просто пообещай мне, что не станешь враждовать со своим братом Балином.
Балан склонил голову.
– Не стану, матушка. И скажу ему, что так наказала мне ты; и Балин поймет, что ты не держишь на него зла.
– Клянусь Владычицей, не держу, – отозвалась Вивиана, по-прежнему во власти ледяного холода, хотя зимнее солнце грело ей спину. – Да благословит она тебя, сын мой, и брата твоего тоже, хотя сомневаюсь, что ему желательно благословение каких-либо богов, кроме его собственного. А ты примешь ли благословение Богини, Балан?
– Приму, – промолвил он, наклоняясь и целуя Вивиане руку. Владычица уехала, а он еще долго стоял и смотрел ей вслед.
По пути к Авалону Вивиана твердила себе, что, конечно же, то, что она видела, подсказано ей усталостью и страхом; как бы то ни было, Балан – один из соратников Артура, так что глупо надеяться, что в войне с саксами он избежит ран. Однако картина никак не развеивалась, и чудилось ей, что Балан и его приемный брат каким-то образом из-за нее поссорятся, так что наконец она решительным жестом прогнала видение, усилием воли запретив себе видеть в мыслях лицо сына до тех пор, пока вновь не взглянет на Балана наяву!
Беспокоилась она и за Ланселета. Он давно уже вышел из того возраста, когда мужчине пристало обзавестись женой. Однако довольно на свете мужчин, которые о женщинах и не думают, но ищут лишь общества своих сотоварищей и братьев по оружию; Вивиана частенько задумывалась, не из их ли числа сын Бана. Ну что ж, Ланселету суждено идти своим путем; Владычица согласилась на это, отпуская его с Авалона. А ежели он и дает понять, что беззаветно любит королеву, так это наверняка лишь для того, чтобы соратники не дразнили его, называя любителем мальчиков.
Но Вивиана прогнала мысли о сыновьях. Ни один из них не близок ее сердцу так, как Моргейна, а Моргейна… где же Моргейна? Владычица давно уже беспокоилась о ее судьбе, но теперь, выслушав новости Балана, вдруг испугалась за ее жизнь. Еще до заката она вышлет гонцов с Авалона в Тинтагель, к Игрейне, и на север, ко двору Лота, куда Моргейна вполне могла отправиться, соскучившись по ребенку… Вивиана пару раз видела юного Гвидиона в зеркале, но внимания на него особенно не обращала, раз с ним все в порядке. Моргауза, вырастившая целый выводок, добра ко всем малышам; будет еще время задуматься о Гвидионе, когда мальчик подрастет и придет пора отдавать его на воспитание. Вот тогда придется забрать его на Авалон…
При помощи железного самообладания, выработанного за долгие годы, Вивиана заставила себя забыть даже о Моргейне; должно ей возвратиться на Авалон в настроении, подобающем жрице, которая только что принимала обличие Старухи Смерти для своей старейшей подруги, – здесь уместна строгая серьезность, но отнюдь не неизбывное горе, ибо смерть – не что иное, как начало новой жизни.
Присцилла была христианкой. И верила, что окажется на Небесах у Господа. «Однако же и она тоже вновь родится в этом несовершенном мире, искать совершенства Богов снова и снова… Балан и я расстались, как чужие; так тому и должно быть. Я более не Мать, и горевать мне следует не больше, чем тогда, когда я перестала быть Девой во имя нее…» И все же в сердце ее вскипало возмущение.
Воистину, пришло ей время отказаться от правления Авалоном и передать титул Владычицы Озера женщине помоложе; а сама она станет одной из ведуний, будет помогать советом и наставлением, уже не воплощая в себе эту грозную, наводящую ужас силу. Вивиана давно знала, что Зрение ее покидает. Однако она не могла сложить с себя власть до тех пор, пока не передаст ее в руки той, что готова принять это бремя. Вивиане казалось, она сумеет дождаться того дня, когда Моргейна превозможет обиду и возвратится на Остров.
«Однако если с Моргейной что-либо случилось… и даже если нет, имею ли я право оставаться Владычицей, если Зрение меня покинуло?»
Подъехав к Озеру, насквозь промокшая и иззябшая, в первое мгновение Вивиана даже не смогла вспомнить заклинание, когда гребцы ладьи обернулись к ней, ожидая, чтобы она призвала туманы. «В самом деле, пора, давно пора мне отказаться от власти…» Но тут в сознании ее вновь воскресли слова силы, и Владычица произнесла их вслух; однако в ту ночь, охваченная ужасом, она почти не сомкнула глаз.
С приходом утра Вивиана оглядела небо: луна в ущербе, в эту пору зеркало вопрошать бессмысленно. «Да что мне теперь пользы смотреть в зеркало, если Зрение меня оставило?» Железным усилием воли она взяла себя в руки и ни слова не сказала об этом жрицам-прислужницам. Но позже, уже днем, спросила у ведуний:
– Есть ли в Доме дев воспитанница, что не бывала еще в роще и у костров?
– Есть дочка Талиесина, – отозвалась одна из женщин.
На мгновение Вивиана сбилась с мысли: как же так, ведь Игрейна уже выросла, и вышла замуж, и овдовела, она – мать Верховного короля, что правит в Каэрлеоне, да и Моргауза тоже обзавелась мужем и родила многих сыновей. Но, тут же опомнившись, отвечала:
– Я не знала, что у него есть дочь в Доме дев.
А ведь были времена, размышляла про себя Вивиана, когда в Дом дев воспитанниц принимали не иначе, как с ее ведома, и она сама, своей рукою, испытывала девочек на Зрение и на восприимчивость к мудрости друидов. Однако за последние годы Владычица как-то закрыла на это глаза.
– Расскажи мне о ней. Сколько ей лет? Как ее имя? Когда она к нам попала?
– Зовут ее Ниниана, – сообщила престарелая жрица. – Она – дочка Бранвен; ты ведь ее помнишь? Бранвен сказала, что дитя это зачато от Талиесина у костров Белтайна. Кажется, совсем недавно дело было; но девочке уже, пожалуй, одиннадцать или двенадцать, а то и больше. Она воспитывалась где-то далеко на севере, а к нам приехала пять или шесть лет назад. Она – милое дитя, послушное, кроткое, а ныне девочек к нам приезжает не так много, чтобы проявлять излишнюю разборчивость, Владычица! Ныне нет уж таких, как Врана или как твоя воспитанница Моргейна. А где сейчас Моргейна, Владычица? Надо бы ей возвратиться к нам!
– Воистину, она вернется, – промолвила Вивиана и тут же устыдилась при мысли о том, что сама не знает, где Моргейна и хотя бы жива ли она. «И как только у меня хватает наглости оставаться Владычицей Авалона, если я даже не знаю имени своей преемницы, не говоря уже о том, кто живет в Доме дев?» Однако, если эта Ниниана – дочь Талиесина и жрицы Авалона, она наверняка обладает Зрением. А даже если и нет, Вивиана в силах заставить ее увидеть, пока Ниниана – девственница.
– Позаботься, чтобы Ниниану прислали ко мне перед рассветом, на третий день считая от сегодняшнего, – приказала она. И хотя в глазах старой жрицы она читала дюжину вопросов, Вивиана не без удовлетворения отметила, что ее власть как Владычицы Авалона по-прежнему неоспорима, ибо жрица не дерзнула ее расспрашивать.
Ниниана явилась к ней за час до рассвета, по завершении затворничества темной луны; Вивиана, так и не сомкнувшая глаз, большую часть ночи провела, безжалостно себя допрашивая. Она сознавала, что и впрямь не склонна уступать власть, однако же, если бы только она могла передать титул Моргейне, она бы сделала это без тени сожаления. Вивиана потеребила в руке крохотный серповидный нож – Моргейна оставила его, покидая Авалон, – отложила нож в сторону и, подняв голову, взглянула на дочь Талиесина.
«А ведь старая жрица утратила ощущение времени, так же, как и я; девочке явно больше одиннадцати-двенадцати». Юная воспитанница трепетала от благоговейного страха; и Вивиана тут же вспомнила, как задрожала Моргейна, впервые узрев в ней Владычицу Авалона.
– Ты – Ниниана? – мягко промолвила она. – Кто твои родители?
– Я – дочь Бранвен, Владычица; имени отца своего я не знаю. Мама сказала лишь, что я зачата в праздник Белтайн. – Что ж, вполне разумно.
– Сколько тебе лет, Ниниана?
– В этом году исполнится четырнадцать.
– И ты уже побывала у костров, дитя?
Девушка покачала головой:
– Меня туда не призывали.
– Обладаешь ли ты Зрением?
– Лишь самую малость, как мне думается, Владычица, – отозвалась она.
Вивиана вздохнула:
– Ну что ж, дитя, посмотрим; ступай со мною, – и, выйдя за двери своего стоящего на отшибе дома, она зашагала вверх по тайной тропе к Священному источнику. Девушка заметно превосходила ее ростом – хрупкая, светловолосая, с фиалковыми глазами; а ведь она похожа на Игрейну в этом возрасте, подумала про себя Вивиана, хотя волосы Игрейны были скорее рыжие, нежели золотые. Внезапно ей померещилось, будто Ниниана облачена в одежды Владычицы и коронована венцом… Вивиана нетерпеливо встряхнула головою, гоня незваное видение прочь. Надо думать, это лишь мимолетная греза, не более…
Она привела Ниниану к заводи, помедлила мгновение, оглядела небо. А затем протянула девушке серповидный нож, врученный Моргейне при посвящении, и тихо проговорила:
– Посмотри в зеркало, дитя мое, и скажи, где ныне та, что владела сим ножом…
Ниниана нерешительно подняла глаза.
– Владычица, я же говорила: Зрения у меня немного…
И внезапно Вивиана поняла: девушка страшится неудачи.
– Это неважно. Ты увидишь при помощи Зрения, что некогда было моим. Не бойся, дитя, просто посмотри для меня в зеркало.
В наступившем безмолвии Вивиана не сводила взгляда со склоненной головы девушки. Как всегда, на поверхности заводи подрагивала рябь, словно воду всколыхнул налетевший ветер. Но вот Ниниана заговорила – тихо и бессвязно:
– А, гляди… она спит в объятиях седого короля… – И вновь тишина.
« Что это значит?» Слова эти остались для Вивианы неразрешимой загадкой. Ей захотелось прикрикнуть на Ниниану, силой заставить ее видеть, однако же величайшим усилием воли всей ее жизни Владычица сдержалась и промолчала, зная, что даже ее беспокойные мысли могут затуманить для девушки Зрение.
– Скажи, Ниниана, видишь ли ты тот день, когда Моргейна возвратится на Авалон? – еле слышным шепотом спросила она.
И опять – бесплодная тишина. Повеял рассветный ветерок – легкое дуновение всколыхнуло воду, и вновь по зеркальной поверхности пробежала рябь. Наконец Ниниана тихо промолвила:
– Она стоит в ладье… волосы ее совсем поседели… – и девушка вновь замерла неподвижно, вздыхая, точно от боли.
– Не видишь ли ты чего еще, Ниниана? Говори, расскажи мне…
В лице девушки отразились ужас и боль, и она зашептала:
– А, крест… свет сжигает меня, в руках ее – котел… Врана! Врана, неужто ты нас покинешь? – Она резко, потрясение вдохнула и рухнула на землю без чувств.
Вивиана застыла недвижно, сцепив руки. Затем, тяжко вздохнув, она наклонилась к лежащей, приподняла ее. Погрузила в воду руку девушки, сбрызнула водой обмякшее лицо Нинианы.
Спустя мгновение девушка открыла глаза, испуганно воззрилась на Вивиану и расплакалась.
– Прости, Владычица… я так ничего и не увидела, – всхлипывала она.
«Итак, она говорила – но ничего не запомнила. С тем же успехом я могла бы и избавить ее от этого испытания – все равно толку никакого». И злиться на девушку бессмысленно: она лишь исполнила то, чего от нее требовали. Вивиана откинула светлые пряди со лба Нинианы и мягко проговорила:
– Не плачь; я не сержусь на тебя. Голова болит? Так ступай и отдохни, дитя мое.
«Богиня распределяет дары свои, как считает нужным. Но почему же, о Матерь всего сущего, ты шлешь меня исполнять твою волю при помощи орудий настолько несовершенных? Ты забрала у меня силу; так зачем же ты отняла и ту, которой должно бы служить тебе, когда меня не станет?» Дочь Талиесина, сжав ладонями виски, медленно побрела по тропе вниз, к Дому дев. Спустя какое-то время за нею последовала и Вивиана.
Неужто слова Нинианы – не что иное, как бессвязный бред? Вивиане в это не верилось: девушка явно что-то видела. Но что именно, Вивиана разобрать не смогла; а слабые попытки девушки облечь видения в слова для Вивианы так и остались непонятными. А теперь Ниниана все позабыла, так что расспрашивать ее бесполезно.
«Она спит в объятиях седого короля». Значит ли это, что Моргейна упокоилась в объятиях смерти?
Вернется ли к ним Моргейна? Ниниана сказала лишь: «Она стоит в ладье…» Значит, на Авалон Моргейна возвратится. «Волосы ее совсем поседели…» Значит, вернется она не скоро – если вообще вернется. Здесь по крайней мере все ясно.
«Крест. Свет сжигает меня. Врана, Врана, в руках ее – котел». А вот это наверняка бред, не более, попытка облечь в слова некий смутный образ. Врана примет в руки котел, магическое орудие воды и Богини… да, Вране в самом деле вверены Великие реликвии. Вивиана сидела, уставившись в стену спальни, гадая, не значит ли это, что теперь, когда Моргейна исчезла, власть Владычицы Озера должно передать Вране. Похоже, что иного способа истолковать слова девушки просто нет. Притом что, возможно, слова эти вообще ничего не значат.
«Что бы я теперь ни предприняла, я действую вслепую; право, лучше бы я пошла к Вране, которая ответила бы мне лишь молчанием!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
Балан склонил голову.
– Не стану, матушка. И скажу ему, что так наказала мне ты; и Балин поймет, что ты не держишь на него зла.
– Клянусь Владычицей, не держу, – отозвалась Вивиана, по-прежнему во власти ледяного холода, хотя зимнее солнце грело ей спину. – Да благословит она тебя, сын мой, и брата твоего тоже, хотя сомневаюсь, что ему желательно благословение каких-либо богов, кроме его собственного. А ты примешь ли благословение Богини, Балан?
– Приму, – промолвил он, наклоняясь и целуя Вивиане руку. Владычица уехала, а он еще долго стоял и смотрел ей вслед.
По пути к Авалону Вивиана твердила себе, что, конечно же, то, что она видела, подсказано ей усталостью и страхом; как бы то ни было, Балан – один из соратников Артура, так что глупо надеяться, что в войне с саксами он избежит ран. Однако картина никак не развеивалась, и чудилось ей, что Балан и его приемный брат каким-то образом из-за нее поссорятся, так что наконец она решительным жестом прогнала видение, усилием воли запретив себе видеть в мыслях лицо сына до тех пор, пока вновь не взглянет на Балана наяву!
Беспокоилась она и за Ланселета. Он давно уже вышел из того возраста, когда мужчине пристало обзавестись женой. Однако довольно на свете мужчин, которые о женщинах и не думают, но ищут лишь общества своих сотоварищей и братьев по оружию; Вивиана частенько задумывалась, не из их ли числа сын Бана. Ну что ж, Ланселету суждено идти своим путем; Владычица согласилась на это, отпуская его с Авалона. А ежели он и дает понять, что беззаветно любит королеву, так это наверняка лишь для того, чтобы соратники не дразнили его, называя любителем мальчиков.
Но Вивиана прогнала мысли о сыновьях. Ни один из них не близок ее сердцу так, как Моргейна, а Моргейна… где же Моргейна? Владычица давно уже беспокоилась о ее судьбе, но теперь, выслушав новости Балана, вдруг испугалась за ее жизнь. Еще до заката она вышлет гонцов с Авалона в Тинтагель, к Игрейне, и на север, ко двору Лота, куда Моргейна вполне могла отправиться, соскучившись по ребенку… Вивиана пару раз видела юного Гвидиона в зеркале, но внимания на него особенно не обращала, раз с ним все в порядке. Моргауза, вырастившая целый выводок, добра ко всем малышам; будет еще время задуматься о Гвидионе, когда мальчик подрастет и придет пора отдавать его на воспитание. Вот тогда придется забрать его на Авалон…
При помощи железного самообладания, выработанного за долгие годы, Вивиана заставила себя забыть даже о Моргейне; должно ей возвратиться на Авалон в настроении, подобающем жрице, которая только что принимала обличие Старухи Смерти для своей старейшей подруги, – здесь уместна строгая серьезность, но отнюдь не неизбывное горе, ибо смерть – не что иное, как начало новой жизни.
Присцилла была христианкой. И верила, что окажется на Небесах у Господа. «Однако же и она тоже вновь родится в этом несовершенном мире, искать совершенства Богов снова и снова… Балан и я расстались, как чужие; так тому и должно быть. Я более не Мать, и горевать мне следует не больше, чем тогда, когда я перестала быть Девой во имя нее…» И все же в сердце ее вскипало возмущение.
Воистину, пришло ей время отказаться от правления Авалоном и передать титул Владычицы Озера женщине помоложе; а сама она станет одной из ведуний, будет помогать советом и наставлением, уже не воплощая в себе эту грозную, наводящую ужас силу. Вивиана давно знала, что Зрение ее покидает. Однако она не могла сложить с себя власть до тех пор, пока не передаст ее в руки той, что готова принять это бремя. Вивиане казалось, она сумеет дождаться того дня, когда Моргейна превозможет обиду и возвратится на Остров.
«Однако если с Моргейной что-либо случилось… и даже если нет, имею ли я право оставаться Владычицей, если Зрение меня покинуло?»
Подъехав к Озеру, насквозь промокшая и иззябшая, в первое мгновение Вивиана даже не смогла вспомнить заклинание, когда гребцы ладьи обернулись к ней, ожидая, чтобы она призвала туманы. «В самом деле, пора, давно пора мне отказаться от власти…» Но тут в сознании ее вновь воскресли слова силы, и Владычица произнесла их вслух; однако в ту ночь, охваченная ужасом, она почти не сомкнула глаз.
С приходом утра Вивиана оглядела небо: луна в ущербе, в эту пору зеркало вопрошать бессмысленно. «Да что мне теперь пользы смотреть в зеркало, если Зрение меня оставило?» Железным усилием воли она взяла себя в руки и ни слова не сказала об этом жрицам-прислужницам. Но позже, уже днем, спросила у ведуний:
– Есть ли в Доме дев воспитанница, что не бывала еще в роще и у костров?
– Есть дочка Талиесина, – отозвалась одна из женщин.
На мгновение Вивиана сбилась с мысли: как же так, ведь Игрейна уже выросла, и вышла замуж, и овдовела, она – мать Верховного короля, что правит в Каэрлеоне, да и Моргауза тоже обзавелась мужем и родила многих сыновей. Но, тут же опомнившись, отвечала:
– Я не знала, что у него есть дочь в Доме дев.
А ведь были времена, размышляла про себя Вивиана, когда в Дом дев воспитанниц принимали не иначе, как с ее ведома, и она сама, своей рукою, испытывала девочек на Зрение и на восприимчивость к мудрости друидов. Однако за последние годы Владычица как-то закрыла на это глаза.
– Расскажи мне о ней. Сколько ей лет? Как ее имя? Когда она к нам попала?
– Зовут ее Ниниана, – сообщила престарелая жрица. – Она – дочка Бранвен; ты ведь ее помнишь? Бранвен сказала, что дитя это зачато от Талиесина у костров Белтайна. Кажется, совсем недавно дело было; но девочке уже, пожалуй, одиннадцать или двенадцать, а то и больше. Она воспитывалась где-то далеко на севере, а к нам приехала пять или шесть лет назад. Она – милое дитя, послушное, кроткое, а ныне девочек к нам приезжает не так много, чтобы проявлять излишнюю разборчивость, Владычица! Ныне нет уж таких, как Врана или как твоя воспитанница Моргейна. А где сейчас Моргейна, Владычица? Надо бы ей возвратиться к нам!
– Воистину, она вернется, – промолвила Вивиана и тут же устыдилась при мысли о том, что сама не знает, где Моргейна и хотя бы жива ли она. «И как только у меня хватает наглости оставаться Владычицей Авалона, если я даже не знаю имени своей преемницы, не говоря уже о том, кто живет в Доме дев?» Однако, если эта Ниниана – дочь Талиесина и жрицы Авалона, она наверняка обладает Зрением. А даже если и нет, Вивиана в силах заставить ее увидеть, пока Ниниана – девственница.
– Позаботься, чтобы Ниниану прислали ко мне перед рассветом, на третий день считая от сегодняшнего, – приказала она. И хотя в глазах старой жрицы она читала дюжину вопросов, Вивиана не без удовлетворения отметила, что ее власть как Владычицы Авалона по-прежнему неоспорима, ибо жрица не дерзнула ее расспрашивать.
Ниниана явилась к ней за час до рассвета, по завершении затворничества темной луны; Вивиана, так и не сомкнувшая глаз, большую часть ночи провела, безжалостно себя допрашивая. Она сознавала, что и впрямь не склонна уступать власть, однако же, если бы только она могла передать титул Моргейне, она бы сделала это без тени сожаления. Вивиана потеребила в руке крохотный серповидный нож – Моргейна оставила его, покидая Авалон, – отложила нож в сторону и, подняв голову, взглянула на дочь Талиесина.
«А ведь старая жрица утратила ощущение времени, так же, как и я; девочке явно больше одиннадцати-двенадцати». Юная воспитанница трепетала от благоговейного страха; и Вивиана тут же вспомнила, как задрожала Моргейна, впервые узрев в ней Владычицу Авалона.
– Ты – Ниниана? – мягко промолвила она. – Кто твои родители?
– Я – дочь Бранвен, Владычица; имени отца своего я не знаю. Мама сказала лишь, что я зачата в праздник Белтайн. – Что ж, вполне разумно.
– Сколько тебе лет, Ниниана?
– В этом году исполнится четырнадцать.
– И ты уже побывала у костров, дитя?
Девушка покачала головой:
– Меня туда не призывали.
– Обладаешь ли ты Зрением?
– Лишь самую малость, как мне думается, Владычица, – отозвалась она.
Вивиана вздохнула:
– Ну что ж, дитя, посмотрим; ступай со мною, – и, выйдя за двери своего стоящего на отшибе дома, она зашагала вверх по тайной тропе к Священному источнику. Девушка заметно превосходила ее ростом – хрупкая, светловолосая, с фиалковыми глазами; а ведь она похожа на Игрейну в этом возрасте, подумала про себя Вивиана, хотя волосы Игрейны были скорее рыжие, нежели золотые. Внезапно ей померещилось, будто Ниниана облачена в одежды Владычицы и коронована венцом… Вивиана нетерпеливо встряхнула головою, гоня незваное видение прочь. Надо думать, это лишь мимолетная греза, не более…
Она привела Ниниану к заводи, помедлила мгновение, оглядела небо. А затем протянула девушке серповидный нож, врученный Моргейне при посвящении, и тихо проговорила:
– Посмотри в зеркало, дитя мое, и скажи, где ныне та, что владела сим ножом…
Ниниана нерешительно подняла глаза.
– Владычица, я же говорила: Зрения у меня немного…
И внезапно Вивиана поняла: девушка страшится неудачи.
– Это неважно. Ты увидишь при помощи Зрения, что некогда было моим. Не бойся, дитя, просто посмотри для меня в зеркало.
В наступившем безмолвии Вивиана не сводила взгляда со склоненной головы девушки. Как всегда, на поверхности заводи подрагивала рябь, словно воду всколыхнул налетевший ветер. Но вот Ниниана заговорила – тихо и бессвязно:
– А, гляди… она спит в объятиях седого короля… – И вновь тишина.
« Что это значит?» Слова эти остались для Вивианы неразрешимой загадкой. Ей захотелось прикрикнуть на Ниниану, силой заставить ее видеть, однако же величайшим усилием воли всей ее жизни Владычица сдержалась и промолчала, зная, что даже ее беспокойные мысли могут затуманить для девушки Зрение.
– Скажи, Ниниана, видишь ли ты тот день, когда Моргейна возвратится на Авалон? – еле слышным шепотом спросила она.
И опять – бесплодная тишина. Повеял рассветный ветерок – легкое дуновение всколыхнуло воду, и вновь по зеркальной поверхности пробежала рябь. Наконец Ниниана тихо промолвила:
– Она стоит в ладье… волосы ее совсем поседели… – и девушка вновь замерла неподвижно, вздыхая, точно от боли.
– Не видишь ли ты чего еще, Ниниана? Говори, расскажи мне…
В лице девушки отразились ужас и боль, и она зашептала:
– А, крест… свет сжигает меня, в руках ее – котел… Врана! Врана, неужто ты нас покинешь? – Она резко, потрясение вдохнула и рухнула на землю без чувств.
Вивиана застыла недвижно, сцепив руки. Затем, тяжко вздохнув, она наклонилась к лежащей, приподняла ее. Погрузила в воду руку девушки, сбрызнула водой обмякшее лицо Нинианы.
Спустя мгновение девушка открыла глаза, испуганно воззрилась на Вивиану и расплакалась.
– Прости, Владычица… я так ничего и не увидела, – всхлипывала она.
«Итак, она говорила – но ничего не запомнила. С тем же успехом я могла бы и избавить ее от этого испытания – все равно толку никакого». И злиться на девушку бессмысленно: она лишь исполнила то, чего от нее требовали. Вивиана откинула светлые пряди со лба Нинианы и мягко проговорила:
– Не плачь; я не сержусь на тебя. Голова болит? Так ступай и отдохни, дитя мое.
«Богиня распределяет дары свои, как считает нужным. Но почему же, о Матерь всего сущего, ты шлешь меня исполнять твою волю при помощи орудий настолько несовершенных? Ты забрала у меня силу; так зачем же ты отняла и ту, которой должно бы служить тебе, когда меня не станет?» Дочь Талиесина, сжав ладонями виски, медленно побрела по тропе вниз, к Дому дев. Спустя какое-то время за нею последовала и Вивиана.
Неужто слова Нинианы – не что иное, как бессвязный бред? Вивиане в это не верилось: девушка явно что-то видела. Но что именно, Вивиана разобрать не смогла; а слабые попытки девушки облечь видения в слова для Вивианы так и остались непонятными. А теперь Ниниана все позабыла, так что расспрашивать ее бесполезно.
«Она спит в объятиях седого короля». Значит ли это, что Моргейна упокоилась в объятиях смерти?
Вернется ли к ним Моргейна? Ниниана сказала лишь: «Она стоит в ладье…» Значит, на Авалон Моргейна возвратится. «Волосы ее совсем поседели…» Значит, вернется она не скоро – если вообще вернется. Здесь по крайней мере все ясно.
«Крест. Свет сжигает меня. Врана, Врана, в руках ее – котел». А вот это наверняка бред, не более, попытка облечь в слова некий смутный образ. Врана примет в руки котел, магическое орудие воды и Богини… да, Вране в самом деле вверены Великие реликвии. Вивиана сидела, уставившись в стену спальни, гадая, не значит ли это, что теперь, когда Моргейна исчезла, власть Владычицы Озера должно передать Вране. Похоже, что иного способа истолковать слова девушки просто нет. Притом что, возможно, слова эти вообще ничего не значат.
«Что бы я теперь ни предприняла, я действую вслепую; право, лучше бы я пошла к Вране, которая ответила бы мне лишь молчанием!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194