- Это школа? - с сомнением сказал Эдик, задирая голову перед мощной каменной оградой, в высоту никак не меньше метров десяти-двенадцати.
- Для особо трудных подростков! - фыркнул Искандер.
- Колония строгого режима… - вставил свое мнение Сергей и получил увесистый тычок в спину.
- Заходь давай… - проворчал Цецилий Статий.
Сергей вошел в маленькую калитку, миновал караулку и оказался в обширном дворе «Лудус Магнус». Сощурившись, он огляделся. Двор замыкали двухэтажные казармы. Покатую черепичную крышу держал строй колонн из дешевого мрамора, а к первому этажу примыкал портик, в него-то и выходили двери каморок без окон - «дортуары» тутошних ученичков. На втором этаже двери камор открывались в галерею.
К новоприбывшим подошли стражники - шестеро громил самого зверского вида - и сняли с гладиаторов цепи - тут не убежишь! Зона!
Двор был почти пуст, только на той его половине, что изображала арену, окруженную колоннадой, тренировалась группа «школьников», отрабатывая удары мечом на столбах.
- Первая позиция! - орал учитель фехтования. - Вторая позиция! Третья позиция! Раз! Еще! Четвертая позиция!
- За мной, - буркнул круглоголовый.
Он поднялся по узкой наружной лестнице на второй этаж и провел всю четверку в парадную комнату, расписанную изображениями гладиаторского оружия и выходящую во двор.
- Ждите здесь, - предупредил качок. Посопев, он скрылся за дверями.
Гефестай, пользуясь случаем, расселся на скамье у стены и вытянул натруженные ноги. Искандер походил-походил и устроился рядом.
- Сидай, Серега, - похлопал он по скамье.
Лобанов мотнул головой: не сидится… Помаявшись, он подошел к перилам. Отсюда весь двор был как на ладони. Занятия шли полным ходом, и «школьников» явно прибавилось - человек пятьдесят или больше махали деревянными мечами, выполняя команды.
- В третью позицию!
- Выше щит! Бей мечом!
- Смотри мне в глаза! В глаза!
- Побыстрее давай! Что ты как мертвый?!
- Шаг вперед! Вторая позиция!
- Быстро!
- Коли в голову! Р-раз!
- Отводи удар!
- Полкруга мечом направо!
- Прыжок назад!
- Вперед!
- В первую позицию!
- Бей!
И точно, казармы… Учебка.
Кто-то задышал Лобанову в спину. Сергей напрягся, но голос Цецилия произнес добродушно:
- Созерцаешь виды?
- Какие мы слова знаем… - пробормотал Сергей и спросил: - Скажи мне, Цецилий Статий, а ты-то в каких тут чинах?
- В школе? - уточнил Цецилий.
Лобанов кивнул.
- Гладиаторы мы, - простодушно ответил Цецилий, - и я, и Азиний Поллион, и Виндекс, и Феликс, и Публиций…
- Как? - не поверил Лобанов. - И вас спокойно отпускают отсюда?!
- А почему нет? - удивился Цецилий, потом до него дошло. - А-а… Вот ты о чем… Мы ж вольные, варвар! Мы - римские граждане!
- И вы, свободные граждане, пошли в гладиаторы?! - изумился Лобанов. - Зачем?! Чтобы сдохнуть на арене, увеселяя чернь?! Не понимаю! Гладиаторов же за людей не считают!
- Ветерок! - отмахнулся Цецилий. - Сдохнуть… Можно и сдохнуть, если не повезет. Так это смотря какой жребий выпадет! Ты лучше глянь во-он на того старикана! Вон, что гоняет молодь у двойного столба! Видишь?
Лобанов кивнул, подтверждая, что усмотрел плешивого, но крепкого мужика в возрасте.
- Это Гоар, он из сарматов. Гоар сын Багатара из рода Сахири. Я еще не родился, когда Гоар впервые вышел на арену. И живой же! Пятьдесят семь боев выдержал, завел четырех сыновей, а сейчас сговаривается с одной вдовою… А вон, туда глянь! Там фракиец Целад. Знаешь, как его называют? «Suspirium puellarum… puellarum decus»! А напротив - Кресцент, «puparru domnus; puparum nocturnarum… medicus»! Так-то! О нас мечтают девицы и женщины всех сословий, и мы исполняем их желания! Понял, варвар?
- Кстати, меня зовут Сергий.
- Буду знать!
Заскрипела дверь, впуская Севия Никанора Пота. Севий вошел и поклонился входящему следом высокому, дородному мужчине с брыластым лицом, закутанному в тогу с узкой алой каймой, отличительным знаком всадника-эквита.
- Это кто? - спросил Лобанов Цецилия.
- Субпрокуратор школы, - тихо ответил Статий. - Фанний Валерий Мессала! Кланяйся!
Сергей сдержанно поклонился.
- Мое последнее приобретение, - доложил препозит Севий, - отличные экземпляры!
Субпрокуратор слушал «крысоида» невнимательно. Взгляд его маленьких блестящих глаз, расположенных близко к мясистому крючковатому носу, вперился в Эдика, перешел с него на Гефестая, на Искандера и остановился на Сергее.
- Сможешь меня убить? - неожиданно спросил Фанний Мессала. - Прямо сейчас?
- Легко, - ответил Лобанов. - Приступать?
- Попридержи язык… - проворчал субпрокуратор. - Чем владеешь?
- Руками, ногами, головой, - стал перечислять Лобанов. - Еще мечом, кнутом, ножом и арбалетом, копьем похуже, луком - так себе…
Фанний Мессала кивнул, не дослушивая, и бросил Севию:
- Запиши всех, рассели… Проследишь, чтобы диспенсатор вписал их во все ведомости. Одеяла выдашь, миски, чашки… Этого, - он ткнул пальцем в Сергея, - определишь в отряд секуторов. Пусть с ним Кресцент позанимается… Этих, - субпрокуратор кивнул на Искандера с Гефестаем, - к фракийцам! А его, - двойной подбородок указал на Эдика, - в ретиарии! Я смотрю, проворен он…
Эдик скромно потупился.
- Все сделаем в лучшем виде! - прогнулся Севий.
Субпрокуратор кивнул и неспешно удалился.
- Так… - нервно потер ладони Севий. - Начнем с тебя, - он ткнул пальцем в грудь Сергею. Тот стерпел. - Звать как?
- Сергий Роксолан.
- Се-ерги-ий… - старательно вывел препозит на пергамене. - Роксо… Роксалан или роксолан? Как правильно?
- Через «о».
- Ага… А ты у нас кто? - дошла очередь до Искандера.
- Александрос Тиндарид. Звать Искандером.
- Эллин, значит? Так и запишем - Грэкус…
- Я - Искандер! - возмутился сын Тиндара.
- Ладно, ладно, Орк с тобой… И-искан-дер… А тебя как?
- Гефестай сын Ярная сына Кадфиза из Пурушапуры!
Севий попытался произнести, но язык его не послушался.
- А по-другому никак?
Гефестай задумался и сказал с хулиганской улыбкой:
- Портос!
- Подходяще!
Эдик не стал дожидаться вопроса, назвался сам:
- Эдик! В смысле - Эдуардус. Сарматы мы.
- Эдуа-арду-ус… Пойдемте, покажу ваши опочивальни!
«Опочивален» было две, каждая площадью с совмещенный санузел. Простые кирпичные полы, грубо оштукатуренные стены, пара лежаков с натянутой ременной сеткой. Одну каморку заняли Сергий с Эдуардусом, другую, рядом, Искандер и Портос.
- Утром перекусите - и на занятия! - распорядился Севий.
- Вот тебе и весь сказ… - вздохнул Эдик.

3

Рим, взвоз Победы, дом Гая Авидия Нигрина
Кливус Викториа, или, по-русски, взвоз Победы тянул в гору не круче московской Тверской, зато был широк по римским понятиям - метров до восьми поперек, и гладок. Простираясь от Велабра, взвоз огибал Палатинский холм и поднимался на него с севера. Здесь-то, напротив скромного храма Изиды, и раскинулись владения Гая Нигрина, сенатора и консуляра.
Его огромный домина в два этажа не был виден с улицы - высокий каменный забор ограждал немаленький участок, а кованые ворота открывали лишь самое начало извилистого подъезда, зигзагом проложенного сквозь чащу запущенного парка. Ни голоса, ни звука не доносилось из-за ограды, а если кто любопытный чересчур близко подходил к воротам, из-за старых, раскидистых платанов тут же показывался раб-привратник, германец по кличке Киклоп, - высоченный человечище, одноглазый, с перебитым, вечно сипящим носом и весьма дурным характером.
Говорили, что у себя, в лесах за Альбусом, был он храбрым вождем, водил ватагу себе подобных бойцов, ходил в набеги на земли римлян в Белгике и возвращался со знатной добычей. Но однажды не пофартило Киклопу, тогда еще звавшемуся Малфоем. Попал Малфой в засаду, истребили его бравых ребятушек завистники-тевтоны, побили всех до единого, а самого вождя искалечили. Гай Авидий Нигрин в ту пору командовал Восьмым Августовым легионом. Неизвестно, что шевельнулось в забронзовевшей душе Гая Авидия, а только подобрал он полумертвого германца и выходил. И не было с тех пор у Нигрина более преданного и верного слуги - банальный закон сохранения добра.
Киклоп сильно сутулился, словно горбился под тягостью своих непомерных мышц, надбровные дуги его выдавались вперед настолько, что бросали тени на пустую глазницу и единственный глаз, горящий зловещим красным огоньком. Киклоп никогда не ругался и не смеялся, мычал только, булькал горлом или - в периоды хорошего настроения - издавал глухое урчание. Днем и ночью кружил Киклоп по парку, бдительно охраняя семью Нигринов. Германец крался совершенно бесшумно, горбатой тенью скользя меж деревьев. Чаще один, иногда с парой леопардов на поводу. Громадные пятнистые кошки шипели и рявкали на прохожих, щерили клыкастые пасти… и ластились к Киклопу, терлись об его ноги.
Бывали случаи, когда в парк проникал чужой, в протоколах это называется «несанкционированное проникновение с целью ограбления». Что ж, одним дураком становилось меньше. С улицы только и слышно было короткое вяканье - хруст сворачиваемых шейных позвонков не доносился. Соседи пугали детей Киклопом, а дети, подрастая, добавляли к портрету стража живописные подробности - как германец тащил трупы «нарушителей границы» к большой плахе, что в глухом углу парка, рубил тела на куски и скармливал своим леопардам. Бывало, шептали впечатлительные отроки, замирая и ежась, что и Сам-Знаете-Кто причащался человечинкой…
Гай Авидий Нигрин хихикал над этими слухами, но не опровергал их, хранил многозначительное молчание. Больше страху - надежнее защита. Ремесло Нигрина - война, дело опасное и нездоровое, и кто в его отсутствие охранит горячо любимую «дочечку» от злого мира? А Киклоп был нежно привязан к Авидий Нигрине, девушка была единственным живым существом, которое вызывало на роже великана-германца улыбку умиления и восторга. В детстве он баюкал беззубую Авидию, бережно держа ее тельце на ладонях, агукая и пуская слюни. Когда кормилица, грудастая рабыня Сервилия, увидала эту одноглазую «мадонну с младенцем» впервые, ее долго приводили в чувство. А когда Сервилия наконец очухалась, то не сразу поверила, что зверочеловек не пожрал малютку. Потом она привыкла, вздрагивала только, когда видела рядом со своей «красавицей» это «чудовище». А вот маленькую Авидию нисколько не пугала внешность Киклопа, девочка с радостным визгом мутузила своего «няня», играла с ним в жмурки и громко негодовала, когда тот подглядывал…
Девочка росла, росла, поднялась и расцвела, беспокоя и нервируя отца: сохранит ли Киклоп свое трогательное отношение к его дочери? Не обидит ли, не потянется ли своими лапами сорвать цветок удовольствия? Беспокоился папаша зря - Киклоп даже не заметил переходов от милого ребенка к голенастой отрочице, от зажатого подростка - к девушке в цвету. Для него Авидия оставалась все тем же лепечущим дитем, умещавшимся на мозолистой ладони…
- Киклопик! - позвала Авидия. - Ты где?
За ее спиной вырос германец, без шума, словно дым всклубился над чадившим костром.
- Здеся я… - проворчал Киклоп.
- Вечно ты подкрадываешься! - вздрогнула Авидия. - Напугал!
Киклоп понурился, каясь за прегрешение.
- Ну ладно, - сказала Авидия ласково, - не переживай так! Мне самой надо быть внимательней, а то все витаю где-то… Диакон Сергиол дал тебе крестик?
Киклоп засопел и полез лапой за отворот туники, сгреб маленький самшитовый крестик, висевший у него на могучей шее, и гордо показал Авидии.
- Вот хорошо-то! - обрадовалась девушка и тут же нахмурила бровки: - А освятил?
Киклоп молча кивнул и залучился. Это для Авидии Нигрины крещение стало очередным шажком на пути, приобщая ее к жизни христианской общины, а для него это было настоящим событием, перевернувшим душу. Он познал Истину, он увидел Свет! Не сияние солнца, заливавшего горы и долы живительными лучами, а всего лишь жалкий огонек свечного огарка, трепетавший во тьме катакомб. Но эта свечечка мерцала от дыхания его братьев и сестер! Киклоп испытывал серафический жар, молясь со всеми Господу, в его могучей груди теснился восторг, его душила благодарность и полнила любовь к ближнему - к папе Сиксту Первому, величественному, говорящему очень красиво и непонятно, к ласковому и кроткому пресвитеру Нигидию Цинциннату, к диаконисе Авидии Нигрине.
Раньше его существование приносило пользу, теперь в жизни Киклопа появился великий смысл.
- Ах, крестить бы еще и папу… - вздохнула Авидия.
Киклоп тоже погрустнел. Да, было бы славно… Его хозяин и повелитель - человек… разный. То он добрый, то вдруг делается жестоким и злобным, не угадаешь. Авидию отец любит и никогда не обидит, а вот иных… Как тогда, в Дакии. Приказал вырезать всю деревню и сам в том поучаствовал, насаживая на копье убегавших детей и женщин. Отказалась когорта Децима Валерия творить такое зло, и Гай Нигрин объявил легионерам децимацию - казнил каждого десятого…
- Скажи, Киклопик, - спросила вдруг Авидия, - а ты видишь сны?
- Всякий видит… - сказал страж, улыбаясь девичей нелогичности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48