– Когда я думаю, что этот… это животное касалось тебя… – произнес он, спрятав лицо на груди Гвенвифар, – а я, любя тебя, не смел даже притронуться…
Несмотря на все свое благочестие, Гвенвифар могла сейчас думать лишь об одном: она так старалась быть добродетельной, так старалась держать себя в руках, а Бог в ответ отдал ее в руки Мелеагранта, на позор и муки! А Ланселет, что предлагал ей любовь и нежность, но ушел с ее пути, чтоб не предать своего родича, – Ланселет оказался тому свидетелем! Гвенвифар повернулась и обняла его.
– Ланселет, – прошептала она, – любимый мой, желанный… прогони память о том, что он со мною сделал… давай задержимся здесь еще ненадолго…
На глаза Ланселета навернулись слезы; он бережно положил Гвенвифар на кровать, лаская ее дрожащими руками.
"Бог не вознаградил меня за добродетель. Так почему же я думаю, что он станет меня карать? – Но последовавшая за этим мысль напугала Гвенвифар. – А может, никакого Бога нет – вообще никаких богов нет. Возможно, все это выдумали священники, чтоб говорить людям, что нам делать, и чего не делать, и во что верить, и чтобы отдавать распоряжения самому королю". Она приподнялась и притянула Ланселета к себе; ее распухшие губы коснулись его губ, ее руки заскользили по телу любимого, на этот раз – без страха и стыда. Гвенвифар не испытывала более сомнений. Артур? Артур не защитил ее от изнасилования. Она перенесла выпавшие ей страдания – теперь же она возьмет свое. Артур сам подтолкнул ее к тому, чтоб возлечь с Ланселетом, и теперь она будет делать что пожелает.
Два часа спустя они рука об руку покинули замок Мелеагранта. Они ехали рядом, время от времени касаясь друг друга, и Гвенвифар ни о чем более не беспокоилась; она, не таясь, смотрела на Ланселета, и глаза ее сияли радостью. Она обрела свою истинную любовь, и впредь даже не подумает ни от кого ее скрывать.

Глава 5
«Жрицы медленно идут по поросшему тростником берегу Авалона и несут факелы… Мне следовало бы находиться среди них, но я почему-то не могу… Вивиана рассердится, что я не иду вместе с ними, но я словно стою на дальнем берегу и не могу произнести слово, которое перенесло бы меня к ним…»
Врана идет медленно, и лицо ее покрыто морщинами – я никогда не видела ее такой, – а на виске появилась седая прядь… Волосы ее распущены; неужели она все еще дева, хранящая себя для бога? Ветер колышет пламя факелов и треплет белое одеяние Враны. Но где же Вивиана, где Владычица? Священная ладья стоит у берега вечной земли, но она не придет больше, чтоб занять место Богини… Но кто это в вуали и венце Владычицы?
Я никогда прежде не видела этой женщины, кроме как во сне…
Густые волосы цвета спелой пшеницы заплетены в косы и уложены короной вокруг головы; но на поясе у нее, там, где надлежит висеть серповидному ножу жрицы, висит… о, Богиня! Что за святотатство! На светлом платье виднеется серебряное распятие; я пытаюсь вырваться из незримых пут, броситься к женщине и сорвать богохульную вещь, но между нами становится Кевин и хватает меня за руки… руки его скрючены, словно какие-то уродливые змеи… а затем он выворачивается у меня из рук, а змеи вцепляются в меня…
– Моргейна! Что случилось? – Элейна тряхнула свою соседку по кровати за плечо. – Что с тобой? Ты кричишь во сне…
– Кевин, – пробормотала Моргейна и села. Распущенные волосы цвета воронова крыла окутали ее темной волной. – Нет-нет, это не ты, но у нее волосы, как у тебя, и распятие…
– Это сон, Моргейна! – встряхнула ее Элейна. – Проснись! Моргейна моргнула, вздрогнула, потом глубоко вздохнула и взглянула на Элейну уже с обычной своей невозмутимостью.
– Извини. Просто скверный сон приснился.
«Что же за сны преследуют сестру короля?» – подумалось Элейне. Конечно, они должны быть скверными: ведь Моргейна пришла со зловещего острова колдунов и чародеек… Но почему-то сама Моргейна никогда не казалась Элейне злой. Но как она может быть такой доброй, если она отвергла Христа и почитает демонов?
Элейна отодвинулась от Моргейны и сказала:
– Пора вставать, кузина. Сегодня возвращается король – по крайней мере, так сказал прибывший ночью гонец.
Моргейна кивнула и с трудом поднялась с кровати. Элейна скромно отвела взгляд. Моргейна словно бы совсем не ведала стыда; неужто она никогда не слыхала, что все грехи пришли в этот мир через тело женщины?
Моргейна же бесстыдно стояла обнаженной и рылась в сундуке, разыскивая праздничное платье. Элейна отвернулась и принялась одеваться.
– Поспеши, Моргейна. Нам нужно идти к королеве… Моргейна улыбнулась.
– Не стоит спешить, родственница. Надо дать Ланселету время уйти. Если ты невольно поднимешь скандал, Гвенвифар тебя не поблагодарит.
– Моргейна, как ты можешь так говорить?! После того случая неудивительно, что Гвенвифар боится оставаться одна и желает, чтобы ее поборник спал у ее двери… Ведь вправду, какое счастье, что Ланселет подоспел вовремя и спас ее от наихудшего…
– Ну не будь же ты такой дурочкой, Элейна, – терпеливо и устало сказала Моргейна. – Ты что, действительно в это веришь?
– Ну конечно, тебе лучше знать – ты ведь владеешь магией! – вспыхнула Элейна. Громкий возглас привлек внимание прочих женщин, ночующих в этой же комнате, и все повернулись в их сторону – послушать, о чем же так бурно спорят кузина королевы и сестра короля.
Понизив голос, Моргейна произнесла:
– Поверь мне – я вовсе не желаю скандала. Он мне нужен не больше, чем тебе. Гвенвифар – моя невестка, а Ланселет – мой родич. Видит бог, Артуру не следует упрекать Гвенвифар за происшествие с Мелеагрантом – он жалкий негодяй, и на Гвенвифар нет вины; и, несомненно, следует утверждать, что Ланселет подоспел вовремя и успел спасти ее. Но я уверена, что Артуру Гвенвифар скажет правду, – по крайней мере, по секрету, – о том, как Мелеагрант с ней обошелся. Помолчи, Элейна. Я видела, как она выглядела, когда Ланселет привез ее с острова, и слышала, как она выплескивала свои страхи; она боялась, что забеременела от этого изверга.
Лицо Элейны сделалось белым как мел.
– Но ведь он же ее брат, – прошептала она. – Есть ли на свете человек, способный на такой грех?
– Ох, Элейна, до чего же ты наивная! – не выдержала Моргейна. – Ты что, вправду уверена, что это – наихудшее?
– Но ты говоришь… будто Ланселет делит с ней постель, пока король в отъезде…
– Я этому не удивляюсь и не думаю, что это случилось впервые, – сказала Моргейна. – Опомнись, Элейна, – ты что, ее осуждаешь? После того, что с ней сделал Мелеагрант, я бы не удивилась, если бы Гвенвифар никогда больше не подпустила к себе ни одного мужчину. Если Ланселет сумеет исцелить ее от этого потрясения, я только порадуюсь. И, возможно, теперь Артур отошлет ее – и у него еще появится сын.
– Возможно, Гвенвифар уйдет в монастырь, – сказала Элейна, не отрывая взгляда от Моргейны. – Она как-то сказала, что ей нигде не было лучше, чем в монастыре в Гластонбери. Но примут ли ее туда, раз она сделалась любовницей конюшего своего мужа? Ох, Моргейна, стыд-то какой!
– Тебе-то чего стыдиться? – спросила Моргейна. – Что тебе за дело до нее?
– У Гвенвифар есть муж, – отозвалась Элейна, удивляясь собственной вспышке. – Она – жена Верховного короля, и ее муж – благороднейший из всех королей, что только правили этой землей! Ей нет нужды искать любви другого! Что же до Ланселета – разве он мог бросить взгляд на другую даму, если королева открыла ему объятия?
– Ну что ж, – сказала Моргейна, – возможно, теперь они с Ланселетом уедут. У Ланселета есть владения в Малой Британии. Они с королевой давно уже любят друг друга, но я думаю, что до этого злосчастного случая они вели себя как подобает добрым христианам.
Моргейна знала, что лжет, но не терзалась этим; мучительное признание Ланселета навеки будет погребено в ее душе.
– Но тогда Артур сделается посмешищем для всех христианских королей этих островов! – резко произнесла Элейна. -
Если его королева сбежит с его другом и конюшим, Артура начнут обзывать рогоносцем или как-нибудь похуже.
– Не думаю, что Артура будет волновать, что они скажут, – начала было Моргейна, но Элейна покачала головой.
– Не будет, – а должно бы. Подвластные короли должны уважать Артура – настолько, чтобы встать под его знамя, если понадобится. А как же они смогут уважать его, если он позволит своей жене открыто жить в грехе с Ланселетом? Да, я понимаю, что ты хотела сказать, когда говорила о последних днях. Но можем ли мы быть уверены, что это прекратится? Мой отец – вассал и друг Артура, но даже он будет насмехаться над королем, не способным управиться с собственной женой, и будет спрашивать, как же такой король может управиться с королевством.
Моргейна лишь пожала плечами.
– Но что же мы можем сделать? Не убивать же нам преступную пару.
– Что ты! – содрогнулась Элейна. – Нет, конечно. Но Ланселет должен покинуть двор. Ты ведь его родственница – разве ты не можешь объяснить ему, почему так надо?
– Увы! – вздохнула Моргейна. – Боюсь, в этих делах мой родич меня не послушает.
У нее было такое чувство, словно какая-то тварь вцепилась в ее внутренности холодными зубами.
– Если бы Ланселет женился… – сказала Элейна и вдруг, собравшись с духом, выпалила: – Если бы он женился на мне! Моргейна, ты ведь сведуща в чарах и заклинаниях! Не можешь ли ты дать мне амулет, который заставит Ланселета отвратить взор от Гвенвифар и обратить внимания на меня? Я ведь тоже королевская дочь и не уступаю Гвенвифар красотой – и я хотя бы не замужем!
Моргейна горько рассмеялась.
– Мои заклинания бесполезны, Элейна, если не сказать хуже! Спроси как-нибудь у Гвенвифар, как на нее подействовало мое заклинание! Но, Элейна, – сказала она, внезапно посерьезнев, – действительно ли ты хочешь вступить на этот путь?
– Мне думается, что если бы он женился на мне, – сказала Элейна, – то понял бы, что я достойна любви не меньше, чем Гвенвифар.
Моргейна взяла молодую женщину за подбородок и повернула ее лицом к себе.
– Послушай, дитя мое, – начала она, и Элейне показалось, что темные глаза колдуньи проникают в самую глубину ее души. – Элейна, это будет непросто. Ты говоришь, что любишь его, но любовь, о которой говорят девушки, – это всего лишь прихоть или мечта. Ты и вправду знаешь, что он за человек? Выдержит ли твоя мечта долгие годы жизни в браке? Если ты хочешь просто возлечь с ним, это я устрою с легкостью. Но когда действие чар развеется, он может возненавидеть тебя за обман. И что тогда?
– Все-таки… – запинаясь, пробормотала Элейна, – все-таки я бы рискнула. Моргейна, мой отец предлагал мне в мужья других мужчин, но он обещал, что никогда не станет отдавать меня замуж против моей воли. Клянусь тебе, если я не стану женой Ланселета, то лучше уж скроюсь навеки за монастырскими стенами…
Девушку била дрожь, но она не плакала.
– Но что тебе до моей просьбы, Моргейна? Ты ведь, как любая из нас, как сама Гвенвифар, охотно заполучила бы Ланселета хоть в мужья, хоть в любовники, 'а сестра короля может выбирать…
На миг Элейне показалось, что зрение обманывает ее – холодные глаза чародейки словно бы наполнились слезами.
– О, нет, дитя, Ланселет на мне не женится, даже если ему это предложит сам Артур. Поверь мне, Элейна, ты не будешь счастлива с Ланселетом.
– Не думаю, что женщины бывают так уж счастливы в браке, – отозвалась Элейна. – Так считают лишь юные девицы, а я не настолько уж юна. Но женщине все равно нужно за кого-нибудь выйти замуж, и я бы предпочла выйти за Ланселета.
И внезапно она взорвалась:
– Все равно это тебе не под силу! Зачем ты надо мной насмехаешься? Все равно ведь все твои чары и талисманы – вздор!
Она ждала, что Моргейна вскипит и примется отстаивать свое искусство, но Моргейна лишь вздохнула и покачала головой.
– Я не доверяю любовным талисманам и заклинаниям – это я тебе сказала сразу. Они могут лишь сосредоточить волю человека несведущего. Искусство Авалона иное, и его нельзя просто вот так вот взять и пустить в ход потому, что какая-то девушка предпочла бы возлечь с этим мужчиной, а не с тем.
– Но ведь с искусством мудрых то же самое, – презрительно выпалила Элейна. – Я могла бы поступить так или иначе, но не буду, потому что не вправе вмешиваться в божий промысел, или в волю звезд, или что там еще…
Моргейна тяжело вздохнула.
– Родственница, я могу дать тебе в мужья Ланселета, если ты действительно этого хочешь. Не думаю, что это принесет тебе счастье, но ты достаточно мудра, ты сказала, что не ждешь счастья в браке… Поверь мне, Элейна, я всей душой желаю, чтобы Ланселет женился и уехал подальше от этого двора и от королевы. Артур – мой брат, и я сделаю все, чтобы на него не пала тень бесчестия, – а это неминуемо произойдет, раньше или позже, если Ланселет останется. Но помни, что ты сама попросила меня об этом. И не хнычь, когда тебе придется несладко.
– Клянусь, что выдержу все, что угодно, если только Ланселет станет моим мужем, – сказала Элейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194