собеседником Гарета был Гвидион. Судя по голосу, Гарет был взбешен, но Моргауза услышала лишь последние его слова:
– … что он тебе сделал? Ты выставил его в дурацком виде при таком скоплении народа…
Гвидион рассмеялся.
– Если наш кузен нуждается в защите при таком скоплении его друзей, то да поможет ему Бог, если он потерпит поражение среди саксов или норманнов. Послушай, приемный брат, я совершенно уверен, что Ланселет вполне способен сам защитить свое доброе имя! Мы с тобой столько лет не виделись, брат, а ты только и знаешь, что бранить меня, потому что я обидел человека, которого ты так любишь. Неужто тебе больше нечего мне сказать?
Гарет расхохотался и сгреб Гвидиона в охапку.
– Экий же ты отчаянный! – сказал он. – И как тебе только в голову взбрело такое? Артур же и так посвятил бы тебя в рыцари – тебе стоило только попросить!
Моргауза вспомнила, что Гарет не знает всей правды о происхождении Гвидиона. Несомненно, Гарет просто хотел сказать, что Артур не отказал бы сыну своей сестры.
– Я в этом ничуть не сомневаюсь, – отозвался Гвидион. – Король всегда был добр к своим родичам. Он и тебя бы посвятил – ради Гавейна, – но ты ведь выбрал другой путь, приемный брат. – Он коротко рассмеялся. – И думается мне, раз я столько лет страдал из-за этого сходства с Ланселетом, он мне кое-что задолжал!
Гарет сочувственно пожал плечами.
– Ну, похоже, он не держит на тебя зла, так что, пожалуй, мне тоже придется тебя простить. Зато теперь ты сам убедился, как он великодушен.
– Воистину, – тихо отозвался Гвидион, – он таков… Тут он поднял голову и заметил Моргаузу.
– Матушка! Что ты тут делаешь? Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Я просто подошла поздороваться с Гаретом – мы с ним сегодня еще не разговаривали, – пояснила Моргауза. Здоровяк Гарет поцеловал матери руку. – Ну, что ты решил насчет общей схватки?
– То же, что и всегда, – отозвался Гарет. – Я буду сражаться на стороне Гавейна. среди людей короля. У тебя есть боевой конь, Гвидион? Хочешь сражаться на стороне короля? У нас найдется для тебя место.
– Раз Ланселет посвятил меня в рыцари, – с мрачноватой загадочной улыбкой произнес Гвидион, – думаю, мне следовало бы сражаться в отряде сэра Ланселета Озерного и бок о бок с Акколоном, за Авалон. Но я сегодня больше не выйду на поле, Гарет.
– Почему? – удивился Гарет. Он положил руку на плечо Гвидиону и улыбнулся, глядя на младшего брата снизу вверх – в точности как когда-то в детстве. – Те, кого только что посвятили, всегда участвуют в общей схватке. Вот и Галахад будет участвовать.
– И чью же сторону он примет? – поинтересовался Гвидион. – Своего отца, Ланселета, – или короля, сделавшего его своим наследником? Стоит ли подвергать его верность столь жестокому испытанию?
– Но как же еще делиться для общей схватки, если не собирать отряды вокруг двух лучших наших рыцарей?! – вышел из себя Гарет. – Или ты вправду думаешь, что Ланселет или Артур считают это испытанием верности? Сам Артур не может выйти на поле – ведь ни один рыцарь не посмеет поднять руку на своего короля, но Гавейн – его поборник с тех самых пор, как Артур взошел на престол! Или ты собрался разворошить старые сплетни? Гвидион пожал плечами.
– Поскольку я не намереваюсь присоединяться ни к одной, ни к другой стороне…
– Но что о тебе подумают? Что ты трус, и уклоняешься от боя…
– Я достаточно сражался за Артура на войне, чтоб меня не волновало, что там болтают досужие сплетники, – сказал Гвидион. – Но если хочешь, можешь сказать им, что у меня захромал конь и я боюсь, как бы ему не сделалось хуже. Это вполне пристойная отговорка.
– Я бы мог взять для тебя коня у Гавейна, – озадаченно произнес Гарет. – Но раз тебе нужна пристойная отговорка, пусть будет так. Но почему, Гвидион? Или мне теперь следует звать тебя Мордредом?
– Ты всегда можешь звать меня, как тебе больше нравится, приемный брат.
– Но ты так и не ответил, – почему ты боишься боя, Гвидион?
– Никому, кроме тебя, я не спустил бы этих слов безнаказанно, – сказал Гвидион. – Но тебе я отвечу. Я делаю это ради тебя, брат.
Гарет хмуро уставился на него.
– Ради Бога, объясни, что ты этим хочешь сказать?
– Я мало что знаю о Боге – да не очень-то и рвусь узнать, – сказал Гвидион и принялся разглядывать землю у себя под ногами. – Но раз ты спрашиваешь… Ты давно об этом знаешь… Я наделен Зрением…
– Ну, и что с того? – нетерпеливо перебил его Гарет. – Тебе что, привиделось в скверном сне, что я паду от твоего копья?
– Не надо шутить над этим, – отозвался Гвидион. Он взглянул на Гарета, и от этого взгляда у Моргаузы кровь застыла в жилах. – Я видел… – Гвидион судорожно сглотнул, словно не в силах выдавить из себя эти слова. – Я видел тебя умирающим – а сам я стоял рядом с тобой на коленях. Ты не сказал мне ни слова, но я знал, что это из-за моих деяний в тебе погасла искра жизни.
Гарет поджал губы и тихо присвистнул.
– Оно конечно… Но знаешь, малыш, я мало верю снам и видениям. А от судьбы все равно не убежишь. Разве тебе на Авалоне не сказали об этом?
– Верно, – все так же тихо отозвался Гвидион. – И если ты и вправду падешь когда-то от моей руки, так только волею судьбы… Но я не стану искушать судьбу ради пустой забавы, брат. Вдруг рука моя дрогнет, и я, по злосчастной случайности, нанесу роковой удар?… Нет, Гарет, я не выйду сегодня на поле – и пусть остальные говорят что хотят.
– Ну, делай как знаешь, парень, – отозвался Гарет. Вид у него был обеспокоенный. – Тогда посиди рядом с нашей матерью – Ламорак ведь собирается выйти на поле на стороне Ланселета.
Он еще раз поцеловал матери руку и ушел. Моргауза, нахмурившись, попыталась было расспросить Гвидиона, но тот молча уставился в землю, и Моргауза отступилась, сказав лишь:
– Ну что ж, раз я получила молодого придворного, который будет сидеть рядом со мной, может, ты принесешь мне глоток воды, пока я еще не вернулась на свое место?
– Конечно, матушка, – согласился Гвидион и ушел туда, где стояли бочки с водой.
Финальная схватка всегда казалась Моргаузе свалкой, в которой ничего невозможно разобрать. Теперь же у нее еще и разболелась голова – из-за солнцепека, – и Моргаузе очень захотелось оказаться подальше отсюда. Кроме того, она проголодалась, а запах жареных бычьих туш доносился даже до турнирного поля.
Гвидион сидел рядом с Моргаузой и объяснял ей, что происходит на поле, но Моргауза мало разбиралась в тонкостях рыцарской схватки, да и не особенно этим интересовалась. Но она все-таки заметила, что юный Галахад хорошо себя показал – выбил из седла двух рыцарей. Моргауза удивилась: он казался таким кротким мальчиком. Впрочем, Гарет тоже казался ей ребенком, а на поле не было бойца яростнее и ужаснее его. В конце концов именно он был признан лучшим со стороны короля, в отряде Гавейна. В отряде Ланселета приз получил Галахад, и это никого не удивило; для юноши, лишь накануне посвященного в рыцари, в том не было ничего необычного. Моргауза так и сказала.
– Ты бы тоже мог завоевать приз, Гвидион, – заявила она. Но Гвидион лишь рассмеялся и покачал головой.
– Он мне не нужен, матушка. Да и зачем портить праздник моему кузену? А Галахад сражался хорошо – никто не скажет, что он получил приз незаслуженно.
После вручения наград – помимо главных, было и много призов поменьше – рыцари разошлись, чтобы наскоро ополоснуться с помощью оруженосцев и переодеться в чистое платье. Моргауза вместе с придворными дамами отправилась в отведенные им покои: там они могли привести в порядок наряды и прически и смыть с себя пыль и пот.
– Как ты думаешь, – спросила Моргауза у Моргейны, – не нажил ли Ланселет себе врага?
– Полагаю, нет, – отозвалась Моргейна. – Разве ты не видела, как они обнялись?
– Они выглядят, словно отец и сын, – заметила Моргауза. – Если бы это было правдой!
– Слишком поздно об этом говорить, тетя, – с каменным лицом отрезала Моргейна.
«Может, она позабыла, что мне известно, чей он сын на самом деле?» – подумала Моргауза. Но ледяное спокойствие Моргейны так подействовало на нее, что Моргауза предложила лишь:
– Давай я помогу тебе расчесать волосы.
Моргейна повернулась к ней спиной, и Моргауза взялась за гребень.
– Мордред… – задумчиво заметила Моргауза, трудясь над волосами племянницы. – Что ж, видит бог, он воистину показал себя здесь хитроумным советчиком! Теперь он сам завоевал место при дворе, благодаря собственной доблести и дерзости, и ему нет нужды требовать этого от Артура, ссылаясь на свое происхождение. Да, саксы дали ему подходящее имя. Однако я и не знала, что он такой хороший боец. Он таки умудрился привлечь к себе всеобщее внимание! Приз получил Галахад, а все вокруг только и говорят что о дерзкой выходке Мордреда.
Тут к ним подошла одна из дам Гвенвифар.
– Леди Моргейна, а что, сэр Мордред и вправду твой сын? Я и не знала, что у тебя есть сын…
– Я родила его в ранней молодости, – спокойно отозвалась Моргейна, – и Моргауза взяла его на воспитание. Я и сама почти позабыла, что он у меня есть.
– Как ты, должно быть, им гордишься! Ну разве он не прекрасен? Он почти так же хорош собою, как сам Ланселет, – сказала дама, и глаза ее заблестели.
– Это правда, – согласилась Моргейна – столь любезным тоном, что лишь Моргауза, хорошо знавшая свою племянницу, поняла, насколько та разъярена. – Я бы сказала, что это изрядно смутило их обоих. Но мы с Ланселетом – двоюродные брат и сестра, и в детстве я была похожа на него куда больше, чем на своего родного брата. Наша с Артуром мать была высокой и рыжеволосой, как королева Моргауза, а вот в леди Вивиане текла кровь древнего народа Авалона.
– А кто же тогда его отец? – спросила дама, и Моргауза заметила, как стиснулись кулаки Моргейны. Но Моргейна ответила все с той же любезной улыбкой:
– Он – дитя Белтайна, а все дети, зачатые в рощах, принадлежат богу. Ты, конечно же помнишь, что в юности я была одной из дев Владычицы Озера.
– Я забыла… – пробормотала дама, изо всех сил пытаясь быть вежливой. – Так значит, тогда они все еще придерживались древних обычаев?
– Как придерживаются и сейчас, – спокойно произнесла Моргейна. – И, волею Богини, будут соблюдать их, пока стоит мир.
Как она и рассчитывала, это заставило даму умолкнуть. Моргейна отвернулась и обратилась к Моргаузе:
– Ты уже готова, родственница? Тогда давай спустимся в зал.
Когда они покинули покои, Моргейна с силой выдохнула, и в этом выдохе смешались раздражение и облегчение.
– Вот ведь болтливые дуры! Только послушай, что они несут! Им что, нечем больше заняться, кроме сплетен?
– Может, и нечем, – отозвалась Моргауза. – Их отцы и мужья, по большей части христиане, позаботились, чтоб эти женщины ни о чем особо не думали.
Двери огромного зала Круглого Стола, где должен был проходить праздничный пир, были закрыты, чтоб гости не входили туда прежде времени.
– Празднества Артура с каждым годом делаются все пышнее, – заметила Моргауза. – Интересно, что нас ожидает сегодня – великолепная процессия и торжественный королевский выход?
– Ну, а ты чего ждала? – поинтересовалась Моргейна. – Теперь, когда войны завершены, Артуру нужно как-то воздействовать на воображение своих подданных, а он достаточно умен, чтоб делать это посредством пышных зрелищ. Я слыхала, будто это ему посоветовал Мерлин. Простой народ, – да и знать тоже – любит красивые зрелища, и друидам это ведомо еще с тех самых пор, когда они впервые зажгли костры Белтайна. Гвенвифар много лет трудилась, добиваясь, чтоб с этим празднеством ничто не могло сравниться во всех христианских землях.
Впервые за весь день Моргауза увидела на лице Моргейны искреннюю улыбку.
– Даже Артур понимает, что людям нужно что-то еще, помимо церковных служб да христианских праздников, – например, какое-нибудь чудо. Я совершенно уверена, что Артур с Мерлином непременно постараются это чудо устроить! Какая жалость, что они не устроили сегодня солнечного затмения!
– Кстати, а ты у себя, в Уэльсе, видела солнечное затмение? – спросила Моргауза. – Мои люди перепугались. А эти дурочки, дамы Гвенвифар, наверняка подняли визг и принялись вопить, что настал конец света!
– Гвенвифар просто-таки обожает набирать себе в свиту дурочек, – сказала Моргейна. – А ведь сама она отнюдь не дура, хоть и притворяется таковой. И как она только умудряется все это терпеть?
– Тебе бы стоило относиться к ним с большей снисходительностью, – предостерегла ее Моргауза, но Моргейна лишь пожала плечами.
– Меня не интересует, что обо мне думают всякие дуры.
– Просто не представляю, как это ты умудрилась столько лет пробыть королевой в королевстве Уриенса и так и не научилась искусству властвовать, – заметила Моргауза. – Что бы женщина ни думала о мужчинах, она неизбежно будет зависеть от доброй воли других женщин. Разве не так тебя учили на Авалоне?
– На Авалоне нет таких дур, – отрезала Моргейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
– … что он тебе сделал? Ты выставил его в дурацком виде при таком скоплении народа…
Гвидион рассмеялся.
– Если наш кузен нуждается в защите при таком скоплении его друзей, то да поможет ему Бог, если он потерпит поражение среди саксов или норманнов. Послушай, приемный брат, я совершенно уверен, что Ланселет вполне способен сам защитить свое доброе имя! Мы с тобой столько лет не виделись, брат, а ты только и знаешь, что бранить меня, потому что я обидел человека, которого ты так любишь. Неужто тебе больше нечего мне сказать?
Гарет расхохотался и сгреб Гвидиона в охапку.
– Экий же ты отчаянный! – сказал он. – И как тебе только в голову взбрело такое? Артур же и так посвятил бы тебя в рыцари – тебе стоило только попросить!
Моргауза вспомнила, что Гарет не знает всей правды о происхождении Гвидиона. Несомненно, Гарет просто хотел сказать, что Артур не отказал бы сыну своей сестры.
– Я в этом ничуть не сомневаюсь, – отозвался Гвидион. – Король всегда был добр к своим родичам. Он и тебя бы посвятил – ради Гавейна, – но ты ведь выбрал другой путь, приемный брат. – Он коротко рассмеялся. – И думается мне, раз я столько лет страдал из-за этого сходства с Ланселетом, он мне кое-что задолжал!
Гарет сочувственно пожал плечами.
– Ну, похоже, он не держит на тебя зла, так что, пожалуй, мне тоже придется тебя простить. Зато теперь ты сам убедился, как он великодушен.
– Воистину, – тихо отозвался Гвидион, – он таков… Тут он поднял голову и заметил Моргаузу.
– Матушка! Что ты тут делаешь? Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Я просто подошла поздороваться с Гаретом – мы с ним сегодня еще не разговаривали, – пояснила Моргауза. Здоровяк Гарет поцеловал матери руку. – Ну, что ты решил насчет общей схватки?
– То же, что и всегда, – отозвался Гарет. – Я буду сражаться на стороне Гавейна. среди людей короля. У тебя есть боевой конь, Гвидион? Хочешь сражаться на стороне короля? У нас найдется для тебя место.
– Раз Ланселет посвятил меня в рыцари, – с мрачноватой загадочной улыбкой произнес Гвидион, – думаю, мне следовало бы сражаться в отряде сэра Ланселета Озерного и бок о бок с Акколоном, за Авалон. Но я сегодня больше не выйду на поле, Гарет.
– Почему? – удивился Гарет. Он положил руку на плечо Гвидиону и улыбнулся, глядя на младшего брата снизу вверх – в точности как когда-то в детстве. – Те, кого только что посвятили, всегда участвуют в общей схватке. Вот и Галахад будет участвовать.
– И чью же сторону он примет? – поинтересовался Гвидион. – Своего отца, Ланселета, – или короля, сделавшего его своим наследником? Стоит ли подвергать его верность столь жестокому испытанию?
– Но как же еще делиться для общей схватки, если не собирать отряды вокруг двух лучших наших рыцарей?! – вышел из себя Гарет. – Или ты вправду думаешь, что Ланселет или Артур считают это испытанием верности? Сам Артур не может выйти на поле – ведь ни один рыцарь не посмеет поднять руку на своего короля, но Гавейн – его поборник с тех самых пор, как Артур взошел на престол! Или ты собрался разворошить старые сплетни? Гвидион пожал плечами.
– Поскольку я не намереваюсь присоединяться ни к одной, ни к другой стороне…
– Но что о тебе подумают? Что ты трус, и уклоняешься от боя…
– Я достаточно сражался за Артура на войне, чтоб меня не волновало, что там болтают досужие сплетники, – сказал Гвидион. – Но если хочешь, можешь сказать им, что у меня захромал конь и я боюсь, как бы ему не сделалось хуже. Это вполне пристойная отговорка.
– Я бы мог взять для тебя коня у Гавейна, – озадаченно произнес Гарет. – Но раз тебе нужна пристойная отговорка, пусть будет так. Но почему, Гвидион? Или мне теперь следует звать тебя Мордредом?
– Ты всегда можешь звать меня, как тебе больше нравится, приемный брат.
– Но ты так и не ответил, – почему ты боишься боя, Гвидион?
– Никому, кроме тебя, я не спустил бы этих слов безнаказанно, – сказал Гвидион. – Но тебе я отвечу. Я делаю это ради тебя, брат.
Гарет хмуро уставился на него.
– Ради Бога, объясни, что ты этим хочешь сказать?
– Я мало что знаю о Боге – да не очень-то и рвусь узнать, – сказал Гвидион и принялся разглядывать землю у себя под ногами. – Но раз ты спрашиваешь… Ты давно об этом знаешь… Я наделен Зрением…
– Ну, и что с того? – нетерпеливо перебил его Гарет. – Тебе что, привиделось в скверном сне, что я паду от твоего копья?
– Не надо шутить над этим, – отозвался Гвидион. Он взглянул на Гарета, и от этого взгляда у Моргаузы кровь застыла в жилах. – Я видел… – Гвидион судорожно сглотнул, словно не в силах выдавить из себя эти слова. – Я видел тебя умирающим – а сам я стоял рядом с тобой на коленях. Ты не сказал мне ни слова, но я знал, что это из-за моих деяний в тебе погасла искра жизни.
Гарет поджал губы и тихо присвистнул.
– Оно конечно… Но знаешь, малыш, я мало верю снам и видениям. А от судьбы все равно не убежишь. Разве тебе на Авалоне не сказали об этом?
– Верно, – все так же тихо отозвался Гвидион. – И если ты и вправду падешь когда-то от моей руки, так только волею судьбы… Но я не стану искушать судьбу ради пустой забавы, брат. Вдруг рука моя дрогнет, и я, по злосчастной случайности, нанесу роковой удар?… Нет, Гарет, я не выйду сегодня на поле – и пусть остальные говорят что хотят.
– Ну, делай как знаешь, парень, – отозвался Гарет. Вид у него был обеспокоенный. – Тогда посиди рядом с нашей матерью – Ламорак ведь собирается выйти на поле на стороне Ланселета.
Он еще раз поцеловал матери руку и ушел. Моргауза, нахмурившись, попыталась было расспросить Гвидиона, но тот молча уставился в землю, и Моргауза отступилась, сказав лишь:
– Ну что ж, раз я получила молодого придворного, который будет сидеть рядом со мной, может, ты принесешь мне глоток воды, пока я еще не вернулась на свое место?
– Конечно, матушка, – согласился Гвидион и ушел туда, где стояли бочки с водой.
Финальная схватка всегда казалась Моргаузе свалкой, в которой ничего невозможно разобрать. Теперь же у нее еще и разболелась голова – из-за солнцепека, – и Моргаузе очень захотелось оказаться подальше отсюда. Кроме того, она проголодалась, а запах жареных бычьих туш доносился даже до турнирного поля.
Гвидион сидел рядом с Моргаузой и объяснял ей, что происходит на поле, но Моргауза мало разбиралась в тонкостях рыцарской схватки, да и не особенно этим интересовалась. Но она все-таки заметила, что юный Галахад хорошо себя показал – выбил из седла двух рыцарей. Моргауза удивилась: он казался таким кротким мальчиком. Впрочем, Гарет тоже казался ей ребенком, а на поле не было бойца яростнее и ужаснее его. В конце концов именно он был признан лучшим со стороны короля, в отряде Гавейна. В отряде Ланселета приз получил Галахад, и это никого не удивило; для юноши, лишь накануне посвященного в рыцари, в том не было ничего необычного. Моргауза так и сказала.
– Ты бы тоже мог завоевать приз, Гвидион, – заявила она. Но Гвидион лишь рассмеялся и покачал головой.
– Он мне не нужен, матушка. Да и зачем портить праздник моему кузену? А Галахад сражался хорошо – никто не скажет, что он получил приз незаслуженно.
После вручения наград – помимо главных, было и много призов поменьше – рыцари разошлись, чтобы наскоро ополоснуться с помощью оруженосцев и переодеться в чистое платье. Моргауза вместе с придворными дамами отправилась в отведенные им покои: там они могли привести в порядок наряды и прически и смыть с себя пыль и пот.
– Как ты думаешь, – спросила Моргауза у Моргейны, – не нажил ли Ланселет себе врага?
– Полагаю, нет, – отозвалась Моргейна. – Разве ты не видела, как они обнялись?
– Они выглядят, словно отец и сын, – заметила Моргауза. – Если бы это было правдой!
– Слишком поздно об этом говорить, тетя, – с каменным лицом отрезала Моргейна.
«Может, она позабыла, что мне известно, чей он сын на самом деле?» – подумала Моргауза. Но ледяное спокойствие Моргейны так подействовало на нее, что Моргауза предложила лишь:
– Давай я помогу тебе расчесать волосы.
Моргейна повернулась к ней спиной, и Моргауза взялась за гребень.
– Мордред… – задумчиво заметила Моргауза, трудясь над волосами племянницы. – Что ж, видит бог, он воистину показал себя здесь хитроумным советчиком! Теперь он сам завоевал место при дворе, благодаря собственной доблести и дерзости, и ему нет нужды требовать этого от Артура, ссылаясь на свое происхождение. Да, саксы дали ему подходящее имя. Однако я и не знала, что он такой хороший боец. Он таки умудрился привлечь к себе всеобщее внимание! Приз получил Галахад, а все вокруг только и говорят что о дерзкой выходке Мордреда.
Тут к ним подошла одна из дам Гвенвифар.
– Леди Моргейна, а что, сэр Мордред и вправду твой сын? Я и не знала, что у тебя есть сын…
– Я родила его в ранней молодости, – спокойно отозвалась Моргейна, – и Моргауза взяла его на воспитание. Я и сама почти позабыла, что он у меня есть.
– Как ты, должно быть, им гордишься! Ну разве он не прекрасен? Он почти так же хорош собою, как сам Ланселет, – сказала дама, и глаза ее заблестели.
– Это правда, – согласилась Моргейна – столь любезным тоном, что лишь Моргауза, хорошо знавшая свою племянницу, поняла, насколько та разъярена. – Я бы сказала, что это изрядно смутило их обоих. Но мы с Ланселетом – двоюродные брат и сестра, и в детстве я была похожа на него куда больше, чем на своего родного брата. Наша с Артуром мать была высокой и рыжеволосой, как королева Моргауза, а вот в леди Вивиане текла кровь древнего народа Авалона.
– А кто же тогда его отец? – спросила дама, и Моргауза заметила, как стиснулись кулаки Моргейны. Но Моргейна ответила все с той же любезной улыбкой:
– Он – дитя Белтайна, а все дети, зачатые в рощах, принадлежат богу. Ты, конечно же помнишь, что в юности я была одной из дев Владычицы Озера.
– Я забыла… – пробормотала дама, изо всех сил пытаясь быть вежливой. – Так значит, тогда они все еще придерживались древних обычаев?
– Как придерживаются и сейчас, – спокойно произнесла Моргейна. – И, волею Богини, будут соблюдать их, пока стоит мир.
Как она и рассчитывала, это заставило даму умолкнуть. Моргейна отвернулась и обратилась к Моргаузе:
– Ты уже готова, родственница? Тогда давай спустимся в зал.
Когда они покинули покои, Моргейна с силой выдохнула, и в этом выдохе смешались раздражение и облегчение.
– Вот ведь болтливые дуры! Только послушай, что они несут! Им что, нечем больше заняться, кроме сплетен?
– Может, и нечем, – отозвалась Моргауза. – Их отцы и мужья, по большей части христиане, позаботились, чтоб эти женщины ни о чем особо не думали.
Двери огромного зала Круглого Стола, где должен был проходить праздничный пир, были закрыты, чтоб гости не входили туда прежде времени.
– Празднества Артура с каждым годом делаются все пышнее, – заметила Моргауза. – Интересно, что нас ожидает сегодня – великолепная процессия и торжественный королевский выход?
– Ну, а ты чего ждала? – поинтересовалась Моргейна. – Теперь, когда войны завершены, Артуру нужно как-то воздействовать на воображение своих подданных, а он достаточно умен, чтоб делать это посредством пышных зрелищ. Я слыхала, будто это ему посоветовал Мерлин. Простой народ, – да и знать тоже – любит красивые зрелища, и друидам это ведомо еще с тех самых пор, когда они впервые зажгли костры Белтайна. Гвенвифар много лет трудилась, добиваясь, чтоб с этим празднеством ничто не могло сравниться во всех христианских землях.
Впервые за весь день Моргауза увидела на лице Моргейны искреннюю улыбку.
– Даже Артур понимает, что людям нужно что-то еще, помимо церковных служб да христианских праздников, – например, какое-нибудь чудо. Я совершенно уверена, что Артур с Мерлином непременно постараются это чудо устроить! Какая жалость, что они не устроили сегодня солнечного затмения!
– Кстати, а ты у себя, в Уэльсе, видела солнечное затмение? – спросила Моргауза. – Мои люди перепугались. А эти дурочки, дамы Гвенвифар, наверняка подняли визг и принялись вопить, что настал конец света!
– Гвенвифар просто-таки обожает набирать себе в свиту дурочек, – сказала Моргейна. – А ведь сама она отнюдь не дура, хоть и притворяется таковой. И как она только умудряется все это терпеть?
– Тебе бы стоило относиться к ним с большей снисходительностью, – предостерегла ее Моргауза, но Моргейна лишь пожала плечами.
– Меня не интересует, что обо мне думают всякие дуры.
– Просто не представляю, как это ты умудрилась столько лет пробыть королевой в королевстве Уриенса и так и не научилась искусству властвовать, – заметила Моргауза. – Что бы женщина ни думала о мужчинах, она неизбежно будет зависеть от доброй воли других женщин. Разве не так тебя учили на Авалоне?
– На Авалоне нет таких дур, – отрезала Моргейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194