- Я возьму лошадь и ее груз! Но не для себя, для своих воинов! А мне заплатит Квиет!
- Я не требую с тебя клятвы верности, - молвил Уахенеб, - но дай мне слово чести, что ваши клинки не будут искать нашей крови!
Мавр помотал головой и поднял правую руку.
- Обещаю, - сказал он торжественно, - что эта рука не нанесет удара воинам императора римлян! Клянусь здоровьем своей матери, лоном жены своей, жизнью сына своего!
- Я принимаю твою клятву, - сказал Уахенеб потеплевшим голосом. - Как мне звать тебя?
- Имя мое - Сетх!
- Удачи, Сетх! И - добычи!

4
Первый раз в жизни Лобанов миновал ворота Кастра Преториа. Лагерь напоминал разворошенный муравейник. Или общий зал редакции женского журнала, куда хохмачи подбросили мышек. Преторианцы носились, как наскипидаренные, пешие и конные, в чинах и рядовой состав. Ворота охранялись усиленно, но «аусвайс» не дал осечки - Сергея, Эдика, Искандера и Гефестая пропустили без разговоров.
- Явились! - хмыкнул Аттиан при встрече. - Не запылились!
Лобановцы молча построились, внимая непосредственному начальству.
- Ругать вас совесть не позволяет, - проворчал префект, - хотя руки чешутся всыпать вам плетей!
- За что?! - горько спросил Эдик, малость перебирая в трагичности.
- За самовольство! - рявкнул префект. - Вы с блеском выполнили два задания подряд, но ни одного из них я вам не давал!
- Времени не было, - спокойно объяснил Лобанов.
- Знаю, - буркнул префект.
- Мы больше не будем! - преданно вытаращился Эдик.
Аттиан хмыкнул и рассмеялся.
- Клянусь Юпитером! - сказал он. - Таких, как вы, у меня еще не было! - Помолчав, префект добавил: - Могу поздравить! Вам удалось перекрыть почти все золотые ручейки, консуляры остались без средств! Но это еще не конец! - Подойдя к окну, Аттиан протянул: - Да, это еще не конец… Принцепс прибудет в Брундизий еще до июльских ид, а на носу уже календы! Короче говоря, вот вам третье задание - и мой первый приказ: вы должны взять живьем всех четверых консуляров и доставить сюда! Я лично посажу эту банду за решетку!
- Разрешите идти? - по-строевому гаркнул Лобанов.
- Не торопись… - проворчал Аттиан, роясь в груде цер. - Ага, вот! Молодцы, фрументарии! В общем, так… Нигрин и Пальма сегодня в десять часов встречаются с каким-то типом на Марсовом поле, в портике Октавии. Там их и берите! Цельс не выходит из домуса Гая Авидия, сидит и пьет. А вот где Квиет, мне неведомо! Ищите!
- Будет исполнено!
- Марш отсюда!
Гладиаторы последовали команде.
Марсово поле… С чем его сравнить? Какое соответствие найти в веке атомном и космическом? Может, с Центральным парком Нью-Йорка? С лондонским Гайд-парком? С московским Нескучным садом? Как ни сравнивай, все будет неверным. Жители Рима обитали в вечной сутолоке, в духоте и шуме, для большинства прописанных в Городе зелень ограничивалась луком и салатом в миске или цветами в горшке.
А Марсово поле, что раскинулось от Тибра до Садового холма, весело зеленело, его покрывала мягкая трава и тенистые рощи. Сады переходили в парки, тенистые аллеи уводили к храмам и прудам, и повсюду статуи, фонтаны, виноградные лозы…
Лепота! Римляне отдыхали здесь душой и телом - устраивали скачки, играли в мяч, боролись. В портике Юлиевой Загородки торговали ценными рабами, дорогой мебелью, ложами, выложенными черепаховой костью, коринфской бронзой, хрусталем, пурпурными заморскими коврами. В портике Аргонавтов свободно висели десятки ценнейших картин, изображавших в красках подвиги экипажа «Арго». А портиков этих было… Уйма! И что интересно, повсюду в портиках стояли великолепные статуи работы Фидия и Антифила, Лисиппа и Праксителя, Мирона и Скопаса. Стояли открыто, стражи их не охраняли, однако никому даже в голову не приходило обломить палец Артемиде Кефисодота или нацарапать похабщину на ее мраморной попе.
Впрочем, недолго осталось изваяниям воспевать в камне красу жен и мужей - лет через триста Церковь науськает христиан, и те ринутся крушить Венер и Гераклов, будут дробить произведения искусства кувалдами и пережигать на известь! Прекрасные картины, писанные на кипарисовых и кедровых досках, «возлюбленные братья во Христе» станут ломать об колено и бросать в костер, туда же полетят книги великих поэтов и ученых. На долгую тысячу лет вся Европа совершит погружение во тьму изуверства и невежества, нетерпимости и мракобесия, дикости и варварства… Но когда это еще будет! А пока что в разгаре лето 118-е от Рождества Христова.
Гладиаторы переоделись в привычные им штаны и рубахи, обули мягкие галльские башмаки и отправились «на задержание». Свернув с Альта Семита за храмом Верина, они прошли воротами Салютария и спустились к полю Агриппы - обширному парку, заставленному статуями. Отсюда, со склонов Квиринала, и начиналось Марсово поле. По аллее, обсаженной буками, Сергей, Эдик, Искандер и Гефестай вышли к Гекатостилону - Стоколонному портику. Это была прямая дорожка, мощенная каменными плитами с мраморными розетками для стока воды. По краям дорожки тянулись колоннады, несущие плоскую крышу, истинное спасение и в дождь, и в зной.
- Место встречи изменить нельзя! - пробурчал Гефестай, завидев шагавших навстречу батавов.
Германцы шли вразвалочку, шугая девушек, равно как и юношей, и глумливо похохатывая вслед поспешно ретировавшимся парочкам.
- Узнаете того, в центре? - негромко спросил Лобанов. - Рыжая борода веником?
- Ух, и вонюч был! - хмыкнул Искандер. - Это он тогда на Клодия кидался!
Батав с бородой веником тоже признал давних обидчиков и оскалился, пихать стал товарищей: сами-де напрашиваются, младенцы! На избиение!
- Пустое! - фыркнул Эдик. - Их всего шесть рыл!
- Зато какие рыла! - хохотнул Гефестай. - За три дня не обгадишь! Наели хари на римских харчах!
Германцы пошли плотно, плечом к плечу, во всю ширину портика.
- Эй! - рявкнул Борода. - Отпрыгнули в стороны! Militis batavius идут! Дорогу, шпана!
- Тебе давно морду били, Чубайсик? - громко спросил Сергей. - Хочешь, я тебе освежу впечатления?
Батавы остановились напротив гладиаторов, перегородивших портик.
- Надо ему кошку подарить! - воскликнул Эдик. - В бороде уже мыши завелись!
- Живодер ты! - с укором заметил Гефестай. - Почто животину мучать? Ее ж в той бородище вши загрызут! Или блохи…
Германец с огненно-рыжей бородой, и впрямь смахивавший на «прихватизатора», зарычал, брызгая слюной, и выхватил меч. Товарищи последовали его примеру и бросились на гладиаторов, заревев:
- Хох! Хох!
Гладиаторы кинулись на батавов, и пошла сеча! Искандер с ходу прикончил одного и подколол другого - германец осел, обнимая колонну и пачкая белый мрамор красной кровью. Гефестай выбил у краснорожего батава длинный тяжелый меч и приложил «гвардейца кардинала» рожей об колонну. Колонна загудела.
Эдик едва не напоролся на клинок, но все же блокировал удар - мечи скрежетнули жестью - и ударил германца ногой по яйцам.
Лобанову достался «Чубайс». Дюжий батав изо всех сил старался сжить Сергея со свету, рубя мечом так, будто тот из дутой пластмассы и куплен в «Детском мире».
- Хана тебе! - хрипел германец. - К-клянусь Манном!
- Зигштосс… - стонал раненый батав. - Уходим…
- Спокойно, Церулей, - пыхтел «Чубайс». - Щас я этого сделаю, и пойдем!
- Жди! - бросил Сергей.
Он загнал Зигштосса за колонну, и тот заскакал, то с одного боку пытаясь провертеть дыру в Лобанове, то с другого. Колонна мешала, на долю секунды задерживая германцу удар, и Сергей воспользовался этой долей - перекинув меч в левую руку, он нанес молниеносный удар, проколов Зигштоссу ногу. «Чубайс» заревел от боли и злобы. Хлюпая кровью, выплескивая красную жижу из стоптанного сапога, он пошел еще пуще махать мечом.
Искандер в это время обезоружил большеносого германца и погнал его по платановой аллее. Гефестай хотел было ринуться на подмогу Лобанову, но тот управился сам - сделал выпад и пустил кровь из второй ноги. Подвывая, Зигштосс ляпнулся на мраморные плиты. Зазвякал, отлетая, меч. С ужасом батав следил за гладиусом в руке Сергея, ожидая смерти неминучей. Но Лобанов, потыкав мечом в песок и очистив лезвие, вернул оружие в ножны.
- Если твои товарищи не окажут тебе первую помощь, - холодно сказал Лобанов, - передашь привет валькириям!
И гладиаторы потопали дальше, переступая через алые потеки.
Оставив справа храм Нептуна, они пересекли улицу Широкую, прошли между театром Помпея и цирком Фламиния и попали как раз к портику Октавии. За главным входом стояла карруха, запряженная четверкой. Это был коробчатый фургон, наглухо заделанный темной кожей, потертой на сгибах. «Черный ворон!» - мелькнуло у Лобанова. Он медленно прошелся мимо каррухи. На козлах дремал Волкаций Тулл.
- Они еще не пришли, - сказал он, не поворачивая головы.
- Ждем-с! - обронил Лобанов и вернулся к друзьям. - Пошли унутрь, - сказал он.
Гефестай кивнул, Искандер промолчал, а Эдик выразился в своей манере:
- Как говорил мой дед Могамчери: «Чтобы поймать оленя, надо думать как олень!»
- Топай, кладезь мудрости… - проворчал Гефестай.
Миновав помпезный вход-наос, они оказались в саду, замкнутом в прямоугольник белых колоннад. Тут хватило места и для аллей, проложенных в зарослях платана и лавра, и для библиотек, и для храмов Юноны и Юпитера. А на заднем плане вздымался Капитолий.
- Сколько времени, интересно? - прищурился Эдик.
- Время-то у нас еще есть, - протянул Искандер. - Ты мне лучше скажи, где эту хунту искать?
- Разделяемся, - скомандовал Сергей. - Но так, чтобы друг друга видеть. Ты, давай, к храму двигай, - сказал он Гефестаю, - Эдик во-он к тому фонтану. Искандер дежурит у входа, а я к Юпитеру поближе стану! И не светитесь!
Лобанов фланирующей походкой приблизился к величественному храму, поднялся по ступеням и встал, прислонясь к колонне. В святилище никого, кроме дежурного жреца, не было, а вот наискосок от храма, в зале для собраний, уже толпились любители пустопорожних умствований - философы доморощенные, риторы-словоблуды и их благодарные слушатели.
Искандер поднял руку и задумчиво почесал в затылке, подавая знак: «Они здесь!» Лобанов глянул на Эдика - тот кивнул. Гефестай погладил щеку - сигнал принят! Сергей потянулся и потер руки - сходимся!
Гая Авидия Нигрина он увидел на аллее, обсаженной красиво подстриженными платанами. Рядом с сиятельным стоял Авл Корнелий Пальма и что-то втолковывал напыщенному гражданину в белой тоге с широкой пурпурной каймой - видать, тоже сенатор. Сенатор кивал, словно бодался шишковатой головой, и брал в горсть вялый подбородок. Вскоре он вскинул руку в знак прощания и важно удалился, тряся телесами. Двое заговорщиков остались одни.
Лобанов поймал себя на том, что пальцем ищет усик микрофона рядом со щекой, чтобы дать команду «Плюс!».
Усмехнувшись своим чужевременным мыслям, он кивнул Искандеру и быстро подошел к Нигрину.
- Гай Авидий Нигрин? - сказал он железным голосом. - Пройдемте!
Он подхватил ошарашенного консуляра с одного боку, Искандер помог с другого.
- Что происходит?! - гневно воскликнул Пальма, зажатый между Эдиком и Гефестаем.
- Вы задержаны! - ухмыльнулся Эдик.
Вся «опергруппа» двинулась напрямик, через портик, между Эротом Праксителя и Африканцем Фидия. «Воронок» быстро подкатил, кожаная дверь открылась. Двое крепких фрументариев помогли взобраться консулярам. В дверях Нигрин оглянулся.
- А ты живуч, Сергий! - процедил он. - Но не бессмертен!
- Это точно! - легко согласился Лобанов.
Дверца, скрипя кожей, захлопнулась, и Тулл хлестнул лошадей. «Черный ворон» заскользил по аллее, пятная крышу тенями.
- На Палатин! - приказал Сергей.
До Палатинского холма было рукой подать. У стены, ограждавшей владения Нигрина, сидел на корточках босяк-пролетарий и сам с собой играл в «корабль - голову». Подкидывал затертый асс и ловил грязной ладонью. Монета то падала той стороной, где был отчеканен нос корабля - ростр, то другой, с профилем императора.
Завидев гладиаторов, босяк лениво поднялся и двинулся мимо, обронив на ходу:
- Квиет в доме!
- Цельс? - спросил Лобанов.
- Не выходил!
- Звери в парке?
- Аж на ворота прыгают!
- Отлично… Карруха где?
- В переулке стоит!
Сергей поманил друзей за собой.
- А… куда? - не сообразил Гефестай.
- Зайдем с тылу, - ухмыльнулся Лобанов.
По памяти он вышел к хилой платановой рощице, где в небольшом холмике прятался вход в гипогей.
- Похоже на бомбоубежище, - прокомментировал Эдик.
- Это катакомбы, - пояснил Лобанов. - Выдвигаемся!
Запасливые христиане держали в коридоре просмоленные факелы. Минут пять Искандер чиркал огнивом, пока не высек достаточно искр. Задымил трут, вспыхнул пучок соломы, разгорелись факелы.
- Вперед, и с песней! - бодро сказал Эдик.
В путанице галерей Лобанов едва не заблудился. Помог брат во Христе, лысый старичок с кротким выражением лица, сморщенного, как скорлупа грецкого ореха.
- Святой Сергий! - воскликнул он. - Радость-то какая!
- Не проведешь ли нас в капеллу? - поспешно сказал Лобанов, завидя счастливое лицо Эдика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48