- Ладно. Даю тебе двадцать четыре часа, и если за это время не
получу от тебя согласия, то считай, что я тебе ничего не предлагали впредь
не предложу. Ясно?
- Но как мне с вами связаться? Я даже не знаю, где нахожусь.
- Шепни первому встречному нищему, и я тут же узнаю.
- Понятно, господин мой. С вашего дозволения, мастер Лишай, мне бы
сейчас уйти.
- Тебя проводят, - сказал он и звякнул колокольчиком.
Дверь открылась, вошел один из ее похитителей. Элистэ позволила
завязать себе глаза, хотя все в ней кипело от гнева. Во мраке раздался
обольстительный голос Лишая:
- Не ошибись, малышка Кэрт. Подумай о сегодняшнем дне и о том, что
ждет тебя завтра. А пока будешь думать, прими мой совет - не смей просить
милостыню. Попробуешь - пожалеешь. Понятно?
Элистэ утвердительно кивнула.
- Прекрасно. Надеюсь, мы с тобой еще свидимся, милочка. Рад был
познакомиться.
Она не сумела заставить себя ответить, что тоже рада, сделала
короткий книксен в сторону ванны и позволила сопровождающему отвести себя
вниз и вывести из дома. На улице у нее от холода разом перехватило
дыхание. В кабинете Лишая было так тепло, что Элистэ совсем забыла про
зиму с ее безжалостным ветром и предательским льдом под ногами. Из-за
повязки она ничего не видела, спотыкалась, скользила и была вынуждена
опереться на руку своего бывшего похитителя. Он вел ее кривыми переулками,
несколько раз сворачивал и вдруг исчез, словно безмолвно растворился в
воздухе.
Сорвав повязку, Элистэ растерянно огляделась. Она находилась в
каком-то незнакомом безлюдном тупике. Доходные дома по обеим сторонам
имели обшарпанный и убогий вид. Она наверняка все еще пребывала в Восьмом
округе, значит скоро найдет дорогу. Элистэ выбралась из тупика, прошла
переулком и оказалась на улице Водокачки. В двух сотнях ярдах впереди
маячила угрюмая громада ночлежки Воника. Элистэ нерешительно потрогала
лежавшие в кармане шесть бикенов. Если она потратит их на ночлег, то
завтра не на что будет купить еды; просить милостыню ей строжайше
запрещено. С другой стороны, ночь обещала быть особенно суровой. Ветер
неистово завывал и пронизывал насквозь. Элистэ вот уже несколько дней
беспокоил кашель - не судорожные спазмы Чахоточной Гризетки, до этого не
дошло, но кашель упорный, временами сопровождающийся легким
головокружением. Она не могла позволить себе свалиться с тяжелым недугом.
Пока девушка раздумывала, пошел снег. Ветер бросал ледяные хлопья прямо в
лицо, и это решило дело.
Ночь она провела в "Радушии и тепле у Воника", а на рассвете покинула
зловонный кров. За ночь снег преобразил грязную столицу, теперь она являла
взору сказочное зрелище, если, понятно, любоваться им из окна теплой
квартиры. Только что поднявшееся над крышами солнце расцветило снежный
покров хрустальными блестками. Свежий сухой снежок похрустывал под ногами,
как пончик с ганцелем с пылу с жару. Еда. Еда. Наступило еще одно морозное
утро, не предвещавшее ничего хорошего.
Элистэ тащилась по улице Водокачки, предаваясь размышлениям о своей
горькой судьбе. Всего день, чтобы принять решение. Лишай ждет ответа.
Отказаться от его предложения было бы безумием, но и согласиться с ролью,
которую он отводил ей в своих планах, было выше ее сил. Она не могла
выбраться из Шеррина, а оставаясь в столице, обрекала себя почти на верную
смерть от голода. Она в западне, ей грозит гибель - и выхода нет. Мысли ее
вращались по замкнутому кругу.
Потеряв надежду, Элистэ уже не понимала, куда ее несут ноги. Очнулась
она в начале улицы Винкулийского моста, чуть ли не в тени "Гробницы".
Прямо перед ней лежал древний мост, покрытый снегом; по нему уже катили
экипажи и повозки. За мостом располагался Набережный рынок со своими
лавками и рядами телег. Как знать, может, ей повезет стащить у
какого-нибудь фермера репу-другую. К тому же при мысли о том, что между
нею и Лишаем пролегает река, хотя река и не представляла собой никакой
защиты, на душе все равно становилось спокойнее. Элистэ двинулась вперед,
и в тот момент, когда ступила на мост, неожиданно увидела выход из всех
своих бед. Выход простой - и самый бесповоротный. Слегка нахмурясь, она
словно во сне подошла к каменному парапету и устремила взгляд вниз.
Сегодня река была полноводной, течение - быстрым; во взбаламученных бурых
водах кружились льдины и мусор. Она сразу пойдет ко дну, и наступит конец
страху, отчаянию, холоду и голоду. Лишаю не удастся осквернить ее и
продать.
Спасение. На секунду она едва не поддалась соблазну. Нет, разумеется,
не сейчас. На мосту полно народу, люди увидят, как она прыгнет, и
какой-нибудь непрошеный герой, чего доброго, еще кинется ее спасать. А вот
позже, ближе к ночи, когда не будет свидетелей...
Она ясно представила все это и даже почувствовала: бросок с парапета,
- напор морозного воздуха, - юбки и плащ вздуваются колоколом; ужасное,
беспомощное, набирающее скорость падение; и кошмарный, неотвратимый миг
раскаяния. Удар о воду - при такой высоте это будет как удар о землю;
затем вниз, вниз, вниз, в жуткую темень и обжигающий холод. Агония,
спазмы, инстинктивная борьба тела за жизнь - слепая, отчаянная, неистовая,
в ее угасающем сознании она растянется на много часов. И в завершение -
ощущение врывающейся в легкие ледяной воды, последний ужас...
Элистэ содрогнулась. Живое воображение, которое ее, как правило,
развлекало и отвлекало, иной раз могло сыграть с ней злую шутку. Она
обеими руками оттолкнулась от парапета.
Медленно одолев мост, Элистэ пришла на рынок. Горы еды, открывшиеся
взору, заставили ее забыть обо всем на свете. Там был хлеб -
свежевыпеченные булки. Она бочком подобралась к прилавку. Но торговца
насторожил ее голодный вид, и он не спускал с нее взгляда. Попробуй стащи
- заорет на весь рынок... Бесполезно. Она поплелась дальше.
Картофель, лук, грецкие орехи, сушеные фрукты, солонина - еды полно,
и торговцы ревниво ее стерегут. Ей не удавалось даже подойти к прилавку:
каким-то шестым чувством торговцы улавливали ее намерение и все как один
гнали прочь. От унижения у Элистэ горели щеки, но голод упрямо толкал ее
вперед. Она двигалась вдоль внешней границы рынка и примерно через час
оказалась на дальнем его краю. Тут ей, наконец, улыбнулась удача - у
рыбного прилавка покупатель и продавец вели самозабвенный торг. Продавец
стоял к ней спиной, рядом с бочонком копченых сельдей. Уложенная
крест-накрест, рыба восхитительно переливалась на солнце. Элистэ осторожно
подкралась и схватила самую верхнюю. Торговец ничего не заметил, но
покупатель поднял крик. Элистэ бросилась бежать со всех ног, увертываясь и
лавируя среди прилавков с ловкостью заправского уличного мальчишки.
Торговец, понятно, не мог оставить свой товар без присмотра, чтобы
погнаться за нею из-за одной селедки, но все равно было страшно.
Поблизости могли оказаться жандармы, а уж они-то наверняка бы пустились в
погоню. Элистэ даже не решалась оглянуться.
Когда она наконец выдохлась и остановилась, Набережный рынок остался
далеко позади. Элистэ очутилась в совсем незнакомом квартале. Если память
ей не изменяла, то она впервые в этом добропорядочном округе, где
проживали горожане со средним достатком. Магазины, дома, лица - решительно
все было ей незнакомо. Прекрасно. Значит, и ее тут никто не знает. Здесь
она не привлечет внимания. Она смахнула снег со ступенек первого
попавшегося парадного, села, отдышалась и съела краденую рыбу. Когда
чувство голода немного утихло, Элистэ поднялась и пошла восвояси. Забытые
на время беды вернулись к ней с новой силой, отравляя своим дыханием все
ее мысли. Уйдя в себя, она брела, не глядя по сторонам. Поток пешеходов
нес ее в своем русле, а она, не замечая того, что все идут в одну сторону,
- двигалась вместе с толпой и очнулась только тогда, когда узкая улица
внезапно кончилась, уступив место широкой перспективе. Дома, казалось,
отбежали назад, освободив большую круглую площадь, выложенную трехцветными
гранитными плитами причудливой формы. Плиты были составлены таким образом,
чтобы взгляд, следуя их узору, сам обращался к середине пустого
пространства, где в свое время стоял конный памятник Дунуласу Великому.
Теперь памятника не было. На его месте зловеще возвышалась Кокотта.
Элистэ оказалась на площади Великого Государя, недавно
переименованной в площадь Равенства. По своей воле она бы никогда сюда не
пришла. Но теперь, оказавшись здесь случайно, она застыла как
завороженная, впервые в жизни увидев Чувствительницу. Прямо перед ней на
дощатом помосте высилась вечно голодная владычица кошмаров в своей колючей
короне. Она до последней мелочи отвечала тому, что о ней рассказывали,
однако словесные описания были бессильны раскрыть истинную суть внушающего
ужас творения, выразить его мощь и ненасытность, но прежде всего -
передать исходящее от чудовищной гробоподобной Чувствительницы жуткое
ощущение спокойного холодного самосознания. Дверцы Кокотты были
распахнуты, являя взору бесцветные внутренние шипы, которые легонько
подрагивали. Быстрые беспокойные огоньки пробегали по шипам ее короны,
вспыхивали и гасли на стекловидных завитках и стрелках-лучах. Рядом с
Чувствительницей стоял громадный мужчина с бесстрастным лицом -
несомненно, знаменитый Бирс Валёр, двоюродный брат проклятого Уисса,
церемониймейстер Революции, верховный жрец Кокотты, палач. Скольких людей,
скольких ее подруг и знакомых этот мясник-великан собственноручно отправил
на смерть?! Несть им числа, но сегодня их должно было стать еще больше.
Присутствие Бирса на эшафоте и непонятно откуда набежавшая празднично
настроенная толпа свидетельствовали о близком массовом жертвоприношении.
Элистэ со всех сторон оказалась зажата толпой зевак. В первых рядах,
поя самым эшафотом, резвились дружки и подружки Кокотты. Обожатели и
обожательницы, выряженные в рогатые головные уборы, каковые придавали им
духу, плясали, пели, выламывались как могли и взывали к Бирсу Валёру.
Подружки пришпиливали к столбам эшафота красные гвоздики, так как этот
цветок стал, в их глазах, символом Кокотты. Бирс не обращал на цветы
никакого внимания. Он застыл, опершись рукой о бок Чувствительницы, и в
его затуманенном взоре сквозила неизбывная любовь к ней. Казалось, на всем
свете для него не существует ничего кроме Кокотты.
На краю площади Равенства, где торговцы продавали с тележек еду и
сувениры, возникло легкое волнение, и толпа раздалась, пропуская
ежедневную кавалькаду, въехавшую с проспекта Аркад. Зрелище обещало быть
довольно посредственным: всего четыре открытые повозки, в каждой, как
всегда, около дюжины голых, дрожащих от холода осужденных, обычная охрана
и столь же обычный эскорт вопящих пританцовывающих патриотов. Кое-кто из
последних, дабы привлечь внимание толпы, исполнял простейшие
гимнастические номера - прыгал, ходил колесом, делал обратное сальто.
Повозки прогромыхали по гранитным плитам и остановились у подножия
эшафота. В тот же миг Кокотта преобразилась: огни вспыхнули ярче и
забегали быстрее, пронзительное механическое гудение перекрыло ропот
толпы. Бирс Валёр отскочил в сторону.
Четыре повозки вытянулись в ряд, народогвардейцы окружили помост,
готовые осадить напирающую толпу. За их штыками секретарь Народного
Трибунала поднял пачку смертных приговоров - каждый из них надлежало
снабдить пометкой о приведении в исполнение и личной подписью
ответственного за процедуру. При секретаре толклись двое верзил -
подручных Бирса Валёра, с гордостью и охотой прислуживающих главному
палачу.
Бирс сошел вниз. С помощью подручных он выгрузил осужденных из
повозок и выстроил в ряд спиной к Чувствительнице - отнюдь не из
милосердия, но по соображениям чисто практическим: опыт давно научил Бирса
тому, что жертвы, увидев работу Кокотты, начинают вопить и сопротивляться;
если же избавить их от непосильного зрелища, они, напротив, проявляют
покорность. Разгрузка повозок и расстановка жертв происходили в обычной
деловой обстановке, исключавшей любые возражения. Все жертвы
беспрекословно подчинились.
Элистэ не хотелось смотреть на все это, однако она не могла заставить
себя уйти: что-то мешало ей сдвинуться с места.
"Вдруг увижу знакомые лица?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125