам: быть может,
от опор лучше видно. Но едва я сделал несколько шагов, как человек, прежде
державший флаг, отчаянно замахал на меня руками:
- Не подходи!
- В чем дело?
- Канаты под максимальной нагрузкой!..
Я отступил.
Минуты шли за минутами - все без перемен. Потом я вдруг осознал, что
канаты натянулись еще сильнее и поднялись над землей почти на всем своем
протяжении. Я бросил взгляд на юг - и вовремя: из-за гребня показался
Город. С того места где я сидел, виден был лишь уголок одной из головных
башен. Но еще минута, и из-за осыпей и раскиданных по гребню валунов
выползла вся башня целиком, а за ней и вторая.
Я перебежал по широкой дуге, держась подальше от канатов, и встал за
опорами, глядя на Город вдоль рельсовых путей. С мучительной неспешностью
он поднимался по скрытому от меня склону, пока расстояние между ним и
пятью шкивами, перебрасывающими канаты через гребень, не сократилось до
считанных футов. Тогда Город остановился, и движенцы обменялись сигналами
еще раз.
Далее последовала долгая, кропотливая операция по демонтажу шкивов:
конструкции разбирали поочередно, предварительно ослабив канат. Я следил
за демонтажем первого шкива, потом мне это наскучило, к тому же я
проголодался и решил, что не пропущу ничего интересного, если отлучусь. Я
вернулся в хижину и подогрел себе еду. Мальчускина не было, хотя почти все
его пожитки валялись на обычных местах.
Ел я не торопясь, поскольку рассчитал, что перемещение возобновится
не ранее чем через два часа. После напряжения вчерашней, да и утренней
работы приятно было побыть наедине с собой и никуда не спешить.
Внезапно я вспомнил опасения стражников и направился к баракам.
Большая часть бригады расселась прямо на земле, лениво глазея на суету у
шкивов. Несколько человек разговаривали друг с другом, потом громко
заспорили о чем-то, размахивая руками, однако, на мой взгляд, стражники
усмотрели угрозу там, где ее не было и в помине.
Я вернулся на свой наблюдательный пункт. По высоте солнца я
определил, что недалеко и до заката. Вероятно, теперь, как только
закончится демонтаж шкивов, перемещение надолго не затянется - оставшаяся
часть пути вела под уклон.
Наконец, с разборкой было покончено, все пять канатов вновь
натянулись. Еще мгновение - и по сигналу гильдиера у опор Город медленно
двинулся через гребень и вниз в мою сторону. Я, собственно, ожидал, что он
просто покатится - уклон представлялся вполне благоприятным для этого, -
но зрение убеждало меня, что канаты по-прежнему натянуты и что Город все
так же вынужден тащить себя. По мере того как он подходил все ближе,
движенцы понемногу успокаивались, хотя напряженность все еще
чувствовалась. Надвигающаяся на нас громада Города отнюдь не располагала к
беспечности.
Наконец, когда эта громада подползла к последнему стыку - оставалось
ярдов десять свободного пути, - сигнальщик поднял флаг над головой. Во всю
ширину передней башни шло огромное окно, и один из тех, кто стоял за ним,
тоже поднял флаг. И через четыре-пять секунд Город остановился.
Прошло еще минуты две, и на площадке передней башни, почти нависшей
над нашими головами, появился человек.
- Все в порядке, тормоза закреплены, - крикнул он сверху. - Можно
отпускать канаты.
Два движенца вышли из-за железных щитов и дружно потянулись. Что и
говорить, последние несколько часов они провели в напряжении, и все же их
реакция показалась мне преувеличенной. Один из движенцев направился
прямиком к городской стене, ухватился за навесную лесенку и стал
карабкаться вверх, пока не добрался до площадки. Его товарищ побрел вдоль
канатов, которые опять провисли, и исчез в тени под Городом. Стражники,
правда, не покинули своих постов вокруг опор, но и они, казалось,
испытывали облегчение оттого, что перемещение уже позади.
Представление окончилось. Признаться, меня охватило искушение самому
отправиться в Город, такой заманчиво близкий, но я сомневался, имею ли на
это право. К кому, в самом деле, я мог пойти в Городе? Только к Виктории,
а она наверняка занята. А кроме того, Мальчускин велел мне присмотреть за
рабочими, и вряд ли я был вправе его ослушаться.
Я потащился к хижине - и тут ко мне обратился человек, по-видимому
только что вышедший из Города:
- Ученик Манн?
- Я самый.
- Джеймс Коллингс из гильдии меновщиков, - представился он. - Путеец
Мальчускин сообщил мне, что тут есть наемные рабочие, с которыми надо
расплатиться.
- Совершенно верно.
- Сколько их?
- В нашей бригаде пятнадцать. Но она не одна.
- Жалобы есть?
- Какие жалобы? - не понял я.
- Ну, например, на непослушание, отлынивание от работы.
- Вообще-то они с ленцой, и Мальчускин нередко орал на них.
- Но выходить на работу они не отказывались?
- Нет.
- И на том спасибо. Знаешь ли ты, кто у них бригадир?
- Малый по имени Рафаэль. Он немного понимает по-английски.
- Ну что ж, веди меня к нему.
Мы вместе подошли к баракам. Завидев Коллингса, рабочие разом
смолкли.
Я указал на бригадира. Коллингс заговорил с ним на его родном языке,
но разговор почти сразу же прервал яростный крик одного из рабочих.
Рафаэль, правда, не поддержал крикуна, обращаясь исключительно к
Коллингсу, но даже мне стало ясно, что обстановка накаляется. Снова
раздался чей-то выкрик, его подхватили все остальные. Вокруг Коллингса и
Рафаэля собралась толпа, и кто-то, бросившись в гущу тел, с разбегу
толкнул меновщика.
- Вам нужна помощь? - обратился я к Коллингсу, но тот не расслышал.
Подобравшись поближе, я повторил вопрос.
- Приведи четверых стражников, - ответил меновщик по-английски. -
Только предупреди, чтобы не спешили драться.
Я еще раз взглянул на спорящих и поспешил прочь. Вблизи канатных опор
по-прежнему расхаживали несколько стражников, и я направился к ним. Да они
и сами, очевидно, заслышали шум - их головы были уже повернуты к баракам.
А когда они поняли, что я бегу к ним, то шестеро сами устремились мне
навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40