Пусть оно перешло не к русским, а к Франции и Австрии, но всё же. Так что, мог Степан быть русским «ходоком»?
— Мог, — согласился доктор Глостер.
— Не мог, — возразил о. Мелехций.
— Почему нет?
— Мы же с вами профессионалы. Если бы мы затеяли спасти от казни, к примеру, нашего короля Карла Первого, мы бы его спасли. Или если бы захотели казнить Оливера Кромвеля, то казнили бы. А здесь? Чёрт знает что.
— Степан может быть только исполнителем, — скрипучим голосом произнёс профессор Биркетт, будто объясняя детям очевидные вещи. — Он пешка. Я понял это сразу. Он не может быть одновременно агентом, спасающим Павла, и жертвой агента, убивающего Павла.
— Премьер-министр так и предположил, что это эпизод темпоральной войны! — сообщил Джон Макинтош. — Агенты разных стран схлестнулись на одном поле!
— Кто? — спросил Историк Первый. — Кто, кроме Англии, настолько заинтересован в успехе заговора против Павла, чтобы посылать тайдера для предотвращения его срыва? Там был наш агент, посол Уинтворт, но тайдеров, насколько я знаю, мы туда не отравляли.
— Это проблема не историков, а физиков, — сказал Историк Второй и указал пальцем на Сэмюэля Бронсона.
Все дружно закивали.
— Ну вот я и дождался, — удовлетворённо сказал Сэм, потирая руки. — Приятно докладывать, когда все ждут твоего слова. А мне есть что сказать. Все сотрудники моего отдела неделю ломали головы: что произошло? И мы создали целую теорию!
Он повернул экран монитора так, чтобы всем было видно, и начал объяснение.
— Мы можем провести прямую линию и представить, что это — основная линия эволюции, — то, что доктор Глостер назвал реальностью-один. Давайте обозначим её R1. И на этой линии есть точка зет — давайте напишем: Z. Это момент важных для истории событий, миг бифуркации, выбора дальнейшего развития. Понятно?
— Абсолютно, док, — сказал полковник Хакет. — Только что всё это означает?
— Заговор. Если император убит, открывается много возможностей. Царём становится Александр. Заключается союз с Англией. Вводится свобода прозелитизма, позволяющая разрушить православную идеологию России. Но если император остаётся жив, эти возможности закрыты.
— Ну а Степан-то откуда взялся?! — в недоумении вскричал Джон Макинтош, давнишний приятель Сэма.
— Что-то ты сегодня нервный, Джон, — попенял ему Сэм и продолжил: — Тот, кто спасает императора, прибывает в точку Z из будущего, лежащего на этой прямой R1, скажем, из точки Y1. И, оказавшись во времени Павла, посылает местного исполнителя, чтобы тот сорвал заговор.
Сэм, рассказывая, прорисовывал на экране линии, точки, литеры, стрелки и передвигающихся человечков:
— Вот тебе, Джон, и Степан, — указал он на одну из фигурок.
— Спасибо, — буркнул Джон.
— Прямая раздвоилась: из той же самой точки Z началась другая реальность — R2.
— А первая куда делась? — разводя руками, спросил Историк Второй.
— Исчезла. Её больше нет. А в этой новой, второй реальности тоже есть точка Y2, из которой к точке Z тоже отправляется тайдер, но с обратной целью: убить императора. И он возвращает ситуацию туда, где она и была, то есть примерно в R1. Теперь R2 исчезает, а модифицированная R1 появляется по всей своей темпоральной протяжённости.
— Эй, эй! Придержите коня! — остановил его полковник Хакет. — Я страшно уважаю учёных, я и сам доктор наук, но меня на мякине не проведёшь. Элементарная рекогносцировка показывает, что никакая это не R1, потому что тут есть Степан, а в R1 его не было.
— Можно назвать эту реальность R3, но на деле она — лишь модификация реальности R1, полковник. Теперь, если на линии R3 найдётся своя точка Y3, из которой отправится тайдер. чтобы опять спасти императора, возникнет модифицированная R2, которую для удобства можно назвать R4. И дальше нам становится совсем просто, потому что мы можем оперировать чётными и нечётными реальностями.
— Всех физиков— под трактор, — пробормотал сквозь зубы Джон Макинтош.
— Чётные реальности различаются между собой, и нечётные тоже. Но в каждой группе больше сходства, чем различий, Например мы экспериментально убедились, что в R1 и в R3 существует наша лаборатория.
— Слава Богу, — сказал доктор Глостер.
— А судя по присутствию среди нас помощника премьера, мистера Макинтоша, в R1 и R3 один и тот же премьер-министр Великобритании, — заметил о. Мелехций.
— Слава Богу, — сказал мистер Макинтош.
— Но и в каждой группе различия могут нарастать, — предупредил их Сэмюэль Бронсон. — Ведь сама возможность перемен порождает целый пучок вариаций. В нечётной группе, скажем, может быть отклонён закон о прозелитизме; некоторые исторические персонажи исчезнут, и появятся новые… Пока вообще не будет смазана демографическая карта. Но это только от точки Z в будущее. Прошлое у всех реальностей общее. И в это общее прошлое попали из R1 наши тайдеры полковник Хакет и отец Мелехций, а из R2 — Эдик.
— А откуда взялся Аникан, который одновременно Кощей? — поинтересовался Историк Первый.
— Судя по отчёту, он родился до точки Z.
— Он хитрый, не выдаёт, откуда ходит , но некоторые оговорки показывают, что он реально жил во времена позднего Ивана Грозного или Смуты в России, — пояснил о. Мелехций.
— Уж я его однажды найду, — пробурчал полковник Хакет, и затем все снова повернулись к Бронсону. Тот продолжил свои объяснения:
— Обилие реальностей, возникающих и гаснущих из-за кольцевого движения между точками Z — Yl — Z — Y2 — Z — Y3 и так далее, создаёт эффект осцилляции: закольцованное хронособытие порождает «мерцание» реальностей. И нам очень повезло, что мы имеем дело с молодым кольцом. Император Павел или умер, или нет, одно из двух, и мы можем исправить положение. А вот когда осцилляция началась давно, многократное наложение изменённых реальностей может породить ситуацию, когда персонаж одновременно и умер и жив или, ещё удивительнее, совсем исчезает. И уже ничего не исправишь.
— А что, есть примеры? — спросил кто-то.
— Теория показывает, что должны быть. Я специально не искал… А вот хотя бы Иисус Христос. Его распяли, но он как ни в чём не бывало сидит на камне.
— Я бы попросил Иисуса нашего не трогать, — тихо, но убедительно сказал о. Мелехций, перебирая чётки.
— А вы знаете историю русских Лжедмитриев? — спросил Историк Второй. — Царя Дмитрия короновали, он правил страной, был любим народом, и бояре его, естественно, убили. Все видели его труп: мать, жена, митрополит и верные сановники. И вдруг он оказывается жив: устроился в Тушине под Москвой, и все к нему поехали, и признали, что это он и есть: мать, жена, митрополит и верные сановники.
— Вот-вот, оно самое, — подтвердил Сэм.
— Наиболее свежий пример — это профессор Биркетт, — ухмыльнулся полковник Хакет. — Он помер, а сидит перед нами совсем как живой.
— Мне ваши инсинуации глубоко безразличны, — высокомерно бросил Биркетт.
— А в самом деле, проф, — не унимался Хакет, — может, вы фантом из точки Y?
Начался скандал.
Только полчаса спустя профессора Биркетта сумели успокоить, и он уплёлся в свой кабинет, сказав, что ему надо кое-что обдумать. Историки Первый и Второй ушли с доктором Бронсоном, чтобы поискать в прошлом человечества следы «мерцания» реальностей. Полковник Хакет, о. Мелехций и Джон Макинтош перешли в кабинет директора лаборатории.
Доктор Глостер был недоволен.
— Полковник, — спросил он, — что за шутки?
— Виноват, сэр! — гаркнул полковник, хотя на лице его не было ни тени раскаяния. — После десятилетия постоянных битв и напряжения вдруг отдых и спокойствие. Расслабился, сэр!
Отец Мелехций еле заметно улыбнулся: кажется, Хакет входит в норму. Сейчас начнёт щёлкать каблуками, таращить глаза и прочими способами дурачить начальство.
— А вообще, почему вы там всё время воюете, мистер Хакет? — раздражённо спросил Макинтош. Он был унижен тем, что от него скрыли факт смерти и воскрешения профессора Биркетта.
— В соответствии с уставом, сэр! — доложил полковник, стоя «смирно», вздёрнув голову. — Параграф пятнадцатый Требовании к поведению тайдеров: не выделяться в толпе. Если бы я стал пацифистом, то очень сильно выделился бы, сэр, нарушив этот параграф!
— Ну и шли бы в монахи. Они дольше живут, вот посмотрите хотя бы на отца Мелехция.
Отец Мелехций сложил руки и потупил очи.
— Так в монастырях, сэр, только теологи долго живут, — удивился полковник. — Эта работёнка не по мне. Если же идти в монастырские рыцари, то какая разница?
— В орденах, в отличие от светских армий, требуют дисциплины, что для тайдера неприемлемо, — прошелестел о. Мелехций.
— Я однажды был тамплиером. Приказали охранять еврея-инкассатора, который возил для ордена собранные налоги. Болтались года два между Мидией и Беотией, места пустынные, сэр, ничего полезного для Англии сделать невозможно, а этот тип мною помыкал! Ну, я его… В общем, сэр, я уволился. Вернулся в Амьен, забрал отца Мелехция, тут-то и началась настоящая работа. — И на лице Хакета засияла счастливая улыбка.
— Тут-то они вас и нашли, — напомнил о. Мелехций.
— Да, — поскучнел полковник. — Сунули в костёр… Деньги отняли, подлецы…
— Об этом случае было в отчётах, — сообщил Макинтошу доктор Глостер.
— Вы мне кончайте этот вечер воспоминаний, — разозлился Макинтош. — А лучше скажите, почему в отчётах не было ничего об оживлении профессора Биркетта.
— На вас не угодишь, — заметил о. Мелехций. — В тот раз вы ругались, что он мёртв. Теперь вас возмущает, что он жив…
— Мы полагали, никакой спешки нет, — сказал доктор Глостер, — и прежде чем докладывать, надо провести внутреннее расследование.
— Провели?
— Проводим. Доктор Бронсон ищет флуктуацию, повлиявшую на состояние наших кадров таким радикальным образом; Историк Второй с отцом Мелехцием просматривают старые отчёты на предмет несоответствия.
— Результаты есть? — И Джон Макинтош опять посмотрел на о. Мелехция. Тот покивал головой:
— Теперь никто не помнит смерти Биркетта, а также вашего визита в лабораторию в связи с его смертью, что естественно, раз уж он не умер. А мне известно, что он скончался во время тайдинга в Московию середины семнадцатого века, в паре с полковником Хакетом. Нынче никто про это не знает.
— Вы подтверждаете это, полковник Хакет?
— Так точно, сэр! Могу добавить, что из отчётов исчез русский «ходок» Никодим. А я его по приказу начальства задушил! Директор даже собирался послать со мною мистера Бронсона, чтобы он побеседовал с покойником. А теперь они оба про Никодима не помнят.
— Отчего там умер профессор Биркетт?
— Эмоциональный шок, сэр. Сердце не выдержало того, что он увидел в Москве, сэр.
— А что понесло вас туда? Что вы там делали?
— Искали нового русского «ходока».
— Тут вот какое дело, мистер Макинтош, — вмешался доктор Глостер, потирая нос. — По уверениям этих двоих, приборами был обнаружен «ходок», материализовавшийся в Московии в 1650 году. И вроде как его-то они и искали. Но сейчас наши приборы показывают «ходку» в тех же местах, доходящую лишь до 1822 года. Так, отец Мелехций?
— Так, — подтвердил тот. — Мы с Историком Вторым пошарили на исторических сайтах всех стран бывшей России и нашли ссылку на такое сообщение: в 1822 году Святейший синод объявил, что чудо в пловсковской церкви Покрова Богородицы следует считать ложным. Кстати, село Плосково-Рождествено поныне стоит на реке Согоже. А чудо заключалось в явлении верующим, прямо во время пасхальной службы, какого-то Прозрачного Отрока.
В течение следующей недели стараниями профессора Биркетта, выдающегося знатока русской литературы, удалось предположительно вычислить иностранные фантомы, внёсшие всю эту сумятицу в стройное здание заговора против императора Павла. Профессор обратил внимание на странную судьбу одной личности, погибшей во время эксцессов, сопровождавших устранение негодного императора.
Этой личностью был Николаус, или Клаус, фон Садов, товарищ президента Берг-коллегии А. В. Алябьева, преподаватель Петербургского горного училища и член Академии наук. Человек в научных кругах очень известный, с огромным авторитетом, он оставил много учеников. Неудивительно, что о его жизни и случайной смерти было написано немало воспоминаний и даже два романа.
Романы эти профессор Биркетт читал Бог знает когда, но теперь, после лекции Сэмюэля Бронсона, посмотрел на них новыми глазами. Первый вышел в конце девятнадцатого века и был вполне стандартным романом-биографией; в нём скучным языком, с натужными диалогами излагались этапы научной карьеры фон Садова со дня его приезда в Екатеринбург в 1798 году и до марта 1801-го, когда он случайно погиб. Второй написал беллетрист А. А. Букашков в начале 1930-х годов.
Вообще А. А. Букашков числился в России по детективному жанру и даже слыл «королём русского детектива». Профессор, зная, что аннотации к книгам, вместе с хвалебными эпитетами, выдумывают сами писатели, относился к его «званию» достаточно скептически.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Мог, — согласился доктор Глостер.
— Не мог, — возразил о. Мелехций.
— Почему нет?
— Мы же с вами профессионалы. Если бы мы затеяли спасти от казни, к примеру, нашего короля Карла Первого, мы бы его спасли. Или если бы захотели казнить Оливера Кромвеля, то казнили бы. А здесь? Чёрт знает что.
— Степан может быть только исполнителем, — скрипучим голосом произнёс профессор Биркетт, будто объясняя детям очевидные вещи. — Он пешка. Я понял это сразу. Он не может быть одновременно агентом, спасающим Павла, и жертвой агента, убивающего Павла.
— Премьер-министр так и предположил, что это эпизод темпоральной войны! — сообщил Джон Макинтош. — Агенты разных стран схлестнулись на одном поле!
— Кто? — спросил Историк Первый. — Кто, кроме Англии, настолько заинтересован в успехе заговора против Павла, чтобы посылать тайдера для предотвращения его срыва? Там был наш агент, посол Уинтворт, но тайдеров, насколько я знаю, мы туда не отравляли.
— Это проблема не историков, а физиков, — сказал Историк Второй и указал пальцем на Сэмюэля Бронсона.
Все дружно закивали.
— Ну вот я и дождался, — удовлетворённо сказал Сэм, потирая руки. — Приятно докладывать, когда все ждут твоего слова. А мне есть что сказать. Все сотрудники моего отдела неделю ломали головы: что произошло? И мы создали целую теорию!
Он повернул экран монитора так, чтобы всем было видно, и начал объяснение.
— Мы можем провести прямую линию и представить, что это — основная линия эволюции, — то, что доктор Глостер назвал реальностью-один. Давайте обозначим её R1. И на этой линии есть точка зет — давайте напишем: Z. Это момент важных для истории событий, миг бифуркации, выбора дальнейшего развития. Понятно?
— Абсолютно, док, — сказал полковник Хакет. — Только что всё это означает?
— Заговор. Если император убит, открывается много возможностей. Царём становится Александр. Заключается союз с Англией. Вводится свобода прозелитизма, позволяющая разрушить православную идеологию России. Но если император остаётся жив, эти возможности закрыты.
— Ну а Степан-то откуда взялся?! — в недоумении вскричал Джон Макинтош, давнишний приятель Сэма.
— Что-то ты сегодня нервный, Джон, — попенял ему Сэм и продолжил: — Тот, кто спасает императора, прибывает в точку Z из будущего, лежащего на этой прямой R1, скажем, из точки Y1. И, оказавшись во времени Павла, посылает местного исполнителя, чтобы тот сорвал заговор.
Сэм, рассказывая, прорисовывал на экране линии, точки, литеры, стрелки и передвигающихся человечков:
— Вот тебе, Джон, и Степан, — указал он на одну из фигурок.
— Спасибо, — буркнул Джон.
— Прямая раздвоилась: из той же самой точки Z началась другая реальность — R2.
— А первая куда делась? — разводя руками, спросил Историк Второй.
— Исчезла. Её больше нет. А в этой новой, второй реальности тоже есть точка Y2, из которой к точке Z тоже отправляется тайдер, но с обратной целью: убить императора. И он возвращает ситуацию туда, где она и была, то есть примерно в R1. Теперь R2 исчезает, а модифицированная R1 появляется по всей своей темпоральной протяжённости.
— Эй, эй! Придержите коня! — остановил его полковник Хакет. — Я страшно уважаю учёных, я и сам доктор наук, но меня на мякине не проведёшь. Элементарная рекогносцировка показывает, что никакая это не R1, потому что тут есть Степан, а в R1 его не было.
— Можно назвать эту реальность R3, но на деле она — лишь модификация реальности R1, полковник. Теперь, если на линии R3 найдётся своя точка Y3, из которой отправится тайдер. чтобы опять спасти императора, возникнет модифицированная R2, которую для удобства можно назвать R4. И дальше нам становится совсем просто, потому что мы можем оперировать чётными и нечётными реальностями.
— Всех физиков— под трактор, — пробормотал сквозь зубы Джон Макинтош.
— Чётные реальности различаются между собой, и нечётные тоже. Но в каждой группе больше сходства, чем различий, Например мы экспериментально убедились, что в R1 и в R3 существует наша лаборатория.
— Слава Богу, — сказал доктор Глостер.
— А судя по присутствию среди нас помощника премьера, мистера Макинтоша, в R1 и R3 один и тот же премьер-министр Великобритании, — заметил о. Мелехций.
— Слава Богу, — сказал мистер Макинтош.
— Но и в каждой группе различия могут нарастать, — предупредил их Сэмюэль Бронсон. — Ведь сама возможность перемен порождает целый пучок вариаций. В нечётной группе, скажем, может быть отклонён закон о прозелитизме; некоторые исторические персонажи исчезнут, и появятся новые… Пока вообще не будет смазана демографическая карта. Но это только от точки Z в будущее. Прошлое у всех реальностей общее. И в это общее прошлое попали из R1 наши тайдеры полковник Хакет и отец Мелехций, а из R2 — Эдик.
— А откуда взялся Аникан, который одновременно Кощей? — поинтересовался Историк Первый.
— Судя по отчёту, он родился до точки Z.
— Он хитрый, не выдаёт, откуда ходит , но некоторые оговорки показывают, что он реально жил во времена позднего Ивана Грозного или Смуты в России, — пояснил о. Мелехций.
— Уж я его однажды найду, — пробурчал полковник Хакет, и затем все снова повернулись к Бронсону. Тот продолжил свои объяснения:
— Обилие реальностей, возникающих и гаснущих из-за кольцевого движения между точками Z — Yl — Z — Y2 — Z — Y3 и так далее, создаёт эффект осцилляции: закольцованное хронособытие порождает «мерцание» реальностей. И нам очень повезло, что мы имеем дело с молодым кольцом. Император Павел или умер, или нет, одно из двух, и мы можем исправить положение. А вот когда осцилляция началась давно, многократное наложение изменённых реальностей может породить ситуацию, когда персонаж одновременно и умер и жив или, ещё удивительнее, совсем исчезает. И уже ничего не исправишь.
— А что, есть примеры? — спросил кто-то.
— Теория показывает, что должны быть. Я специально не искал… А вот хотя бы Иисус Христос. Его распяли, но он как ни в чём не бывало сидит на камне.
— Я бы попросил Иисуса нашего не трогать, — тихо, но убедительно сказал о. Мелехций, перебирая чётки.
— А вы знаете историю русских Лжедмитриев? — спросил Историк Второй. — Царя Дмитрия короновали, он правил страной, был любим народом, и бояре его, естественно, убили. Все видели его труп: мать, жена, митрополит и верные сановники. И вдруг он оказывается жив: устроился в Тушине под Москвой, и все к нему поехали, и признали, что это он и есть: мать, жена, митрополит и верные сановники.
— Вот-вот, оно самое, — подтвердил Сэм.
— Наиболее свежий пример — это профессор Биркетт, — ухмыльнулся полковник Хакет. — Он помер, а сидит перед нами совсем как живой.
— Мне ваши инсинуации глубоко безразличны, — высокомерно бросил Биркетт.
— А в самом деле, проф, — не унимался Хакет, — может, вы фантом из точки Y?
Начался скандал.
Только полчаса спустя профессора Биркетта сумели успокоить, и он уплёлся в свой кабинет, сказав, что ему надо кое-что обдумать. Историки Первый и Второй ушли с доктором Бронсоном, чтобы поискать в прошлом человечества следы «мерцания» реальностей. Полковник Хакет, о. Мелехций и Джон Макинтош перешли в кабинет директора лаборатории.
Доктор Глостер был недоволен.
— Полковник, — спросил он, — что за шутки?
— Виноват, сэр! — гаркнул полковник, хотя на лице его не было ни тени раскаяния. — После десятилетия постоянных битв и напряжения вдруг отдых и спокойствие. Расслабился, сэр!
Отец Мелехций еле заметно улыбнулся: кажется, Хакет входит в норму. Сейчас начнёт щёлкать каблуками, таращить глаза и прочими способами дурачить начальство.
— А вообще, почему вы там всё время воюете, мистер Хакет? — раздражённо спросил Макинтош. Он был унижен тем, что от него скрыли факт смерти и воскрешения профессора Биркетта.
— В соответствии с уставом, сэр! — доложил полковник, стоя «смирно», вздёрнув голову. — Параграф пятнадцатый Требовании к поведению тайдеров: не выделяться в толпе. Если бы я стал пацифистом, то очень сильно выделился бы, сэр, нарушив этот параграф!
— Ну и шли бы в монахи. Они дольше живут, вот посмотрите хотя бы на отца Мелехция.
Отец Мелехций сложил руки и потупил очи.
— Так в монастырях, сэр, только теологи долго живут, — удивился полковник. — Эта работёнка не по мне. Если же идти в монастырские рыцари, то какая разница?
— В орденах, в отличие от светских армий, требуют дисциплины, что для тайдера неприемлемо, — прошелестел о. Мелехций.
— Я однажды был тамплиером. Приказали охранять еврея-инкассатора, который возил для ордена собранные налоги. Болтались года два между Мидией и Беотией, места пустынные, сэр, ничего полезного для Англии сделать невозможно, а этот тип мною помыкал! Ну, я его… В общем, сэр, я уволился. Вернулся в Амьен, забрал отца Мелехция, тут-то и началась настоящая работа. — И на лице Хакета засияла счастливая улыбка.
— Тут-то они вас и нашли, — напомнил о. Мелехций.
— Да, — поскучнел полковник. — Сунули в костёр… Деньги отняли, подлецы…
— Об этом случае было в отчётах, — сообщил Макинтошу доктор Глостер.
— Вы мне кончайте этот вечер воспоминаний, — разозлился Макинтош. — А лучше скажите, почему в отчётах не было ничего об оживлении профессора Биркетта.
— На вас не угодишь, — заметил о. Мелехций. — В тот раз вы ругались, что он мёртв. Теперь вас возмущает, что он жив…
— Мы полагали, никакой спешки нет, — сказал доктор Глостер, — и прежде чем докладывать, надо провести внутреннее расследование.
— Провели?
— Проводим. Доктор Бронсон ищет флуктуацию, повлиявшую на состояние наших кадров таким радикальным образом; Историк Второй с отцом Мелехцием просматривают старые отчёты на предмет несоответствия.
— Результаты есть? — И Джон Макинтош опять посмотрел на о. Мелехция. Тот покивал головой:
— Теперь никто не помнит смерти Биркетта, а также вашего визита в лабораторию в связи с его смертью, что естественно, раз уж он не умер. А мне известно, что он скончался во время тайдинга в Московию середины семнадцатого века, в паре с полковником Хакетом. Нынче никто про это не знает.
— Вы подтверждаете это, полковник Хакет?
— Так точно, сэр! Могу добавить, что из отчётов исчез русский «ходок» Никодим. А я его по приказу начальства задушил! Директор даже собирался послать со мною мистера Бронсона, чтобы он побеседовал с покойником. А теперь они оба про Никодима не помнят.
— Отчего там умер профессор Биркетт?
— Эмоциональный шок, сэр. Сердце не выдержало того, что он увидел в Москве, сэр.
— А что понесло вас туда? Что вы там делали?
— Искали нового русского «ходока».
— Тут вот какое дело, мистер Макинтош, — вмешался доктор Глостер, потирая нос. — По уверениям этих двоих, приборами был обнаружен «ходок», материализовавшийся в Московии в 1650 году. И вроде как его-то они и искали. Но сейчас наши приборы показывают «ходку» в тех же местах, доходящую лишь до 1822 года. Так, отец Мелехций?
— Так, — подтвердил тот. — Мы с Историком Вторым пошарили на исторических сайтах всех стран бывшей России и нашли ссылку на такое сообщение: в 1822 году Святейший синод объявил, что чудо в пловсковской церкви Покрова Богородицы следует считать ложным. Кстати, село Плосково-Рождествено поныне стоит на реке Согоже. А чудо заключалось в явлении верующим, прямо во время пасхальной службы, какого-то Прозрачного Отрока.
В течение следующей недели стараниями профессора Биркетта, выдающегося знатока русской литературы, удалось предположительно вычислить иностранные фантомы, внёсшие всю эту сумятицу в стройное здание заговора против императора Павла. Профессор обратил внимание на странную судьбу одной личности, погибшей во время эксцессов, сопровождавших устранение негодного императора.
Этой личностью был Николаус, или Клаус, фон Садов, товарищ президента Берг-коллегии А. В. Алябьева, преподаватель Петербургского горного училища и член Академии наук. Человек в научных кругах очень известный, с огромным авторитетом, он оставил много учеников. Неудивительно, что о его жизни и случайной смерти было написано немало воспоминаний и даже два романа.
Романы эти профессор Биркетт читал Бог знает когда, но теперь, после лекции Сэмюэля Бронсона, посмотрел на них новыми глазами. Первый вышел в конце девятнадцатого века и был вполне стандартным романом-биографией; в нём скучным языком, с натужными диалогами излагались этапы научной карьеры фон Садова со дня его приезда в Екатеринбург в 1798 году и до марта 1801-го, когда он случайно погиб. Второй написал беллетрист А. А. Букашков в начале 1930-х годов.
Вообще А. А. Букашков числился в России по детективному жанру и даже слыл «королём русского детектива». Профессор, зная, что аннотации к книгам, вместе с хвалебными эпитетами, выдумывают сами писатели, относился к его «званию» достаточно скептически.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64