Сквозняк дунул ему в лицо сыростью - видимо, где-то
поблизости была дверь, ведущая на улицу. Он почти побежал вперед, заметив
проход в конце коридора. На полу разлилась огромная лужа.
Ему показалось, что он слышит шаркающие звуки шагов - они раздавались
впереди, в конце коридора.
Палузинский выскользнул за дверь, ведущую во внутренний двор, и дождь
сразу обрушился на него; холодные струи хлестали по лицу, линзы очков
намокли и уродливо перекашивали формы окружающих предметов. Блеснула яркая
молния, на несколько секунд превратившая крупные капли на стеклах очков
поляка в крупные серебристые жемчужины; свет был настолько ярким, что
Палузинский зажмурился. Быстрым, привычным жестом сняв очки, он засеменил
через выложенный каменными плитами внутренний двор. Раздался оглушительный
удар грома. Палузинский стремился как можно скорее выбраться из этого
жуткого, проклятого дома, и поэтому он не пошел через личные покои Клина,
откуда надо было долго пробираться до парадного входа по коридорам, а
выбрал самый короткий путь, ведущий к центральному холлу. Безошибочный
инстинкт человека, весьма искушенного в науке выживания, подсказывал ему,
что для Клина бьет роковой час, и ему отнюдь не хотелось в этот час
оказаться где-нибудь поблизости, чтобы - не дай Бог - не разделить
жестокую участь "своего пана".
Когда он добрался до центра двора, где стоял разрушенный фонтан, ему
в лицо брызнуло какой-то жгучей жидкостью.
Он остановился, чтобы протереть больное место рукой, и почувствовал
на щеке что-то липкое и влажное, въедающееся в кожу. Близоруко вглядываясь
во тьму, он заметил, как из переполненного бассейна разрушенного фонтана,
извиваясь, выползают какие-то ужасные твари, как эти странные существа
извиваются среди каменных фигур.
Палузинский коротко, приглушенно вскрикнул и попятился назад.
"Дрянь!" Этого не может быть! Сломанный, заросший лишайником фонтан давно
пересох, его не прочищали уже бог знает сколько лет! Тем не менее он
отчетливо видел, как плещется вода в потрескавшейся каменной ограде
бассейна, и в ней пляшут веселые искорки - это были отражения освещенных
окон особняка, выходящих во внутренний двор. Вода тонкими струйками текла
по каменным желобам, и их попорченные временем резные каменные узоры
напоминали сказочных зверей, высунувших головы из темных ручьев.
Непонятные, жуткие существа в бассейне "двигались", свивались вместе,
словно хотели построить живой мостик, чтобы перебраться через каменную
ограду; их становилось все больше и больше - казалось, сами камни
порождают этих чудовищ. Твари, копошащиеся в мутной воде, извергали из
себя едкую жидкость, разбрызгивающуюся на много метров вокруг.
Палузинский кинулся бежать, но поскользнулся и упал в отвратительную,
дурно пахнущую слизь на каменных плитах, устилавших дворик. Он выронил
очки, и от удара о камень одно стекло покрылось сетью тонких извилистых
трещин.
Подгоняемый страхом, поляк проворно пополз на четвереньках к двери
напротив, из-за которой падал мягкий свет. Он был слишком напуган, чтобы
тратить драгоценные секунды на поиски разбившихся очков или оглядываться
на бурлящий фонтан. Он приглушенно всхлипнул, когда вокруг его ноги
обвилось что-то мягкое, почти бесплотное. Хотя прикосновение было легким и
нежным, Палузинский почувствовал, как его кожу начинает жечь. Он рванулся
вперед, не останавливаясь ни на миг, ощупью пробираясь в холодной и
скользкой слизи ко входу в дом, до которого оставалось не более полутора
десятков шагов.
Он вытер мокрое от слез и дождя лицо, вглядываясь в дальний конец
коридора. Заметив прихрамывающего человека, идущего ему навстречу,
Палузинский отпрянул к стене и вытащил из-под пиджака тяжелый
металлический ломик - свое любимое оружие, с которым он не расставался ни
на минуту. Не раздумывая над тем, кто этот незнакомец, и что он делает в
доме в столь поздний час, поляк бросился на высокую худощавую фигуру,
занося ломик для смертельного удара. Им руководил слепой инстинкт
самосохранения.
Матер успел заметить, каким диким безумием горят глаза бегущего к
нему человека. Металлический ломик тускло сверкнул в неярком свете ламп,
освещающих коридор. Плановик остановился и поднял свою трость, направив ее
конец прямо в грудь лысого мужчины.
Палузинский усмехнулся, глядя на оружие, которым собирался защищаться
этот худощавый пожилой человек. Он подумал, что легко справится с
противником, вооруженным хрупкой деревянной тростью. Самое худшее осталось
позади, во дворе, у фонтана, и в подземелье, где горели черные свечи. Он
ухватился за конец трости и рванул ее на себя, одновременно занося свой
короткий тяжелый лом над головой незнакомца. Рука его дрожала. Раздался
еле слышный щелчок.
Матер нажал маленькую кнопку на ручке своей трости, и длинная полая
деревянная палка осталась в руке у Палузинского. Из-под чехла показался
острый клинок. Безобидная деревянная трость превратилась в шпагу. У Матера
не оставалось ни секунды на раздумья, ибо этот сумасшедший, стоящий перед
ним, хотел только одного - убивать.
Плановик сделал выпад. Лезвие шпаги глубоко вошло в грудь
Палузинского, задев сердце и выйдя с другой стороны тела.
Палузинский удивленно поглядел на высокого мужчину, стоящего перед
ним. Он почувствовал боль только когда его противник резким движением
выдернул тонкий клинок из раны.
Он медленно опустился на пол. Его движения были плавными,
естественными - со стороны могло показаться, что он внезапно почувствовал
сильную усталость и присел отдохнуть возле стены. Затем он неуклюже лег, и
взгляд его помутился.
Перед смертью его посетило странное видение. Ему казалось, что он
лежит среди сотен тощих тел, вытянувшихся на холодном полу - не в коридоре
особняка, а в тесном, слабо освещенном бараке, за много сотен километров
отсюда.
Эти живые скелеты начали шевелиться, приподнимаясь на полу. Они
поворачивали к нему головы и улыбались жуткой усмешкой - растягивались
иссохшие губы, в лунных лучах поблескивали глубоко запавшие глаза. Они
ждали здесь много лет, ждали, когда он вернется. Один из них подполз ближе
и дотронулся до лица молодого Януша Палузинского своими холодными,
костлявыми пальцами. Он лежал неподвижно, не в силах шевельнуться, и
чувствовал, как невидимые руки приподымают край его грубой одежды. И
удивился тому, что совсем не почувствовал боли, когда зубы впились в его
обнаженный живот.
Боли не было. Совсем.
И он знал, что этот кошмар, уже не раз снившийся ему, будет
продолжаться дальше...
50. ТЕНИ И ВИДЕНИЯ
Холлоран даже не шевельнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице.
Он по-прежнему глядел вверх, в лицо умирающему гангстеру.
Ослабевшая рука дрогнула, и дуло револьвера дернулось. Умирающий
снова попытался прицелиться в свою жертву, но было уже слишком поздно -
силы оставляли его. Дэнни Шей начал опускаться на ступеньки, делая
последнее отчаянное усилие удержать дуло револьвера на одной линии с
головой Холлорана, но не смог - раненному в живот, ему оставалось жить
всего несколько секунд. Еще несколько секунд его рука сжимала оружие,
затем пальцы разжались. Глаза Дэнни закрылись; он почувствовал, что уже не
сможет поднять отяжелевшие веки.
- Господи всемогущий... - тихо проговорил он, но тут голос его
дрогнул, и молитва прервалась.
Его тело скатилось с крутых ступенек на мокрый пол - Шей был мертв.
Свежий ветер, ворвавшийся в подземелье сверху, со внутреннего двора,
взъерошил волосы Холлорана. Язычки пламени заметались под ветром; многие
свечи потухли, и черные тени от альковов протянулись в комнату,
придвинулись ближе, почти к самым ногам Холлорана. Древние изваяния все
так же бесстрастно глядели из углов. Однако Холлорана тревожил взгляд не
этих огромных каменных глаз, а других, непонятных существ, скрывающихся во
мраке под высокими арками. Эти следящие за ним твари не имели ни тел, ни
формы - вероятно, они были всего лишь плодом его воображения. Холлоран
чувствовал на себе их цепкие, пристальные взгляды.
Он повернулся к алтарю, на котором лежало огромное тело, истекающее
кровью. Кора поднялась с пола; на белой ткани ее халата резко выделялись
красные пятна. Глаза ее были устремлены на Холлорана, казалось, она без
слов молила его увести ее скорее из этого проклятого, страшного места. Но,
встретившись с его холодным взглядом, она отвернулась и приняла
безразличный вид.
Холлоран ничем не выдал своих чувств; он не мог позволить себе такого
проявления слабости в этот миг. Смущенный, растерянный, он не был до конца
уверен в своих чувствах к Коре. О да, ей удалось причинить ему боль,
глубоко ранить его сердце. Он расплатился за все. Он пытался убедить себя
в том, что девушка стала невинной жертвой человека, использовавшего ее в
своих целях. Но в то же время... он хотел прогнать эту мысль, но она
упорно возвращалась, причиняя ему наихудшие страдания... очевидно, сама
Кора оказалась восприимчивой ко злу - ведь она поддалась его влиянию.
- Не тебе судить меня, Лайам, - сказала Кора; она не повышала голоса,
но тон ее был вызывающим. - Не тебе и не таким, как ты.
Холлоран понял, что она имела в виду.
От удара грома дрогнули стены подземелья; эхо прокатилось под
каменными сводами, и с потолка на мокрый пол посыпалась темная пыль.
В одной из грязных лужиц лежал темный комок размером с кулак -
сохранившееся с древнейших времен сердце почитаемого Клином божества.
Из темных ниш в стенах начали появляться невиданные, кошмарные твари,
чьи жадные глаза уже давно следили за Холлораном.
Холлоран чувствовал их приближение; сперва ему казалось, что он видит
их. Эти призрачные создания были похожи на подводные чудовища, появившиеся
из глубин озера во время его катания с Клином на лодке. Они медленно
продвигались вперед, окружая его со всех сторон. Это было материальное
воплощение его внутренних пороков, темной стороны его "я" - кажется, Клин
достаточно ясно объяснил ему их происхождение.
Холлоран почувствовал, что силы покидают его. Он пошатнулся, словно
от сильного удара, и обернулся кругом, оглядывая просторное подземелье.
Боковым зрением он заметил, как тела неизвестных созданий мелькают
меж каменных идолов, прячась в тени, - они подходили все ближе, чтобы
напасть на него. Но стоило ему перевести свой взгляд в ту точку, где
только что извивалась чудовищная тварь, как четкие контуры фантастической
фигуры расплывались, и она превращалась в чуть заметное туманное облачко.
Он почувствовал странную тяжесть в голове, словно его виски тесно
сжал стальной обруч. Ему показалось, что тысячи тонких змеистых щупалец
проникают в его мозг, парализуя волю, связывая мысли.
Он сжал руками ноющие виски и встряхнул головой, желая избавиться от
неприятных ощущений. И тотчас же ссутулился, как будто его собственный вес
стал для него непосильной тяжестью. Кора шагнула к нему, но невидимые руки
удержали ее, ухватившись за легкую одежду - халат распахнулся, обнажив
плечи и грудь, залитые кровью. Она закричала, пытаясь вырваться из цепких
объятий, но Холлоран не слышал ее крика.
Собрав остаток сил, он шагнул вперед - сейчас ему хотелось только
одного: помочь девушке; он совершенно забыл о своих собственных
страданиях, когда смотрел на бьющуюся в руках невидимого врага Кору. Но
невидимые щупальца, парализующие его мозг, зашевелились и заставили его
опуститься на мокрый пол.
Он не слышал стонов девушки. Но хриплый смех Клина терзал его,
врезаясь в мозг, словно тупой бурав.
Этот дребезжащий звук вызвал у Холлорана новый приступ бессильного
гнева - казалось, Клин дразнил его, издевался над ним, мучил его,
освобождая из самых темных глубин его души кошмарные образы - чудовищные и
устрашающие, порожденные слепой злобой; отвратительные и непристойные,
словно живые слепки его худших пороков. Все самые низкие чувства вдруг с
новой силой воскресли в нем, подчиняясь воле того, кто обладал древней,
могучей силой - тайным искусством Каббалы, - Феликса Клина...
Но где же он? "Где" Клин?!
- "Где же еще ему быть, как не "в тебе самом", - ответил беззвучный
шепот, раздавшийся прямо в его мозгу.
- Не может быть! - воскликнул Холлоран, сжав голову обеими руками,
чтобы больше не слышать этот тихий, вкрадчивый голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
поблизости была дверь, ведущая на улицу. Он почти побежал вперед, заметив
проход в конце коридора. На полу разлилась огромная лужа.
Ему показалось, что он слышит шаркающие звуки шагов - они раздавались
впереди, в конце коридора.
Палузинский выскользнул за дверь, ведущую во внутренний двор, и дождь
сразу обрушился на него; холодные струи хлестали по лицу, линзы очков
намокли и уродливо перекашивали формы окружающих предметов. Блеснула яркая
молния, на несколько секунд превратившая крупные капли на стеклах очков
поляка в крупные серебристые жемчужины; свет был настолько ярким, что
Палузинский зажмурился. Быстрым, привычным жестом сняв очки, он засеменил
через выложенный каменными плитами внутренний двор. Раздался оглушительный
удар грома. Палузинский стремился как можно скорее выбраться из этого
жуткого, проклятого дома, и поэтому он не пошел через личные покои Клина,
откуда надо было долго пробираться до парадного входа по коридорам, а
выбрал самый короткий путь, ведущий к центральному холлу. Безошибочный
инстинкт человека, весьма искушенного в науке выживания, подсказывал ему,
что для Клина бьет роковой час, и ему отнюдь не хотелось в этот час
оказаться где-нибудь поблизости, чтобы - не дай Бог - не разделить
жестокую участь "своего пана".
Когда он добрался до центра двора, где стоял разрушенный фонтан, ему
в лицо брызнуло какой-то жгучей жидкостью.
Он остановился, чтобы протереть больное место рукой, и почувствовал
на щеке что-то липкое и влажное, въедающееся в кожу. Близоруко вглядываясь
во тьму, он заметил, как из переполненного бассейна разрушенного фонтана,
извиваясь, выползают какие-то ужасные твари, как эти странные существа
извиваются среди каменных фигур.
Палузинский коротко, приглушенно вскрикнул и попятился назад.
"Дрянь!" Этого не может быть! Сломанный, заросший лишайником фонтан давно
пересох, его не прочищали уже бог знает сколько лет! Тем не менее он
отчетливо видел, как плещется вода в потрескавшейся каменной ограде
бассейна, и в ней пляшут веселые искорки - это были отражения освещенных
окон особняка, выходящих во внутренний двор. Вода тонкими струйками текла
по каменным желобам, и их попорченные временем резные каменные узоры
напоминали сказочных зверей, высунувших головы из темных ручьев.
Непонятные, жуткие существа в бассейне "двигались", свивались вместе,
словно хотели построить живой мостик, чтобы перебраться через каменную
ограду; их становилось все больше и больше - казалось, сами камни
порождают этих чудовищ. Твари, копошащиеся в мутной воде, извергали из
себя едкую жидкость, разбрызгивающуюся на много метров вокруг.
Палузинский кинулся бежать, но поскользнулся и упал в отвратительную,
дурно пахнущую слизь на каменных плитах, устилавших дворик. Он выронил
очки, и от удара о камень одно стекло покрылось сетью тонких извилистых
трещин.
Подгоняемый страхом, поляк проворно пополз на четвереньках к двери
напротив, из-за которой падал мягкий свет. Он был слишком напуган, чтобы
тратить драгоценные секунды на поиски разбившихся очков или оглядываться
на бурлящий фонтан. Он приглушенно всхлипнул, когда вокруг его ноги
обвилось что-то мягкое, почти бесплотное. Хотя прикосновение было легким и
нежным, Палузинский почувствовал, как его кожу начинает жечь. Он рванулся
вперед, не останавливаясь ни на миг, ощупью пробираясь в холодной и
скользкой слизи ко входу в дом, до которого оставалось не более полутора
десятков шагов.
Он вытер мокрое от слез и дождя лицо, вглядываясь в дальний конец
коридора. Заметив прихрамывающего человека, идущего ему навстречу,
Палузинский отпрянул к стене и вытащил из-под пиджака тяжелый
металлический ломик - свое любимое оружие, с которым он не расставался ни
на минуту. Не раздумывая над тем, кто этот незнакомец, и что он делает в
доме в столь поздний час, поляк бросился на высокую худощавую фигуру,
занося ломик для смертельного удара. Им руководил слепой инстинкт
самосохранения.
Матер успел заметить, каким диким безумием горят глаза бегущего к
нему человека. Металлический ломик тускло сверкнул в неярком свете ламп,
освещающих коридор. Плановик остановился и поднял свою трость, направив ее
конец прямо в грудь лысого мужчины.
Палузинский усмехнулся, глядя на оружие, которым собирался защищаться
этот худощавый пожилой человек. Он подумал, что легко справится с
противником, вооруженным хрупкой деревянной тростью. Самое худшее осталось
позади, во дворе, у фонтана, и в подземелье, где горели черные свечи. Он
ухватился за конец трости и рванул ее на себя, одновременно занося свой
короткий тяжелый лом над головой незнакомца. Рука его дрожала. Раздался
еле слышный щелчок.
Матер нажал маленькую кнопку на ручке своей трости, и длинная полая
деревянная палка осталась в руке у Палузинского. Из-под чехла показался
острый клинок. Безобидная деревянная трость превратилась в шпагу. У Матера
не оставалось ни секунды на раздумья, ибо этот сумасшедший, стоящий перед
ним, хотел только одного - убивать.
Плановик сделал выпад. Лезвие шпаги глубоко вошло в грудь
Палузинского, задев сердце и выйдя с другой стороны тела.
Палузинский удивленно поглядел на высокого мужчину, стоящего перед
ним. Он почувствовал боль только когда его противник резким движением
выдернул тонкий клинок из раны.
Он медленно опустился на пол. Его движения были плавными,
естественными - со стороны могло показаться, что он внезапно почувствовал
сильную усталость и присел отдохнуть возле стены. Затем он неуклюже лег, и
взгляд его помутился.
Перед смертью его посетило странное видение. Ему казалось, что он
лежит среди сотен тощих тел, вытянувшихся на холодном полу - не в коридоре
особняка, а в тесном, слабо освещенном бараке, за много сотен километров
отсюда.
Эти живые скелеты начали шевелиться, приподнимаясь на полу. Они
поворачивали к нему головы и улыбались жуткой усмешкой - растягивались
иссохшие губы, в лунных лучах поблескивали глубоко запавшие глаза. Они
ждали здесь много лет, ждали, когда он вернется. Один из них подполз ближе
и дотронулся до лица молодого Януша Палузинского своими холодными,
костлявыми пальцами. Он лежал неподвижно, не в силах шевельнуться, и
чувствовал, как невидимые руки приподымают край его грубой одежды. И
удивился тому, что совсем не почувствовал боли, когда зубы впились в его
обнаженный живот.
Боли не было. Совсем.
И он знал, что этот кошмар, уже не раз снившийся ему, будет
продолжаться дальше...
50. ТЕНИ И ВИДЕНИЯ
Холлоран даже не шевельнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице.
Он по-прежнему глядел вверх, в лицо умирающему гангстеру.
Ослабевшая рука дрогнула, и дуло револьвера дернулось. Умирающий
снова попытался прицелиться в свою жертву, но было уже слишком поздно -
силы оставляли его. Дэнни Шей начал опускаться на ступеньки, делая
последнее отчаянное усилие удержать дуло револьвера на одной линии с
головой Холлорана, но не смог - раненному в живот, ему оставалось жить
всего несколько секунд. Еще несколько секунд его рука сжимала оружие,
затем пальцы разжались. Глаза Дэнни закрылись; он почувствовал, что уже не
сможет поднять отяжелевшие веки.
- Господи всемогущий... - тихо проговорил он, но тут голос его
дрогнул, и молитва прервалась.
Его тело скатилось с крутых ступенек на мокрый пол - Шей был мертв.
Свежий ветер, ворвавшийся в подземелье сверху, со внутреннего двора,
взъерошил волосы Холлорана. Язычки пламени заметались под ветром; многие
свечи потухли, и черные тени от альковов протянулись в комнату,
придвинулись ближе, почти к самым ногам Холлорана. Древние изваяния все
так же бесстрастно глядели из углов. Однако Холлорана тревожил взгляд не
этих огромных каменных глаз, а других, непонятных существ, скрывающихся во
мраке под высокими арками. Эти следящие за ним твари не имели ни тел, ни
формы - вероятно, они были всего лишь плодом его воображения. Холлоран
чувствовал на себе их цепкие, пристальные взгляды.
Он повернулся к алтарю, на котором лежало огромное тело, истекающее
кровью. Кора поднялась с пола; на белой ткани ее халата резко выделялись
красные пятна. Глаза ее были устремлены на Холлорана, казалось, она без
слов молила его увести ее скорее из этого проклятого, страшного места. Но,
встретившись с его холодным взглядом, она отвернулась и приняла
безразличный вид.
Холлоран ничем не выдал своих чувств; он не мог позволить себе такого
проявления слабости в этот миг. Смущенный, растерянный, он не был до конца
уверен в своих чувствах к Коре. О да, ей удалось причинить ему боль,
глубоко ранить его сердце. Он расплатился за все. Он пытался убедить себя
в том, что девушка стала невинной жертвой человека, использовавшего ее в
своих целях. Но в то же время... он хотел прогнать эту мысль, но она
упорно возвращалась, причиняя ему наихудшие страдания... очевидно, сама
Кора оказалась восприимчивой ко злу - ведь она поддалась его влиянию.
- Не тебе судить меня, Лайам, - сказала Кора; она не повышала голоса,
но тон ее был вызывающим. - Не тебе и не таким, как ты.
Холлоран понял, что она имела в виду.
От удара грома дрогнули стены подземелья; эхо прокатилось под
каменными сводами, и с потолка на мокрый пол посыпалась темная пыль.
В одной из грязных лужиц лежал темный комок размером с кулак -
сохранившееся с древнейших времен сердце почитаемого Клином божества.
Из темных ниш в стенах начали появляться невиданные, кошмарные твари,
чьи жадные глаза уже давно следили за Холлораном.
Холлоран чувствовал их приближение; сперва ему казалось, что он видит
их. Эти призрачные создания были похожи на подводные чудовища, появившиеся
из глубин озера во время его катания с Клином на лодке. Они медленно
продвигались вперед, окружая его со всех сторон. Это было материальное
воплощение его внутренних пороков, темной стороны его "я" - кажется, Клин
достаточно ясно объяснил ему их происхождение.
Холлоран почувствовал, что силы покидают его. Он пошатнулся, словно
от сильного удара, и обернулся кругом, оглядывая просторное подземелье.
Боковым зрением он заметил, как тела неизвестных созданий мелькают
меж каменных идолов, прячась в тени, - они подходили все ближе, чтобы
напасть на него. Но стоило ему перевести свой взгляд в ту точку, где
только что извивалась чудовищная тварь, как четкие контуры фантастической
фигуры расплывались, и она превращалась в чуть заметное туманное облачко.
Он почувствовал странную тяжесть в голове, словно его виски тесно
сжал стальной обруч. Ему показалось, что тысячи тонких змеистых щупалец
проникают в его мозг, парализуя волю, связывая мысли.
Он сжал руками ноющие виски и встряхнул головой, желая избавиться от
неприятных ощущений. И тотчас же ссутулился, как будто его собственный вес
стал для него непосильной тяжестью. Кора шагнула к нему, но невидимые руки
удержали ее, ухватившись за легкую одежду - халат распахнулся, обнажив
плечи и грудь, залитые кровью. Она закричала, пытаясь вырваться из цепких
объятий, но Холлоран не слышал ее крика.
Собрав остаток сил, он шагнул вперед - сейчас ему хотелось только
одного: помочь девушке; он совершенно забыл о своих собственных
страданиях, когда смотрел на бьющуюся в руках невидимого врага Кору. Но
невидимые щупальца, парализующие его мозг, зашевелились и заставили его
опуститься на мокрый пол.
Он не слышал стонов девушки. Но хриплый смех Клина терзал его,
врезаясь в мозг, словно тупой бурав.
Этот дребезжащий звук вызвал у Холлорана новый приступ бессильного
гнева - казалось, Клин дразнил его, издевался над ним, мучил его,
освобождая из самых темных глубин его души кошмарные образы - чудовищные и
устрашающие, порожденные слепой злобой; отвратительные и непристойные,
словно живые слепки его худших пороков. Все самые низкие чувства вдруг с
новой силой воскресли в нем, подчиняясь воле того, кто обладал древней,
могучей силой - тайным искусством Каббалы, - Феликса Клина...
Но где же он? "Где" Клин?!
- "Где же еще ему быть, как не "в тебе самом", - ответил беззвучный
шепот, раздавшийся прямо в его мозгу.
- Не может быть! - воскликнул Холлоран, сжав голову обеими руками,
чтобы больше не слышать этот тихий, вкрадчивый голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71