В некий момент Букашков бросил своё «королевство» и затеял перелицовку романов западных мастеров вроде Майн Рида, Дюма-отца и Р. Л. Стивенсона. Он занялся халтурой от бедности: чтобы прожить на гонорары в нищей стране, надо было издавать в год не меньше семи романов.
Когда и этот Клондайк закончился, Букашков ни с того ни с сего перекинулся на исторические исследования и написал скандальный роман «Фон Садов, которого не было». Здесь учёный был обрисован как международный аферист, промышлявший добычей индейских скальпов в Америке, организатор нескольких покушений, в том числе на президента Адамса, Наполеона и императора Павла. В России он и не был никогда! В доказательство автор приводил выписки из полицейских журналов: согласно одной «фон Садофф» въехал в Санкт-Петербург 11 марта 1801 года, аккурат в канун убийства Павла Петровича; другая была о том, что уже 12 марта его самого нашли убитым возле казарм Преображенского полка.
Научная общественность от этого романа впала в шок. О жизни известного геолога фон Садова сохранилось много свидетельств; представлять её цепью нелепых деяний — так же странно, как описывать жизнь королевского мушкетёра д'Артаньяна, будто он гвардеец кардинала.
Профессору Биркетту эта книга послужила основой для начала поиска. Он довольно быстро нашёл в воспоминаниях современника событий Н. А. Саблукова место, где тот пишет об удивительном факте, сообщённом ему генералом Тормасовым: якобы 12 марта в городе были найдены два тела Николая Садова. Затем оказалось, что сообщение о въезде Садова в город 11 марта и впрямь имеется в полицейском журнале, с указанием, что прибыл он из Стамбула; но согласно другим документам днём раньше он же читал лекцию в Горном училище.
Доктор Глостер передал в распоряжение профессора Биркетта Историков Первого и Второго, и они втроём перелопатили все доступные им архивные материалы, взяв их в основном из мировой Сети.
Ротмистр Конногвардейского полка Тихопланов пишет в дневнике своём, что граф Пален приказал убить Николая Садова, что и было исполнено какими-то головорезами в присутствии оного ротмистра у Преображенских казарм близ полуночи 11 марта. Из-за чего вышла у них ссора, он не знал, поскольку поздно подошёл.
Андрей Андреевич Кнауф, купец первой гильдии, последний частный владелец Златоустовских заводов в 1797-1811 годах, в письме брату сообщает, что гостил у Н. В. Садова, упоминая имя его домоправителя — Степан.
София Русинова, знававшая графа Палена по его жизни в Ганновере — он уехал туда после того, как Александр Первый отправил его в отставку, назначив военным губернатором столицы другого участника заговора, Голенищева-Кутузова, — записывает рассказ графа: «Известный фон Садов шантажировал нас, он был застрелен утром на набережной, на моих глазах».
В общем, данных было много, но нигде ни разу не говорилось об обстоятельствах появления фон Садова в Екатеринбурге в 1798 году. А ведь именно это требовалось, чтобы остановить осцилляцию!
По инициативе Джона Макинтоша правительство Великобритании учредило благотворительный научный фонд, который объявил конкурс на предоставление грантов учёным бывшей России. Среди прочих тем была и такая: «Иностранные специалисты в разработке рудных богатств Урала в 1795-1805 годах. Практика приглашения, условия жизни, результаты». Взяться за эту тему пожелали около пятисот учёных из Московии, Южнороссийской республики, Сибирской Федерации и даже Белой России. Гранты по сто фунтов стерлингов — бешеное богатство для этих нищебродов! — получили трое из Ногайского ханства и двое москвичей.
Но ещё до того, как их отчёты поступили в лабораторию ТР, сработала техника. Мониторы вдруг показали двух новых тайдеров. одного на Урале и второго в Америке, в штате Пенсильвания, с материализацией в 1798 году! Сэмюэль Бронсон не знал, что и думать.
— Мы как астрономы, которые обнаруживают на небе новые планеты после того, как теоретики предскажут их существование, — ненатурально смеялся он, чувствуя себя неуютно под взглядами коллег-историков.
В очередном заседании принимал участие не только Джон Макинтош, но и министр иностранных дел Уинтворт. Когда ему объяснили, чем заняты эти люди, входящие в штат его министерства, он просто ошалел. Никак не мог поверить. Но уж зато когда поверил, не было более деятельного участника разговора.
— Конечно, этих жуликов надо остановить, — говорил он, имея в виду парочку Садовых. — Наши предки потратили столько денег, чтобы Павла убили, а теперь…
— Я тут выяснил, что изрядные суммы пошли не на поддержание заговора, а на частные нужды Ольги Жеребцовой, — педантичным тоном поведал профессор Биркетт. — А эта особа собиралась замуж за тогдашнего посла в России, вашего прапрадеда Чарлза Уинтворта, который, собственно, и передавал ей деньги. Выэти заслуги ваших предков имеете в виду, господин министр?
— Уинтворты служат короне вот уже полтысячи лет! — заносчиво сказал министр. — Мои прадеды были послами в России и при Петре Первом, и при Павле. А что касается Жеребцовой, то на ней никто из них не женился, и мне непонятно, зачем эти сплетни вы сейчас…
— Господа! — прервал его Джон Макинтош. — Мы собрались, чтобы наметить план действий государственной важности, а не для выяснения, кто на ком женился или нет двести пятьдесят лет назад.
— Прошу прощения, — остыл сэр Уинтворт. — В те года, о которых мы сейчас говорим — в том числе и в 1801-м, министром иностранных дел был сэр Питт, а он никогда не отказывал в субсидиях на выгодные для Англии цели на континенте, выдавая гарантии банку Ротшильдов. Если теперь мы не остановим упомянутых вами двух американцев, Садовых, значит, английское золото потрачено зря. Я безусловно за проведение акции.
— Да, но какой акции? — спросил сэр Джон.
Варианты обсуждали долго. Трудность была в том, что техника лаборатории ТР позволяла забросить фантом не позднее как в 1760 год, ну в лучшем случае в 1770-й. Было непонятно, как он сможет добраться до Екатеринбурга и как сумеет устроиться там, чтобы дожить до 1798 года и устранить Николая Садова.
— Понимаете ли вы, господа, — говорил Сэмюэль Бронсон, — что устранение фантома Садова в 1798-м нам почти ничего не даёт? Мы вернём реальность, максимально сходную с R1, а этот Садов из совершенно нам неизвестной точки Y опять отправится спасать Павла.
— Но там его уже будет ждать наш человек, — возразил Джон Макинтош.
— В Екатеринбурге откроют специальное кладбище для Николаев фон Садовых, — среагировал о. Мелехций.
— Делаем, — решил доктор Глостер. — Задание всем: искать подходящего человека. Молодого, талантливого, физически крепкого, уверенного в себе, знающего русский язык, надёжного. Он закроет проблему Садова, выяснив, где эта точка Y. Заодно поручим ему дожить до 1822 года и разобраться, что за Прозрачный Отрок объявился в селе Плоскове и откуда пришёл.
Балтика — Париж, 5-12 августа 1934 года
День начался странно.
Закончив свой поздний завтрак, Стас, которому едва удалось заставить себя уснуть после того, как он совершенно дурацким образом утонул в холодном море, в дверях ресторана столкнулся с Андреем Чегодаевым.
— Станислав, я в восторге, — сказал Андрей.
— Неплохо поработали, — согласился Стас. — Такие встречи, как вчера, будят мысли. Пойду попробую накатать тезисы.
Андрей засмеялся:
— Ладно меня дурачить! Мысли, тезисы… Я про ваши способности кружить головы девицам.
Стас похолодел. Кто мог слышать? Прокрутил в голове вчерашний разговор у лееров; нет, никто не мог. Кто-то видел, как Мими заходила к нему в каюту? Невероятно; чтобы понять, что она открывает не свою, а его дверь, надо было стоять совсем рядом — с конца коридора определить это невозможно. А рядом никого не было, и вообще Чегодаев едет палубой ниже.
А если слухи дойдут до Мими, она же решит, что он не сдержал клятву!
Наверное, у Стаса изменилось лицо; Чегодаев отодвинулся и, бормотнув: «Да я так просто», — попытался проскочить в ресторан мимо собеседника. Но Стас ухватил его за локоть, сказал неприятным голосом:
— А пойдём на корму, поговорим иначе.
— Станислав Фёдорович, — взмолился Андрей, — я же не имел в виду никакой компромации! Ну пользуетесь вы расположением Марины Антоновны, ну подпускаете амура — ваше право. Давайте забудем обо всём плохом, что вы усмотрели в моих словах, и оставим в памяти лишь одно: я вами восхищаюсь. Идёт?
— Марина? — протянул Стас, задрав бровь. — Ах да, конечно, Марина! Вы извините, Андрей, я уж подумал…
Он вернулся к буфету, взял полный кофей ник и унёс к себе в каюту. И почти всё время до обеда провёл там один, в компании только блокнота на столе: то метался из угла в угол — два шага туда, два обратно; то выглядывал на палубу поверх занавески. Поискал давешнюю бумажку, на которой делал вчера заметки; не нашёл. Наконец у него получилась в меру гневная филиппика против войны и грязных политиканов, за любовь и творчество. Хватанул кофе. Вспомнил, что о политике нельзя, потому что в Париже — культурное мероприятие, могучий бабий салон, и заменил «грязных политиканов» на «безответственных мужчин». Переписал начисто.
В дверь постучали: Серж.
— Марина Антоновна вас ищут.
Захватив речь, Стас отправился вслед за Сержем в кают-компанию. Марина ждала его там весёлая и оживлённая. Хоть до дивана и было всего пять шагов, ухватила Стаса под руку, прошлась рядом с ним. Уселись.
— Что же вы, Станислав, — сказала она с улыбкой, сверкая глазками, — договаривались поболтать с утра, а вы проспали, а потом совсем исчезли.
— Я, Марина Антоновна, речь написал, — сказал он.
— Вот новости! Какая ещё «Антоновна»? Мы вчера договорились по именам зваться.
Стас ничего такого абсолютно не помнил, но и признать потерю памяти не мог.
— Верно, — сказал он, — а разве это на сегодня тоже распространяется?
— И на сегодня, и на всегда, — засмеялась Марина. — Но речь тоже нужна. Это я вас так вдохновила? Я?
— Она ещё спрашивает, — воскликнул Стас, обращаясь к Сержу и недоумевая в душе. Серж улыбался, глядя на них пустыми глазами; ему было всё равно.
До обеда они правили речь, смеялись, вписывая всякие мелочи для «придания индивидуальности»; Марина гоняла Сержа то за Чегодаевым, то за Мими, то за министром; всех заставляла читать речь и нахваливала Стаса: вот какой умница наш князь!
А Стас радовался, какая умница Мими. Ни полсловом, ни жестом не выдала особости их отношений.
… С «записными женихами» Лёней и Геней Стас познакомился в первый же час пребывания на борту. Даже не то что познакомился: ему назвали их имена-отчества, а они, не пожелав даже руки ему протянуть, отвернулись и ушли, смеясь чему-то своему. И за весь первый день плавания он их видел, но не общался.
Они были сынками каких-то видных сановников; полковник Лихачёв сказал ему каких, но Стас во всю свою прошлую здешнюю жизнь, как и любой нормальный московский подросток, не интересовался происходящим в кругах более широких чем дом, двор и школа, а потому фамилий представителей политической элиты не знал.
Было им лет по двадцать или около того, и внешне они выглядели, разумеется, взрослее Стаса.
Сейчас они стояли в пустом коридоре, возле того углубления, в котором прятался пожарный гидрант, и явно поджидали его. А он шёл к себе в каюту, с полотенцем на плече, и, отлично поняв, что ждут эти двое именно его, поравнявшись с ними, с улыбкой чётко произнёс:
— Добрый день, господа!
— Для кого добрый, а для кого и не очень, — угрожающе произнёс Лёня. — Ты, Стасик, зарываешься.
— О чём ты, Лёнчик?
— Какой я тебе Лёнчик! Я для тебя Леонид Петрович!
— Взаимно, Лёнчик, взаимно. Я для тебя Станислав Фёдорович.
— Мальчик не понимает, — сокрушённо сказал Лёне второй оболтус, Геня. — Придётся поучить. Взяли?
Они подхватили Стаса под локти и быстро понесли в конец коридора, куда-то на корму. В нём немедленно проснулись инстинкты бойца дружины князя Ондрия. Конечно, физически он был не тот, поскольку, даже впервые попав к князю, имел массу тела раза в два больше, а затем постоянными нагрузками ещё и накачал мышцы, — но выучка есть выучка. Они держат ему руки? Что ж, вывернувшись всем телом, он обхватил Лёнчика ногами, дёрнул, и тот упал, а вслед за ним и Геня, а Стас, не медля ни секунды, схватил обоих за лодыжки и быстро потащил к лестнице, ведущей на среднюю палубу. Здесь, не останавливаясь, он развернул Геню головой вперёд и сунул в проём в полу, а затем обернулся к сидящему на полу Лёне.
— Какого дьявола вам от меня надо, придурки? — взяв его за ворот рубашки, спросил он, пока Геня со стуком сыпался вниз по лестнице.
— Ты лезешь в чужую пьесу, — прохрипел Лёня. — Тебе с Мариной ничего не светит, неужели ты этого не понимаешь? — и зачем-то добавил слово «сука», после чего мгновенно получил кулаком в челюсть и отправился вслед за Геней вниз головой на среднюю палубу.
Оттуда послышались крики стюардов, озадаченных регулярностью падения элитных пассажиров с лестницы, а Стас, отряхнув ладони, пошёл куда шёл — то есть к себе в каюту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Когда и этот Клондайк закончился, Букашков ни с того ни с сего перекинулся на исторические исследования и написал скандальный роман «Фон Садов, которого не было». Здесь учёный был обрисован как международный аферист, промышлявший добычей индейских скальпов в Америке, организатор нескольких покушений, в том числе на президента Адамса, Наполеона и императора Павла. В России он и не был никогда! В доказательство автор приводил выписки из полицейских журналов: согласно одной «фон Садофф» въехал в Санкт-Петербург 11 марта 1801 года, аккурат в канун убийства Павла Петровича; другая была о том, что уже 12 марта его самого нашли убитым возле казарм Преображенского полка.
Научная общественность от этого романа впала в шок. О жизни известного геолога фон Садова сохранилось много свидетельств; представлять её цепью нелепых деяний — так же странно, как описывать жизнь королевского мушкетёра д'Артаньяна, будто он гвардеец кардинала.
Профессору Биркетту эта книга послужила основой для начала поиска. Он довольно быстро нашёл в воспоминаниях современника событий Н. А. Саблукова место, где тот пишет об удивительном факте, сообщённом ему генералом Тормасовым: якобы 12 марта в городе были найдены два тела Николая Садова. Затем оказалось, что сообщение о въезде Садова в город 11 марта и впрямь имеется в полицейском журнале, с указанием, что прибыл он из Стамбула; но согласно другим документам днём раньше он же читал лекцию в Горном училище.
Доктор Глостер передал в распоряжение профессора Биркетта Историков Первого и Второго, и они втроём перелопатили все доступные им архивные материалы, взяв их в основном из мировой Сети.
Ротмистр Конногвардейского полка Тихопланов пишет в дневнике своём, что граф Пален приказал убить Николая Садова, что и было исполнено какими-то головорезами в присутствии оного ротмистра у Преображенских казарм близ полуночи 11 марта. Из-за чего вышла у них ссора, он не знал, поскольку поздно подошёл.
Андрей Андреевич Кнауф, купец первой гильдии, последний частный владелец Златоустовских заводов в 1797-1811 годах, в письме брату сообщает, что гостил у Н. В. Садова, упоминая имя его домоправителя — Степан.
София Русинова, знававшая графа Палена по его жизни в Ганновере — он уехал туда после того, как Александр Первый отправил его в отставку, назначив военным губернатором столицы другого участника заговора, Голенищева-Кутузова, — записывает рассказ графа: «Известный фон Садов шантажировал нас, он был застрелен утром на набережной, на моих глазах».
В общем, данных было много, но нигде ни разу не говорилось об обстоятельствах появления фон Садова в Екатеринбурге в 1798 году. А ведь именно это требовалось, чтобы остановить осцилляцию!
По инициативе Джона Макинтоша правительство Великобритании учредило благотворительный научный фонд, который объявил конкурс на предоставление грантов учёным бывшей России. Среди прочих тем была и такая: «Иностранные специалисты в разработке рудных богатств Урала в 1795-1805 годах. Практика приглашения, условия жизни, результаты». Взяться за эту тему пожелали около пятисот учёных из Московии, Южнороссийской республики, Сибирской Федерации и даже Белой России. Гранты по сто фунтов стерлингов — бешеное богатство для этих нищебродов! — получили трое из Ногайского ханства и двое москвичей.
Но ещё до того, как их отчёты поступили в лабораторию ТР, сработала техника. Мониторы вдруг показали двух новых тайдеров. одного на Урале и второго в Америке, в штате Пенсильвания, с материализацией в 1798 году! Сэмюэль Бронсон не знал, что и думать.
— Мы как астрономы, которые обнаруживают на небе новые планеты после того, как теоретики предскажут их существование, — ненатурально смеялся он, чувствуя себя неуютно под взглядами коллег-историков.
В очередном заседании принимал участие не только Джон Макинтош, но и министр иностранных дел Уинтворт. Когда ему объяснили, чем заняты эти люди, входящие в штат его министерства, он просто ошалел. Никак не мог поверить. Но уж зато когда поверил, не было более деятельного участника разговора.
— Конечно, этих жуликов надо остановить, — говорил он, имея в виду парочку Садовых. — Наши предки потратили столько денег, чтобы Павла убили, а теперь…
— Я тут выяснил, что изрядные суммы пошли не на поддержание заговора, а на частные нужды Ольги Жеребцовой, — педантичным тоном поведал профессор Биркетт. — А эта особа собиралась замуж за тогдашнего посла в России, вашего прапрадеда Чарлза Уинтворта, который, собственно, и передавал ей деньги. Выэти заслуги ваших предков имеете в виду, господин министр?
— Уинтворты служат короне вот уже полтысячи лет! — заносчиво сказал министр. — Мои прадеды были послами в России и при Петре Первом, и при Павле. А что касается Жеребцовой, то на ней никто из них не женился, и мне непонятно, зачем эти сплетни вы сейчас…
— Господа! — прервал его Джон Макинтош. — Мы собрались, чтобы наметить план действий государственной важности, а не для выяснения, кто на ком женился или нет двести пятьдесят лет назад.
— Прошу прощения, — остыл сэр Уинтворт. — В те года, о которых мы сейчас говорим — в том числе и в 1801-м, министром иностранных дел был сэр Питт, а он никогда не отказывал в субсидиях на выгодные для Англии цели на континенте, выдавая гарантии банку Ротшильдов. Если теперь мы не остановим упомянутых вами двух американцев, Садовых, значит, английское золото потрачено зря. Я безусловно за проведение акции.
— Да, но какой акции? — спросил сэр Джон.
Варианты обсуждали долго. Трудность была в том, что техника лаборатории ТР позволяла забросить фантом не позднее как в 1760 год, ну в лучшем случае в 1770-й. Было непонятно, как он сможет добраться до Екатеринбурга и как сумеет устроиться там, чтобы дожить до 1798 года и устранить Николая Садова.
— Понимаете ли вы, господа, — говорил Сэмюэль Бронсон, — что устранение фантома Садова в 1798-м нам почти ничего не даёт? Мы вернём реальность, максимально сходную с R1, а этот Садов из совершенно нам неизвестной точки Y опять отправится спасать Павла.
— Но там его уже будет ждать наш человек, — возразил Джон Макинтош.
— В Екатеринбурге откроют специальное кладбище для Николаев фон Садовых, — среагировал о. Мелехций.
— Делаем, — решил доктор Глостер. — Задание всем: искать подходящего человека. Молодого, талантливого, физически крепкого, уверенного в себе, знающего русский язык, надёжного. Он закроет проблему Садова, выяснив, где эта точка Y. Заодно поручим ему дожить до 1822 года и разобраться, что за Прозрачный Отрок объявился в селе Плоскове и откуда пришёл.
Балтика — Париж, 5-12 августа 1934 года
День начался странно.
Закончив свой поздний завтрак, Стас, которому едва удалось заставить себя уснуть после того, как он совершенно дурацким образом утонул в холодном море, в дверях ресторана столкнулся с Андреем Чегодаевым.
— Станислав, я в восторге, — сказал Андрей.
— Неплохо поработали, — согласился Стас. — Такие встречи, как вчера, будят мысли. Пойду попробую накатать тезисы.
Андрей засмеялся:
— Ладно меня дурачить! Мысли, тезисы… Я про ваши способности кружить головы девицам.
Стас похолодел. Кто мог слышать? Прокрутил в голове вчерашний разговор у лееров; нет, никто не мог. Кто-то видел, как Мими заходила к нему в каюту? Невероятно; чтобы понять, что она открывает не свою, а его дверь, надо было стоять совсем рядом — с конца коридора определить это невозможно. А рядом никого не было, и вообще Чегодаев едет палубой ниже.
А если слухи дойдут до Мими, она же решит, что он не сдержал клятву!
Наверное, у Стаса изменилось лицо; Чегодаев отодвинулся и, бормотнув: «Да я так просто», — попытался проскочить в ресторан мимо собеседника. Но Стас ухватил его за локоть, сказал неприятным голосом:
— А пойдём на корму, поговорим иначе.
— Станислав Фёдорович, — взмолился Андрей, — я же не имел в виду никакой компромации! Ну пользуетесь вы расположением Марины Антоновны, ну подпускаете амура — ваше право. Давайте забудем обо всём плохом, что вы усмотрели в моих словах, и оставим в памяти лишь одно: я вами восхищаюсь. Идёт?
— Марина? — протянул Стас, задрав бровь. — Ах да, конечно, Марина! Вы извините, Андрей, я уж подумал…
Он вернулся к буфету, взял полный кофей ник и унёс к себе в каюту. И почти всё время до обеда провёл там один, в компании только блокнота на столе: то метался из угла в угол — два шага туда, два обратно; то выглядывал на палубу поверх занавески. Поискал давешнюю бумажку, на которой делал вчера заметки; не нашёл. Наконец у него получилась в меру гневная филиппика против войны и грязных политиканов, за любовь и творчество. Хватанул кофе. Вспомнил, что о политике нельзя, потому что в Париже — культурное мероприятие, могучий бабий салон, и заменил «грязных политиканов» на «безответственных мужчин». Переписал начисто.
В дверь постучали: Серж.
— Марина Антоновна вас ищут.
Захватив речь, Стас отправился вслед за Сержем в кают-компанию. Марина ждала его там весёлая и оживлённая. Хоть до дивана и было всего пять шагов, ухватила Стаса под руку, прошлась рядом с ним. Уселись.
— Что же вы, Станислав, — сказала она с улыбкой, сверкая глазками, — договаривались поболтать с утра, а вы проспали, а потом совсем исчезли.
— Я, Марина Антоновна, речь написал, — сказал он.
— Вот новости! Какая ещё «Антоновна»? Мы вчера договорились по именам зваться.
Стас ничего такого абсолютно не помнил, но и признать потерю памяти не мог.
— Верно, — сказал он, — а разве это на сегодня тоже распространяется?
— И на сегодня, и на всегда, — засмеялась Марина. — Но речь тоже нужна. Это я вас так вдохновила? Я?
— Она ещё спрашивает, — воскликнул Стас, обращаясь к Сержу и недоумевая в душе. Серж улыбался, глядя на них пустыми глазами; ему было всё равно.
До обеда они правили речь, смеялись, вписывая всякие мелочи для «придания индивидуальности»; Марина гоняла Сержа то за Чегодаевым, то за Мими, то за министром; всех заставляла читать речь и нахваливала Стаса: вот какой умница наш князь!
А Стас радовался, какая умница Мими. Ни полсловом, ни жестом не выдала особости их отношений.
… С «записными женихами» Лёней и Геней Стас познакомился в первый же час пребывания на борту. Даже не то что познакомился: ему назвали их имена-отчества, а они, не пожелав даже руки ему протянуть, отвернулись и ушли, смеясь чему-то своему. И за весь первый день плавания он их видел, но не общался.
Они были сынками каких-то видных сановников; полковник Лихачёв сказал ему каких, но Стас во всю свою прошлую здешнюю жизнь, как и любой нормальный московский подросток, не интересовался происходящим в кругах более широких чем дом, двор и школа, а потому фамилий представителей политической элиты не знал.
Было им лет по двадцать или около того, и внешне они выглядели, разумеется, взрослее Стаса.
Сейчас они стояли в пустом коридоре, возле того углубления, в котором прятался пожарный гидрант, и явно поджидали его. А он шёл к себе в каюту, с полотенцем на плече, и, отлично поняв, что ждут эти двое именно его, поравнявшись с ними, с улыбкой чётко произнёс:
— Добрый день, господа!
— Для кого добрый, а для кого и не очень, — угрожающе произнёс Лёня. — Ты, Стасик, зарываешься.
— О чём ты, Лёнчик?
— Какой я тебе Лёнчик! Я для тебя Леонид Петрович!
— Взаимно, Лёнчик, взаимно. Я для тебя Станислав Фёдорович.
— Мальчик не понимает, — сокрушённо сказал Лёне второй оболтус, Геня. — Придётся поучить. Взяли?
Они подхватили Стаса под локти и быстро понесли в конец коридора, куда-то на корму. В нём немедленно проснулись инстинкты бойца дружины князя Ондрия. Конечно, физически он был не тот, поскольку, даже впервые попав к князю, имел массу тела раза в два больше, а затем постоянными нагрузками ещё и накачал мышцы, — но выучка есть выучка. Они держат ему руки? Что ж, вывернувшись всем телом, он обхватил Лёнчика ногами, дёрнул, и тот упал, а вслед за ним и Геня, а Стас, не медля ни секунды, схватил обоих за лодыжки и быстро потащил к лестнице, ведущей на среднюю палубу. Здесь, не останавливаясь, он развернул Геню головой вперёд и сунул в проём в полу, а затем обернулся к сидящему на полу Лёне.
— Какого дьявола вам от меня надо, придурки? — взяв его за ворот рубашки, спросил он, пока Геня со стуком сыпался вниз по лестнице.
— Ты лезешь в чужую пьесу, — прохрипел Лёня. — Тебе с Мариной ничего не светит, неужели ты этого не понимаешь? — и зачем-то добавил слово «сука», после чего мгновенно получил кулаком в челюсть и отправился вслед за Геней вниз головой на среднюю палубу.
Оттуда послышались крики стюардов, озадаченных регулярностью падения элитных пассажиров с лестницы, а Стас, отряхнув ладони, пошёл куда шёл — то есть к себе в каюту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64