Она помогла сыну войти в дом, затем закрыла дверь и задвинула засов.
На краю леса, как хрупкое деревцо, стоял Король Горы и наблюдал за
домиком Тарпов. На протяжении всей битвы Нью с пантерой он не шевельнулся,
но теперь его плечи устало поникли, и он оперся на свой кривой посох. Ему
было холодно, и из его носа текло. Он продрог до костей, и в его дыхании
слышалось бульканье мокроты.
Он ждал, прислушиваясь к ветру. Ветер говорил ему о смерти и
разрушениях, о том, что мир находится в переходном состоянии. Вокруг него
кружились сухие листья, и некоторые застревали у него в бороде. Он вытер
нос тыльной стороной ладони и подумал, что в былые времена, когда он еще
был крепок и здоров, он бы так хватил Жадный Желудок о дуб, что полетели
бы кости. Да и сейчас он неплохо встряхнул пантеру, но она найдет, где
спрятаться и зализать раны, а с рассветом снова выйдет на охоту.
Этой ночью пантера сюда не вернется. В настоящее время мальчик в
безопасности.
Но _к_т_о_ он такой? И какова его роль в битве, которую Король Горы
ведет с той самой ночи, когда упала комета? Ответа на эти вопросы старик
не знал.
Он задрожал и закашлялся. Его легкие снова начало жечь. Когда приступ
прошел, он начал долгий путь домой.

25
В Гейтхаузе Рикс сделал волнующее открытие.
Одна из книг, принесенных из библиотеки прошлой ночью, оказалась
гроссбухом, датированным 1864 годом и содержащим перечень имен,
обязанностей и жалованья каждого слуги в Эшерленде. Там было триста
восемьдесят восемь имен, начиная от ученика кузнеца и заканчивая главным
егерем.
Но внимание Рикса привлекла записная книжка доктора Джексона Бойярда,
директора заведения под названием "Приют Бойярда", расположенного в
Пенсильвании. "Приют Бойярда" был частной лечебницей для душевнобольных.
Записная книжка была старой и хрупкой, а многие страницы и вовсе
отсутствовали. В ней месяц за месяцем прослеживалось развитие болезни
пациентки доктора Бойярда: Джессамун Эшер, первой жены Лудлоу и матери
Эрика.
Рикс сел за стол и раскрыл перед собой записную книжку. Свет на нее
падал через его правое плечо. Прошел час, в течение которого он погружался
в жуткие подробности душевной болезни. Его внимание отвлекали лишь
некоторые яростные порывы ветра, нарушавшие его концентрацию. Джессамун
Эшер, писал доктор Бойярд твердым почерком, была привезена в Приют в
ноябре 1886 года. Судя по портрету, который доктор Бойярд видел во время
визита в Лоджию, Джессамун Эшер была раньше элегантной молодой женщиной с
волнистыми светло-каштановыми волосами и мягкими серыми глазами.
Двадцать третьего ноября 1886 года в комнату с обитыми войлоком
стенами в "Приюте Бойярда" заперли сыплющую бранью сумасшедшую женщину в
смирительной рубашке. Она выдрала почти все свои волосы, ее губы и язык
были изуродованы постоянными укусами, а глаза, обведенные красными
кругами, горели на белом как мел лице. Лудлоу не сопровождал свою жену. Ее
привезли четверо слуг, среди которых был и Лютер Бодейн, дедушка Эдвина.
Когда Джессамун была принята в приют, ей было двадцать шесть лет и она
была безнадежно помешана.
Рикс продолжал читать, завороженный этим свеженайденным "скелетом в
чулане". Несмотря на то, что Джессамун дочерью миллионера, владельца
мануфактуры в Новой Англии, и получила хорошее образование, за семь лет
жизни с Лудлоу Эшером она деградировала почти до животного уровня. Лишь
спустя четыре месяца доктор Бойярд смог оставаться с ней в одной комнате,
не боясь нападения. Ее симптомы, писал доктор Бойярд в декабре 1887 года,
включают в себя безрассудную ярость, богохульство, скрежетание зубами,
искаженные и бессмысленные молитвы, выкрикиваемые в полный голос, и
припадки, "в течение которых несчастная миссис Эшер должна оставаться
привязанной кожаными ремнями к кровати, с заткнутым кляпом ртом, дабы она
не откусила себе язык".
Болезнь Джессамун, писал доктор Бойярд, кажется, берет начало с
рождения Эрика в апреле 1884 года. Несколько раз Джессамун, чьим любимым
занятием было ухаживать в саду за розами, одуванчиками и камелиями,
пыталась убить младенца.
Лишь к лету 1888 года Бойярд смог убедить сумасшедшую хотя бы
поговорить о ее сыне. До той поры имя "Эрик" ввергало ее в молитвы и
проклятия. Но в течение того рокового лета буря, которая бушевала в мозге
Джессамун, начала спадать, или, возможно, думал Рикс, Бойярд просто нашел
нужное лекарство. Во всяком случае, временами сознание Джессамун
прояснялось, и это давало возможность доктору изучить ее состояние.
Она должна убить Эрика, сообщила она доктору Бойярду, потому что его
коснулся Сатана.
Эрик был еще младенцем, рассказывала она, когда это произошло. После
полуночи она была разбужена сильной грозой. Она боялась грома и молний
почти так же сильно, как и Лудлоу, потому что отец-пуританин учил ее, что
гром - это проявление недовольства Бога, а молнии - Его копья, которыми Он
разит грешников. Много раз, когда на улице бушевала гроза, Джессамун
забивалась под одеяло и представляла себе, будто вся Лоджия трясется, а
однажды в ее великолепной спальне после особенно сильного раската грома
вылетело стекло.
В эту ночь по Лоджии хлестал яростный ливень. Когда прогремел гром,
Джессамун показалось, что стены раскалываются. Где-то в доме разбилось
стекло, а окна задрожали. Поднявшись с кровати, она спустилась вниз, в
комнату Эрика. Но открыв дверь, она увидела в голубом свете молнии нечто.
Над колыбелью Эрика склонялся силуэт крепкого широкоплечего мужчины. Но
это был не человек. Его тело было бледно-серого цвета и, казалось,
блестело, как мокрая кожа. При вспышке молнии она успела разглядеть, что
рука этого создания была надо лбом спящего ребенка. Затем создание
яростно, но грациозно, как балерина, повернулось к ней.
На мгновение она увидела его лицо, жестокое, но красивое. Его тонкий
рот был искривлен в полуулыбке-полуусмешке, а глаза были как у кошки:
темно-зеленые, гипнотически яркие, а зрачки расширены.
И перед тем, как свет молнии померк, создание исчезло.
Она закричала. Ребенок проснулся и тоже начал кричать. Она поняла,
что увидела, и испугалась, что сходит с ума. Она не смела приблизиться к
ребенку. Выбежав из комнаты, она в панике понеслась вниз и на лестнице
упала, едва не сломав себе шею. Там она и лежала до тех пор, пока ее не
нашел слуга и не позвал Лудлоу из его спальни.
Она видела, как Эрика коснулось воплощение зла, сказала Джессамун
доктору Бойярду. Видела, как это создание нежно и покровительственно
протянуло лапу над головой ребенка. Значение этого жеста, по крайней мере
для Джессамун, было ясно: Эрика в будущем ждет служение Сатане. Он
вырастет с меткой Сатаны на голове. И не счесть бедствий, которые он
принесет миру, если ему позволить выжить. Эрик должен быть убит до того,
как проявится заложенное в нем зло. Чтобы этого не допустить, Джессамун
пыталась отравить младенца, но ей помешала няня. Пыталась скинуть его с
лестницы, но ее удержала Дженни Бодейн, жена Лютера, их кухарка. После
этого Джессамун заперли в ее комнате, но она смогла выбраться оттуда по
карнизу, похитила Эрика из детской и понесла к горящему камину в банкетном
зале.
Когда она собиралась швырнуть Эрика в огонь, ее заметил Лудлоу. Он
бросился к ней, но она подняла свободной рукой кочергу и яростно ударила
мужа по голове. Лудлоу блокировал удар своей черной тростью, но Джессамун,
собрав все силы, снова отчаянно ударила. Кочерга попала Лудлоу по виску,
сбила его на пол, где он лежал, не двигаясь. Вокруг его головы собралась
лужица крови.
Джессамун схватила визжащего ребенка как уже ненужную куклу за шею и
шагнула к огню.
Но в следующее мгновение Эрика вырвали у нее. Удивительным образом
Лудлоу, с лицом, залитым кровью, удалось, шатаясь, подняться на ноги,
чтобы спасти ребенка. Джессамун вцепилась ему в горло, и они стали
бороться перед огнем. Лудлоу, хотя и оглушенный, смог с помощью трости
сдерживать ее, пока подоспевшие слуги не схватили ее.
В 1888 и 1889 годах, как видел Рикс из записей, состояние Джессамун
колебалось от спокойного до буйного сумасшествия. В конце октября 1889
года доктор Бойярд решил написать Лудлоу Эшеру, что состояние его жены
безнадежно.
Лудлоу приехал в декабре в сопровождении Лютера и двух других слуг,
чтобы увидеть Джессамун в последний раз. Менее двух месяцев Джессамун Эшер
была обнаружена в своей комнате мертвой. Она зубами порвала подушку и
глотала гусиный пух, пока он не забил ей горло. После чего задохнулась.
- Чудесно, - пробормотал Рикс, покончив с записной книжкой. Он
оттолкнул ее в сторону, словно она была покрыта грязью, и подумал, рвался
бы так Лудлоу спасти Эрика, если бы знал, что ждет их в будущем. Данное
Джессамун описание создания, которое стояло над колыбелью Эрика, слегка
напоминало фильмы ужасов Роджера Кормана. Естественно, она искала
оправдания своей ненависти к Эрику, которая возникла, возможно, из-за
того, что она чувствовала, как ребенок становится между ней и Лудлоу. Но
каковы бы ни были истинные мотивы, они затерялись в прошлом.
В дверь Рикса кто-то тихо постучал, и он насторожился. Было почти два
часа ночи. Кто, кроме Паддинг, мог бродить по дому? Бун около одиннадцати
уехал в свой клуб и наверняка играет сейчас в покер. Рикс подошел к двери,
которая была задвинута стулом и шкафом, и спросил:
- Кто там?
- Миссис Рейнольдс. Откройте, пожалуйста.
Рикс открыл. Свет в коридоре не горел, а миссис Рейнольдс держала
серебряный канделябр с четырьмя горящими белыми свечами. Рикс впервые
увидел ее без хирургической маски, и его первое впечатление о ее
решительности окрепло при виде ее сильной нижней челюсти. В то же время
было ясно, что уход за Уоленом утомил ее. Лицо сиделки было измученным, в
свете свечей были видны темно-синие мешки под глазами и глубокие морщины
вокруг рта. Ее взгляд был пуст и бесцелен. Она смотрела в никуда.
- Меня послал Уолен, - сказала она привычным шепотом. - Он хочет вас
видеть.
- Прямо сейчас?
Она кивнула, и он последовал за ней по коридору. Когда Рикс протянул
руку, чтобы включить свет, миссис Рейнольдс быстро сказала:
- Нет, пожалуйста, не делайте этого. Я велела слугам выключить почти
весь свет в доме.
- Зачем?
- Так приказал ваш отец, - объясняла она, пока они шли. - Он сказал,
что не может выносить звука бегущего по проводам электрического тока.
- Ч_т_о_?
- Он сказал, что это высокое дребезжащее завывание, - продолжала
миссис Рейнольдс. - Иногда его слух обостряется, и он говорит, что этот
звук беспокоит его больше всех прочих. Я увеличила дозу транквилизаторов,
но они более не оказывают заметного воздействия на его нервную систему.
Они приблизились к лестнице, ведущей в Тихую Комнату. Запах
разложения, к которому в другом конце дома Рикс постепенно привык, был
здесь таким сильным и отвратительным, что он остановился, борясь с
тошнотой. Я не могу опять туда идти, сказал он про себя, и у него внутри
все содрогнулось. Боже правый!
Миссис Рейнольдс, идущая на несколько ступенек впереди, оглянулась.
Желтый свет отбрасывал ее длинную тень на стену напротив. - Все будет в
порядке, - сказала она. - Просто старайтесь дышать через рот.
Он последовал за ней наверх, к белой двери, и надел целых две
хирургические маски и резиновые перчатки. Затем принял у нее канделябр, и
она сделала то же самое. Перед тем как открыть дверь, миссис Рейнольдс
снова забрала у Рикса канделябр и задула все свечи.
Их окружила темнота. На несколько ужасных секунд Рикс с ужасом
почувствовал, что снова заблудился в Лоджии и не знает, в каком
направлении идти. Но тут сиделка взяла его за руку и ввела в Тихую
Комнату. Дверь бесшумно закрылась, и она провела его через комнату к
кровати Уолена.
Осциллоскоп был выключен, и единственным звуком, слышным в помещении,
было хриплое и неровное дыхание Уолена. Рикс слегка задел обо что-то
подбородком, но промолчал. Миссис Рейнольдс отпустила его руку, и он
почувствовал, что за ним наблюдают. Уолен продолжал дышать, пока в конце
концов не издал грубое, едва различимое шипение. Рикс был вынужден
напрячься, чтобы понимать, что говорит отец.
- Выйди, - скомандовал Уолен сиделке.
Рикс не слышал как она вышла, но знал, что она должна была
подчиниться. Уолен медленно и мучительно подвинулся на кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68