– Смотрите – король!…
– И сэр Мордред рядом с ним…
– А вон лорд Ланселет – ой, гляньте, у него голова перевязана, и рука тоже!
– Дайте-ка взглянуть! – велела Гвенвифар и, раздвинув девушек, прошла вперед.
Теперь и Моргауза смогла разглядеть Гвидиона, ехавшего рядом с Артуром; похоже, он был цел и невредим, и Моргауза вздохнула с облегчением. Потом она заметила Кормака – он тоже ездил на войну вместе с людьми Артура; кажется, он тоже был невредим. Узнать Гарета труда не составляло – он по-прежнему оставался самым высоким из рыцарей Артура, а светлые волосы напоминали сияющий ореол. Гавейн, следовавший, как всегда, за Артуром, прямо держался в седле, но, когда отряд подъехал поближе, Моргауза увидела на лице Гавейна огромный кровоподтек; под глазами у него залегли черные полукружья, а губы распухли – похоже, Гавейну вышибли пару зубов.
– Глянь-ка – сэр Мордред такой красивый… – сказала одна из девушек. – Я слыхала от королевы, будто он в точности похож на Ланселета, каким тот был в молодости, – и, захихикав, она ткнула свою соседку под ребра. Потом они обнялись и принялись перешептываться. Наблюдавшая за ними Моргауза вздохнула. Все эти девчонки были так молоды и очаровательны со своими шелковистыми косами и кудрями, каштановыми, рыжими или золотистыми; щеки у них были нежные, как лепестки яблонь, талии гибкие, а руки – белые и гладкие. И внезапно Моргаузу захлестнула неистовая зависть – ведь когда-то она была прекраснее всех их, вместе взятых! А девушки тем временем подталкивали друг дружку локтем и шепотом обсуждали разных рыцарей.
– Моя мать говорит, – с вызовом произнесла одна из девушек, дочь какого-то знатного сакса – Моргауза никогда не могла толком выговорить ее варварское имя – Эльфреш или что-то в этом роде, – что целоваться с безбородым мужчиной – это все равно что целовать другую девушку или младенца!
– Однако же сэр Мордред всегда чисто выбрит, а он ни капельки не похож на девушку, – возразила другая и со смехом повернулась к Ниниане, безмолвно стоявшей среди женщин. – Ведь верно, леди Ниниана?
Ниниана негромко рассмеялась.
– Бородатые мужчины кажутся мне стариками – когда я была маленькой, бороды носили лишь самые старые из друидов и мой отец.
– А сейчас даже епископ Патриций ходит с бородой, – заметила какая-то девушка. – Он говорит, что это в языческие времена мужчины уродовали себя бритьем, а вообще раз Господь сотворил мужчин бородатыми, значит, так им и следует ходить. Наверное, саксы тоже так считают.
– Это просто новая мода, только и всего, – сказала Моргауза. – А моды приходят и уходят. Когда я была молода, и христиане и язычники брились, а теперь мода изменилась. И не думаю, что это как-то связано с благочестием. Я совершенно уверена, что когда-нибудь и Гвидион попробует отрастить бороду – станешь ли ты тогда хуже к нему относиться, Ниниана?
– Нет, кузина, – со смехом отозвалась Ниниана. – С бородой или без бороды, он остается все тем же Гвидионом. О, взгляните – король Кеардиг и другие саксы! Не собираются ли они погостить в Камелоте? Госпожа, можно, я пойду отдам распоряжения слугам?
– Конечно, моя милая, – согласилась Гвенвифар, и Ниниана ушла. Девушки подталкивали друг друга, пытаясь занять местечко, откуда будет лучше видно, и Гвенвифар прикрикнула на них: – А ну-ка, все марш обратно к прялкам! Это непристойно – так глазеть на молодых людей. Вам что, больше делать нечего, кроме как болтать о рыцарях, да еще так нескромно? Немедленно угомонитесь! Вы увидите этих рыцарей сегодня вечером, в главном зале. Предстоит пир – а это значит, что вам придется переделать множество дел.
Девушки надулись, но послушно направились в женские покои. Гвенвифар вздохнула и покачала головой; они с Моргаузой двинулись следом за свитой.
– Господи Боже мой, и откуда только взялось такое множество девчонок? На них же никакой управы нет, а я должна как-то присматривать за ними и следить, чтоб они себя блюли в чистоте. А они, похоже, только тем и занимаются, что сплетничают да хихикают, вместо того чтоб думать о рукоделье. Мне стыдно, что при моем дворе собралось столько пустоголовых и бессовестных девиц!
– Да будет тебе, дорогая моя, – лениво отозвалась Моргауза. – Тебе ведь и самой когда-то было пятнадцать. Неужто ты всегда вела себя так уж примерно? И никогда не поглядывала украдкой на какого-нибудь молодого человека, не сплетничала о нем и не думала, каково это – целоваться с ним, будь он с бородой или без бороды?
– Не знаю, где ты находилась в пятнадцать лет, – негодующе отозвалась Гвенвифар, – а я росла за монастырскими стенами! И мне кажется, что монастырь был бы самым подходящим местом для всех этих невоспитанных девиц!
Моргауза рассмеялась.
– Когда мне сравнялось четырнадцать, я уже отлично разбиралась в тех, кто носит штаны. Помнится, я частенько сиживала на коленях у Горлойса – он уже был тогда женат на Игрейне, и Утер еще не успел положить на нее глаз, – и Игрейна это приметила. А потому-то стоило ей стать женой Утера, как она тут же выдала меня замуж за Лота, лишь бы только я оказалась как можно дальше от Утерова двора. Она б охотно отправила меня и за море, если б только могла! Ну признайся – неужто ты никогда не выглядывала из-за монастырских стен, чтоб полюбоваться на какого-нибудь юношу, объезжающего лошадей для твоего отца, или на какого-нибудь молодого рыцаря в красном плаще?
Гвенвифар уставилась в землю.
– Все это кажется таким далеким… – протянула она, но затем, взяв себя в руки, быстро произнесла: – Вчера вечером охотники добыли оленя. Я приказала, чтоб его разделали и зажарили к обеду. Возможно, нам придется еще забить свинью, если саксы и вправду собрались здесь погостить. И надо проследить, чтоб все комнаты застелили свежей соломой – у нас просто не хватит кроватей на всех!
– Отправь девиц – пускай они об этом похлопочут, – посоветовала Моргауза. – Нужно же им учиться принимать гостей – их ведь затем тебе и поручили, Гвенвифар. А обязанность королевы – поприветствовать своего господина, когда он возвращается с войны.
– Ты права.
Королева передала с пажом распоряжения своим дамам, и вместе с Моргаузой двинулись к главным воротам Камелота. «Ну и картинка – как будто мы всю жизнь были лучшими подругами», – подумала Моргауза. Хотя… ведь их теперь так мало осталось – тех, кто помнит времена их молодости…
Подобное чувство охватило Моргаузу тем же вечером; огромный зал был украшен праздничными стягами, а дамы и рыцари блистали прекрасными нарядами – все почти как во времена величия Камелота. Но многие из соратников никогда уже не вернутся – их отняла война либо поиски Грааля. Моргауза нечасто вспоминала, что она уже немолода, и это пугало ее. Чуть ли не половину мест за Круглым Столом теперь занимали бородатые саксы в грубых нарядах, или зеленые юнцы, только-только взявшие в руки оружие. Даже ее младшенький, Гарет, сделался теперь одним из старейших рыцарей Круглого Стола, и новички относились к нему с чрезвычайным почтением, именовали его «сэр» и постоянно обращались к нему за советом, а если вдруг расходились с ним во мнении и осмеливались возражать, то запинались от нерешительности. А Гвидион – большинство придворных звали его сэром Мордредом, – похоже, сделался вожаком младшего поколения, новоявленных рыцарей и тех саксов, которых Артур избрал своими соратниками.
Дамы Гвенвифар и слуги отменно справились со своей задачей: на столе было вдоволь жареного и вареного мяса, стояли огромные мясные пироги с подливкой, блюда с ранними яблоками и виноградом, свежевыпеченный хлеб и чечевичная каша. Пир подошел к концу; саксы пили и развлекались своей излюбленной игрой – загадками. Артур позвал Ниниану к королевскому столу и попросил спеть. Гвенвифар наслаждалась соседством с Ланселетом. Одна рука у него висела на перевязи, и на голове тоже красовалась повязка – память о встрече с норманнским боевым топором. Поскольку рука его еще не слушалась, Гвенвифар нарезала для него мясо. И никто, подумала Моргауза, не обращал на это ни малейшего внимания.
Далее за столом сидели Гарет и Гавейн, а рядом с ними – Гвидион, евший из одной тарелки с Нинианой. Моргауза подошла поприветствовать их. Гвидион успел вымыться и привести волосы в порядок, но нога у него была перевязана, и Гвидион пристроил ее на небольшой стульчик.
– Ты ранен, сынок?
– Ничего серьезного, – ответил Гвидион. – Я уже слишком большой, матушка, чтоб забираться к тебе на колени и жаловаться, что я ушиб пальчик.
– Что-то это не очень похоже на ушибленный пальчик, – заметила Моргауза, взглянув на повязку, испятнанную засохшей кровью. – Но раз тебе так хочется, я оставлю тебя в покое. У тебя появилась новая туника?
Синяя туника Гвидиона, украшенная темно-красным узором, была пошита на манер саксонских нарядов, с их длинными рукавами, закрывающими запястье и спускающимися до середины пальцев.
– Это подарок Кеардига. Он сказал, что она хорошо подходит для христианского двора, потому что под ней можно спрятать змей Авалона. – Гвидион криво усмехнулся. – Может, я подарю такую моему лорду Артуру на Новый год.
– Да кому какая разница? – подал голос Гавейн. – Все давно и думать забыли об Авалоне, а змеи на руках у Артура так поблекли, что их уже и не разглядишь – а если кто и разглядит, так все равно ничего не скажет.
Моргауза взглянула на разбитое лицо Гавейна. Он и вправду потерял зуб, и не один, да и руки у него, похоже, тоже были покрыты синяками и ссадинами.
– Так ты тоже получил рану, сын?
– Но не от врага, – буркнул Гавейн. – Это мне досталось на память от наших приятелей-саксов – людей Кеардига. Чтоб им всем пусто было, этим неотесанным ублюдкам! Я бы, пожалуй, предпочел, чтоб они оставались нашими врагами!
– Так ты что, подрался с ними?
– Именно! И подерусь снова, если кто-нибудь посмеет распускать свой поганый язык и говорить гадости о моем короле! – гневно заявил Гавейн. – И Гарету совершенно незачем было бежать мне на помощь! Я уже достаточно взрослый, чтоб драться самому, и уж как-нибудь могу справиться и без младшего брата…
– Этот сакс был вдвое больше тебя, – сказал Гарет, положив ложку, – и ты уже лежал на земле. Я побоялся, что он сломает тебе хребет или раздавит ребра – и я сейчас не уверен, что он бы не стал этого делать. И что ж мне было – стоять и смотреть, как какой-то сквернослов избивает моего брата и оскорбляет моего родича? Впредь он дважды – а то и трижды – подумает, прежде чем говорить такое.
– Однако же, Гарет, – негромко произнес Гвидион, – ты не сможешь заставить замолчать всю саксонскую армию – особенно когда они говорят правду. Ты сам знаешь, как люди станут называть мужчину – будь он хоть король, – который сидит и помалкивает, когда другой согревает постель его жены…
– Да как ты смеешь! – Привстав, Гарет схватил Гвидиона за ворот саксонской туники. Гвидион вскинул руки, пытаясь ослабить хватку Гарета.
– Успокойся, приемный брат! – В руках великана Гарета Гвидион казался мальчишкой. – Ты что, хочешь обойтись со мной, как с тем саксом – лишь за то, что я сказал правду в кругу родственников? Или ты предпочитаешь, чтоб я продолжал приятно улыбаться и лгать, как все эти придворные, что смотрят на королеву и ее любовника – и помалкивают?
Гарет медленно разжал пальцы и опустил Гвидиона на место.
– Если Артур не находит ничего предосудительного в поведении своей леди, то кто я такой, чтоб сетовать?
– Проклятая женщина! – пробормотал Гавейн. – Чтоб ей пусто было! И почему только Артур не отослал ее, пока еще было не поздно? Мне не очень-то по душе нынешний двор – мало того, что он сделался христианским, так он еще и кишит саксами! Когда я стал первым рыцарем Артура, во всех саксах, вместе взятых, было ровно столько же благочестия, сколько в любой свинье!
Гвидион попытался было возразить, но Гавейн осадил его:
– А ты вообще помалкивай! Я их знаю куда лучше твоего! Ты еще пеленки пачкал, когда я уже дрался с саксами! А теперь мы что, даже при дворе должны оглядываться на этих свиней и думать, что они о нас скажут?
– Ты не знаешь саксов и вполовину так, как их знаю я, – сказал Гвидион. – Нельзя узнать людей, если видишь их только на поле боя. А я жил при их дворе, и пил вместе с ними, и любезничал с их женщинами. Потому я и говорю, что хорошо их знаю, а ты – нет. И они действительно считают Артура и его двор безнравственным и слишком языческим.
– Кто бы говорил! – фыркнул Гавейн.
– Однако же, – отозвался Гвидион. – нет ничего смешного в том, что саксы беспрепятственно называют Артура безнравственным…
– Беспрепятственно, ты говоришь? – гаркнул Гавейн. – Думается, мы с Гавейном им воспрепятствовали!
– И что, ты собираешься драться со всем саксонским двором? – поинтересовался Гвидион. – Лучше уж устранить причину злословия. Или Артуру не под силу справиться с собственной женой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194