- Знаешь, мама, почему у Рикси так много женщин? Потому что ни одна
из них не хочет гулять с ним во второй раз. Ему доставляет удовольствие во
время свидания бродить по ближайшему кладбищу в поисках привидений. И, к
тому же, вспомните ту маленькую леди Рикса, которая решила принять
прекрасную теплую...
Рикс уставился на него. Он чувствовал, как гнев исказил его лицо. Бун
замер.
- Не говори так, - хрипло прошептал Рикс. - Если ты, ублюдок, еще раз
это скажешь, я буду вынужден убить тебя.
Бун окаменел. Затем он резко и коротко рассмеялся, но в смехе
чувствовалась дрожь.
- М_а_л_ь_ч_и_к_и_, - мягко пожурила Маргарет. - Здесь недостаточно
сильный сквозняк?
Бун побродил по комнате и погрел руки перед очагом.
- Знаешь, мама? Рикс сказал, что закончил новую книгу.
- О? - Ее голос стал ледяным. - Я полагаю, это очередная кровавая
мерзость? Уверяю, мне совершенно непонятно, почему ты такое пишешь!
Неужели ты действительно думаешь, что они _н_р_а_в_я_т_с_я_ людям?
У Рикса заболела голова. Он потрогал виски, опасаясь приступа. "Боже
мой, зачем я приехал?" - спросил он себя. Намек Буна на Сандру почти вывел
его из себя.
- Понять Рикси очень просто, мама, - сказал Бун с бегающим взглядом.
- Когда мы были детьми, он всегда боялся собственной тени. Всегда искал
Страшилу у себя под кроватью, а теперь пишет романы ужасов, где может
убивать злых демонов. И думает, что он Эдгар Аллан По. Ты знаешь...
- Тише! - резко оборвала его мать. - Как ты смеешь произносить это
имя в этом доме! Боже, с твоим отцом сделался бы припадок, услышь он это!
- Да, но это правда! - настаивал Бун. Он усмехнулся Риксу, потирая
руки. - Когда мы сможем прочесть что-нибудь про нас, Рикси? Это как раз
то, что ты рано или поздно сделаешь.
Уголком глаза Рикс заметил, как мать побледнела.
- Знаешь, братец Бун, а пожалуй, это неплохая идея. Я действительно
мог бы написать книгу об Эшерах. Историю семьи. Что ты об этом думаешь,
мама? - спросил он с самодовольной улыбкой.
Она открыла было рот, чтобы ответить, но быстро его захлопнула. Она
опять взяла пульверизатор и освежила воздух. Рикс почувствовал новую волну
зловония, идущую из-под двери.
- Это так трудно, - сказала Маргарет, продолжая распылять. -
Содержать старый дом в чистоте и свежести. Когда дом достигает
определенного возраста, он начинает разваливаться на куски. Я всегда
заботилась о доме. - Она прекратила распылять: было ясно, что это не
помогает. - Моя мама воспитала меня в аккуратности, - сказала она с
гордостью.
Рикс помедлил сколько было возможно.
- Я лучше сейчас поднимусь к нему, - покорно сказал он.
- Нет, не сейчас! - Маргарет сжала его руку, на ее лице появилась
натянутая, фальшивая улыбка. - Давайте посидим все вместе, два моих
любимых мальчика. Кэсс делает для вас уэльский пирог. Она знает, как вы
его любите.
- Мама, я должен подняться наверх.
- Он, вероятно, спит. Миссис Рейнольдс сказала, что ему нужен сон.
Давайте посидим и поговорим о приятном, хорошо?
- Да пусть идет, ма, - ворчливо сказал Бун, наблюдая за Риксом. -
Повидавшись с отцом, он тут же сможет написать новый роман ужасов.
- З_а_м_о_л_ч_и_! - Маргарет обернулась к нему. - Ты грубиян, Бун
Эшер! Твой брат, по крайней мере, желает выказать своему отцу уважение,
чего от тебя не дождешься! - Под гневным взглядом матери Бун отвернулся и
пробормотал что-то себе под нос.
- Я лучше пойду наверх, - сказал Рикс. В глазах матери выступили
крошечные бриллианты слез, и он приблизился, чтобы поцеловать ее в щеку.
- Не надо, - сказала она, быстро отдернув голову. - Ты испортишь мне
прическу.
Он медленно убрал руку. Ничего здесь не меняется, подумал он. Вас так
или иначе заманивают сюда, а потом уничтожают все ваши чувства, давят их,
как клопов. Он покачал головой, прошел мимо нее и вышел из гостиной,
направляясь через холл к главной лестнице. Она вела наверх, где
располагались спальни и приемные. В них в свое время жили Тедди Рузвельт,
Вудро Вильсон, Герберт Гувер и многие другие правительственные и
пентагоновские звезды первой величины, как известные, так и нет.
Поднимаясь по лестнице, он чувствовал, как страх встречи с отцом
гложет его изнутри. Почему Уолен Эшер захотел его увидеть, недоумевал он.
Старик ненавидел Рикса за то, что он покинул Эшерленд, а Рикс презирал
идеалы "Эшер армаментс". О чем они вообще могли теперь говорить?
На втором этаже запах гниения был сильнее. Он прошел мимо своей
бывшей комнаты, не заглянув туда. Вдоль всего коридора в тщетной попытке
заглушить вонь были поставлены прозрачные вазы с яркими цветами и зеленью.
Унылые масляные полотна, в том числе "Облака войны" Виктора Холмарка,
"После битвы" Рутлиджа Тэйлорсона и "Кровь на снегу" Джорджа Г.Нивенса,
висели на стенах, доказывая, как скверно Уолен Эшер разбирался в живописи.
В конце коридора еще одна лестница вела к единственной белой двери - в
Тихую Комнату Гейтхауза.
Рикс остановился у подножия лестницы, собираясь с духом. Запах
разложения, его отвратительные миазмы витали вокруг. Ничто живое не может
так пахнуть, думал Рикс.
В последний раз, когда Рикс видел отца, Уолен Эшер был рослым
мужчиной с властной, типично армейской внешностью, знакомой Риксу с
детства. Возраст нисколько не уменьшил ни властность его взгляда, ни силу
голоса, и его грубое лицо вполне могло принадлежать сорокалетнему
человеку, только на висках проступала седина, а высокий аристократический
лоб прорезали несколько глубоких морщин. Челюсти Уолена Эшера выступали
вперед, как нос боевого корабля, а тонкая мрачная линия рта редко
изламывалась улыбкой.
Рикс никогда не мог понять, как работает мозг отца. У них не было ни
общих интересов, ни общих тем для разговора. Уолен управлял делами и
поместьем, как диктатор. Все свои разнообразные деловые планы он всегда
держал в секрете от семьи. Когда Рикс был ребенком, Уолен часто запирался
в кабинете и подолгу не выходил. Рикс знал только, что к отцу приходило
много военных.
Когда Уолен был рядом, он обращался с детьми, как с солдатами своей
личной армии. Утренние поверки, строгие правила, регламентирующие, как
вести себя, как одеваться, и грубая брань, если они что-то нарушали.
Особенно доставалось Риксу. Он считался ленивым и бездеятельным.
Если Рикс "перечил", не надраивал ботинки до блеска, опаздывал к
столу или еще как-нибудь нарушал неписаные правила, то широкий кожаный
ремень отца, названный им Миротворцем, опускался на его ноги и ягодицы,
оставляя красные полосы, обычно в присутствии Буна, хихикающего за спиной
отца. Бун, напротив, был мастер разыгрывать примерного сына. Он был всегда
безукоризненно одет, всегда чист и опрятен и всегда заискивал перед отцом.
Кэтрин тоже научилась искусству всегда держать нос по ветру и в основном
избегала оскорблений. Маргарет, всегда занятая приемами и
благотворительностью, знала, что лучше не стоять на дороге у Уолена, и
никогда не принимала сторону Рикса. Правила, говорила она, есть правила.
Рикс однажды видел, как Уолен сбил с ног слугу и бил его ногами по
ребрам за какое-то мнимое нарушение обязанностей. Если бы не вмешался
Эдвин, Уолен мог бы и убить несчастного. Иногда поздно ночью, когда все в
доме уже спали, Рикс, лежа в постели, слышал, как отец выходил из своей
комнаты в коридор и расхаживал взад и вперед, давая выход нервной энергии.
В такие ночи Рикс боялся, что отец ворвется к нему с горящими от гнева
глазами и набросится на него с такой же яростью, с какой крушил ребра
слуги.
Но в благодушном настроении Уолен мог вызвать Рикса в свою огромную
спальню с темно-красными стенами и тяжелой черной викторианской мебелью,
принесенной из Лоджии, и велеть ему читать вслух Библию. То, что обычно
Уолен желал слушать, было не главы с духовным содержанием, а длинные
перечни кто за кем родился. Он требовал читать их снова и снова, и, когда
Рикс запинался на каком-нибудь имени, черная трость нетерпеливо стучала по
полу.
Когда Риксу было десять лет, он после одной особенно неприятной
встречи с Миротворцем сбежал из дома. Эдвин нашел его на автобусной
остановке в Фокстоне. Они долго беседовали, и когда Рикс разразился
слезами, Эдвин дал ему слово, что, пока он жив, Уолен больше никогда не
будет пороть его. Обещание выполнялось все эти годы, хотя насмешки Уолена
стали более язвительными. Рикс оставался неудачником, белой вороной,
малодушным слабаком, скулящим при виде того, благодаря чему Эшеры
процветали и жирели в течение поколений.
Рикс заставил себя пойти наверх, и его сердце забилось сильней. На
двери от руки было написано: "НЕ ХЛОПАТЬ". Рядом стоял стол, а на нем -
коробка с зелеными хирургическими масками.
Он взялся за дверную ручку и резко отдернул руку. Запах разложения
сочился из этой комнаты, Рикс чувствовал его, как жар от печи. Он не знал,
сможет ли он вынести то, что ждет его там, и внезапно его решимость
улетучилась. Он начал пятиться вниз по лестнице.
Но в следующее мгновение решение пришло само.
Ручку повернули изнутри, и дверь открылась.

3
Одетая в униформу сиделка в хирургических перчатках и маске,
закрывавшей нижнюю часть лица, уставилась из Тихой Комнаты на Рикса. На ее
руках были хирургические перчатки. У нее были темно-карие глаза,
окруженные паутиной морщинок.
Запах гниения волной выкатился из Тихой Комнаты и ударил в Рикса с
почти осязаемой силой. Он крепко вцепился в перила и стиснул зубы.
Миссис Рейнольдс прошептала:
- Маска, должно быть, вам поможет, - и показала в сторону коробки.
Он взял одну и надел. Внутри маска была проложена ватой, но особого
толка от нее не было.
- Вы Рикс? - Сиделка была крепкой женщиной примерно пятидесяти пяти
лет с коротко подстриженными вьющимися волосами стального серого цвета.
Рикс заметил, что глаза у нее покрасневшие.
- Конечно, это Рикс, дура чертова! - донесся из темноты грубый, едва
ли человеческий голос, похожий скорее на скрежет. Рикс окаменел.
Мелодичный голос его отца превратился в рычание зверя. - Я же говорил вам,
что это должен быть Рикс, не так ли? Немедленно впустите его!
Миссис Рейнольдс приоткрыла дверь пошире.
- Быстрее, пожалуйста, - сказала она. - Слишком много света вредно
для его глаз. И помните: говорить как можно тише.
Рикс вошел в комнату с высоким потолком и обитыми резиной стенами.
Единственным источником света была маленькая лампа с зеленым абажуром на
столе, за которым сидела миссис Рейнольдс. Свет от этой лампы простирался
не более чем на фут. Перед тем, как миссис Рейнольдс закрыла дверь, Рикс
успел разглядеть лишь мрачную меблировку комнаты.
Он увидел кровать отца, покрытую канапе. Там, под пластиковым
кислородным тентом что-то лежало. Рикс поблагодарил Бога за то, что дверь
закрылась раньше, чем он успел разглядеть это хорошенько.
В темноте он слышал слабое чириканье осциллоскопа. Прибор находился
слева от кровати отца. Рикс видел на нем бледно-зеленый зигзаг, отражавший
работу сердца Уолена Эшера. У отца было болезненное, булькающее дыхание.
Шелковая простыня шуршала на кровати.
- Вам что-нибудь нужно, мистер Эшер? - спросила сиделка.
- Нет, - раздался измученный голос. - Не орите, черт подери!
Миссис Рейнольдс вернулась на свое место, оставив Рикса одного, и
продолжила чтение романа Барбары Картлэнд.
- Подойди ближе, - скомандовал Уолен Эшер.
- Я здесь ничего не вижу...
Последовал резкий вдох.
- Т_и_ш_е_! О, Боже, мои уши...
- Прошу прощения, - прошептал Рикс, вконец лишившись присутствия
духа.
Осциллоскоп зачирикал быстрее. Уолен смог заговорить лишь когда
сердцебиение замедлилось.
- Ближе. Ты сейчас споткнешься о стул. Шагни влево. Не зацепи кабель,
идиот! Еще левее. Отлично, ты в пяти шагах от ножки кровати. Проклятие,
парень, неужели обязательно так _т_о_п_а_т_ь_?
Приблизившись к кровати, Рикс почувствовал лихорадочный жар,
исходивший от тела отца. Он коснулся канапе, и пот потек вниз по его руке.
- Хорошо, хорошо, - сказал Уолен. Рикс ощущал на себе его
внимательный, изучающий взгляд. Силуэт на кровати с легким шуршанием
подвинулся. - Так, значит, все-таки приехал? Повернись. Дай мне тебя
рассмотреть.
- Я не призовая лошадь, - буркнул Рикс себе под нос.
- Ты и сын не призовой. Одежда на тебе болтается. Что, работа
писателя не дает достаточно пищи для твоего стола?
- У меня все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68