Большинство студентов уже выбрали постоянные места. И только Фейт каждый раз перебиралась на новое, пристраиваясь то там, то здесь в поисках общения. Сегодня она приглядела самого надменного и претенциозного парня и продрейфовала к нему. Он был лишь на несколько лет старше ее, но уже начинал лысеть. Длинные волосы были собраны на затылке в конский хвост, отчего его женоподобное лицо становилось еще более женоподобным. Зато он не говорил, а ронял слова, одаривал окружающих своей мудростью. Перед началом семинара парень уже успел выдать несколько перлов о том о сем, и в частности, об иностранном фильме, виденном накануне. Его слушали двое таких же высокомерных, самовлюбленных студентов.
- Так, ребятки, - сказал профессор Роже. - Давайте приступим. Сегодня разбираем "Освобождение" Джеймса Дикки. Все прочитали роман?
Лес поднятых рук.
- Хорошо, хорошо. Я, конечно, понимаю, что кое-кто из вас врет, но ценю то, что у вас хватает ума врать. Только инициативные люди берут на себя труд лгать. Поэтому я на них не сержусь. Как сказал герой Достоевского: "Я люблю, когда врут! Вранье есть единственная человеческая привилегия перед всеми организмами". Итак, что вы думаете о романе?
- Он намного лучше фильма, - сказал кто-то. Студенты рассмеялись. Фейт резко обернулась, чтобы узнать, кто это сказал. Первый раз она видела порезанный цензурой фильм по телевизору еще девочкой. Пару лет назад смотрела по кабельному телевидению полный вариант - и он ей не очень-то понравился. Верная дружба грубых мужчин не произвела на Фейт впечатления, а сцены насилия были просто отвратительны. Но, как ни странно, роман ей понравился. Вроде бы тот же сюжет, те же герои, но живые, интересные, их поступки и чувства действительно мотивированы и понятны. Весьма занятный роман.
Мистер Мудрец, рядом с которым она сидела, решил одарить всех своим мнением.
- Я нахожу, - изрек он, - что описания природы крайне затянуты. Слишком много деталей, которые не несут никакого символического или метафорического значения. Описания ради описаний. Роман в итоге чересчур длинный. Будь это повесть, эффект получился бы куда сильнее.
Господи! Сказанул так сказанул!
- А мне понравились описания природы. По-моему, это самое прекрасное в романе.
Голос прозвучал с последнего ряда. Фейт оглянулась. Говорил высокий худой парень с длинными спутанными волосами и открытым интеллигентным лицом. Даже сидел он иначе, чем другие: не вразвалку, а прямо. Знакомое лицо.., хотя Фейт прежде его вроде бы не видела.
- Продолжайте, - поощрил молодого человека профессор.
- Когда выезжаешь на природу, происходит так, как в романе - начинаешь обращать внимание на детали окружающего пейзажа. Каждый пустяк приобретает значение. Замечаешь узловатый ствол, запоминаешь, где и что растет, любуешься формой лишайников. Природа вокруг кемпинга становится твоим миром, и ты с энтузиазмом изучаешь его. Дикки отлично запечатлел это неспешное, любовное освоение окружающего пространства.
Мистер Мудрец медленно повернулся на стуле в сторону говорящего.
- На мой взгляд, то же самое можно было изложить вдвое короче. Нам, читателям, совсем нет нужды знать все подробности, если в них отсутствует смысловая нагрузка. Подробности ради подробностей - это непрофессионально.
- А по-моему, читатель наслаждается именно точными подробностями.
- Но какой от этого прок - в интеллектуальном плане?
Фейт глубоко вдохнула, собрала в кулак всю свою смелость и сказала:
- Я считаю, что Дикки прибегает к таким пространным описаниям для правдоподобия. Он стремится создать реальный мир, а всякий реальный мир полон вроде бы ненужных подробностей. Так не бывает, чтобы в романе абсолютно все несло смысловую, символическую, метафорическую или еще какую-то нагрузку. Многие вещи описывают ради удовольствия описывать их, ради создания полноты бытия...
- Да-да, именно так, - подхватил студент с последнего ряда. - Я как раз это хотел сказать!
Фейт оглянулась. Парень с длинными спутанными волосами кивнул и дружелюбно улыбнулся ей.
Его звали Джим Паркер, и работал он в штате университетской газеты. Редактировал и писал заметки.
Фейт беседовала с ним несколько минут - сначала в опустевшей аудитории, а потом по дороге к лифту. Джим казался довольно милым - умный, но без высокомерия - и понравился ей буквально сразу.
Они сошлись в своей нелюбви к мистеру Мудрецу и прочим чересчур претенциозным студентам.
Фейт и Джим так разговорились, что девушка испытала чувство досады, когда пришел лифт Внизу, в холле, они разойдутся каждый в своем направлении. У нее лекция по ботанике, у него какие-то дела... И не долго думая Фейт солгала, что у нее больше нет занятий и... "не выпить ли нам вместе по чашечке кофе?"
Джим извинился - ему надо спешить в редакцию, готовить завтрашний выпуск, очень много работы.
- Но позвольте мне пригласить вас в другой раз, - сказал он. - Всего доброго.
Фейт трудно было решить, действительно ли у него много дел в редакции или это надуманный предлог, чтобы вежливо отказаться от приглашения. Поэтому девушка лишь улыбнулась и сказала "пока". Джим зашел в лифт и уехал вниз. Она с ним не поехала, стала дожидаться следующего лифта.
Пусть свидания и не получилось, в биологический корпус Фейт шла почти вприпрыжку. Она была весело возбуждена.
Парень ей очень понравился.
Как она ни спешила, на лекцию по ботанике она опоздала, и на свое место пришлось тихонько пробираться под недовольным взглядом профессора.
Хотя на лекцию пришли многие студенты, свободных мест в аудитории хватало, потому что это был большой зал с рядами амфитеатром, рассчитанный на двести человек. Во всем университете таких громадных аудиторий насчитывалось всего три, и все они были оборудованы по последнему слову техники - множество разного рода проекторов и демонстрационных экранов. До сих пор профессор биологии никаких электронных чудес не использовал, просто рассказывал с кафедры. Но сегодня столы на лекторской платформе были уставлены клетками и прозрачными ящиками. В клетках сидели разные зверушки - от крыс и морских свинок до собак и кошек. А в ящиках находились какие-то сухие растения.
Фейт нашла местечко сразу у двери и, старясь не шуметь, вынула из своей папки блокнот и ручку.
- ..а теперь я продемонстрирую действие токсичных трав на различных животных, - говорил профессор.
Тут одна из собак громко залаяла.
Профессор надел на лицо белую хирургическую маску. Его голос стал приглушеннее, но все равно достигал и самого последнего ряда.
- Начнем с малышки монокотиледонеи из семейства сцитаминей, - сказал профессор и вынул из прозрачного ящика какой-то цветок и сухой стебель. - Это растение из бассейна Амазонки, но оно легко культивируется и у нас, в Северной Америке. Если его съест крыса, то.., сейчас мы увидим... - Он просунул монокотиледонею между прутьями клетки, и голодная крыса накинулась на нее.
Профессор начал распространяться, на что похож яд этого растения, но тут крыса вдруг бросила стебель и стала метаться по клетке. Она с силой наскакивала на тонкие железные прутья, казалось, не замечая боли. Через несколько секунд она была вся изрезана и истекала кровью. Однако снова и снова рвалась на волю.
Затем обмякла, упала, ее окровавленные бока какое-то время еще вздымались, началась короткая агония.
- Еще более любопытное воздействие на живой организм оказывает...
Не прерывая рассказа, профессор сунул в клетку к морской свинке какой-то стебелек. Свинка, будто понимая, что это яд, отбежала подальше. Но профессор настаивал, тыча ей стебельком в морду.
В итоге он буквально запихнул ядовитое растение в рот морской свинке, которую уже через пару секунд начало рвать кровью.
Фейт отвела взгляд. Ее поташнивало от отвращения. Она была возмущена до глубины души.
Ведь это же незаконно - так вот издеваться над животными! Неужели надо убивать зверьков лишь для того, чтобы продемонстрировать действие яда? Да она бы и так поверила, на слово. И все остальные студенты поверили бы!
Но профессор, похоже, наслаждался опытом.
- Глядите, наш пушистый дружок оказался бессилен против этого растения. Что и требовалось доказать.
Затем он с таким же упоением отравил кота. Тот покрутился, покрутился на месте - и упал в агонии.
Фейт не могла на это смотреть. Она прошлась взглядом по аудитории. Десятки студентов аккуратно строчили в своих блокнотах. Казалось, все они находят естественным, что перед их глазами ни за что ни про что - из чистого баловства - убивают живых существ.
Кот испустил последний жалобный вопль и затих навсегда. Фейт содрогнулась. А девушка рядом с ней даже глазом не моргнула.
Возможно, есть закон, позволяющий убивать животных для обучения студентов. Но если такой закон и существует - он не правильный! Ведь это же не научный опыт, черт возьми, а бессмысленная демонстрация банального факта: яд имеет свойство убивать. Жестокость ради жестокости! И ничего больше!
Фейт замутило, и она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы ее не вырвало. Кто-то должен положить конец этому. Кто-то должен...
Джим.
Да, Джим! Она расскажет ему об этом. Он ее поймет! И он работает в университетской газете, а значит, может напечатать заметку об этой бессмысленной гадости. Если все студенты университета, а не только эти сухари-биологи, будут знать о том, что животных убивают практически из баловства, - поднимется общий крик протеста. Вполне возможно, что биологическому факультету или совету попечителей придется уступить перед лицом массового негодования. Надо бороться с этим нестерпимым безобразием!
- Обратите внимание, как вспучился и прорвался живот кота, - пояснял профессор. - Если кто не понял - от нестерпимой боли зверь сам прогрыз себе живот. Видите, сколько крови...
Джим! Скорее к нему! И прочь отсюда. Фейт спрятала блокнот и ручку в папку, встала и, не обращая внимания на удивленные взгляды, вышла из аудитории.
Глава 5
1
Стоял типичный южнокалифорнийский день. Горы на севере прятались за стеной серого тумана, а гимнастические залы в дальнем конце университетского городка были погружены в желтовато-сизое марево смога. Джим надышался этого зловонного и ядовитого воздуха, и у него нестерпимо болела голова.
Он стоял в очереди в столовой и скучал. Поглядев через окно на бледное, серовато-желтое небо, Джим со вздохом вспомнил белоснежные облака над родным Уильямсом, по ту сторону гор. Небо чистейшей голубизны до самого Нью-Мексико!
Вот бы сейчас оказаться там!
Мимо прошла группа студенток, одетых почти одинаково - шорты и майки, обычная летняя униформа, хотя уже вторая половина сентября.
Что ж, есть свои преимущества и у жизни в жаркой Калифорнии...
В животе у него громко заурчало. Джим посмотрел через плечо стоящего перед ним парня - что там копается эта девица? Сколько она будет возиться со своим подносом!
Пока дождешься своей очереди, бухнешься в голодный обморок!
Он проучился в К. У. Бреа уже четыре года, и в столовой не один раз полностью сменился почти весь персонал, а работают всегда одинаково плохо. Из-за одного стакана кока-колы можно простоять в очереди десять минут!
Джим посмотрел на очередь за собой. Какие унылые лица! Какие пустые взгляды! Впервые он обратил внимание на то, что в очереди никто не разговаривает. Стоят и тупо ждут. Зрелище угнетающее. Как глупо! Сколько времени пропадает зря!
Опять он ощутил себя не в своей тарелке, чужаком в чужой стране.
Это тоскливое чувство уже не раз посещало его после возвращения в Калифорнию. Конечно, это ненормально, это аберрация сознания. Ему здесь хорошо, он просто себя накручивает... Но с другой стороны, что это за студенты, которые молча стоят в очереди. Так не бывает. Обязательно будут трепаться. Он переводил взгляд с одного лица на другое и видел только тяжелую, бездумную пассивность. Его внезапно проняла дрожь. Джим заставил себя отвернуться и стал смотреть прямо перед собой.
Ничего не случилось. Ничего конкретного. Но он нутром ощутил в тупых бездумных лицах, в окаменелых позах такой заряд агрессивности, что ему стало не по себе. Такие же лица, полные глухой ненависти, он видел только однажды - на концерте, который проходил на стадионе "Форум" в Лос-Анджелесе, как раз перед взрывом насилия, когда было убито несколько человек и сгорели десятки зданий. И тогда, на стадионе, ничего особенного не происходило. Люди просто смотрели, но вся атмосфера искрилась обещанием насилия. Словно вместо воздуха был взрывоопасный газ: чиркни спичкой - и все полетит в тартарары. Эта гнусная предгрозовая атмосфера не дала ему вполне насладиться концертом. Он был рад-радехонек, когда выбрался из толпы и вернулся в округ Орандж, в тихий спокойный район, где обитали незлобивые представители среднего класса.
Сейчас, в студенческой столовой, царила та же атмосфера - хотя страха она нагоняла меньше, чем молчаливая озлобленность стотысячной массы на стадионе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
- Так, ребятки, - сказал профессор Роже. - Давайте приступим. Сегодня разбираем "Освобождение" Джеймса Дикки. Все прочитали роман?
Лес поднятых рук.
- Хорошо, хорошо. Я, конечно, понимаю, что кое-кто из вас врет, но ценю то, что у вас хватает ума врать. Только инициативные люди берут на себя труд лгать. Поэтому я на них не сержусь. Как сказал герой Достоевского: "Я люблю, когда врут! Вранье есть единственная человеческая привилегия перед всеми организмами". Итак, что вы думаете о романе?
- Он намного лучше фильма, - сказал кто-то. Студенты рассмеялись. Фейт резко обернулась, чтобы узнать, кто это сказал. Первый раз она видела порезанный цензурой фильм по телевизору еще девочкой. Пару лет назад смотрела по кабельному телевидению полный вариант - и он ей не очень-то понравился. Верная дружба грубых мужчин не произвела на Фейт впечатления, а сцены насилия были просто отвратительны. Но, как ни странно, роман ей понравился. Вроде бы тот же сюжет, те же герои, но живые, интересные, их поступки и чувства действительно мотивированы и понятны. Весьма занятный роман.
Мистер Мудрец, рядом с которым она сидела, решил одарить всех своим мнением.
- Я нахожу, - изрек он, - что описания природы крайне затянуты. Слишком много деталей, которые не несут никакого символического или метафорического значения. Описания ради описаний. Роман в итоге чересчур длинный. Будь это повесть, эффект получился бы куда сильнее.
Господи! Сказанул так сказанул!
- А мне понравились описания природы. По-моему, это самое прекрасное в романе.
Голос прозвучал с последнего ряда. Фейт оглянулась. Говорил высокий худой парень с длинными спутанными волосами и открытым интеллигентным лицом. Даже сидел он иначе, чем другие: не вразвалку, а прямо. Знакомое лицо.., хотя Фейт прежде его вроде бы не видела.
- Продолжайте, - поощрил молодого человека профессор.
- Когда выезжаешь на природу, происходит так, как в романе - начинаешь обращать внимание на детали окружающего пейзажа. Каждый пустяк приобретает значение. Замечаешь узловатый ствол, запоминаешь, где и что растет, любуешься формой лишайников. Природа вокруг кемпинга становится твоим миром, и ты с энтузиазмом изучаешь его. Дикки отлично запечатлел это неспешное, любовное освоение окружающего пространства.
Мистер Мудрец медленно повернулся на стуле в сторону говорящего.
- На мой взгляд, то же самое можно было изложить вдвое короче. Нам, читателям, совсем нет нужды знать все подробности, если в них отсутствует смысловая нагрузка. Подробности ради подробностей - это непрофессионально.
- А по-моему, читатель наслаждается именно точными подробностями.
- Но какой от этого прок - в интеллектуальном плане?
Фейт глубоко вдохнула, собрала в кулак всю свою смелость и сказала:
- Я считаю, что Дикки прибегает к таким пространным описаниям для правдоподобия. Он стремится создать реальный мир, а всякий реальный мир полон вроде бы ненужных подробностей. Так не бывает, чтобы в романе абсолютно все несло смысловую, символическую, метафорическую или еще какую-то нагрузку. Многие вещи описывают ради удовольствия описывать их, ради создания полноты бытия...
- Да-да, именно так, - подхватил студент с последнего ряда. - Я как раз это хотел сказать!
Фейт оглянулась. Парень с длинными спутанными волосами кивнул и дружелюбно улыбнулся ей.
Его звали Джим Паркер, и работал он в штате университетской газеты. Редактировал и писал заметки.
Фейт беседовала с ним несколько минут - сначала в опустевшей аудитории, а потом по дороге к лифту. Джим казался довольно милым - умный, но без высокомерия - и понравился ей буквально сразу.
Они сошлись в своей нелюбви к мистеру Мудрецу и прочим чересчур претенциозным студентам.
Фейт и Джим так разговорились, что девушка испытала чувство досады, когда пришел лифт Внизу, в холле, они разойдутся каждый в своем направлении. У нее лекция по ботанике, у него какие-то дела... И не долго думая Фейт солгала, что у нее больше нет занятий и... "не выпить ли нам вместе по чашечке кофе?"
Джим извинился - ему надо спешить в редакцию, готовить завтрашний выпуск, очень много работы.
- Но позвольте мне пригласить вас в другой раз, - сказал он. - Всего доброго.
Фейт трудно было решить, действительно ли у него много дел в редакции или это надуманный предлог, чтобы вежливо отказаться от приглашения. Поэтому девушка лишь улыбнулась и сказала "пока". Джим зашел в лифт и уехал вниз. Она с ним не поехала, стала дожидаться следующего лифта.
Пусть свидания и не получилось, в биологический корпус Фейт шла почти вприпрыжку. Она была весело возбуждена.
Парень ей очень понравился.
Как она ни спешила, на лекцию по ботанике она опоздала, и на свое место пришлось тихонько пробираться под недовольным взглядом профессора.
Хотя на лекцию пришли многие студенты, свободных мест в аудитории хватало, потому что это был большой зал с рядами амфитеатром, рассчитанный на двести человек. Во всем университете таких громадных аудиторий насчитывалось всего три, и все они были оборудованы по последнему слову техники - множество разного рода проекторов и демонстрационных экранов. До сих пор профессор биологии никаких электронных чудес не использовал, просто рассказывал с кафедры. Но сегодня столы на лекторской платформе были уставлены клетками и прозрачными ящиками. В клетках сидели разные зверушки - от крыс и морских свинок до собак и кошек. А в ящиках находились какие-то сухие растения.
Фейт нашла местечко сразу у двери и, старясь не шуметь, вынула из своей папки блокнот и ручку.
- ..а теперь я продемонстрирую действие токсичных трав на различных животных, - говорил профессор.
Тут одна из собак громко залаяла.
Профессор надел на лицо белую хирургическую маску. Его голос стал приглушеннее, но все равно достигал и самого последнего ряда.
- Начнем с малышки монокотиледонеи из семейства сцитаминей, - сказал профессор и вынул из прозрачного ящика какой-то цветок и сухой стебель. - Это растение из бассейна Амазонки, но оно легко культивируется и у нас, в Северной Америке. Если его съест крыса, то.., сейчас мы увидим... - Он просунул монокотиледонею между прутьями клетки, и голодная крыса накинулась на нее.
Профессор начал распространяться, на что похож яд этого растения, но тут крыса вдруг бросила стебель и стала метаться по клетке. Она с силой наскакивала на тонкие железные прутья, казалось, не замечая боли. Через несколько секунд она была вся изрезана и истекала кровью. Однако снова и снова рвалась на волю.
Затем обмякла, упала, ее окровавленные бока какое-то время еще вздымались, началась короткая агония.
- Еще более любопытное воздействие на живой организм оказывает...
Не прерывая рассказа, профессор сунул в клетку к морской свинке какой-то стебелек. Свинка, будто понимая, что это яд, отбежала подальше. Но профессор настаивал, тыча ей стебельком в морду.
В итоге он буквально запихнул ядовитое растение в рот морской свинке, которую уже через пару секунд начало рвать кровью.
Фейт отвела взгляд. Ее поташнивало от отвращения. Она была возмущена до глубины души.
Ведь это же незаконно - так вот издеваться над животными! Неужели надо убивать зверьков лишь для того, чтобы продемонстрировать действие яда? Да она бы и так поверила, на слово. И все остальные студенты поверили бы!
Но профессор, похоже, наслаждался опытом.
- Глядите, наш пушистый дружок оказался бессилен против этого растения. Что и требовалось доказать.
Затем он с таким же упоением отравил кота. Тот покрутился, покрутился на месте - и упал в агонии.
Фейт не могла на это смотреть. Она прошлась взглядом по аудитории. Десятки студентов аккуратно строчили в своих блокнотах. Казалось, все они находят естественным, что перед их глазами ни за что ни про что - из чистого баловства - убивают живых существ.
Кот испустил последний жалобный вопль и затих навсегда. Фейт содрогнулась. А девушка рядом с ней даже глазом не моргнула.
Возможно, есть закон, позволяющий убивать животных для обучения студентов. Но если такой закон и существует - он не правильный! Ведь это же не научный опыт, черт возьми, а бессмысленная демонстрация банального факта: яд имеет свойство убивать. Жестокость ради жестокости! И ничего больше!
Фейт замутило, и она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы ее не вырвало. Кто-то должен положить конец этому. Кто-то должен...
Джим.
Да, Джим! Она расскажет ему об этом. Он ее поймет! И он работает в университетской газете, а значит, может напечатать заметку об этой бессмысленной гадости. Если все студенты университета, а не только эти сухари-биологи, будут знать о том, что животных убивают практически из баловства, - поднимется общий крик протеста. Вполне возможно, что биологическому факультету или совету попечителей придется уступить перед лицом массового негодования. Надо бороться с этим нестерпимым безобразием!
- Обратите внимание, как вспучился и прорвался живот кота, - пояснял профессор. - Если кто не понял - от нестерпимой боли зверь сам прогрыз себе живот. Видите, сколько крови...
Джим! Скорее к нему! И прочь отсюда. Фейт спрятала блокнот и ручку в папку, встала и, не обращая внимания на удивленные взгляды, вышла из аудитории.
Глава 5
1
Стоял типичный южнокалифорнийский день. Горы на севере прятались за стеной серого тумана, а гимнастические залы в дальнем конце университетского городка были погружены в желтовато-сизое марево смога. Джим надышался этого зловонного и ядовитого воздуха, и у него нестерпимо болела голова.
Он стоял в очереди в столовой и скучал. Поглядев через окно на бледное, серовато-желтое небо, Джим со вздохом вспомнил белоснежные облака над родным Уильямсом, по ту сторону гор. Небо чистейшей голубизны до самого Нью-Мексико!
Вот бы сейчас оказаться там!
Мимо прошла группа студенток, одетых почти одинаково - шорты и майки, обычная летняя униформа, хотя уже вторая половина сентября.
Что ж, есть свои преимущества и у жизни в жаркой Калифорнии...
В животе у него громко заурчало. Джим посмотрел через плечо стоящего перед ним парня - что там копается эта девица? Сколько она будет возиться со своим подносом!
Пока дождешься своей очереди, бухнешься в голодный обморок!
Он проучился в К. У. Бреа уже четыре года, и в столовой не один раз полностью сменился почти весь персонал, а работают всегда одинаково плохо. Из-за одного стакана кока-колы можно простоять в очереди десять минут!
Джим посмотрел на очередь за собой. Какие унылые лица! Какие пустые взгляды! Впервые он обратил внимание на то, что в очереди никто не разговаривает. Стоят и тупо ждут. Зрелище угнетающее. Как глупо! Сколько времени пропадает зря!
Опять он ощутил себя не в своей тарелке, чужаком в чужой стране.
Это тоскливое чувство уже не раз посещало его после возвращения в Калифорнию. Конечно, это ненормально, это аберрация сознания. Ему здесь хорошо, он просто себя накручивает... Но с другой стороны, что это за студенты, которые молча стоят в очереди. Так не бывает. Обязательно будут трепаться. Он переводил взгляд с одного лица на другое и видел только тяжелую, бездумную пассивность. Его внезапно проняла дрожь. Джим заставил себя отвернуться и стал смотреть прямо перед собой.
Ничего не случилось. Ничего конкретного. Но он нутром ощутил в тупых бездумных лицах, в окаменелых позах такой заряд агрессивности, что ему стало не по себе. Такие же лица, полные глухой ненависти, он видел только однажды - на концерте, который проходил на стадионе "Форум" в Лос-Анджелесе, как раз перед взрывом насилия, когда было убито несколько человек и сгорели десятки зданий. И тогда, на стадионе, ничего особенного не происходило. Люди просто смотрели, но вся атмосфера искрилась обещанием насилия. Словно вместо воздуха был взрывоопасный газ: чиркни спичкой - и все полетит в тартарары. Эта гнусная предгрозовая атмосфера не дала ему вполне насладиться концертом. Он был рад-радехонек, когда выбрался из толпы и вернулся в округ Орандж, в тихий спокойный район, где обитали незлобивые представители среднего класса.
Сейчас, в студенческой столовой, царила та же атмосфера - хотя страха она нагоняла меньше, чем молчаливая озлобленность стотысячной массы на стадионе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76