— А сможешь ты, Степан, за императора жизнью рискнуть? — спросил его однажды Николай.
Степан только улыбнулся и головой закивал, а говорить ничего нe стал; не мог уяснить смысла этого абстрактного вопроса. И лишь когда за три дня до 11 марта Николай рассказал ему о подготовленном уже заговоре, он понял.
Говорят, сколько людей, столько и мнений. Это верно. И мнения эти — по одному и тому же вопросу! — зачастую расходятся в противоположные стороны.
Тайный вдохновитель всего дела, посол Англии, твердил, что император — сумасшедший. Зачинщики заговора: граф Пален, братья Зубовы, генералы Беннигсен и Талызин — говорили, что Павел, сумасшедший он или нет, ведёт Россию к краху.
Николай фон Садов, знакомый с историей будущих двух столетий, напротив, понимал, что к краху Россия покатится без Павла. Он полагал, что если спасти его, то Павел совместно с Наполеоном опрокинет англичан, Россия и Германия получат свой шанс, и Америка потеряет всевластие в мире, пусть оно и станет возможным лишь десятилетия спустя.
Степан думал о солдатах и справедливости.
Николай пришёл домой уже поздним вечером. Он избрал пешую прогулку, чтобы ещё раз обдумать свои приготовления. Двое доверяющих ему солдат взялись вести наблюдение за Михайловским дворцом, чтобы в нужный момент подтвердить остальным, что там происходит неладное. Ещё двое в самих казармах знали, что готовится какое-то выступление и будет посланник от императора. Никто из них не знал, что речь — о заговоре на убийство царя; никто не знал, что от его имени прискачет их бывший фельдфебель Степан, никто из них не знал даже фамилии Садова, а только имя — Николай Викторович.
Он поступил так специально, чтобы слухи не сорвали всего дела. И только теперь, за час до убийства, скомандовал Степану: вперёд! — и назвал пароль на сегодня, который узнал от своих верных людей.
Скакать тому до казарм было не более получаса.
И сам Николай спустя десять минут поскакал следом: если сорвётся у Степана, поднять полк попробует он сам. А не сорвётся — ему выпадет командовать захватом замешанных в заговор негодяев.
Во дворец более полусотни заговорщиков, в большинстве — пьяные после застолья у Талызина, проникли в полночь. До спальни Павла дошли десять человек. После короткого спора с императором один из них ударил его, и завязалась драка с неясным исходом, но тут в спальню вошли вооружённые солдаты; во главе их был унтер-офицер.
— Командуйте, ваше величество! — крикнул он.
— Всех взять! Всех в железа! — исступлённо завизжал император…
Ночь была ужасно длинной, а вот утро для Николая Садова оказалось коротким… При нём Павел Петрович огласил указы — об аресте виновных и о награждении отличившихся… При нём расцеловал пожалованного дворянством Степана… При нём засадили в клетку на колёсах графа Палена и некоторых прочих заговорщиков. А потом произошла бешеная перестрелка на набережной, когда группа подлецов пыталась прорваться к английской яхте. Николай даже не участвовал в ней, у него с собой и пистолета не было…
Шальная пуля в голову, что тут поделаешь.
Екатеринбург, 2010 год
…Открыв глаза, Ник увидел отца, сидящего напротив него с напряжённым взглядом, и улыбнулся. Они находились в той же самой екатеринбургской гостинице, откуда в первый день по приезде в город он «окунулся» в своё приключение.
— Кажется, порядок, — сказал он. — Я спас императора Павла.
— Ага! Так ты, значит, попал в 1801 год! Рассказывай.
— Только сначала закажи пожрать. Голодный — ужас.
Отец вышел на пять минут и вернулся с подносом. Ник с жадностью схватил ложку, впился зубами в хлеб и стал рассказывать. Отец то смеялся, хлопая себя по коленям, то бегал из угла в угол. Его насмешила борьба магистрата и горного ведомства за Ника, его восхитили сделанные им геологические открытия, а также и карьера в Петербурге.
Ник доел суп «Роллтон» из картонной тарелки, перешёл к вермишели того же производства. Рассказа своего он не прервал ни на секунду. Приближалось самое интересное: срыв заговора. Он описывал квартирку, которую снял на Мойке, когда заметил, что отец мрачнеет с каждым его словом.
— Я вот ждал, покаты очнёшься, и думал, — сказал он, прервав Ника. — Даже не зная, в какую эпоху тебя занесёт. Предположим, ты, находясь там , изменишь прошлое, думал я. Но настоящий ты лежишь тут, и, очнувшись, ты один будешь знать, как оно было раньше и как стало теперь. А я?
— Не понял.
— Если, по твоим словам, ты спас императора Павла, все, абсолютно все в мире должны знать, что он не погиб в 1801 году. И я тоже должен был бы знать это. Но я по-прежнему знаю, что он погиб.
Ник, отодвинув недоеденную вермишель, изумлённо воззрился на отца.
— Более того, — продолжал Виктор. — Если бы он не погиб, мы с тобой даже не планировали бы его спасения, — а мы планировали. Помнишь наши варианты? Перехватить солдата Степана до казарм, где его ждала офицерская засада, и провести другой дорогой, чтобы он всё-таки смог поднять полк.
— Но я ещё не рассказывал тебе про Степана!
— А чего рассказывать, об этом во всех учебниках написано,
— В каких учебниках? — страшным шёпотом произнёс Ник. — Ведь это я, я нашёл Степана, подготовил его и послал в казармы Преображенского полка!
— А вот про тебя в учебниках ничего нет.
— Так. Так! — вскочил Ник. — Доставай учебники, я сам разберусь.
— Но мы же их не взяли. Ты сам сказал, как это по-русски… со своим самоваром. Зачем, дескать, брать в Россию учебник русской истории.
— Я сказал? Зря. Мы же не в Россию ехали, а в Итиль-Уральскую республику. Кто знает, какие здесь учебники.
— Какую республику? Ты меня пугаешь, Ник. Мы в Ногайском ханстве!
В журнальном ларьке на первом этаже гостиницы книг по истории не было, только туристические буклеты. Отец и сын Садовы решили искать книжный магазин. Они вышли на улицу; Ник обернулся, окинул взглядом фасад и сказал:
— Это не та гостиница.
— Что?
— Вернее, та, но уж очень неухоженная. Мы, когда приехали, селились в более… так сказать… чистую.
Улица выглядела парадоксально: на общем фоне серых, обшарпанных домов выделялись несколько шикарных, сияющих стеклом офисных зданий и банков с золотыми вывесками у дверей, а среди автомашин весьма затрапезного вида встречались более чем дорогие модели.
— Куда ехать желаем? — подбежал к ним улыбчивый татарин.
— В самый большой книжный магазин.
— Отвезу! В самый большой отвезу! Тысяча таньга.
— У нас нет таньга.
— Трры доллар, господин!
— Поехали.
Учебника они не нашли, был только краткий справочник по истории России, десятилетней давности.
— Никто не покупает, — объяснил продавец. — Никого у нас не интересует история России. Берёте? — И, услышав, что 6epyт, с ходу предложил поменять доллары по выгодному курсу.
Тут же, в пустом магазине, они начали пролистывать справочник. В династическом разделе нашли Павла:
“Павел I (1754-1801), император (1796-1801)».
Далее перечислялись две жены и дети, числом тринадцать душ.
Перелистали до конца, но обстоятельств смерти императора не обнаружили. Были только политические оценки: «Кто знает, как развернулись бы последующие страницы всемирной истории, не будь убит Павел. Быть может, союз Павла с Наполеоном крепко установил бы то мировое политическое равновесие, которое тщетно пытаются достичь и по настоящее время… Наполеон был ошеломлён известием о цареубийстве 11 марта, нарушавшим все его планы».
Ник ничего не понимал. У него тряслись руки, участилось сердцебиение, глаза блуждали.
— Папа, я клянусь… Лично, сам… Только что! Стоял возле императора ПОСЛЕ покушения! Он объявил, что мой домоправитель Степан и ещё десять солдат получают дворянство! Я видел тело убитого Платона Зубова!
— Ник, я ведь не спорю. Но справочник…
— Я был там. Я облазил все эти чёртовы горы. Я накоротке с Гаврилой Державиным. С президентом российской Берг-коллегии — как с тобой… Алябьева знаешь?
— А как же! Бабушка твоя, Зоря, изводила меня этим Алябьевым. «Соловей мой, соловей».
— Да. Вот, его папенька был президентом Берг-коллегии, и мы каждый день…
— И он пел тебе «Соловья»?
— Нет, он же был младенцем!
— Кто? Президент коллегии?!
— О Mein Gott! — простонал Ник. — Пойду застрелюсь. — И на заплетающихся ногах побрёл из магазина прочь.
Стреляться Ник не стал, но нарезался в гостиничном баре крепко. А на другой день, придя в себя, сказал отцу:
— Vater! Я, кажется, понял, как это функционирует.
— Что? — спросил отец, оторвавшись от экрана ноутбука: всё это время он читал найденную с огромными трудами на местном чёрном рынке электронную версию исторической книги Натана Яковлева «Грань веков».
— Да эта… шахта твоя, шахта времени…
— Шахта?
— Ну да. Помнишь, ты мне, рассказывал в детстве всякую ерунду продушу, которая, проваливаясь в шахту времени, набирает на себя угольную пыль и становится материальной?
— А!.. Только это не ерунда, а модель процесса…
— Хорошо, не обижайся. Пусть будет модель… номер один. Назовём её «провальная модель». Я её, помню, уже критиковал… но теперь появились новые факты.
Николай закурил — вредная привычка, приобретённая им в Петербурге, — и, закинув руки за голову, продолжал:
— Думается мне, что никуда душа не проваливается. Она, как и все прочие души, и так существует всегда и везде, от сотворения мира. Она размазана по пространству-времени, как масло по хлебу, А человек — материальное тело с этой душою — просто выпирает в какой-то точке континуума как некий живой перпендикуляр…
У отца возникла какая-то посторонняя ассоциация, и он усмехнулся. А потом подхватил мысль Николая:
— И свойство души человека нашего рода, её особенность только в том, что она может создавать себе тело по аналогии, а не через рождение от матери! Поскольку твоя душа одновременно и здесь, и там — в Санкт-Петербурге восемнадцатого века, — вот там и появился ты, такой же, как и тут! Правда, это не объясняет, почему не удалась твоя попытка спасти императора Павла.
Ник рывком сел на кровати.
— Введём понятие «флуктуационный момент». Пусть это будет тот фактор, который обеспечивает резонанс системы, ведущий к возникновению материального тела в некой данной точке времени.
— Так! Согласен, введём понятие.
— Вопрос: имеет ли «момент» информационную природу или только энергетическую? Или их суперпозицию?
— А ты как думаешь, сын?
— Если бы природа «момента» была чисто информационной, го всё происходило бы в моей душе, то есть в виртуальной реальности. А в реальной реальности не было бы никаких следов моей деятельности там.
— Но они есть! Ты же сам говоришь: гостиница — не та… Название страны… Степана раньше не было…
— Вот именно. А если бы «момент» был чисто энергетическим, то и я не заметил бы изменений. Флуктуация, — со вкусом произнёс он, вслушиваясь в звучание слова.
— Слушай! Проблема-то в том, что произошли не те изменения: император погиб, и так далее!
— Да, дела… А знаешь, в десятой версии Word'a есть опция, сохраняющая документ после каждого изменения, и все эти копии хранятся в памяти до конца работы. Ты по желанию можешь активизировать любую из них. А представь, что вследствие некой флуктуации копии начинают какую-то свою самостоятельную жизнь! Вот моя модель.
— Ну-у, я-то думал… Копия документа, сынок, это просто набор символов в оперативной памяти, не может у неё быть никакой своей жизни. Должна быть программа, которая с ней что-нибудь делает. А у тебя что получается? Оператор трудится над документом, вот он устал, заснул на часок, а в это время шкодливый комп вызвал из памяти одну из копий и вывесил её на экран. Оператор продрал глаза, смотрит: вроде всё то же, что было, только государство почему-то по-другому называется… Но что за этим стоит, какая программа? Твоя модель этого не…
— Да, всё не то. — Ник стал грызть ноготь на большом пальце правой руки. — Хотя… Знаешь, отец, позвони-ка в ресторан пусть принесут чаю, что ли.
— Нет, из-за такой мелочи они не пойдут, — скривился отец. — А горничные вообще чаю не носят. Я их вчера просил принести свежих газет, до сих пор несут. — И он достал из чемодана кипятильник, который заворачивал в носок, чтоб не попался на глаза горничной.
— Понял! — воскликнул Николай. — Оператор работает с документом. Десятый Word, комп двадцатигигагерцник, винт запредельного объема — что близко к нашей теме, поскольку у Вселенной память безгранична. Вдруг — флуктуация: напряжение в сети скакнуло! Комп, то есть программа, о которой ты так печалишься, убирает с экрана последнюю версию документа, номер, допустим, три тысячи сто сорок пять, и показывает версию номер тысяча триста двадцать первую.
— Слушай, что же это за комп такой навороченный, в котором нет защиты от сброса напряжения?
— А, вот, ухватил мысль: я работаю в Word'e, после каждого изменения резервная копия сохраняется, вдруг электричество гаснет…
— Во Вселенной? — скептически сказал отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64