Она ходила за ним как
привязанная по всему поместью, повторяла его высказывания, постоянно
требовала, чтобы он поиграл с ней в "Голубую кошечку". Некоторое время
спустя она, конечно же, осознала, что он ниже ее по происхождению, и
восхищение заметно уменьшилось. Упреки и насмешки домочадцев открыли
Элистэ глаза на неуместность ее привязанности. Девочке объяснили, что она
уже взрослая, а юной госпоже, дочери во Дерриваля, не пристало носиться
босиком по лесам в компании серфов. Во Дерривали выбирают друзей среди
равных, держат себя с достоинством и, прежде всего, никогда не забывают о
своем положении. Если, конечно, Элистэ не предпочитает жить среди серфов.
В таком случае она, разумеется, вольна оставить замок, спуститься по
тропинке к маленьким, закопченным, пропитанным запахом пота домишкам, в
которых обитают серфы и блохи, и там устроить себе жилище под прогнившей
соломенной крышей. Несомненно, ей очень понравится такой образ жизни -
ведь ее сходство с серфами очевидно. Они научат ее пахать землю, убирать
навоз, мыть полы, есть требуху и искать вшей в волосах. Уходя, она может
забрать свою чашку и тарелку, но не серебряную ложку, на которой
выгравированы ее имя и фамильный герб, потому что гравировка, видимо,
нанесена ошибочно. Эта девочка не может быть Элистэ во Дерриваль, дочерью
его светлости. Очевидно, она - самозванка низкого происхождения,
крестьянское отродье, при рождении подмененная на дочь маркиза. Только
этим можно объяснить ее поведение и привязанности.
Со временем порочные наклонности девочки стали исправляться.
Пришедшее к ней осознание ее высокого положения сопровождалось несколько
болезненной гордостью. Близкие отношения с низшими прекратились. К восьми
годам Элистэ во Дерриваль была уже довольно высокомерной девицей, которая
и словесно и телесно наказывала слуг. Конечно же, это продолжалось
недолго. Прошло совсем немного времени, и она сделала для себя очень
простое открытие: природное превосходство Возвышенных несомненно и
очевидно. Явное же отстаивание своих прав не подкрепляло этой уверенности;
и поэтому Элистэ выбрала для себя маску небрежной внушительной доброты,
которая так действует на большинство слуг. На большинство - да, но не на
Дрефа. С ним нечего было и стараться изображать небрежное превосходство -
тысячью способов он мог заставить ее почувствовать неловкость при подобной
попытке. Ее старания вести себя с подобающей Возвышенным гордостью Дреф
встречал с неизменным сарказмом, за который - как он отлично знал - она не
смогла бы его наказать. Старая дружба рвется тяжело, и Элистэ никак не
могла избавиться от своей привязанности к Дрефу; но было бы ошибкой
позволить ему заметить ее слабость - он способен этим воспользоваться. И
действительно, он вел себя совершенно свободно, обращался к ней без
должного почтения, будто считал себя равным или даже более умным, более
опытным и знающим, чем она. По правде говоря, ей не следовало все это
терпеть. Ее слабовольная снисходительность только поощряла его дерзость.
Эта дерзость проявлялась даже на расстоянии: в прямой осанке, в
свободной, раскованной походке, в неподобающе гордо откинутой темноволосой
голове. Трудно объяснить словами, но в самой внешности Дрефа сын-Цино было
нечто такое, что задевало чувства Возвышенных. Как и его сестра, Дреф имел
более высокий рост, чем обычные серфы. Слишком длинные ноги, слишком
стройное тело, скорее ловкое, чем мощное; утонченные черты узкого,
выразительного лица, ухоженные руки - тонкие и изящные, без черных полосок
под короткими ногтями, без въевшейся в них грязи. В отличие от остальных
серфов, Дреф обожал мыться. Когда позволяла погода, он купался в пруду и
умудрялся оставаться опрятным и без дорогих духов, которые в любом случае
не мог себе позволить. "Но, - напомнила себе Элистэ, - захоти Дреф - он бы
достал духи. Если бы ему не удалось выменять их на что-нибудь, он бы
изготовил их сам - из цветов, трав, масел и экстрактов - словом, из всего,
что имелось под руками. Уж такой он есть". Вместо обычного крестьянского
зловония от этого юноши исходил запах свежести, что почему-то казалось
несколько дерзким. Вьючная лошадь не должна походить на породистого
скакуна, а серфу не следует казаться лучше его хозяев.
Элистэ заметила, что по случаю визита Дреф оделся в свое лучшее
платье. Он сменил всегдашнюю серо-желтую заплатанную рабочую блузу на
белую полотняную рубашку, грубую, но чистую и вполне приличную. Поверх
надел короткую куртку и повязал шейный платок. Вместо обычных мешковатых
штанов на нем были бриджи и пара далеко не новых белых чулок. Ужасные
деревянные сабо уступили место потрепанным кожаным туфлям со стальными
пряжками, тщательно очищенными от ржавчины. Его безупречно аккуратный вид,
долженствующий засвидетельствовать уважение, был в данной ситуации
неуместен. Дреф казался таким элегантным, таким независимым, таким
неуловимо... нахальным. Подобная наглость сейчас могла вызвать только
раздражение маркиза во Дерриваля.
Дреф поднял голову, увидел, что Элистэ ждет его, и помахал рукой.
Улыбнувшись, она махнула в ответ. Не трогаясь с места, она смотрела, как
он пересек лужайку, поднялся по старым каменным ступенькам. Через
мгновение он уже низко кланялся ей - казалось бы, всем хорош поклон, но
выходило как-то неправильно, слишком уж много показных раболепных
движений. Серфы и крестьяне обычно неуклюже приседали, будто пьяные или
скрюченные артритом: плечи ссутулены, колени словно одеревенели, руки либо
сцеплены, либо безвольно свисают по бокам. Но худощавый, прекрасно
владеющий своим телом Дреф мог двигаться изящнее учителя танцев. Иногда
его безупречно обходительные манеры казались карикатурными в своем
совершенстве, почти оскорбительными в своей грации - или это только
мерещилось Элистэ, потому что она хорошо знала Дрефа. Возможно, никто
другой, кроме нее, ничего не замечал. Вот и сейчас он изогнулся так, будто
у него не было суставов, - гораздо ниже, чем того требовали приличия. Он
выпрямился, и она, под влиянием порыва, бросила:
- Отрасти себе чуб подлиннее да дергай за него. По крайней мере не
придется кланяться.
- Но я предпочитаю кланяться. Это замечательное по выразительности
движение.
Дреф обладал приятным низким голосом, его манера говорить была весьма
своеобразна. Изысканные обороты и свободное владение словом совершенно не
вязались с протяжным выговором крестьянина северной провинции.
- Да. Даже слишком выразительное. Я бы на твоем месте поостереглась.
- Ладно. Как бы мне стать совершенно благоразумным? - Дреф улыбнулся.
- Совершенная наглость больше в твоем духе, но и ее ты никогда не
доведешь до совершенства, ибо ты вообще несовершенен.
- Значит, мое постоянное несовершенство приобретает совершенно
законченную форму, - парировал он.
- И таким образом разрушает свое собственное постоянство.
- И сохраняет совершенное несовершенство.
- Парадоксы - не для серфов, - высокомерно заметила Элистэ.
- Что же тогда, кроме раболепия, нашего ума дело?
- Ну... - задумалась она. - Преданность. Долг. Надежность.
- Этого вы требуете от ваших лошадей и собак. И больше ничего?
- Честность. Покладистый нрав.
- Вы вычерпали до донышка эту жалкую пустую похлебку.
- Так думают недовольные. Однако простая пища более питательна,
согласись.
- Продолжайте, у вас что-то медленно работает воображение. Что еще?
- Смирение, - предположила она. - Почитание тех, кто выше тебя.
- А как мне их определить? Суждения природы и общества часто не
совпадают.
- Вряд ли это твое дело - проводить подобное различие.
- Как я могу не замечать его, имея глаза и голову на плечах?
- Не будь таким дерзким.
- Разве я вас обидел? - спросил он с совершенно несносной
заботливостью.
- О, ты не можешь обидеть меня - я не отношусь к тебе до такой
степени серьезно. Но не высказывай подобные глупости при ком-нибудь еще, а
то заработаешь неприятности на свою голову.
- Никогда не следует искать неприятностей. Они приходят сами -
незваные и непрошеные, как сборщик налогов твоего отца осенью.
- И так же, как сборщик налогов моего отца, нянчатся с должниками.
- И так же жестоко обходятся с теми, кто не может за себя постоять.
- Тот, кто ни в чем не виноват, вряд ли должен бояться плохого
обращения.
- Вот вы и обнаружили свою собственную, простодушную невинность, дитя
мое.
- Невинность! Простодушная! Дитя мое! Да как ты смеешь, Дреф?! Возьми
свои слова назад! - Она топнула ногой. - Немедленно забери их обратно!
- Забрал. Как мне такое только в голову пришло? Я глубоко сожалею. Я
больше никогда не назову вас простодушной. И все же, должен отметить, что
бывают исключения из тех незыблемых правил, о которых вы упоминаете.
Например, Зен сын-Сюбо.
- Жених твоей сестры, молодой смутьян?
- Едва ли он такой уж отъявленный тип. Всего лишь безвредный
идеалист, чисто по-детски интересующийся запрещенными политическими
брошюрами. Недостоин того, чтобы ваш отец обращал на него внимание.
- Я склонна с тобой согласиться. Как я понимаю, ты здесь, чтобы
заступиться за Зена?
Дреф кивнул.
- Не делай этого. - Его брови удивленно поднялись, и она добавила: -
Сейчас не время. Как я сказала твоей сестре несколько минут назад, из-за
этого дурацкого происшествия мой отец дошел в своем гневе до крайней
точки. Он уже сожалеет о том, что позволил обучаться грамоте некоторым
серфам. Если он увидит, что ты явился, когда тебя не звали, без разрешения
оставил работу, оделся не в соответствии с твоим положением, да еще
посмотрит на эту твою, как всегда, самонадеянную физиономию, он еще больше
разъярится. Оставь эту затею, Дреф.
- Я бы охотно последовал вашему совету, однако Зен не только жених
моей сестры, он еще и мой близкий друг и ему необходима помощь. Парень
совершенно не может постоять за себя.
- Ну, я обещала замолвить за него словечко перед отцом.
- Правда? Вы сняли камень с моей души. - На этот раз он оставил свое
добродушное поддразнивание. В его глазах - больших, блестящих и таких же
черных, как у Стелли, появилась непривычная серьезность. - Зен не мог бы
пожелать лучшего защитника.
В последние годы Дреф принял в обращении с ней сардонический тон,
преувеличенно-почтительный, и Элистэ к этому привыкла. Сейчас же это
неожиданно серьезное выражение лица напомнило ей прежнего Дрефа - из
детства. Она почувствовала себя неловко, даже немного растерянно и
торопливо сказала:
- Я уже предупредила твою сестру - нет никакой уверенности, что мне
это удастся.
- Я буду молиться, чтобы у вас получилось, иначе Зен обречен на
страдания, а у него не хватит сил их вынести.
Все еще взволнованная, Элистэ ощутила мгновенный резкий укол совести,
что-то похожее на вину или стыд, но раздражение быстро прогнало его.
Просто она слегка заскучала и расчувствовалась - вот и снизошла до того,
что приняла участие в судьбе низших. Элистэ пожала плечами и холодно
обронила:
- Вообще-то я не понимаю, почему ты и твоя сестра придаете этому
такое большое значение. Если Зена сын-Сюбо - или как там его? - выпорют,
что тут такого страшного? Шкура у него наверняка толстая, он почти ничего
и не почувствует. Без сомнения, ему недостает послушания. Он совершенно
отбился от рук, и наказание поможет ему исправить недостатки.
- А-а... интересно, вам бы оно помогло исправить недостатки? - От
серьезности Дрефа не осталось и следа. На бронзово-загорелом лице в
ослепительной улыбке сверкнули белые зубы, и Элистэ стало как-то не по
себе.
- Мне? Что ты имеешь в виду?
- А разве у вас нет недостатков? Но давайте на минутку предположим,
что дочь господина маркиза все же не без изъяна. Хорошая порка,
проведенная публично, и последующее пребывание у позорного столба
исправили бы ваши пороки?
- Шут несчастный!
- Предположим, вы рискнули прочитать не ту книжку, или высказались
слишком свободно, или не выплатили вовремя налог, или даже осмелились без
разрешения нарушить границы владения хозяина... Без сомнения, вам
недостает послушания, и вы заслуживаете наказания. Ведь это для вашего же
блага.
- Какую чушь ты городишь. Действительно - настоящий шут. Глупо даже
предполагать, что ограничения, касающиеся плебеев, могут быть применимы ко
мне или вообще к кому-нибудь из Возвышенных!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
привязанная по всему поместью, повторяла его высказывания, постоянно
требовала, чтобы он поиграл с ней в "Голубую кошечку". Некоторое время
спустя она, конечно же, осознала, что он ниже ее по происхождению, и
восхищение заметно уменьшилось. Упреки и насмешки домочадцев открыли
Элистэ глаза на неуместность ее привязанности. Девочке объяснили, что она
уже взрослая, а юной госпоже, дочери во Дерриваля, не пристало носиться
босиком по лесам в компании серфов. Во Дерривали выбирают друзей среди
равных, держат себя с достоинством и, прежде всего, никогда не забывают о
своем положении. Если, конечно, Элистэ не предпочитает жить среди серфов.
В таком случае она, разумеется, вольна оставить замок, спуститься по
тропинке к маленьким, закопченным, пропитанным запахом пота домишкам, в
которых обитают серфы и блохи, и там устроить себе жилище под прогнившей
соломенной крышей. Несомненно, ей очень понравится такой образ жизни -
ведь ее сходство с серфами очевидно. Они научат ее пахать землю, убирать
навоз, мыть полы, есть требуху и искать вшей в волосах. Уходя, она может
забрать свою чашку и тарелку, но не серебряную ложку, на которой
выгравированы ее имя и фамильный герб, потому что гравировка, видимо,
нанесена ошибочно. Эта девочка не может быть Элистэ во Дерриваль, дочерью
его светлости. Очевидно, она - самозванка низкого происхождения,
крестьянское отродье, при рождении подмененная на дочь маркиза. Только
этим можно объяснить ее поведение и привязанности.
Со временем порочные наклонности девочки стали исправляться.
Пришедшее к ней осознание ее высокого положения сопровождалось несколько
болезненной гордостью. Близкие отношения с низшими прекратились. К восьми
годам Элистэ во Дерриваль была уже довольно высокомерной девицей, которая
и словесно и телесно наказывала слуг. Конечно же, это продолжалось
недолго. Прошло совсем немного времени, и она сделала для себя очень
простое открытие: природное превосходство Возвышенных несомненно и
очевидно. Явное же отстаивание своих прав не подкрепляло этой уверенности;
и поэтому Элистэ выбрала для себя маску небрежной внушительной доброты,
которая так действует на большинство слуг. На большинство - да, но не на
Дрефа. С ним нечего было и стараться изображать небрежное превосходство -
тысячью способов он мог заставить ее почувствовать неловкость при подобной
попытке. Ее старания вести себя с подобающей Возвышенным гордостью Дреф
встречал с неизменным сарказмом, за который - как он отлично знал - она не
смогла бы его наказать. Старая дружба рвется тяжело, и Элистэ никак не
могла избавиться от своей привязанности к Дрефу; но было бы ошибкой
позволить ему заметить ее слабость - он способен этим воспользоваться. И
действительно, он вел себя совершенно свободно, обращался к ней без
должного почтения, будто считал себя равным или даже более умным, более
опытным и знающим, чем она. По правде говоря, ей не следовало все это
терпеть. Ее слабовольная снисходительность только поощряла его дерзость.
Эта дерзость проявлялась даже на расстоянии: в прямой осанке, в
свободной, раскованной походке, в неподобающе гордо откинутой темноволосой
голове. Трудно объяснить словами, но в самой внешности Дрефа сын-Цино было
нечто такое, что задевало чувства Возвышенных. Как и его сестра, Дреф имел
более высокий рост, чем обычные серфы. Слишком длинные ноги, слишком
стройное тело, скорее ловкое, чем мощное; утонченные черты узкого,
выразительного лица, ухоженные руки - тонкие и изящные, без черных полосок
под короткими ногтями, без въевшейся в них грязи. В отличие от остальных
серфов, Дреф обожал мыться. Когда позволяла погода, он купался в пруду и
умудрялся оставаться опрятным и без дорогих духов, которые в любом случае
не мог себе позволить. "Но, - напомнила себе Элистэ, - захоти Дреф - он бы
достал духи. Если бы ему не удалось выменять их на что-нибудь, он бы
изготовил их сам - из цветов, трав, масел и экстрактов - словом, из всего,
что имелось под руками. Уж такой он есть". Вместо обычного крестьянского
зловония от этого юноши исходил запах свежести, что почему-то казалось
несколько дерзким. Вьючная лошадь не должна походить на породистого
скакуна, а серфу не следует казаться лучше его хозяев.
Элистэ заметила, что по случаю визита Дреф оделся в свое лучшее
платье. Он сменил всегдашнюю серо-желтую заплатанную рабочую блузу на
белую полотняную рубашку, грубую, но чистую и вполне приличную. Поверх
надел короткую куртку и повязал шейный платок. Вместо обычных мешковатых
штанов на нем были бриджи и пара далеко не новых белых чулок. Ужасные
деревянные сабо уступили место потрепанным кожаным туфлям со стальными
пряжками, тщательно очищенными от ржавчины. Его безупречно аккуратный вид,
долженствующий засвидетельствовать уважение, был в данной ситуации
неуместен. Дреф казался таким элегантным, таким независимым, таким
неуловимо... нахальным. Подобная наглость сейчас могла вызвать только
раздражение маркиза во Дерриваля.
Дреф поднял голову, увидел, что Элистэ ждет его, и помахал рукой.
Улыбнувшись, она махнула в ответ. Не трогаясь с места, она смотрела, как
он пересек лужайку, поднялся по старым каменным ступенькам. Через
мгновение он уже низко кланялся ей - казалось бы, всем хорош поклон, но
выходило как-то неправильно, слишком уж много показных раболепных
движений. Серфы и крестьяне обычно неуклюже приседали, будто пьяные или
скрюченные артритом: плечи ссутулены, колени словно одеревенели, руки либо
сцеплены, либо безвольно свисают по бокам. Но худощавый, прекрасно
владеющий своим телом Дреф мог двигаться изящнее учителя танцев. Иногда
его безупречно обходительные манеры казались карикатурными в своем
совершенстве, почти оскорбительными в своей грации - или это только
мерещилось Элистэ, потому что она хорошо знала Дрефа. Возможно, никто
другой, кроме нее, ничего не замечал. Вот и сейчас он изогнулся так, будто
у него не было суставов, - гораздо ниже, чем того требовали приличия. Он
выпрямился, и она, под влиянием порыва, бросила:
- Отрасти себе чуб подлиннее да дергай за него. По крайней мере не
придется кланяться.
- Но я предпочитаю кланяться. Это замечательное по выразительности
движение.
Дреф обладал приятным низким голосом, его манера говорить была весьма
своеобразна. Изысканные обороты и свободное владение словом совершенно не
вязались с протяжным выговором крестьянина северной провинции.
- Да. Даже слишком выразительное. Я бы на твоем месте поостереглась.
- Ладно. Как бы мне стать совершенно благоразумным? - Дреф улыбнулся.
- Совершенная наглость больше в твоем духе, но и ее ты никогда не
доведешь до совершенства, ибо ты вообще несовершенен.
- Значит, мое постоянное несовершенство приобретает совершенно
законченную форму, - парировал он.
- И таким образом разрушает свое собственное постоянство.
- И сохраняет совершенное несовершенство.
- Парадоксы - не для серфов, - высокомерно заметила Элистэ.
- Что же тогда, кроме раболепия, нашего ума дело?
- Ну... - задумалась она. - Преданность. Долг. Надежность.
- Этого вы требуете от ваших лошадей и собак. И больше ничего?
- Честность. Покладистый нрав.
- Вы вычерпали до донышка эту жалкую пустую похлебку.
- Так думают недовольные. Однако простая пища более питательна,
согласись.
- Продолжайте, у вас что-то медленно работает воображение. Что еще?
- Смирение, - предположила она. - Почитание тех, кто выше тебя.
- А как мне их определить? Суждения природы и общества часто не
совпадают.
- Вряд ли это твое дело - проводить подобное различие.
- Как я могу не замечать его, имея глаза и голову на плечах?
- Не будь таким дерзким.
- Разве я вас обидел? - спросил он с совершенно несносной
заботливостью.
- О, ты не можешь обидеть меня - я не отношусь к тебе до такой
степени серьезно. Но не высказывай подобные глупости при ком-нибудь еще, а
то заработаешь неприятности на свою голову.
- Никогда не следует искать неприятностей. Они приходят сами -
незваные и непрошеные, как сборщик налогов твоего отца осенью.
- И так же, как сборщик налогов моего отца, нянчатся с должниками.
- И так же жестоко обходятся с теми, кто не может за себя постоять.
- Тот, кто ни в чем не виноват, вряд ли должен бояться плохого
обращения.
- Вот вы и обнаружили свою собственную, простодушную невинность, дитя
мое.
- Невинность! Простодушная! Дитя мое! Да как ты смеешь, Дреф?! Возьми
свои слова назад! - Она топнула ногой. - Немедленно забери их обратно!
- Забрал. Как мне такое только в голову пришло? Я глубоко сожалею. Я
больше никогда не назову вас простодушной. И все же, должен отметить, что
бывают исключения из тех незыблемых правил, о которых вы упоминаете.
Например, Зен сын-Сюбо.
- Жених твоей сестры, молодой смутьян?
- Едва ли он такой уж отъявленный тип. Всего лишь безвредный
идеалист, чисто по-детски интересующийся запрещенными политическими
брошюрами. Недостоин того, чтобы ваш отец обращал на него внимание.
- Я склонна с тобой согласиться. Как я понимаю, ты здесь, чтобы
заступиться за Зена?
Дреф кивнул.
- Не делай этого. - Его брови удивленно поднялись, и она добавила: -
Сейчас не время. Как я сказала твоей сестре несколько минут назад, из-за
этого дурацкого происшествия мой отец дошел в своем гневе до крайней
точки. Он уже сожалеет о том, что позволил обучаться грамоте некоторым
серфам. Если он увидит, что ты явился, когда тебя не звали, без разрешения
оставил работу, оделся не в соответствии с твоим положением, да еще
посмотрит на эту твою, как всегда, самонадеянную физиономию, он еще больше
разъярится. Оставь эту затею, Дреф.
- Я бы охотно последовал вашему совету, однако Зен не только жених
моей сестры, он еще и мой близкий друг и ему необходима помощь. Парень
совершенно не может постоять за себя.
- Ну, я обещала замолвить за него словечко перед отцом.
- Правда? Вы сняли камень с моей души. - На этот раз он оставил свое
добродушное поддразнивание. В его глазах - больших, блестящих и таких же
черных, как у Стелли, появилась непривычная серьезность. - Зен не мог бы
пожелать лучшего защитника.
В последние годы Дреф принял в обращении с ней сардонический тон,
преувеличенно-почтительный, и Элистэ к этому привыкла. Сейчас же это
неожиданно серьезное выражение лица напомнило ей прежнего Дрефа - из
детства. Она почувствовала себя неловко, даже немного растерянно и
торопливо сказала:
- Я уже предупредила твою сестру - нет никакой уверенности, что мне
это удастся.
- Я буду молиться, чтобы у вас получилось, иначе Зен обречен на
страдания, а у него не хватит сил их вынести.
Все еще взволнованная, Элистэ ощутила мгновенный резкий укол совести,
что-то похожее на вину или стыд, но раздражение быстро прогнало его.
Просто она слегка заскучала и расчувствовалась - вот и снизошла до того,
что приняла участие в судьбе низших. Элистэ пожала плечами и холодно
обронила:
- Вообще-то я не понимаю, почему ты и твоя сестра придаете этому
такое большое значение. Если Зена сын-Сюбо - или как там его? - выпорют,
что тут такого страшного? Шкура у него наверняка толстая, он почти ничего
и не почувствует. Без сомнения, ему недостает послушания. Он совершенно
отбился от рук, и наказание поможет ему исправить недостатки.
- А-а... интересно, вам бы оно помогло исправить недостатки? - От
серьезности Дрефа не осталось и следа. На бронзово-загорелом лице в
ослепительной улыбке сверкнули белые зубы, и Элистэ стало как-то не по
себе.
- Мне? Что ты имеешь в виду?
- А разве у вас нет недостатков? Но давайте на минутку предположим,
что дочь господина маркиза все же не без изъяна. Хорошая порка,
проведенная публично, и последующее пребывание у позорного столба
исправили бы ваши пороки?
- Шут несчастный!
- Предположим, вы рискнули прочитать не ту книжку, или высказались
слишком свободно, или не выплатили вовремя налог, или даже осмелились без
разрешения нарушить границы владения хозяина... Без сомнения, вам
недостает послушания, и вы заслуживаете наказания. Ведь это для вашего же
блага.
- Какую чушь ты городишь. Действительно - настоящий шут. Глупо даже
предполагать, что ограничения, касающиеся плебеев, могут быть применимы ко
мне или вообще к кому-нибудь из Возвышенных!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125