Клементс хотел закричать от боли и страха, но из груди вырвался только сдавленный хрип.
Лианы поволокли тело прочь с дорожки - в густые заросли.
А там на него посыпались "мертвые" листья с деревьев, стали набиваться в рот. Клементс пытался выплевывать их, даже кусал их, но каждый листочек был живой, подвижный. Они нагло лезли ему в глотку и постепенно удушали его.
Последнее, что он увидел, прежде чем темнота навеки поглотила сознание, были два куста. Они сорвались со своих мест и весело плясали вокруг умирающего человека.
4
С тех пор как он приехал в США, Рамон Виллануэва работал уборщиком во многих учебных заведениях. Однако не было места отвратительнее Бреаского университета.
Вот и сейчас пришлось остановиться и посмотреть по сторонам. Похоже, секунду назад он приметил что-то боковым зрением. Что-то вроде маленького пушистого зверька, который шмыгнул по коридору - из двери в дверь.
Но сколько Рамон ни приглядывался, ничего странного больше не было. Вот так всегда - мелькнет что-то, а потом поди разберись: то ли тебе привиделось, то ли на самом деле...
Рамон продолжал орудовать щеткой в длинном коридоре шестого этажа.
Вечно одно и то же. Никогда он не может указать на что-то конкретное: "Вот то, из-за чего мне так не нравится здесь работать". Нет, всегда это недовольство было связано с чем-то неопределенным, неуловимым. Просто Рамон нутром чувствовал близость чего-то нехорошего, не правильного. Во время ночной смены ему то и дело попадались какие-то необъяснимые столбы холодного воздуха в коридоре, время от времени возникали странные зверушки, а то и человеческие фигуры, которые исчезали, когда он резко поворачивал голову. В массе эти странности действовали на нерпы убийственно. Но в итоге получалось, что ему нечего толком рассказать Анхелине, чтобы мотивировать свое желание немедленно уволиться из Бреаского университета.
Жена просто не поймет, отчего он так боится этого места.
А увольняться ему никак нельзя - их финансы поют романсы...
"Ралюн".
Он застыл и стал испуганно озираться. Это кто же произнес шепотом его имя? Впереди никого. И сзади никого.
Сердце колотилось от страха. Хотелось верить, что шепот ему лишь почудился.
Вот опять - из ниоткуда, тихонько:
"Рамон".
Пусть Анхелина лопнет от злости и даже поколотит его, но он уволится отсюда без промедления. Не станет он работать в здании, где водится нечистая сила! Какие деньги, когда можно запросто жизни лишиться!.. А жене он соврет, что университету урезали бюджет и они провели сокращение кадров. В конце концов не так уж трудно найти работу уборщика в другом месте, через неделю...
"Рамон".
Он отшвырнул щетку и быстрым шагом направился в сторону лифта. Вообще-то Рамон с удовольствием побежал бы, но если его кто-то разыгрывал - а ему очень хотелось верить в то, что его разыгрывают! - то лучше не давать повода шутнику надорвать животик от смеха. Следует сохранять некоторое достоинство при отступлении.
- Мать твою! - громко сказал он, непонятно к кому обращаясь.
В следующий момент из открытой двери справа выскочил скелет и заплясал прямо перед Рамоном.
Тот завизжал от ужаса и отпрыгнул назад, чуть было не шлепнувшись задом на пол.
На самом деле скелет и не думал плясать. Он был закреплен на тележке с колесами, которая пересекла коридор поперек, врезалась в стену и остановилась.
"Рамон".
Уборщик в ярости пнул скелет ногой, оторвал ему одну руку и отшвырнул ее в сторону. Стало немного легче на душе.
Но тут краем глаза он заметил справа, в темном проеме двери, откуда выехал скелет, какое-то движение. Вроде бы не человек. Зверь. Или все-таки человек - но на корточках... Разбираться было некогда. Рамон бегом кинулся к лифту.
За своей спиной он услышал странную смесь жутких звуков: щелчки, чмоканье, чпоканье, шлепки как по мокрому.
Черт с ним, с лифтом. Пока еще он доползет до шестого этажа! Стоять и ждать.., нет уж!
Рамон кинулся к лестнице.
И в это мгновение везде потух свет.
Рамон с разгона врезался в стену.
- Mierda! - завопил он, хватаясь за разбитый нос. Все его лицо было в крови - он ощущал вязкую влагу в темноте. Откуда же взялась стена? Ведь он бежал прямо, когда потух свет, и перед ним не было никакой стены...
Лампы в коридоре снова вспыхнули - то ли сами по себе, то ли кто-то где-то щелкнул выключателем.
Боже, только бы свет больше не гас!
Рамон бросил быстрый взгляд на коридор, из которого он прибежал ко входу на лестницу. Внутри него все похолодело.
По коридору двигалось полчище жути. Такое не могло присниться и в самом кошмарном сне.
Он был так потрясен, что прирос к месту и выпученными глазами рассматривал двигавшуюся на него армию.
Возглавляли шествие разрозненные части скелетов - кости рук прыгали сами по себе, держа фалангами пальцев черепа, берцовые кости двигались сами или увенчанные "шапкой" из таза. Вслед за кусками скелетов шли еще более страшные "существа": части расчлененных лягушек, саламандры с разрезанными животами и без внутренностей, мелкие обезьянки, на плечах которых сидели крысиные головы... Всех Рамон толком не разглядел. Но почему-то особенно его поразил детеныш акулы, который скакал на медвежьих лапах.
Рамон едва стоял на ногах. Дыхание сперло, глаза выкатились, все тело покрылось холодным потом. Что значат все эти.., вещи? Это что, какой-то неудачный генетический эксперимент, жертвы которого разбежались по всему зданию?
За своей спиной он услышал громкий хлопок.
Рамон развернулся с невиданной прытью.
Дверь на лестничную площадку захлопнулась. Пока Рамон таращился на нее, дверь деловито щелкнула замком - заперла саму себя. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.
По всей длине коридора двери самостоятельно захлопывались и запирались - щелк, щелк, щелк...
Так значит, это здание, сам дом породил монстров из тех материалов, которые студенты и преподаватели оставили в аудиториях! И баловства ради смешал акулу с медведем, обезьянок - с крысами...
Словно в подтверждение догадки Рамона из все еще открытой двери лаборатории выскочило очередное чудище.
Это был голый очень низкорослый мужчина с компьютерным дисплеем вместо головы. Дисплей торчал на шее, сделанной из шланга пылесоса. Дальше шло вроде бы нормальное человеческое тело. Экран был включен и показывал что-то наподобие карикатуры на человеческое лицо - квадратные глаза, каплевидный нос, прямоугольный оскаленный рот с частоколом зубов. Пониже спины - вместо хвоста - у человека-компьютера торчал электрический кабель, уходящий внутрь лаборатории.
Рот монстра открылся, губы зашевелились. Он что-то произносил, спеша в сторону Рамона.
Ошалевший уборщик услышал уже знакомый шепот, теперь более громкий:
"Ралюн".
В коридоре вспыхнули все лампы. В ярком свете Рамон увидел в изящной женской ручке монстра скальпель.
Обогнав всех страшил, человек-компьютер подскочил к окаменевшему от страха Рамону и полоснул его скальпелем по липу, и без того залитому кровью из разбитого носа.
Рамон взвыл не столько от боли, сколько от животного ужаса и бросился бежать по коридору.
Он понимал, что все двери закрыты, помощи ждать неоткуда. И тем не менее что было силы вопил на английском и испанском: "Помогите! Помогите!"
Добежав до конца коридора, Рамон остановился и развернулся.
Монстр с дисплеем вместо головы быстро приближался, переваливаясь на коротких ножках.
Madre Dios!
Рамон сунул руку в карман и нащупал связку ключей - единственное, что он мог использовать как оружие. Если повезет...
Он набрал побольше воздуха в легкие и с яростным криком кинулся навстречу монстру.
Все оказалось проще, чем он думал.
Рамон удачно ускользнул от скальпеля, направленного ему в живот, и ударил врага кулаком, в котором были зажаты ключи. Кулак пробил грудь монстра насквозь, словно та была из желатина. С отвращением выдернув руку из полуразложившегося тела, Рамон побежал дальше, отшвыривая попадавшихся на пути монстриков - препарированных лягушек и саламандр, а также отдельные кости, которые норовили пнуть его в живот или ударить по голове.
Рамон оставил всю нечисть за своей спиной и бежал дальше.
Когда он почти поравнялся с дверью в лабораторию - единственной, которая оставалась открытой, - ему навстречу внезапно выдвинулся Джонни Мак-Гвейн и остановил его мощным ударом в челюсть.
Рамон покачнулся и упал.
Джонни Мак-Гвейн, бригадир уборщиков, неподвижно стоял над ним и молча смотрел, как мексиканец барахтается на полу.
В голове Рамона все настолько смешалось, что в первые мгновения он вообразил, будто Джонни Мак-Гвейн станет его спасителем. Он еще как следует не переварил значение того факта, что бригадир свалил его на пол ударом кулака.
Рамон вскочил и залепетал:
- Слава Богу, слава Богу, наконец-то человеческое лицо. Не пугайтесь меня, я нормальный человек, а не призрак. Все эти вещи взбесились, форменным образом взбе...
Бригадир вынул скальпель из нагрудного кармана своего комбинезона.
- Придурок, не смей мешать моим экспериментам! - рявкнул он.
- Что вы хотите?.. - растерянно начал Рамон. Ничего больше сказать он не успел, потому что в тот же момент заостренный конец скальпеля вошел в его глаз и устремился к мозгу.
Глава 27
Происходящее казалось Джиму нереальным, словно он участвовал в театральной постановке. Молодой человек ходил как во сне, не в силах осознать новую действительность. Мать не приехала, и он остался наедине со своим горем. Он тут же позвонил ей, все рассказал, она искренне посочувствовала. Однако она не знала Хоуви лично - только по рассказам сына. Поэтому и действительную боль от потери не могла ощутить. Мать хотела мчаться в аэропорт, чтобы прилететь к Джиму и поддержать его в этот трагический момент. Но он решил, что не стоит ее так напрягать.
Быть может, зрелость в том и состоит, чтобы в одиночку принимать удары судьбы и не звать на помощь родителей.
День выдался пасмурный, с желтовато-серой дымкой смога. Напрасно Джим надеялся, что в час похорон Хоуви будет солнечно и друг ляжет в землю под ясным голубым небом. Правда, стояла необычная жара для этого времени года, но был здесь и свой существенный минус - в течение недели над Лос-Анджелесом и в окрестностях воздух не сменялся и концентрация вредных веществ достигла высочайшего уровня.
Одно утешение - рядом с Джимом оставалась Фейт.
Он не знал, как бы он справился без нее в страшные часы и дни после гибели Хоуви. Он плакал у нее на плече, она находила какие-то успокоительные слова... Она проявила не просто силу характера, но и показала тонкое понимание его горя.
Джим обвел взглядом переполненную церковь. Он не мог не думать о том, сколько же из этих людей, теперь скорбящих, присутствовали на роковом баскетбольном матче, когда Хоуви был убит.
Убит.
Странное это слово - "убит". Оно только кажется знакомым, а примененное по отношению к близкому человеку становится каким-то отстраненным, далеким и малопонятным. Слово из выпуска теленовостей, или с газетной полосы, или из детективного романа. "Убит" - это то, что случается с другими, но не может случиться с твоим другом... И все-таки случилось.
Последние дни Джим был занят целиком тем, что пытался смягчить удар, который получили родители Хоуви. В ящике комода, расположенном на таком уровне, что рука Хоуви могла открыть его без особых затруднений, нашли дневник погибшего. Джим и не подозревал, что Хоуви постоянно вел подробный дневник. В другом ящике обнаружили истрепанную Библию и такой же зачитанный экземпляр "Бхагавадгиты". Джим понятия не имел о том, что Хоуви до такой степени интересовался религией.
Джиму предстояло многое узнать о своем покойном друге. Большинство этих открытий были неожиданного свойства. Однако секреты Хоуви были по своему существу благородны и говорили о его скром-нос1и и некоторой скрытности. Джим не обнаружил какого-то нового, незнакомого Хоуви. Нет, он просто узнал некоторые факты, дополняющие уже сложившийся в его сознании портрет чистого и благородного человека. И все это заставляло Джима еще больше горевать об утрате.
Именно Джим взял записную книжку Хоуви и обзвонил всех его друзей и знакомых - сообщить о происшедшем и позвать на похороны. То, что он бесстыже листал эту книжку и общался с людьми, большинства из которых не знал, - все это было мучительно для Джима. Как будто он влез в личную жизнь Хоуви и без разрешения нагло осматривает все ее уголки.
Первые звонки оказались самыми сложными - он не знал, в каких словах сообщить о случившемся, надо ли вести какую-то подготовку, как деликатнее сформулировать страшное известие. Поэтому он говорил с тупой прямотой и жестоким лаконизмом:
- Здравствуйте. Я друг Хоуви. Он убит.
Убит.
Нет, это он только думал, что произносит "убит". На самом деле он говорил "умер". У него язык не поворачивался произнести это дикое слово - "убит". Казалось, стоит выговорить вслух это слово, и он действительно никогда больше не увидит Хоуви живым, никогда больше не услышит жужжание мотора его инвалидной коляски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Лианы поволокли тело прочь с дорожки - в густые заросли.
А там на него посыпались "мертвые" листья с деревьев, стали набиваться в рот. Клементс пытался выплевывать их, даже кусал их, но каждый листочек был живой, подвижный. Они нагло лезли ему в глотку и постепенно удушали его.
Последнее, что он увидел, прежде чем темнота навеки поглотила сознание, были два куста. Они сорвались со своих мест и весело плясали вокруг умирающего человека.
4
С тех пор как он приехал в США, Рамон Виллануэва работал уборщиком во многих учебных заведениях. Однако не было места отвратительнее Бреаского университета.
Вот и сейчас пришлось остановиться и посмотреть по сторонам. Похоже, секунду назад он приметил что-то боковым зрением. Что-то вроде маленького пушистого зверька, который шмыгнул по коридору - из двери в дверь.
Но сколько Рамон ни приглядывался, ничего странного больше не было. Вот так всегда - мелькнет что-то, а потом поди разберись: то ли тебе привиделось, то ли на самом деле...
Рамон продолжал орудовать щеткой в длинном коридоре шестого этажа.
Вечно одно и то же. Никогда он не может указать на что-то конкретное: "Вот то, из-за чего мне так не нравится здесь работать". Нет, всегда это недовольство было связано с чем-то неопределенным, неуловимым. Просто Рамон нутром чувствовал близость чего-то нехорошего, не правильного. Во время ночной смены ему то и дело попадались какие-то необъяснимые столбы холодного воздуха в коридоре, время от времени возникали странные зверушки, а то и человеческие фигуры, которые исчезали, когда он резко поворачивал голову. В массе эти странности действовали на нерпы убийственно. Но в итоге получалось, что ему нечего толком рассказать Анхелине, чтобы мотивировать свое желание немедленно уволиться из Бреаского университета.
Жена просто не поймет, отчего он так боится этого места.
А увольняться ему никак нельзя - их финансы поют романсы...
"Ралюн".
Он застыл и стал испуганно озираться. Это кто же произнес шепотом его имя? Впереди никого. И сзади никого.
Сердце колотилось от страха. Хотелось верить, что шепот ему лишь почудился.
Вот опять - из ниоткуда, тихонько:
"Рамон".
Пусть Анхелина лопнет от злости и даже поколотит его, но он уволится отсюда без промедления. Не станет он работать в здании, где водится нечистая сила! Какие деньги, когда можно запросто жизни лишиться!.. А жене он соврет, что университету урезали бюджет и они провели сокращение кадров. В конце концов не так уж трудно найти работу уборщика в другом месте, через неделю...
"Рамон".
Он отшвырнул щетку и быстрым шагом направился в сторону лифта. Вообще-то Рамон с удовольствием побежал бы, но если его кто-то разыгрывал - а ему очень хотелось верить в то, что его разыгрывают! - то лучше не давать повода шутнику надорвать животик от смеха. Следует сохранять некоторое достоинство при отступлении.
- Мать твою! - громко сказал он, непонятно к кому обращаясь.
В следующий момент из открытой двери справа выскочил скелет и заплясал прямо перед Рамоном.
Тот завизжал от ужаса и отпрыгнул назад, чуть было не шлепнувшись задом на пол.
На самом деле скелет и не думал плясать. Он был закреплен на тележке с колесами, которая пересекла коридор поперек, врезалась в стену и остановилась.
"Рамон".
Уборщик в ярости пнул скелет ногой, оторвал ему одну руку и отшвырнул ее в сторону. Стало немного легче на душе.
Но тут краем глаза он заметил справа, в темном проеме двери, откуда выехал скелет, какое-то движение. Вроде бы не человек. Зверь. Или все-таки человек - но на корточках... Разбираться было некогда. Рамон бегом кинулся к лифту.
За своей спиной он услышал странную смесь жутких звуков: щелчки, чмоканье, чпоканье, шлепки как по мокрому.
Черт с ним, с лифтом. Пока еще он доползет до шестого этажа! Стоять и ждать.., нет уж!
Рамон кинулся к лестнице.
И в это мгновение везде потух свет.
Рамон с разгона врезался в стену.
- Mierda! - завопил он, хватаясь за разбитый нос. Все его лицо было в крови - он ощущал вязкую влагу в темноте. Откуда же взялась стена? Ведь он бежал прямо, когда потух свет, и перед ним не было никакой стены...
Лампы в коридоре снова вспыхнули - то ли сами по себе, то ли кто-то где-то щелкнул выключателем.
Боже, только бы свет больше не гас!
Рамон бросил быстрый взгляд на коридор, из которого он прибежал ко входу на лестницу. Внутри него все похолодело.
По коридору двигалось полчище жути. Такое не могло присниться и в самом кошмарном сне.
Он был так потрясен, что прирос к месту и выпученными глазами рассматривал двигавшуюся на него армию.
Возглавляли шествие разрозненные части скелетов - кости рук прыгали сами по себе, держа фалангами пальцев черепа, берцовые кости двигались сами или увенчанные "шапкой" из таза. Вслед за кусками скелетов шли еще более страшные "существа": части расчлененных лягушек, саламандры с разрезанными животами и без внутренностей, мелкие обезьянки, на плечах которых сидели крысиные головы... Всех Рамон толком не разглядел. Но почему-то особенно его поразил детеныш акулы, который скакал на медвежьих лапах.
Рамон едва стоял на ногах. Дыхание сперло, глаза выкатились, все тело покрылось холодным потом. Что значат все эти.., вещи? Это что, какой-то неудачный генетический эксперимент, жертвы которого разбежались по всему зданию?
За своей спиной он услышал громкий хлопок.
Рамон развернулся с невиданной прытью.
Дверь на лестничную площадку захлопнулась. Пока Рамон таращился на нее, дверь деловито щелкнула замком - заперла саму себя. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.
По всей длине коридора двери самостоятельно захлопывались и запирались - щелк, щелк, щелк...
Так значит, это здание, сам дом породил монстров из тех материалов, которые студенты и преподаватели оставили в аудиториях! И баловства ради смешал акулу с медведем, обезьянок - с крысами...
Словно в подтверждение догадки Рамона из все еще открытой двери лаборатории выскочило очередное чудище.
Это был голый очень низкорослый мужчина с компьютерным дисплеем вместо головы. Дисплей торчал на шее, сделанной из шланга пылесоса. Дальше шло вроде бы нормальное человеческое тело. Экран был включен и показывал что-то наподобие карикатуры на человеческое лицо - квадратные глаза, каплевидный нос, прямоугольный оскаленный рот с частоколом зубов. Пониже спины - вместо хвоста - у человека-компьютера торчал электрический кабель, уходящий внутрь лаборатории.
Рот монстра открылся, губы зашевелились. Он что-то произносил, спеша в сторону Рамона.
Ошалевший уборщик услышал уже знакомый шепот, теперь более громкий:
"Ралюн".
В коридоре вспыхнули все лампы. В ярком свете Рамон увидел в изящной женской ручке монстра скальпель.
Обогнав всех страшил, человек-компьютер подскочил к окаменевшему от страха Рамону и полоснул его скальпелем по липу, и без того залитому кровью из разбитого носа.
Рамон взвыл не столько от боли, сколько от животного ужаса и бросился бежать по коридору.
Он понимал, что все двери закрыты, помощи ждать неоткуда. И тем не менее что было силы вопил на английском и испанском: "Помогите! Помогите!"
Добежав до конца коридора, Рамон остановился и развернулся.
Монстр с дисплеем вместо головы быстро приближался, переваливаясь на коротких ножках.
Madre Dios!
Рамон сунул руку в карман и нащупал связку ключей - единственное, что он мог использовать как оружие. Если повезет...
Он набрал побольше воздуха в легкие и с яростным криком кинулся навстречу монстру.
Все оказалось проще, чем он думал.
Рамон удачно ускользнул от скальпеля, направленного ему в живот, и ударил врага кулаком, в котором были зажаты ключи. Кулак пробил грудь монстра насквозь, словно та была из желатина. С отвращением выдернув руку из полуразложившегося тела, Рамон побежал дальше, отшвыривая попадавшихся на пути монстриков - препарированных лягушек и саламандр, а также отдельные кости, которые норовили пнуть его в живот или ударить по голове.
Рамон оставил всю нечисть за своей спиной и бежал дальше.
Когда он почти поравнялся с дверью в лабораторию - единственной, которая оставалась открытой, - ему навстречу внезапно выдвинулся Джонни Мак-Гвейн и остановил его мощным ударом в челюсть.
Рамон покачнулся и упал.
Джонни Мак-Гвейн, бригадир уборщиков, неподвижно стоял над ним и молча смотрел, как мексиканец барахтается на полу.
В голове Рамона все настолько смешалось, что в первые мгновения он вообразил, будто Джонни Мак-Гвейн станет его спасителем. Он еще как следует не переварил значение того факта, что бригадир свалил его на пол ударом кулака.
Рамон вскочил и залепетал:
- Слава Богу, слава Богу, наконец-то человеческое лицо. Не пугайтесь меня, я нормальный человек, а не призрак. Все эти вещи взбесились, форменным образом взбе...
Бригадир вынул скальпель из нагрудного кармана своего комбинезона.
- Придурок, не смей мешать моим экспериментам! - рявкнул он.
- Что вы хотите?.. - растерянно начал Рамон. Ничего больше сказать он не успел, потому что в тот же момент заостренный конец скальпеля вошел в его глаз и устремился к мозгу.
Глава 27
Происходящее казалось Джиму нереальным, словно он участвовал в театральной постановке. Молодой человек ходил как во сне, не в силах осознать новую действительность. Мать не приехала, и он остался наедине со своим горем. Он тут же позвонил ей, все рассказал, она искренне посочувствовала. Однако она не знала Хоуви лично - только по рассказам сына. Поэтому и действительную боль от потери не могла ощутить. Мать хотела мчаться в аэропорт, чтобы прилететь к Джиму и поддержать его в этот трагический момент. Но он решил, что не стоит ее так напрягать.
Быть может, зрелость в том и состоит, чтобы в одиночку принимать удары судьбы и не звать на помощь родителей.
День выдался пасмурный, с желтовато-серой дымкой смога. Напрасно Джим надеялся, что в час похорон Хоуви будет солнечно и друг ляжет в землю под ясным голубым небом. Правда, стояла необычная жара для этого времени года, но был здесь и свой существенный минус - в течение недели над Лос-Анджелесом и в окрестностях воздух не сменялся и концентрация вредных веществ достигла высочайшего уровня.
Одно утешение - рядом с Джимом оставалась Фейт.
Он не знал, как бы он справился без нее в страшные часы и дни после гибели Хоуви. Он плакал у нее на плече, она находила какие-то успокоительные слова... Она проявила не просто силу характера, но и показала тонкое понимание его горя.
Джим обвел взглядом переполненную церковь. Он не мог не думать о том, сколько же из этих людей, теперь скорбящих, присутствовали на роковом баскетбольном матче, когда Хоуви был убит.
Убит.
Странное это слово - "убит". Оно только кажется знакомым, а примененное по отношению к близкому человеку становится каким-то отстраненным, далеким и малопонятным. Слово из выпуска теленовостей, или с газетной полосы, или из детективного романа. "Убит" - это то, что случается с другими, но не может случиться с твоим другом... И все-таки случилось.
Последние дни Джим был занят целиком тем, что пытался смягчить удар, который получили родители Хоуви. В ящике комода, расположенном на таком уровне, что рука Хоуви могла открыть его без особых затруднений, нашли дневник погибшего. Джим и не подозревал, что Хоуви постоянно вел подробный дневник. В другом ящике обнаружили истрепанную Библию и такой же зачитанный экземпляр "Бхагавадгиты". Джим понятия не имел о том, что Хоуви до такой степени интересовался религией.
Джиму предстояло многое узнать о своем покойном друге. Большинство этих открытий были неожиданного свойства. Однако секреты Хоуви были по своему существу благородны и говорили о его скром-нос1и и некоторой скрытности. Джим не обнаружил какого-то нового, незнакомого Хоуви. Нет, он просто узнал некоторые факты, дополняющие уже сложившийся в его сознании портрет чистого и благородного человека. И все это заставляло Джима еще больше горевать об утрате.
Именно Джим взял записную книжку Хоуви и обзвонил всех его друзей и знакомых - сообщить о происшедшем и позвать на похороны. То, что он бесстыже листал эту книжку и общался с людьми, большинства из которых не знал, - все это было мучительно для Джима. Как будто он влез в личную жизнь Хоуви и без разрешения нагло осматривает все ее уголки.
Первые звонки оказались самыми сложными - он не знал, в каких словах сообщить о случившемся, надо ли вести какую-то подготовку, как деликатнее сформулировать страшное известие. Поэтому он говорил с тупой прямотой и жестоким лаконизмом:
- Здравствуйте. Я друг Хоуви. Он убит.
Убит.
Нет, это он только думал, что произносит "убит". На самом деле он говорил "умер". У него язык не поворачивался произнести это дикое слово - "убит". Казалось, стоит выговорить вслух это слово, и он действительно никогда больше не увидит Хоуви живым, никогда больше не услышит жужжание мотора его инвалидной коляски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76