.. ИСЧЕЗЛИ СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ, ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК ТВОЙ
БРАТ...
Страшила ходит по лесу, внезапно подумал он. Нет, нет. Это всего лишь
сказка, жуткая история для промозглых октябрьских вечеров.
В воображении Рикса возник скелет. Он ужасно медленно раскачивался, и
из его глазниц капала кровь. В следующее мгновение Рикс был вынужден резко
повернуть руль вправо, так как внезапно выехал на полосу встречного
движения.
В миле от Фокстона Рикс взглянул в зеркало заднего обзора и заметил
на дороге за собой старенький коричневый фургон. Фургон сопровождал его до
следующего поворота, а затем, не доезжая Эшерленда, резко свернул на
грунтовую дорогу. Самогонщик, подумал Рикс. Он, вероятно, успел изрядно
хлебнуть горного зелья.
Когда красный "Тандеберд" скрылся из вида, коричневый фургон
остановился, развернулся и направился обратно в Фокстон.
16
Ветер свистел и завывал за окнами Гейтхауза, ветки деревьев хлестали
луну, а Нора Сент-Клер-Эшер медленно раскрывала Риксу свои секреты.
Был почти час ночи. Рикс читал дневник бабушки с восьми часов. Он
отпросился из игровой после того, как Кэт разгромила его в шахматы. Она
делала обдуманные точные ходы и не рассказала Риксу, о чем говорила днем с
Уоленом. Приходил Бун. Он играл сам с собой в дартс и мутил воду,
выспрашивая, куда это Рикс уезжал. Но Рикс успешно отразил все попытки
брата вызнать, чем он занимался. После обеда Бун ушел в конюшни. Рикс,
чтобы Паддинг не цеплялась к нему, загородил дверь своей комнаты шкафом и
креслом.
Сейчас Рикс сидел за своим столом и аккуратно переворачивал хрупкие
страницы. У Норы был ясный почерк и простой, без цветистых преувеличений,
стиль. Некоторые страницы слишком выцвели, чтобы можно было разобрать
написанное, но в воображении Рикса ее жизнь в Эшерленде была подобна
изящной акварели. Он сумел увидеть Лоджию так, как ее описывала она:
комнаты, коридоры, безукоризненные спальни, наполненные антиквариатом со
всего мира, вощеные блестящие полы из дорогих сортов дерева, мириады окон
всех форм и размеров. К январю 1920 года Нора окончательно смирилась с
присутствием рабочих, которые приступали к работе на заре и трудились до
темноты. Лоджия становилась все больше.
Ленивыми весенними деньками она обожала кататься на лодке по озеру,
обычно в компании с Норрисом Бодейном, и наблюдать за дикими лебедями,
которые гнездились на западном берегу. Во время одной из таких прогулок, в
апреле 1920 года, когда Эрик уехал по делам в Вашингтон, она заметила в
Лоджии одну любопытную особенность. Рабочие рубили высокие сосны с
западной стороны дома, чтобы возвести строительные леса, и там же в стене
Лоджии от крыши до фундамента была кривая заштукатуренная трещина шириною
по меньшей мере два фута.
Когда она спросила о ней, Норрис со своим заметным западнокаролинским
акцентом объяснил ей, что Лоджия под собственной тяжестью медленно
погружается в остров. Эта трещина здесь уже много лет, и Эрик, чтобы быть
уверенным в том, что она не будет расширяться, уравновешивает Лоджию
новыми пристройками. Не беспокойтесь, сказал он, Лоджия еще будет стоять и
для пра-пра-правнуков маленького Уолена.
У Норы были собственные комнаты в восточном крыле, и она редко
отваживалась выходить из них. Она несколько раз терялась в Лоджии и
безнадежно бродила по лабиринту комнат, пока ей не удавалось встретить
кого-нибудь из слуг. Иногда проходили дни, а она даже не видела Эрика.
Лудлоу был для нее не более чем призраком, которого она слышала по ночам,
когда он ходил по коридорам.
Рикс был очарован ею. Он наблюдал, как маленькая девочка становилась
женщиной. Затаив дыхание, читал восторженное описание банкета на триста
человек. Она кипела от возмущения, когда ругала Эрика за то, что он летал
на трофейном германском "Фоккере", привезенном из Англии после Первой
мировой войны, мимо окон детской и испугал ребенка. О маленьком Уолене она
писала с любовью и нежностью.
Маленький Уолен, мрачно подумал Рикс. О, Нора, если бы ты только
могла видеть его сейчас!
Ветер яростно хлестал по деревьям за окном. Рикс приближался к
последним страницам дневника. Он стал поверенным Норы, ее последним
компаньоном. Он читал, а время сдвигалось, раскалывалось и затягивало его
в водоворот людей и событий.
Нора стояла на балконе в длинном белом платье и наблюдала за угрюмым
майским небом. Дождевые облака выкатывались из-за гор как товарные поезда,
каждый из которых вез более тяжелый груз, чем предыдущий. Небо пронизывали
темные нити, а вдали плясали быстрые вспышки молний. Когда капли дождя
забарабанили по поверхности озера, Нора вошла в свою спальню и закрыла
балконную дверь. Прогремел гром, и стекла в рамах затряслись.
Она вышла из своей комнаты и направилась через коридор в детскую, где
Майя Бодейн смотрела за маленьким Уоленом. Ребенок радостно играл в
колыбели. Майя, жизнерадостная молодая ирландка с волнистыми золотыми
волосами, стояла перед большим окном, наблюдая водяную завесу дождя над
озером.
- Как поживает сегодня мой ангел? - весело спросила Нора.
- Отлично, мэм. - Она подошла к колыбели и улыбнулась Уолену. У этой
симпатичной женщины со спокойными серыми глазами тоже был сын, которого
она назвала Эдвин. - Весел, как жаворонок.
Нора рассеяно посмотрела на своего милого мальчугана. Эрик уже
заговаривал о новом ребенке, но Нора упиралась. В постели Эрик был холоден
и груб. Она вспомнила совет отца: "Оставайся с ним, Нора. Дай ему время.
Если ты упустишь из рук свой шанс, то будешь сожалеть об этом всю
оставшуюся жизнь".
Уолен весело смеялся и пускал пузыри, играя с новой игрушкой.
Когда Нора увидела, что это, ее лицо застыло.
Игрушка представляла собой маленький серебряный пистолет.
Она протянула руку и отобрала у сына пистолет. Уолен немедленно
захныкал.
- Что это такое? - решительно спросила она. - Ты ведь знаешь, Майя,
что я не люблю оружие!
- Да, мэм, - нервно сказала Майя, - но когда я вошла этим утром,
пистолет был уже в его колыбели. Уолен, казалось, был так им увлечен, что
я подумала...
- Кто дал ему это?
- Я не знаю. О, мэм, он ужасно расстроен! - Она взяла рыдающего
ребенка и принялась его укачивать.
Нора крепко сжимала в руке возмутительную игрушку. Она говорила
Эрику, что не хочет, чтобы ее сын связывался с оружием, даже игрушечным,
до тех пор, пока ему не представится возможность увидеть, каким
разрушительным оно может быть. Она была взбешена тем, что он так открыто
пренебрег ее желанием.
- Черт побери, - фыркнула она, и Майя уставилась на нее, разинув рот.
- Я не позволю ему обращаться со мной подобным образом! - Выскочив из
детской, Нора быстро пошла по коридору к лестнице, которая должна была
привести ее на другой этаж, в личные апартаменты Эрика.
По окнам колотил дождь, с балконов стекали потоки воды. Когда Нора
поднималась по ступенькам, ее ослепила вспышка молнии, а гром прогремел
так близко, что ей показалось, будто вся Лоджия задрожала как корабль в
бурю.
На третьем этаже тусклый свет, проходящий сквозь грязные окна,
придавал этой части Лоджии вид омерзительного храма, где поклоняются
какому-нибудь языческому богу войны. На стенах висели ружья, пистолеты и
карабины, сделанные Эшерами. В широких коридорах стояли артиллерийские
орудия. В тени притаились чучела животных: медведей, оленей, львов,
тигров. Настоящий зверинец. Когда Нора проходила мимо них, ей казалось,
что их стеклянные глаза пристально следят за ней. Она не раз
оборачивалась, чтобы убедиться, что за ней никто не идет. Коридор свернул
налево, затем направо и привел ее к ряду дверей в каменной стене и к узкой
лестнице, ведущей наверх, в кромешную темноту. Далеко наверху, в мансарде,
мерно, как сердце, стучали молотки рабочих.
Раскат грома напомнил ей канонаду той ужасной июльской ночи почти год
назад.
- Эрик! - закричала Нора, и ее голос покатился по коридору, отражаясь
и искажаясь, и, превратившись в шепот, вернулся к ней.
Через несколько минут Нора поняла, что она где-то не там свернула.
Все было незнакомым. Снова и еще сильней ударила молния. Дюжина стеклянных
сов, стоявших на пьедесталах вдоль коридора, задрожала, а одна из них
свалилась на пол и со звуком ружейного выстрела разлетелась на мелкие
кусочки.
- Эрик! - снова закричала она, и в ее голосе появились панические
нотки. Она продолжала идти вперед и теперь уже искала лестницу вниз.
Никого из слуг Нора не видела, а все окна, мимо которых она проходила,
были покрыты пленкой воды. Стук молотков все продолжался, замирая и
усиливаясь почти в такт с раскатами грома.
Она окончательно заблудилась. Хищники у стен беззвучно рычали на нее,
а впереди на ее пути стояло чучело льва. Его зеленые блестящие глаза
вызывающе смотрели на нее, как бы приглашая подойти поближе. Она свернула
в другой коридор, где вдоль стен висели образцы средневекового оружия и
лат. В конце коридора была тяжелая дверь. Она распахнула ее и снова
позвала Эрика. Ответа не последовало, но стук молотков стал даже громче.
Перед ней была винтовая металлическая лестница, ведущая к белой двери
футах в двадцати над ее головой. Она посмотрела наверх. Эти молотки,
казалось, стучали прямо по голове. Осторожно переставляя ноги, она
поднялась по лестнице и протянула руку, чтобы открыть дверь.
Но тут она остановилась. Дверь была обита толстой белой резиной, а ее
медная ручка потускнела от частых прикосновений. Когда Нора прикоснулась к
ней, по ее руке прошла холодная дрожь. Но дверь была заперта. Она
собралась было постучать и попытаться под какофонию грома и стука молотков
позвать на помощь, но тут щелкнул замок.
Дверь медленно начала открываться. Нора отступила назад. Из
раскрывающейся двери сочился болезненно-сладковатый запах разложения.
Внутри была кромешная тьма.
- Что такое? - прошептал тихий грубый голос.
- О, - сказала Нора. - Вы испугали меня. - Внутри она абсолютно
ничего не видела. О, этот стук! Почему он никак не прекратится!
- Пожалуйста, - умоляюще сказал голос, - говорите как можно тише.
- Я... не хотела вас беспокоить. - Неожиданно до нее дошло. - Это...
мистер Эшер?
Тишина. Затем:
- Вы опять заблудились?
Она кивнула.
- Я пыталась найти Эрика.
- Эрик, - тихо повторил Лудлоу Эшер. - Дорогой Эрик. - Дверь
открылась пошире, и за ее край ухватилась рука. Пальцы были иссохшие, а
ногти длинные и поломанные. Прошло больше двух месяцев с тех пор, как Нора
последний раз видела Лудлоу, и она полагала, что он по-прежнему живет в
стеклянном куполе. Этой комнаты она никогда раньше не видела. - Я люблю
гостей, - сказал он. - Не желаете зайти? - Нора колебалась, и он спросил:
- Вы ведь не боитесь?
- Нет, - соврала она.
- Хорошо. Вы храбрая. Я всегда любил вас за это. Входите, и мы
поговорим... только я и вы. Ладно?
Нора медлила. Сбежать сейчас выглядело бы глупо. Да и что ей бояться
Лудлоу Эшера? Он старик. По крайней мере он может сказать, как выбраться
из этого жуткого места. Она вошла в комнату, и Лудлоу, очертания которого
во мраке были практически неразличимы, закрыл за ней дверь. Когда щелкнул
замок, у Норы аж захватило дух.
- Не бойтесь, - прошептал он. - Дайте руку, я провожу вас к креслу. -
Он взял ее за руку, и Нора подавила желание вырваться. Кожа Лудлоу была
холодной и скользкой. Он провел ее в другой конец комнаты. - Теперь можете
сесть. Хотите стаканчик шерри?
Нора нашла кресло и села в него.
- Нет, спасибо. Я... смогу остаться лишь на несколько минут.
- А, ну что ж. Вы не будете возражать, если я выпью? - Он откупорил
бутылку и налил.
- Как вы можете здесь _в_и_д_е_т_ь_? Здесь же ужасно темно!
- Темно? Ничего подобного. То есть, не для меня. - Он тяжело
вздохнул. - Для меня свет просачивается сквозь швы в этих стенах. Он
сочится из каждой поры вашего тела, Нора. Ваши глаза ослепительно
сверкают. А обручальное кольцо на вашем пальце раскалено, как метеор. Я
мог бы греться его теплом. Прислушайтесь к стуку молотков, Нора.
Прекрасная музыка, не так ли? - Это было сказано с едким сарказмом.
Она прислушалась. В этой комнате стук молотков был совсем не слышен,
зато был слышен другой шум. Он напоминал тихий приглушенный стук сердец.
Некоторые стучали громче прочих, другие - резче. Шум, казалось, исходил
отовсюду, даже от самих стен. Она слышала щелканье механизмов и слабый
звон цепей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
БРАТ...
Страшила ходит по лесу, внезапно подумал он. Нет, нет. Это всего лишь
сказка, жуткая история для промозглых октябрьских вечеров.
В воображении Рикса возник скелет. Он ужасно медленно раскачивался, и
из его глазниц капала кровь. В следующее мгновение Рикс был вынужден резко
повернуть руль вправо, так как внезапно выехал на полосу встречного
движения.
В миле от Фокстона Рикс взглянул в зеркало заднего обзора и заметил
на дороге за собой старенький коричневый фургон. Фургон сопровождал его до
следующего поворота, а затем, не доезжая Эшерленда, резко свернул на
грунтовую дорогу. Самогонщик, подумал Рикс. Он, вероятно, успел изрядно
хлебнуть горного зелья.
Когда красный "Тандеберд" скрылся из вида, коричневый фургон
остановился, развернулся и направился обратно в Фокстон.
16
Ветер свистел и завывал за окнами Гейтхауза, ветки деревьев хлестали
луну, а Нора Сент-Клер-Эшер медленно раскрывала Риксу свои секреты.
Был почти час ночи. Рикс читал дневник бабушки с восьми часов. Он
отпросился из игровой после того, как Кэт разгромила его в шахматы. Она
делала обдуманные точные ходы и не рассказала Риксу, о чем говорила днем с
Уоленом. Приходил Бун. Он играл сам с собой в дартс и мутил воду,
выспрашивая, куда это Рикс уезжал. Но Рикс успешно отразил все попытки
брата вызнать, чем он занимался. После обеда Бун ушел в конюшни. Рикс,
чтобы Паддинг не цеплялась к нему, загородил дверь своей комнаты шкафом и
креслом.
Сейчас Рикс сидел за своим столом и аккуратно переворачивал хрупкие
страницы. У Норы был ясный почерк и простой, без цветистых преувеличений,
стиль. Некоторые страницы слишком выцвели, чтобы можно было разобрать
написанное, но в воображении Рикса ее жизнь в Эшерленде была подобна
изящной акварели. Он сумел увидеть Лоджию так, как ее описывала она:
комнаты, коридоры, безукоризненные спальни, наполненные антиквариатом со
всего мира, вощеные блестящие полы из дорогих сортов дерева, мириады окон
всех форм и размеров. К январю 1920 года Нора окончательно смирилась с
присутствием рабочих, которые приступали к работе на заре и трудились до
темноты. Лоджия становилась все больше.
Ленивыми весенними деньками она обожала кататься на лодке по озеру,
обычно в компании с Норрисом Бодейном, и наблюдать за дикими лебедями,
которые гнездились на западном берегу. Во время одной из таких прогулок, в
апреле 1920 года, когда Эрик уехал по делам в Вашингтон, она заметила в
Лоджии одну любопытную особенность. Рабочие рубили высокие сосны с
западной стороны дома, чтобы возвести строительные леса, и там же в стене
Лоджии от крыши до фундамента была кривая заштукатуренная трещина шириною
по меньшей мере два фута.
Когда она спросила о ней, Норрис со своим заметным западнокаролинским
акцентом объяснил ей, что Лоджия под собственной тяжестью медленно
погружается в остров. Эта трещина здесь уже много лет, и Эрик, чтобы быть
уверенным в том, что она не будет расширяться, уравновешивает Лоджию
новыми пристройками. Не беспокойтесь, сказал он, Лоджия еще будет стоять и
для пра-пра-правнуков маленького Уолена.
У Норы были собственные комнаты в восточном крыле, и она редко
отваживалась выходить из них. Она несколько раз терялась в Лоджии и
безнадежно бродила по лабиринту комнат, пока ей не удавалось встретить
кого-нибудь из слуг. Иногда проходили дни, а она даже не видела Эрика.
Лудлоу был для нее не более чем призраком, которого она слышала по ночам,
когда он ходил по коридорам.
Рикс был очарован ею. Он наблюдал, как маленькая девочка становилась
женщиной. Затаив дыхание, читал восторженное описание банкета на триста
человек. Она кипела от возмущения, когда ругала Эрика за то, что он летал
на трофейном германском "Фоккере", привезенном из Англии после Первой
мировой войны, мимо окон детской и испугал ребенка. О маленьком Уолене она
писала с любовью и нежностью.
Маленький Уолен, мрачно подумал Рикс. О, Нора, если бы ты только
могла видеть его сейчас!
Ветер яростно хлестал по деревьям за окном. Рикс приближался к
последним страницам дневника. Он стал поверенным Норы, ее последним
компаньоном. Он читал, а время сдвигалось, раскалывалось и затягивало его
в водоворот людей и событий.
Нора стояла на балконе в длинном белом платье и наблюдала за угрюмым
майским небом. Дождевые облака выкатывались из-за гор как товарные поезда,
каждый из которых вез более тяжелый груз, чем предыдущий. Небо пронизывали
темные нити, а вдали плясали быстрые вспышки молний. Когда капли дождя
забарабанили по поверхности озера, Нора вошла в свою спальню и закрыла
балконную дверь. Прогремел гром, и стекла в рамах затряслись.
Она вышла из своей комнаты и направилась через коридор в детскую, где
Майя Бодейн смотрела за маленьким Уоленом. Ребенок радостно играл в
колыбели. Майя, жизнерадостная молодая ирландка с волнистыми золотыми
волосами, стояла перед большим окном, наблюдая водяную завесу дождя над
озером.
- Как поживает сегодня мой ангел? - весело спросила Нора.
- Отлично, мэм. - Она подошла к колыбели и улыбнулась Уолену. У этой
симпатичной женщины со спокойными серыми глазами тоже был сын, которого
она назвала Эдвин. - Весел, как жаворонок.
Нора рассеяно посмотрела на своего милого мальчугана. Эрик уже
заговаривал о новом ребенке, но Нора упиралась. В постели Эрик был холоден
и груб. Она вспомнила совет отца: "Оставайся с ним, Нора. Дай ему время.
Если ты упустишь из рук свой шанс, то будешь сожалеть об этом всю
оставшуюся жизнь".
Уолен весело смеялся и пускал пузыри, играя с новой игрушкой.
Когда Нора увидела, что это, ее лицо застыло.
Игрушка представляла собой маленький серебряный пистолет.
Она протянула руку и отобрала у сына пистолет. Уолен немедленно
захныкал.
- Что это такое? - решительно спросила она. - Ты ведь знаешь, Майя,
что я не люблю оружие!
- Да, мэм, - нервно сказала Майя, - но когда я вошла этим утром,
пистолет был уже в его колыбели. Уолен, казалось, был так им увлечен, что
я подумала...
- Кто дал ему это?
- Я не знаю. О, мэм, он ужасно расстроен! - Она взяла рыдающего
ребенка и принялась его укачивать.
Нора крепко сжимала в руке возмутительную игрушку. Она говорила
Эрику, что не хочет, чтобы ее сын связывался с оружием, даже игрушечным,
до тех пор, пока ему не представится возможность увидеть, каким
разрушительным оно может быть. Она была взбешена тем, что он так открыто
пренебрег ее желанием.
- Черт побери, - фыркнула она, и Майя уставилась на нее, разинув рот.
- Я не позволю ему обращаться со мной подобным образом! - Выскочив из
детской, Нора быстро пошла по коридору к лестнице, которая должна была
привести ее на другой этаж, в личные апартаменты Эрика.
По окнам колотил дождь, с балконов стекали потоки воды. Когда Нора
поднималась по ступенькам, ее ослепила вспышка молнии, а гром прогремел
так близко, что ей показалось, будто вся Лоджия задрожала как корабль в
бурю.
На третьем этаже тусклый свет, проходящий сквозь грязные окна,
придавал этой части Лоджии вид омерзительного храма, где поклоняются
какому-нибудь языческому богу войны. На стенах висели ружья, пистолеты и
карабины, сделанные Эшерами. В широких коридорах стояли артиллерийские
орудия. В тени притаились чучела животных: медведей, оленей, львов,
тигров. Настоящий зверинец. Когда Нора проходила мимо них, ей казалось,
что их стеклянные глаза пристально следят за ней. Она не раз
оборачивалась, чтобы убедиться, что за ней никто не идет. Коридор свернул
налево, затем направо и привел ее к ряду дверей в каменной стене и к узкой
лестнице, ведущей наверх, в кромешную темноту. Далеко наверху, в мансарде,
мерно, как сердце, стучали молотки рабочих.
Раскат грома напомнил ей канонаду той ужасной июльской ночи почти год
назад.
- Эрик! - закричала Нора, и ее голос покатился по коридору, отражаясь
и искажаясь, и, превратившись в шепот, вернулся к ней.
Через несколько минут Нора поняла, что она где-то не там свернула.
Все было незнакомым. Снова и еще сильней ударила молния. Дюжина стеклянных
сов, стоявших на пьедесталах вдоль коридора, задрожала, а одна из них
свалилась на пол и со звуком ружейного выстрела разлетелась на мелкие
кусочки.
- Эрик! - снова закричала она, и в ее голосе появились панические
нотки. Она продолжала идти вперед и теперь уже искала лестницу вниз.
Никого из слуг Нора не видела, а все окна, мимо которых она проходила,
были покрыты пленкой воды. Стук молотков все продолжался, замирая и
усиливаясь почти в такт с раскатами грома.
Она окончательно заблудилась. Хищники у стен беззвучно рычали на нее,
а впереди на ее пути стояло чучело льва. Его зеленые блестящие глаза
вызывающе смотрели на нее, как бы приглашая подойти поближе. Она свернула
в другой коридор, где вдоль стен висели образцы средневекового оружия и
лат. В конце коридора была тяжелая дверь. Она распахнула ее и снова
позвала Эрика. Ответа не последовало, но стук молотков стал даже громче.
Перед ней была винтовая металлическая лестница, ведущая к белой двери
футах в двадцати над ее головой. Она посмотрела наверх. Эти молотки,
казалось, стучали прямо по голове. Осторожно переставляя ноги, она
поднялась по лестнице и протянула руку, чтобы открыть дверь.
Но тут она остановилась. Дверь была обита толстой белой резиной, а ее
медная ручка потускнела от частых прикосновений. Когда Нора прикоснулась к
ней, по ее руке прошла холодная дрожь. Но дверь была заперта. Она
собралась было постучать и попытаться под какофонию грома и стука молотков
позвать на помощь, но тут щелкнул замок.
Дверь медленно начала открываться. Нора отступила назад. Из
раскрывающейся двери сочился болезненно-сладковатый запах разложения.
Внутри была кромешная тьма.
- Что такое? - прошептал тихий грубый голос.
- О, - сказала Нора. - Вы испугали меня. - Внутри она абсолютно
ничего не видела. О, этот стук! Почему он никак не прекратится!
- Пожалуйста, - умоляюще сказал голос, - говорите как можно тише.
- Я... не хотела вас беспокоить. - Неожиданно до нее дошло. - Это...
мистер Эшер?
Тишина. Затем:
- Вы опять заблудились?
Она кивнула.
- Я пыталась найти Эрика.
- Эрик, - тихо повторил Лудлоу Эшер. - Дорогой Эрик. - Дверь
открылась пошире, и за ее край ухватилась рука. Пальцы были иссохшие, а
ногти длинные и поломанные. Прошло больше двух месяцев с тех пор, как Нора
последний раз видела Лудлоу, и она полагала, что он по-прежнему живет в
стеклянном куполе. Этой комнаты она никогда раньше не видела. - Я люблю
гостей, - сказал он. - Не желаете зайти? - Нора колебалась, и он спросил:
- Вы ведь не боитесь?
- Нет, - соврала она.
- Хорошо. Вы храбрая. Я всегда любил вас за это. Входите, и мы
поговорим... только я и вы. Ладно?
Нора медлила. Сбежать сейчас выглядело бы глупо. Да и что ей бояться
Лудлоу Эшера? Он старик. По крайней мере он может сказать, как выбраться
из этого жуткого места. Она вошла в комнату, и Лудлоу, очертания которого
во мраке были практически неразличимы, закрыл за ней дверь. Когда щелкнул
замок, у Норы аж захватило дух.
- Не бойтесь, - прошептал он. - Дайте руку, я провожу вас к креслу. -
Он взял ее за руку, и Нора подавила желание вырваться. Кожа Лудлоу была
холодной и скользкой. Он провел ее в другой конец комнаты. - Теперь можете
сесть. Хотите стаканчик шерри?
Нора нашла кресло и села в него.
- Нет, спасибо. Я... смогу остаться лишь на несколько минут.
- А, ну что ж. Вы не будете возражать, если я выпью? - Он откупорил
бутылку и налил.
- Как вы можете здесь _в_и_д_е_т_ь_? Здесь же ужасно темно!
- Темно? Ничего подобного. То есть, не для меня. - Он тяжело
вздохнул. - Для меня свет просачивается сквозь швы в этих стенах. Он
сочится из каждой поры вашего тела, Нора. Ваши глаза ослепительно
сверкают. А обручальное кольцо на вашем пальце раскалено, как метеор. Я
мог бы греться его теплом. Прислушайтесь к стуку молотков, Нора.
Прекрасная музыка, не так ли? - Это было сказано с едким сарказмом.
Она прислушалась. В этой комнате стук молотков был совсем не слышен,
зато был слышен другой шум. Он напоминал тихий приглушенный стук сердец.
Некоторые стучали громче прочих, другие - резче. Шум, казалось, исходил
отовсюду, даже от самих стен. Она слышала щелканье механизмов и слабый
звон цепей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68