Судья как будто ничего не замечал и почти не назначал штрафных ударов, хотя многих игроков не мешало бы удалить с поля. В этот вечер откровенные удары соперника кулаком или локтем, подножки и подсечки были в порядке вещей. Зрителям все это явно нравилось - трибуны ревели ©т восторга, когда очередной игрок выплевывал с кровью выбитые зубы. Казалось, публика пришла на бокс или кулачный бой, только перепутала залы.
Хоуви досадовал, что рядом с ним нет Джима. Одному было так нехорошо, так страшно. Неподалеку курили человек десять - ребята такого вида, что у Хоуви мурашки по спине бегали. А парочка под деревьями уже не просто обжималась, а в открытую совокуплялась - под одобрительные покрикивания зрителей.
М-да, не стоило сюда являться. Ведь Хоуви отлично знал, что в нынешних условиях опасно куда-нибудь ходить, Джим не зря вбивал это столько времени ему в голову! Надо проскальзывать на занятия, потом быстренько убираться в общежитие, и больше никуда. Но вот понес же его черт!.. Тогда, в редакционной комнате, ему на какую-то секунду показалось, что предложение Стюарта и Эдди вполне приемлемое - что может быть естественнее и обычнее, чем провести с друзьями вечер на баскетбольном матче? Словно бес его попутал! Как будто на время выпала из сознания память о всем том страшном, что происходило на университетской территории в последние недели и месяцы...
Ну и, конечно, отвращение к Дэйву сыграло роковую роль...
Но теперь Хоуви понимал, что совершил ошибку. Притом огромную. Во время перерыва он скажет Стюарту и Эдди, что плохо себя чувствует и сразу же уедет.
В этот момент толпа одобрительно взревела - защитник местной команды ударил ногой в пах нападающего другой команды, и тот сложился пополам от боли.
Хоуви кое-как дотерпел до перерыва. Уже за несколько секунд до свистка он включил мотор и медленно поехал вдоль нижнего ряда трибуны, чтобы побыстрее встретиться со Стюартом и Эдди, которые спустятся вниз. Навстречу ему двинулась толпа желающих размять ноги в перерыве. Все эти люди на время закрыли ему обзор. Когда он смог снова посмотреть туда, где сидели Стюарт и Эдди, то не увидел своих приятелей., Он остановил коляску и внимательно оглядывал трибуны.
Стюарт и Эдди как в воду канули.
Кто-то внизу надул большой мяч, которым играют на пляжах, и с силой бросил его на трибуну. Надутый шар опустился кому-то на плечо, отскочил, снова полетел вниз и ударил по лысине мужчину в одном из верхних рядов. Тот ойкнул. Толпа зрителей загоготала.
Лысый мужчина в ярости вскочил, схватил мяч, увидел внизу девушку, которая особенно заливисто смеялась, и прицельно швырнул мяч ей в лицо. Да так удачно, что шар с громким шлепком отскочил от ее лица. Девушка была слегка ошарашена силой удара и затрясла головой.
Настроение толпы резко изменилось. Из развязно-игривого оно стало агрессивным. Хоуви всей кожей ощутил эту перемену и тут заметил, что под трибуной он остался совершенно один. Все, кто хотел выйти на улицу, уже прошли. Оставшиеся зрители болтали и закусывали на трибуне.
Хоуви почувствовал, что все взгляды обращены на него. На трибуне осталось примерно две трети зрителей. И все глядели на него.
Приятного мало.
Если прежде в сердце Хоуви был только небольшой холодок, то теперь он испугался всерьез.
Они ведь не просто смотрят. В их глазах злоба и вражда, ищущие выхода. Хоуви инстинктивно чувствовал что-то вроде отрицательных флюидов в воздухе. Он хотел нажать рычажок на подлокотнике и , ехать прочь - от греха подальше. Однако так раз-; волновался, что его рука, и без того слабая, отказалась слушаться: похоже, паника совершенно парализовала пальцы. Он в отчаянии водил глазами по трибунам в поисках Стюарта и Эдди.
И тут пляжный мяч ударил Хоуви по голове. Его бросила девушка, сидящая в центре трибуны. Удар был не очень сильный. Однако зрители отреагировали жестоким скотским смехом. И этот смех был больнее самого удара. Подобный смех не предвещал ничего хорошего.
Наконец Хоуви заставил свои пальцы повиноваться, нажал рычажок, и коляска покатила в сторону выхода.
В него полетел еще один мяч.
На сей раз это был тяжелый баскетбольный мяч.
Удар пришелся по мотору. Коляска покачнулась, но устояла. Однако она встала и, сколько Хоуви ни жал на рычажок, с места не двигалась. Очевидно, от сотрясения в моторе что-то заклинило. Так или иначе, двигатель больше не работал.
В его сторону полетел еще один баскетбольный мяч и угодил в середину груди. Удар был так силен, что качнул коляску назад. Острая боль пронзила грудь Хоуви. Дрожащими руками он кое-как подхватил мяч, упавший к нему на колени.
Толпа довольно гоготала, и кто-то крикнул:
- Швыряй его нам! Швыряй сюда! Через несколько секунд уже вся трибуна громко скандировала:
- Швыряй его нам! Швыряй сюда!
Хоуви с усилием выпрямился, продолжая держать мяч в руке. Ему вдруг подумалось, что напрасно он так боится этой толпы, напрасно приписывает ей злобные инстинкты.., ребята балуются, дурачатся.., пусть по-глупому, но без черных мыслей... Это все паранойя, это все мания преследования, которую навязал ему чересчур осторожный Джим... Будь у него руки покрепче, Хоуви принял бы участие в забаве - отбросил бы мяч на трибуну.
Но тут еще один баскетбольный мяч ударил Хоуви по затылку и чуть не выбросил инвалида из коляски. У него слезы навернулись на глаза, но он усилием воли удержал их. Расплакаться перед этими мордами не только унизительно, но и опасно...
Мучители весело хохотали и возбужденно топали ногами.
Новый тяжелый мяч ударил по тележке и развернул ее. Теперь Хоуви сидел лицом к скамейкам, уходящим вверх. Перед глазами все плыло. Как сквозь туман он увидел, что многие зрители на трибуне вскочили с мест и в руках у них оранжевые баскетбольные мячи. Господи, откуда у них столько мячей? Они их что, заранее припасли? Сердце Хоуви бешено колотилось, возникло абсурдное, детское желание закрыть руками лицо и навзрыд, безутешно расплакаться.
Когда следующий мяч больно ударил его в плечо, Хоуви жалобно вскрикнул. И тут же два мяча одновременно угодили ему в голову, с разных сторон.
Он вывалился из коляски.
Теперь он был совершенно беспомощен. Он попытался ползти прочь, к выходу. Но руки были слишком слабы - Хоуви приподнялся на них и тут же упал, с грохотом стукнувшись лбом о доски пола.
Он больше не сдерживал слез. Он рыдал как ребенок от страха и обиды и уже не мог остановиться. Ползти не получалось, поэтому он попробовал перекатываться с бока на бок. Краем глаза Хоуви видел, что десятки негодяев сбежали с трибуны и окружили его. У каждого в руках был увесистый оранжевый мяч. Им было мало бить инвалида с большого расстояния; они хотели расстрелять его мячами почти в упор. Те, кто остался на трибунах, весело улюлюкали...
- Нет!!! - закричал Хоуви из последних сил. - Не-е-ет!!!
Но никто его не слушал. Десятки оранжевых мячей полетели в распростертое тело...

2
На углу Семнадцатой и Гранд-авеню кого-то ловила полиция. У заброшенной бензоколонки три патрульные машины блокировали мини-автобус. Фейт, к своей досаде, не успела проскочить перекресток - пришлось затормозить перед красным светом. Было весьма неприятно оставаться в этом месте, когда рядом в любой момент может начаться перестрелка. Нервно покусывая губы, она косилась то на полицейские машины, то на светофор.
К счастью, выстрелы раздались, когда Фейт уже нажала на газ. Девушка не стала оглядываться и прибавила скорость. До сих пор ей казалось, что повседневные "прелести" городской жизни побледнели рядом с кошмаром, который творится в университете. Однако она была не права. Постоянная настороженность в университете приучила ее жить с оглядкой, острее воспринимать опасность. Так что теперь все действовало ей на нервы с десятикратной силой - замирало сердце, когда какой-нибудь дурак на дороге лихо подрезал ее, или вот как сейчас, когда внезапно возник риск оказаться на линии огня и получить шальную пулю.
В последнее время смерть ходила так недалеко от Фейт, что она поневоле научилась угадывать ее близость.
И теперь девушка с ужасом понимала, что смерть, оказывается, ходит за ней по пятам как в университете, так и вне его. Смерть может прятаться буквально за каждым углом. Раньше Фейт была глупее и легкомысленнее и не знала смерть в лицо, а потому и не узнавала ее, когда черное рыло смерти мелькало поблизости.
На следующем перекрестке она увидела полицейского, который, выйдя из своей машины, напряженно целился в человека, сидевшего за рулем "шевроле" и что-то кричавшего ему. Фейт проигнорировала то, что уже горит желтый свет, и нажала на газ. Справа раздались разъяренные гудки - водители возмущались тем, что ее "фольксваген" промчался на красный свет.
Плевать. Лучше заплатить штраф за нарушение правил уличного движения, чем ненароком получить пулю в лоб.
Машина матери стояла на подъездной дороге, пришлось припарковаться у тротуара напротив дома.
Парадная дверь оказалась не заперта, и Фейт с порога крикнула, чтобы не застать чего-нибудь неподобающего:
- Мама, это я!
- Ее нет дома. Я один, - отозвался брат. Кейт лежал на диване и смотрел телевизор. Кругом было полно немытой посуды.
Фейт кивнула брату, прошла через комнату и положила учебники на кофейный столик.
- Ты бы ее застала, если бы приехала минут на пять раньше. Она только что умотала со своим хахалем.
Девушка бросила ключи от машины на каминную доску и спросила деланно небрежным тоном:
- Стало быть, ты вернулся домой?
- На какое-то время.
Фейт села напротив брата, в кресло с истрепанной обивкой.
- Мамаша в курсе, что ты вернулся? Кейт пожал плечами:
- Откуда мне знать?
- Но ты же виделся с ней?
- Ну. Только почем мне знать, дошло до нее, что перед ней я, или нет. Когда я появился, она и ее очередной "дядечка" были почти в невменяемом состоянии. - Он принюхался к воздуху. - Какой-то гадостью пахнет. То ли селедкой, то ли бабьей смазкой.
Фейт скорчила брезгливую гримасу:
- Господи, Кейт, не будь таким мерзким пошляком!
- "Кейт, не будь таким мерзким пошляком!" - передразнил брат. - А кем еще мне прикажешь быть? Я что, по-твоему, бездушный кусок камня? Что я должен чувствовать, возвращаясь домой и натыкаясь на подобный запашок в гостиной? Средь бела дня, и не в спальне! "Ах, братик, не будь таким мерзким пошляком! Это, должно быть, аромат нашей любимой мамочки!"
- М-да, можно только удивляться, что ты в такой атмосферке не стал голубым.
Она произнесла это в шутку, но Кейт и не подумал улыбнуться.
- Не шути с этим, - процедил он. Фейт молча покосилась на него и после паузы сказала:
- Я рада, что ты опять дома. Я скучала по тебе. Ее ласковый тон смутил Кейта, он буркнул что-то вроде "угу, нормалек" и уставился в телеэкран.
Следующие пятнадцать минут они молча смотрели телевизор. Фейт хотелось побеседовать с братом всерьез, но она не знала, с чего начать. А он, казалось, ни в каком общении не нуждался - глядел на мелькающие картинки старого шоу и довольно скалился. Ладно, и это в конце концов не так плохо - вот так рядышком сидеть в гостиной и смотреть телевизор.
Хоть немного да похоже на настоящую семью. Когда программа закончилась, Кейт встал и пошел перекусить на кухню. Фейт минуту посидела одна, затем последовала за ним. На полочке возле двери она увидела книги, принесенные братом: "Процесс" Кафки, "Чума" Камю, "Преступление и наказание" Достоевского. Что ж, теперь его претенциозность шагает в ногу со школьной программой. Это отрадно.
Словно угадав ее мысли, Кейт закрыл дверцу холодильника и повернулся к сестре, держа в руке упаковку с ветчиной. Застенчиво улыбнувшись, он сказал:
- Ты знаешь, я решил продолжать учиться. Фейт расплылась в радостной улыбке.
- Здорово! - воскликнула она.
Но в душе она ощутила растерянность. Теперь с университетом у нее были не самые лучшие ассоциации. А в то, что брат рано или поздно надумает учиться, - в это она всегда верила и не удивилась его теперешнему решению. Но ей стало грустно, потому что она предвидела дальнейший непростой разговор.
- Я буду учиться на подготовительном отделении в К. У. Бреа. Меррик говорит, что сейчас в Бреа очень весело - самое классное место.
Да, ее худшие предчувствия оправдались. Фейт испуганно покосилась на брата, и во рту у нее пересохло.
- Брат Меррика учится в вашем университете, - продолжал Кейт. - И я помню, с каким волнением ты ждала первых занятий там. Поэтому я подумал: а почему бы и мне не присоседиться к тебе?
Девушка не знала, как реагировать на слова брата. С одной стороны, она готова была грудью встать, чтобы не пустить его в Богом проклятый Бреаский университет. С другой стороны, ей не хотелось остужать пыл Кейта - ведь он долго и непросто шел к решению продолжить учебу.
- Меррик говорит, что в Бреа - ежедневный праздник.
Фейт сделала глубокий вдох и сердито выпалила:
- А разве ты этого ищешь - ежедневный праздник? Я-то, грешным делом, подумала, что ты хочешь набраться ума-разума и узнать кое-что полезное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76