"
Этот мучивший ее вопрос в прошлом всегда оставался без ответа -
вероятно, к счастью. Но сейчас, впервые в жизни, она видела жертв воочию,
а не с высоты четвертого этажа. Впервые она сможет взглянуть в лицо
обреченным.
Подручные Бирса уже вели первую партию вверх по лестнице. Когда все
три жертвы предстали перед толпой, Элистэ вгляделась в полноватого
молодого человека с каштановыми волосами; его круглое лицо и застывший в
немом отчаянии взгляд были ей незнакомы. Она и сама не смогла бы сказать
почему, но сразу поняла, что он не из Возвышенных. Скорее всего, студент
или сын состоятельного купца. А в чем он провинился вообще было невозможно
понять: последний Акт об Осуждении, подписанный Уиссом Валёром, годился на
все случаи жизни.
На эшафоте жертвы поступали уже в распоряжение самого Бирса, и тот
управлялся с ними с легкостью, порожденной огромной физической силой и
богатой практикой. Жертва, казалось, не прошла, а пролетела над деревянным
настилом прямо в зияющее чрево Кокотты. Свинцовые дверцы сомкнулись в
мгновение ока, словно пасть хищника; механическое гудение превратилось в
невыносимый для слуха вопль; по двум большим, наставленным в небо рогам
побежали электрические разряды, все быстрее и ярче, пока не разрядились
ослепительной вспышкой зловещей дуги между двумя остриями. Дверцы
разошлись, явив взорам пустоту с обрывком окровавленной веревки; толпа же,
давно привыкшая к этому зрелищу, испустила удовлетворенный вздох - и не
более. Бирс Валёр длинным крюком подцепил обрывок размокшей веревки и
бросил в толпу, где одна из подружек Кокотты ухитрилась перехватить его на
лету, о чем возвестил ее восторженный вопль. Тем временем следующая жертва
сама поднялась на эшафот, стряхнув с себя лапы Бирсовых подмастерьев. То
была женщина, пожилая, но стройная, с царственной осанкой. Элистэ сразу же
узнала в ней бабушку.
Подобно другим осужденным, Цераленн была обнажена, но распущенные
волосы, седые, однако длинные и густые, как у молодой женщины, укутывали
ее до колен словно плащ. Держалась она, как всегда, гордо и выглядела
бесстрастно. Если бы не связанные за спиной руки, можно было подумать, что
она собралась принять ванну. Поднявшись на помост, Цераленн остановилась и
бросила взгляд на толпу. Взор ее карих глаз неспешно прошелся по задранным
вверх лицам - внимательно, пристально. Скользнув по лицу внучки, тут же
вернулся назад и застыл как прикованный. Цераленн и бровью не повела. Не
позволила, чтоб в ее глазах промелькнула малейшая тень узнавания. Но она
увидела и узнала, в этом не было никакого сомнения.
Бирс Валёр взял ее за предплечье. Она посмотрела на него и что-то
сказала, что именно - толпа не расслышала, но Бирс отшатнулся. Передернув
плечами, Цераленн легко освободилась от его хватки, а он - то ли из
почтения к ее летам, то ли на миг сраженный ее поистине королевским
достоинством, опустил руки. И она, как бы сама приняв решение, направилась
к Кокотте твердым решительным шагом. Непривыкшая к подобной
самостоятельности, толпа встретила ее поведение удивленным ропотом. Бирс
очнулся, бросился следом - но поздно. Он не успел схватить нарушительницу
ритуала: она спокойно вошла в чрево Кокотты. Двери с громом захлопнулись,
заиграли огни Я разряды.
Элистэ колотила дрожь, зуб на зуб не попадал, но все чувства в ней
умерли. Прозрачный зимний воздух вдруг потемнел и затуманился;
приглушенное бормотание толпы напомнило ей шум прибоя. Странное ощущение.
Почему-то ей стало трудно держаться на ногах. Пытаясь прийти в себя, она
помотала головой, затем подняла взгляд на эшафот. Бирс Валёр, который явно
пытался загладить только что допущенный промах, взялся за очередную жертву
- молодую белокурую девушку. Кэрт.
Короткая стрижка не позволила ей прикрыть наготу распущенными
волосами, и толпа, оценив формы юного женского тела, восторженно завопила:
- Бонбошка! Бонбошка!
В ушах Элистэ громкие ликующие крики на миг слились в непрерывный
гул. Мир Снова поплыл у нее перед глазами, она тряхнула головой и прижала
ладони к вискам. Эшафот, Кэрт в железных тисках Бирса Валёра - отчаявшееся
испуганное дитя. Но радостный визг толпы не смолкал в ушах Элистэ,
отдавался в голове, как удары колокола, наполнял слух бряцаньем цимбал и
гонгов.
Элистэ, вопреки всякой логике, на миг показалось, что она приобщилась
к сознанию самой Кокотты:
"Ибо нет Ей равных - Вечной, Славной. Она есть Мощь, и нет во
Вселенной ничего, помимо Нее. Сияние Ее заполняет и согревает Бездну. В
Ней заключено Все. Преклоните колени и вознесите хвалу. Принесите Ей
жертвы. Кормите Ее и окружите заботой, ибо глад Ее есть глад
Бесконечности".
Отработанным быстрым толчком бедняжку Кэрт послали на смерть. Двери
лязгнули, и через две секунды игра огней объявила о поглощении. Гул в ушах
Элистэ перешел в рев, в завывание бури, затем мгновенно стих, и больше она
его не слышала.
Девушка в лохмотьях, с грязными, некогда белокурыми локонами,
потеряла сознание и грохнулась на гранитные плиты. Толпа не обратила на
это внимания - такое случалось каждый день: упала от переживаний, от
болезни, а то и от голода. Конечно, по Акту об Осуждении любое сочувствие
врагам народа, выраженное публично либо в частном порядке, надлежало
рассматривать как проявление контрреволюционности, то есть измену, однако
никому и в голову не пришло истолковать голодный обморок несчастной
женщины в этом смысле. Нашлись сочувствующие, которые подняли ее, вынесли
из толпы и уложили на скамейку на краю площади Равенства. Там она и
очнулась через минуту-другую, преисполненная горя и ужаса и мечтая вновь
погрузиться в благодатное беспамятство. Но на сей раз сознание не
собиралось ее покидать.
Поднявшись со скамейки, Элистэ поплелась куда глаза глядят. Впрочем,
это не имело значения - идти ей все равно было некуда. Она бродила без
цели, словно слепая. Порой, притомившись, садилась отдохнуть,
расслаблялась и приказывала себе забыться. Когда холод выводил ее из
забвения, она вставала и плелась дальше. Так она проблуждала несколько
часов, присаживаясь все чаще и задерживаясь все дольше. До улицы Дамского
Башмачка Элистэ добрела уже в полубессознательном состоянии. Она
опустилась на каменный край большого желоба - в нем скапливалась вода
из-под водоколонки - и тупо застыла. Долго сидела она там словно мертвая,
упершись в мостовую остекленевшим взглядом, и на нее стали обращать
внимание. Двое слуг из соседней харчевни попытались к ней подкатиться, но
она не ответила на их дружеские заигрывания. Несколько домохозяек,
возвращавшихся с рынка с полными корзинками, остановились осведомиться: не
больна ли она или, может, заблудилась? Элистэ словно не слышала их. И
тогда ее оставили в покое, решив, что она из городских дурочек.
Элистэ не представляла, сколько времени она так просидела, пока
какой-то доброхот, сжалившись над несчастной сумасшедшей, не бросил ей в
подол медный бикен. Монетка мелькнула у самых ее глаз, Элистэ бессмысленно
на нее поглядела. И в тот же миг рядом возникла тень. Она устало подняла
глаза и увидела, что перед ней стоит троица невероятно грязных и
ободранных попрошаек, ясное дело, из Нищего братства.
- Тебя предупредили, - произнес один.
- А ты, небось, решила, что тебе это сойдет с рук? - спросил другой.
Она растерянно смотрела на них.
- Не попрошайничать. Приказ Лишая. Ты знала.
Элистэ уже забыла про Лишая, но теперь вспомнила. Ей не хотелось с
ними ругаться. Пусть они оставят ее в покое. Она протянула монетку:
- Вот, возьмите. Я ее не выпрашивала.
- Выпрашивала, выпрашивала, - нахально возразил один из нищих. - И
сейчас получишь за это сполна.
Он забрал бикен, спрятал под лохмотьями. Затем слегка наклонился,
будто приглядываясь, и закатил девушке оплеуху, от которой она повалилась
на мостовую.
С трудом поднявшись, она хотела бежать, но ноги ее не слушались. Не
успела она сделать и шагу, как другой нищий дернул ее за плечо и развернул
лицом к себе.
- С приветом от Карги Плесси, - молвил он и ударил ее наотмашь,
отправив в зловонные объятия третьего. Тот кулаком снова сбил ее с ног.
У Элистэ помутилось в голове от боли, в ушах звенело. Она поцарапала
изнутри щеку о сломанный зуб; рот стал наполняться кровью. Элистэ и не
пыталась шевелиться: стоит ей подняться, как ее опять собьют.
- Погоди, погоди. Из-за нас она вывалялась в грязи.
- А платье-то - ни одного чистого пятнышка. Какие мы нехорошие.
- Давай подумаем, как ее почистить.
- Давай ее искупаем.
Двое попрошаек дружно наклонились, приподняли свою жертву и
перевалили в огромный желоб. Какой-то миг лед держал ее вес, затем с
резким треском проломился, и Элистэ ушла под воду - грязную, ледяную,
глубиной фута в три. Она в панике забилась, расталкивая густой ил и
водоросли, нащупала ногами дно и выпрямилась.
Как только ее голова показалась над поверхностью, кто-то толкнул ее
назад под воду. Элистэ хлебнула, поперхнулась, начала молотить руками.
Опять выбралась, и снова ее заставили погрузиться. Поднимаясь, она
уперлась головой в неповрежденный слой льда и решила, что навеки поймана
под водой. Тут ее охватил слепой ужас, она с истерической силой начала
биться о лед и выпрямилась, подняв фонтанчик блестящих осколков. Вершители
правосудия, однако, решили, что с нее хватит, и уже уходили. Один из них
оглянулся и бросил через плечо:
- В другой раз так легко не отделаешься.
Скоро вся троица пропала из виду.
Дрожа и рыдая, Элистэ выбралась из желоба. С нее стекали потоки
грязной воды, плащ был усыпан ледяным крошевом, в волосах застряла
какая-то растительная слизь. Пешеходы на улице Дамского Башмачка обходили
ее стороной, равнодушно или стыдливо потупив глаза. Никто, казалось, ее не
замечал и тем более не спешил помочь. Поначалу их бессердечие просто
ошеломило Элистэ, однако такая реакция была в порядке вещей. Почтенные
горожане со средним достатком предпочитали не замечать ссор среди нищей
братии. Легкий порыв ветра обжег ей кожу под мокрыми лохмотьями. Элистэ
обхватила себя руками, ее била дрожь. Никогда еще ей не доводилось
испытывать такого холода - пронизывающего, смертельного. Она смутно
подумала, что если не отыщет костра, чтобы просохнуть и обогреться, то и в
самом деле умрет. Впрочем, ее это почему-то не очень тревожило. Возможно,
так будет даже лучше - она не хотела и не видела смысла жить дальше. Тем
не Менее Элистэ обнаружила, что идет по улице Дамского Башмачка и
инстинктивно шарит взглядом по сторонам в поисках тепла и укрытия.
В лавку или харчевню ее, конечно, не пустят - ей уже несколько раз не
давали войти. Да и кто потерпит под своим кровом грязную нищенку с
остекленевшим взором и в мокром тряпье, оставляющем лужи на каждом шагу!
Ее место - в доме призрения или в сумасшедшем доме; туда ей не раз и
советовали отправиться.
Элистэ вышла на Торговую площадь, уже не соображая, куда несут ее
ноги, но где-то на периферии ее сознания маячила память о дымных мусорных
кучах Восьмого округа. Вокруг этих самодельных костров, не угасающих
круглые сутки, не возбранялось собираться несчастным. Там всякому
находилось место. Но Восьмой округ был так далеко, а у нее совсем не
осталось сил. Последние дни ее не отпускала усталость, ставшая теперь
особенно мучительной. Изнеможение и боль мешали ей двигаться; слабость
заставляла останавливаться через каждый квартал, чтобы перевести дух.
Должно быть, она шла очень долго, поскольку день близился к концу.
Надвигались сумерки. С одежды уже не текло, неслучайные порывы ветра
пронзали Элистэ тысячью острых ножей. Она все так же дрожала, но почему-то
перестала ощущать холод; напротив, лицо у нее горело, губы запеклись и
потрескались. Ее мучила жестокая жажда, которую не утоляли ни пригоршни
грязного снега, ни сосульки, которые она не переставая сосала. Элистэ не
могла понять, отчего у нее в глазах все расплывается и почему ее качает и
бросает в разные стороны, так что приходится цепляться то за стену, то за
первый подвернувшийся столб, чтобы удержаться на ногах. Это было смешно и
крайне досадно: такими темпами она доберется до вожделенных мусорных
костров Восьмого округа только под утро.
Она вновь очутилась на Набережном рынке. Торговцы запирали свои
лавки, значит, уже наступил вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Этот мучивший ее вопрос в прошлом всегда оставался без ответа -
вероятно, к счастью. Но сейчас, впервые в жизни, она видела жертв воочию,
а не с высоты четвертого этажа. Впервые она сможет взглянуть в лицо
обреченным.
Подручные Бирса уже вели первую партию вверх по лестнице. Когда все
три жертвы предстали перед толпой, Элистэ вгляделась в полноватого
молодого человека с каштановыми волосами; его круглое лицо и застывший в
немом отчаянии взгляд были ей незнакомы. Она и сама не смогла бы сказать
почему, но сразу поняла, что он не из Возвышенных. Скорее всего, студент
или сын состоятельного купца. А в чем он провинился вообще было невозможно
понять: последний Акт об Осуждении, подписанный Уиссом Валёром, годился на
все случаи жизни.
На эшафоте жертвы поступали уже в распоряжение самого Бирса, и тот
управлялся с ними с легкостью, порожденной огромной физической силой и
богатой практикой. Жертва, казалось, не прошла, а пролетела над деревянным
настилом прямо в зияющее чрево Кокотты. Свинцовые дверцы сомкнулись в
мгновение ока, словно пасть хищника; механическое гудение превратилось в
невыносимый для слуха вопль; по двум большим, наставленным в небо рогам
побежали электрические разряды, все быстрее и ярче, пока не разрядились
ослепительной вспышкой зловещей дуги между двумя остриями. Дверцы
разошлись, явив взорам пустоту с обрывком окровавленной веревки; толпа же,
давно привыкшая к этому зрелищу, испустила удовлетворенный вздох - и не
более. Бирс Валёр длинным крюком подцепил обрывок размокшей веревки и
бросил в толпу, где одна из подружек Кокотты ухитрилась перехватить его на
лету, о чем возвестил ее восторженный вопль. Тем временем следующая жертва
сама поднялась на эшафот, стряхнув с себя лапы Бирсовых подмастерьев. То
была женщина, пожилая, но стройная, с царственной осанкой. Элистэ сразу же
узнала в ней бабушку.
Подобно другим осужденным, Цераленн была обнажена, но распущенные
волосы, седые, однако длинные и густые, как у молодой женщины, укутывали
ее до колен словно плащ. Держалась она, как всегда, гордо и выглядела
бесстрастно. Если бы не связанные за спиной руки, можно было подумать, что
она собралась принять ванну. Поднявшись на помост, Цераленн остановилась и
бросила взгляд на толпу. Взор ее карих глаз неспешно прошелся по задранным
вверх лицам - внимательно, пристально. Скользнув по лицу внучки, тут же
вернулся назад и застыл как прикованный. Цераленн и бровью не повела. Не
позволила, чтоб в ее глазах промелькнула малейшая тень узнавания. Но она
увидела и узнала, в этом не было никакого сомнения.
Бирс Валёр взял ее за предплечье. Она посмотрела на него и что-то
сказала, что именно - толпа не расслышала, но Бирс отшатнулся. Передернув
плечами, Цераленн легко освободилась от его хватки, а он - то ли из
почтения к ее летам, то ли на миг сраженный ее поистине королевским
достоинством, опустил руки. И она, как бы сама приняв решение, направилась
к Кокотте твердым решительным шагом. Непривыкшая к подобной
самостоятельности, толпа встретила ее поведение удивленным ропотом. Бирс
очнулся, бросился следом - но поздно. Он не успел схватить нарушительницу
ритуала: она спокойно вошла в чрево Кокотты. Двери с громом захлопнулись,
заиграли огни Я разряды.
Элистэ колотила дрожь, зуб на зуб не попадал, но все чувства в ней
умерли. Прозрачный зимний воздух вдруг потемнел и затуманился;
приглушенное бормотание толпы напомнило ей шум прибоя. Странное ощущение.
Почему-то ей стало трудно держаться на ногах. Пытаясь прийти в себя, она
помотала головой, затем подняла взгляд на эшафот. Бирс Валёр, который явно
пытался загладить только что допущенный промах, взялся за очередную жертву
- молодую белокурую девушку. Кэрт.
Короткая стрижка не позволила ей прикрыть наготу распущенными
волосами, и толпа, оценив формы юного женского тела, восторженно завопила:
- Бонбошка! Бонбошка!
В ушах Элистэ громкие ликующие крики на миг слились в непрерывный
гул. Мир Снова поплыл у нее перед глазами, она тряхнула головой и прижала
ладони к вискам. Эшафот, Кэрт в железных тисках Бирса Валёра - отчаявшееся
испуганное дитя. Но радостный визг толпы не смолкал в ушах Элистэ,
отдавался в голове, как удары колокола, наполнял слух бряцаньем цимбал и
гонгов.
Элистэ, вопреки всякой логике, на миг показалось, что она приобщилась
к сознанию самой Кокотты:
"Ибо нет Ей равных - Вечной, Славной. Она есть Мощь, и нет во
Вселенной ничего, помимо Нее. Сияние Ее заполняет и согревает Бездну. В
Ней заключено Все. Преклоните колени и вознесите хвалу. Принесите Ей
жертвы. Кормите Ее и окружите заботой, ибо глад Ее есть глад
Бесконечности".
Отработанным быстрым толчком бедняжку Кэрт послали на смерть. Двери
лязгнули, и через две секунды игра огней объявила о поглощении. Гул в ушах
Элистэ перешел в рев, в завывание бури, затем мгновенно стих, и больше она
его не слышала.
Девушка в лохмотьях, с грязными, некогда белокурыми локонами,
потеряла сознание и грохнулась на гранитные плиты. Толпа не обратила на
это внимания - такое случалось каждый день: упала от переживаний, от
болезни, а то и от голода. Конечно, по Акту об Осуждении любое сочувствие
врагам народа, выраженное публично либо в частном порядке, надлежало
рассматривать как проявление контрреволюционности, то есть измену, однако
никому и в голову не пришло истолковать голодный обморок несчастной
женщины в этом смысле. Нашлись сочувствующие, которые подняли ее, вынесли
из толпы и уложили на скамейку на краю площади Равенства. Там она и
очнулась через минуту-другую, преисполненная горя и ужаса и мечтая вновь
погрузиться в благодатное беспамятство. Но на сей раз сознание не
собиралось ее покидать.
Поднявшись со скамейки, Элистэ поплелась куда глаза глядят. Впрочем,
это не имело значения - идти ей все равно было некуда. Она бродила без
цели, словно слепая. Порой, притомившись, садилась отдохнуть,
расслаблялась и приказывала себе забыться. Когда холод выводил ее из
забвения, она вставала и плелась дальше. Так она проблуждала несколько
часов, присаживаясь все чаще и задерживаясь все дольше. До улицы Дамского
Башмачка Элистэ добрела уже в полубессознательном состоянии. Она
опустилась на каменный край большого желоба - в нем скапливалась вода
из-под водоколонки - и тупо застыла. Долго сидела она там словно мертвая,
упершись в мостовую остекленевшим взглядом, и на нее стали обращать
внимание. Двое слуг из соседней харчевни попытались к ней подкатиться, но
она не ответила на их дружеские заигрывания. Несколько домохозяек,
возвращавшихся с рынка с полными корзинками, остановились осведомиться: не
больна ли она или, может, заблудилась? Элистэ словно не слышала их. И
тогда ее оставили в покое, решив, что она из городских дурочек.
Элистэ не представляла, сколько времени она так просидела, пока
какой-то доброхот, сжалившись над несчастной сумасшедшей, не бросил ей в
подол медный бикен. Монетка мелькнула у самых ее глаз, Элистэ бессмысленно
на нее поглядела. И в тот же миг рядом возникла тень. Она устало подняла
глаза и увидела, что перед ней стоит троица невероятно грязных и
ободранных попрошаек, ясное дело, из Нищего братства.
- Тебя предупредили, - произнес один.
- А ты, небось, решила, что тебе это сойдет с рук? - спросил другой.
Она растерянно смотрела на них.
- Не попрошайничать. Приказ Лишая. Ты знала.
Элистэ уже забыла про Лишая, но теперь вспомнила. Ей не хотелось с
ними ругаться. Пусть они оставят ее в покое. Она протянула монетку:
- Вот, возьмите. Я ее не выпрашивала.
- Выпрашивала, выпрашивала, - нахально возразил один из нищих. - И
сейчас получишь за это сполна.
Он забрал бикен, спрятал под лохмотьями. Затем слегка наклонился,
будто приглядываясь, и закатил девушке оплеуху, от которой она повалилась
на мостовую.
С трудом поднявшись, она хотела бежать, но ноги ее не слушались. Не
успела она сделать и шагу, как другой нищий дернул ее за плечо и развернул
лицом к себе.
- С приветом от Карги Плесси, - молвил он и ударил ее наотмашь,
отправив в зловонные объятия третьего. Тот кулаком снова сбил ее с ног.
У Элистэ помутилось в голове от боли, в ушах звенело. Она поцарапала
изнутри щеку о сломанный зуб; рот стал наполняться кровью. Элистэ и не
пыталась шевелиться: стоит ей подняться, как ее опять собьют.
- Погоди, погоди. Из-за нас она вывалялась в грязи.
- А платье-то - ни одного чистого пятнышка. Какие мы нехорошие.
- Давай подумаем, как ее почистить.
- Давай ее искупаем.
Двое попрошаек дружно наклонились, приподняли свою жертву и
перевалили в огромный желоб. Какой-то миг лед держал ее вес, затем с
резким треском проломился, и Элистэ ушла под воду - грязную, ледяную,
глубиной фута в три. Она в панике забилась, расталкивая густой ил и
водоросли, нащупала ногами дно и выпрямилась.
Как только ее голова показалась над поверхностью, кто-то толкнул ее
назад под воду. Элистэ хлебнула, поперхнулась, начала молотить руками.
Опять выбралась, и снова ее заставили погрузиться. Поднимаясь, она
уперлась головой в неповрежденный слой льда и решила, что навеки поймана
под водой. Тут ее охватил слепой ужас, она с истерической силой начала
биться о лед и выпрямилась, подняв фонтанчик блестящих осколков. Вершители
правосудия, однако, решили, что с нее хватит, и уже уходили. Один из них
оглянулся и бросил через плечо:
- В другой раз так легко не отделаешься.
Скоро вся троица пропала из виду.
Дрожа и рыдая, Элистэ выбралась из желоба. С нее стекали потоки
грязной воды, плащ был усыпан ледяным крошевом, в волосах застряла
какая-то растительная слизь. Пешеходы на улице Дамского Башмачка обходили
ее стороной, равнодушно или стыдливо потупив глаза. Никто, казалось, ее не
замечал и тем более не спешил помочь. Поначалу их бессердечие просто
ошеломило Элистэ, однако такая реакция была в порядке вещей. Почтенные
горожане со средним достатком предпочитали не замечать ссор среди нищей
братии. Легкий порыв ветра обжег ей кожу под мокрыми лохмотьями. Элистэ
обхватила себя руками, ее била дрожь. Никогда еще ей не доводилось
испытывать такого холода - пронизывающего, смертельного. Она смутно
подумала, что если не отыщет костра, чтобы просохнуть и обогреться, то и в
самом деле умрет. Впрочем, ее это почему-то не очень тревожило. Возможно,
так будет даже лучше - она не хотела и не видела смысла жить дальше. Тем
не Менее Элистэ обнаружила, что идет по улице Дамского Башмачка и
инстинктивно шарит взглядом по сторонам в поисках тепла и укрытия.
В лавку или харчевню ее, конечно, не пустят - ей уже несколько раз не
давали войти. Да и кто потерпит под своим кровом грязную нищенку с
остекленевшим взором и в мокром тряпье, оставляющем лужи на каждом шагу!
Ее место - в доме призрения или в сумасшедшем доме; туда ей не раз и
советовали отправиться.
Элистэ вышла на Торговую площадь, уже не соображая, куда несут ее
ноги, но где-то на периферии ее сознания маячила память о дымных мусорных
кучах Восьмого округа. Вокруг этих самодельных костров, не угасающих
круглые сутки, не возбранялось собираться несчастным. Там всякому
находилось место. Но Восьмой округ был так далеко, а у нее совсем не
осталось сил. Последние дни ее не отпускала усталость, ставшая теперь
особенно мучительной. Изнеможение и боль мешали ей двигаться; слабость
заставляла останавливаться через каждый квартал, чтобы перевести дух.
Должно быть, она шла очень долго, поскольку день близился к концу.
Надвигались сумерки. С одежды уже не текло, неслучайные порывы ветра
пронзали Элистэ тысячью острых ножей. Она все так же дрожала, но почему-то
перестала ощущать холод; напротив, лицо у нее горело, губы запеклись и
потрескались. Ее мучила жестокая жажда, которую не утоляли ни пригоршни
грязного снега, ни сосульки, которые она не переставая сосала. Элистэ не
могла понять, отчего у нее в глазах все расплывается и почему ее качает и
бросает в разные стороны, так что приходится цепляться то за стену, то за
первый подвернувшийся столб, чтобы удержаться на ногах. Это было смешно и
крайне досадно: такими темпами она доберется до вожделенных мусорных
костров Восьмого округа только под утро.
Она вновь очутилась на Набережном рынке. Торговцы запирали свои
лавки, значит, уже наступил вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125