Время не стояло на месте, и Элистэ снова пустилась в путь. На тот
берег Вира она перешла по тихому мосту Шев, что на милю выше по течению от
Винкулийского. Ей не хотелось видеть ни Набережный рынок, ни Восьмой
округ, ни Крысиный квартал, она старательно избегала мест, с которыми ее
связывали воспоминания о преследовании, страхе и отчаянии. В свой срок
нужда, конечно, погонит ее обратно в Восьмой округ, но она сделает все
возможное, чтобы оттянуть неизбежное.
На том берегу Элистэ несколько раз спросила дорогу, подражая
фабекскому говору, и наконец оказалась в начале бульвара Наследного
Принца, по которому ей нужно было пройти несколько миль до садов Авиллака.
Так она и плелась спотыкаясь и в конце концов добралась до состоятельных
кварталов - до той части города, которая некогда была ее миром. Теперь же,
в жалких лохмотьях, с лицом нездоровым и грязным, она сама себе казалась
тут посторонней. В былые времена нищая оборванка, в которую она
превратилась, никогда не посмела бы забрести на эти чистые роскошные улицы
Но сейчас, понятно, подонки из истинных патриотов щеголяли в своем тряпье
повсюду.
Как странно... Она миновала городской дом в'Эссейль - украшенный ныне
красным ромбом, - где они с Цераленн часто попивали ликеры и сладкие
наливки в салоне мадам в'Эссейль вместе с ее тщательно подобранными
изысканными гостями - острословами, художниками, учеными, государственными
деятелями. В памяти всплывали голоса, смех, фейерверк остроумной беседы, -
но как давно все это было, словно во сне, а теперь... Теперь это кануло в
прошлое навсегда.
Уже в сумерках она добралась до садов Авиллака. Фонарщик занимался
своим делом: фонари по обочине Кольца, опоясывающего огромный парк, один
за другим расцветали золотыми шарами. Само Кольцо, некогда днем и ночью
пестревшее позолоченными кукольными кабриолетами и фаэтонами модниц и
щеголей, ныне заполонили патриоты в вызывающе затрапезной одежде. Из
экипажей проезжали лишь одни потертые фиакры, ибо достойные и
предусмотрительные патриоты в эти дни редко держали выезд.
Элистэ присела отдохнуть на каменную скамью неподалеку от Кольца. Она
измучилась, у нее кружилась голова - недуг все еще давал о себе знать.
Немного отдохнув, она поднялась и направилась к ближайшей харчевне. Здесь
и самые дешевые блюда были ей решительно не по карману. Она опять заказала
чай и просидела над чашкой часа три или четыре, после чего выскользнула в
ночь. Ей нужно было прокрасться через сады Авиллака к северо-востоку,
чтобы попасть на кладбище. Она никогда не бывала в Садах ночью, тем более
одна. Парк напомнил ей лес из старой сказки: узкие тропинки в сельском
стиле вились между могучими древними ильмами и каштанами. Днем забавно и
мило, но во тьме... Голые ветки цеплялись за одежду, словно лапы
народогвардейцев.
К счастью, ночь выдалась ясная. Лунный свет мягко проникал сквозь
верхушки деревьев. Элистэ торопливо шла по усыпанной гравием дорожке,
пугливо оглядываясь по сторонам и кутаясь в остатки плаща. Никого не
встретив, она благополучно добралась до северо-восточной окраины парка,
где тот граничил с Кипарисами. Здесь ей пришлось основательно передохнуть,
перед тем как пробраться на старое кладбище Возвышенных.
Ее обступили массивные мраморные усыпальницы и надгробия великих,
отошедших в прошлое. Встречались настоящие мавзолеи, украшенные
скульптурами, лепными куполами, изваяниями геральдических зверей в
характерных позах. Здесь раскрыл пасть в беззвучном реве полулев-полуорел;
там распростер перепончатые крылья летучий змей; впереди, оскалясь,
навсегда застыл на задних лапах изготовившийся к прыжку оай. В лунном
свете повсюду проступали приметы запустения и упадка. Теперь никто не
рискнул бы ухаживать за могилами Возвышенных. Кусты стояли
неподстриженные, дорожки поросли травой и куманикой, грязь и мох покрывали
надгробия. Странно, но темные пятна, осквернившие некогда белоснежный
мрамор, придали выразительности каменным изваяниям. Элистэ казалось, что
их мертвые глаза следят за каждым ее шагом. А может, живые? Она метнулась
в тень, сердце испуганно забилось. Нет, никого. Она была совсем одна. И
следовало поторопиться.
Минут через десять она нашла усыпальницу в'Уик Дерённов - большой
четырехугольный мавзолей с фамильным гербом над входом. Она потеряла счет
времени, но чувствовала, что пришла рано и придется подождать еще минут
десять, прежде чем Бек, кто бы он ни был, явится за письмом. Если,
понятно, явится. Ошибка, накладка, опоздание - все это в порядке вещей,
так что он, может быть, совсем не придет, а значит она напрасно тащилась в
такую даль. Прощай полрекко. Обидно. Но теперь, когда у нее наконец
нашлось время спокойно подумать, в голову полезли и вовсе неприятные
мысли. Она ведь ничего не знает об этом Беке. Явилась в полночь на встречу
с каким-то незнакомцем, да еще и в такое заброшенное место. Всю дорогу до
кладбища у Элистэ в голове была одна мысль - получить обещанные полсотни
бикенов, которые помогут ей протянуть несколько дней. Но вот она у цели, в
мраморном бестиарии, близится полночь, а вместе с нею страхи и опасения.
Бек может просто-напросто не заплатить или, того хуже, ограбить ее,
изнасиловать или даже убить.
Излишняя доверчивость тут ни к чему. Лучше, пожалуй, спрятаться и
посмотреть, каков этот Бек и стоит ли с ним встречаться. Элистэ отступила
в тень за вертикальным надгробием из черного гранита и стала ждать,
пытаясь унять дрожь.
Минуты текли, луна поднималась все выше. Далеко-далеко куранты
пробили полночь. Послышался скрип гравия и к усыпальнице в'Уик Дерённов
подошел мужчина. Из своего укрытия она разглядела его высокую худую
фигуру, закутанную в пальто с воротником в форме многослойной пелерины.
Судя по легкой походке, он был молод. В тени высокой шляпы с изогнутыми
полями разглядеть лицо было невозможно.
Бек остановился, огляделся - словно забрел сюда совершенно случайно,
- подошел к усыпальнице и прислонился спиной к стене, скрестив руки на
груди. Перчаток он не носил, и луна, еще не успевшая скрыться за тучи,
ясно высветила его худую правую руку с длинными пальцами: на кисти четко
обозначилось неистребимое выжженное клеймо - буква "Д", - столь хорошо ей
знакомое.
Элистэ покачнулась и вышла из тени.
- Дреф, - прошептала она.

Хорл Валёр, лишившись последних сил, рухнул в кресло. Его сын Евларк
упал на колени, а потом свалился на пол.
Уисс Валёр смерил отца и брата холодным взглядом.
- В чем дело? - спросил он. - Что с вами, почему вы остановились?
Продолжайте!
- Конец! - пробормотал Хорл.
- Как это - конец? Объясни, да поживей.
- Дело сделано. Дом ожил.
- Не вижу признаков.
- Какие еще тебе нужны признаки?
- Не уклоняйся от ответа, отец. Терпение мое на исходе. Я целых два
часа смотрел, как ты бормотал, стенал и дергался. Смотрел и, больше того,
прислушивался, так что чуть не рехнулся со скуки и досады. После этого ты
вдруг опускаешь руки, и вы оба валитесь как подкошенные. А все остается
как было. Нет, ты пойми меня правильно: мне нужны конкретные результаты, а
не то вы с братцем будете работать и дальше.
- Говорю тебе, дело сделано. - Хорл потер виски. - Дом ожил, он
теперь слышит и слушает. Поверь.
- Что ж, может, и так. - Уисс задумчиво прищурил глаза. - Ты получишь
возможность доказать это. В конце концов, для того мы здесь и собрались.
Разговор происходил в доме на улице Нерисант, который Уисс,
добравшись до вершин власти, все еще снимал, ибо новоизбранному Защитнику
Республики Вонар негоже было роскошествовать в духе осужденных
реакционеров. Напротив, следовало вести достойный и скромный - на публику
- образ жизни. Дом, естественно, денно и нощно находился под охраной
народогвардейцев, но оставался таким, как всегда, - до этой минуты, если
только Хорл не обманывал. Впрочем, это нетрудно проверить.
У всех представителей семейства Валёр вместе взятых до сих пор не
хватило чар создать новую Чувствительницу. Так, может, их достанет на
другое - хотя бы на время пробудить примитивное сознание в бездушных
материальных структурах, таких как дома или памятники. Выбранная с умом
структура - таверна, лавка или монумент, - способная зафиксировать
происходящее в пределах своего восприятия, может стать для Комитета
Народного Благоденствия поистине ценным источником информации. И тогда
никакому врагу Вонара - то есть врагу Уисса Валёра - нечего и мечтать
ускользнуть от длинной руки Комитета. Неуловимый Шорви Нирьен, и тот
недолго будет гулять на свободе. Нирьен-невидимка... Однако его крикливые
памфлеты порождали опаснейшее инакомыслие, бесили Уисса, как ничто другое.
Он не знал покоя ни днем, ни ночью. Как же так получилось, что изгнание
опального философа из Конституционного Конгресса несколько месяцев назад
не решило дела и с ним не удалось покончить раз и навсегда? Отчего Нирьен
не поспешил достойно наложить на себя руки? Тогда никому и в голову не
могло прийти, что он уйдет в подполье и не где-нибудь, а в самом Шеррине
начнет печатать свои запретные статьи, словно и не было никакой Революции.
Он имел наглость нападать на Республику-Протекторат, как в свое время
нападал на монархию. Возмущался, обвинял, обличал. Под укрытием и защитой
своих преданных до идиотизма последователей он собирал вокруг себя
вероломных предателей, и влияние его распространялось в обществе, как
чума. Но скоро этому будет положен конец. Новая хитрость, опирающаяся на
чары Валёров, призвана раз и навсегда покончить с Нирьеном - если она,
понятно, сработает.
- Докажи, - повторил Уисс. - Перед свидетелями.
Свидетели были налицо - сидели в ожидании доказательств. И среди них
Бирс Валёр - в тонком позолоченном кресле, которое каким-то образом
выдерживало его непомерную тушу. Нахмурившись, он перебирал в уме свои
шестеренки и приводы, ибо, хотя и оказал должное повиновение брату Уиссу,
явившись по его требованию, сердцем пребывал с возлюбленной Кокоттой, с
которой, к вящей его тревоге, их временно разлучили. Ненадолго, как он
надеялся.
За креслом Бирса стояли депутаты Пьовр и Пульп, оба беззаветно
преданные Красному Ромбу, соратники, на чью верность Уисс Валёр мог
безоглядно положиться. Пьовр обильно потел, его рубашка даже в этот
прохладный утренний час была насквозь мокрой. Полное лицо его
раскраснелось, он него разило спиртным, но он не позволял себе
расслабиться и взирал на Уисса Валёра с верноподданнейшей улыбкой,
исполненной истового раболепия. По сравнению с Пьовром Пульп казался
воплощением ледяной невозмутимости. Он был молод - никак не старше
двадцати пяти, белокур и очень красив: чеканный профиль, золотистые
локоны, светло-синие глаза и по-девичьи длинные ресницы снискали ему
прозвище Мраморного Красавчика. Он и вправду походил на изваяние
классических времен - столь же совершенный и столь же холодный. Им
восхищались, но Пульпу до этого не было дела: его поглощала идея создания
образцового общественного устройства, опирающегося на положения
экспроприационизма.
Хорл помотал головой. Он так долго наводил чары, что усталость, судя
по всему, затмила его разум.
- Что ты сделал с Флозиной? - с трудом произнес он. - И где твой брат
Улуар?
Уисс не любил вопросов, но на сей раз решил ублажить отца.
- Флозина наверху. Сейчас она спустится к нам, - ответил он, проявив
не свойственное ему терпение. - А об Улуаре не волнуйся - он в целости и
сохранности.
Тут Уисс не соврал: одиночная камера "Гробницы", где находился Улуар
Валёр, была хорошо обставлена, хорошо отапливалась - и столь же хорошо
охранялась. Там он сейчас и обретался, ибо Уисс положил себе за правило (и
никогда не отступал от него), чтобы четверо его пленных родичей не имели
возможности собраться все вместе - не то еще сговорятся и выступят против
него, Уисса. По крайней мере одного из них он непременно отделял от
остальных, поручая неусыпной заботе народогвардейцев; в результате трое
других безропотно повиновались.
- Ты не причинил Улуару вреда?
- Напротив, я страж брату моему.
У Хорла не осталось сил изъясняться околичностями. За месяцы
вынужденного заточения в Шеррине старик как бы ссохся, иссяк, от него
остались только кожа да кости. Но хоть он и казался бесплотным призраком -
дунет ветер, и нет его, - однако не утратил силы духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125