Может, он вовсе не хочет быть таким, как раньше? Ведь ущербные всегда говорят, что стали счастливыми.
- И ты только для меня затеял все это? - тихо спросил он.
- Конечно, бать! Меня Избор твоей саблей ранил, вот, - он поднял подбородок и показал тонкий шрам, - но я ему так и сказал: мне все равно, что будет, но медальон я не отдам. Хочу, чтоб мой батя стал такой, как раньше!
- Сынок. Не надо… Я и так как-нибудь проживу. Давай уедем.
- Нет уж! Да и какая разница теперь-то? Ножик взять и открыть. Делов!
В обеих спальнях одновременно зазвенели выбитые сильными ударами стекла, и тут же раздался грохот у калитки. Есеня прыгнул к окну и увидел факелы, множество факелов, отчего во дворе стало светло, как днем. По полу в спальнях загремели тяжелые шаги, а в это время стража во дворе, сломавшая забор, уже выбивала дверь в сени.
Отец побледнел и шагнул к двери.
- На чердак. Быстрей, - шепнул он.
Есеня кивнул и рванулся к лестнице, но из детской спальни вышли сразу трое, а вслед за ними - еще трое из родительской. Отец перегородил им дорогу, Есеня схватился за ступеньки, и в этот миг рухнула дверь.
Их было очень много, они буквально заполнили всю кухню. Есеню, успевшего подняться на несколько ступенек вверх, за ноги стащили на пол, он потерял отца из виду - похоже, того сбили с ног. А может, убили? Нет!
- Батя! - закричал Есеня, - пустите! Пустите меня!
Он начал бешено рваться из цепких рук, он кусался, царапался, и бил босыми пятками во все стороны. Его тащили к двери, он упирался и извивался ужом, и грыз зубами все, что под них подворачивалось. Стражники вскрикивали, и разжимали ненадолго руки, но их было много, очень много! Его выволокли во двор и хотели связать, но Есеня бился так отчаянно, что у них ничего не вышло. Он не чувствовал боли от увесистых ударов, которыми они надеялись заставить его подчиниться, он не давал заломить себе руки за спину, и дрыгал ногами, которые с трудом держали четверо стражников. И стоило им на секунду ослабить хватку, как пятка Есени тут же влетала кому-нибудь в лицо. Едва чья-нибудь рука приближалась к его запястью, он впивался в нее ногтями, и ее сразу отдергивали.
- Звереныш! - шипели стражники со всех сторон сквозь ругань и крики.
Даже удар рукояткой сабли в солнечное сплетение не заставил его успокоится - Есеня только согнулся немного, и укусил чью-то ляжку. Они хотели накинуть петлю ему на шею, но он поймал ее зубами. Кто-то начал его душить - и это им не помогло. Его так и понесли по улице, широко разведя руки и ноги, а он изгибался, клацал зубами, мотал головой и надеялся вырваться.
Городскую тюрьму - мрачное приземистое здание из желто-серого камня на главной площади города - с четырех сторон окружала частая железная ограда, и Есеня ухватился рукой за обжигающе холодную стойку, когда его тащили через открытые ворота. Кто-то из стражников, идущих рядом, замахнулся факелом, но его одернули:
- Сильно не бить! Не калечить, рук не ломать! Слышал же, что сказано было!
- Ага, не бить! Оторви его теперь!
Есеня сжал кулак еще крепче, но его дернули вперед, и рука соскользнула. Он зарычал от обиды, и начал вырываться с новой силой.
Тяжело же им пришлось в узких тюремных коридорах! Есеня ни о чем не думал и ни на что не надеялся - он просто сопротивлялся. И не прислушивался даже, о чем стражники говорили между собой. Впрочем, его быстро передали тюремщикам, а те, в отличие от деревенских парней, знали свое дело гораздо лучше. Кто-то ударил его по шейным позвонкам ребром ладони, отчего руки и ноги сразу обмякли и сделались ватными, кто-то скрутил руки за спиной, и дальше Есеня, подталкиваемый в спину, пошел сам, спотыкаясь и иногда падая на колени. Он еще огрызался и даже укусил тюремщика пару раз, но тот ухватил его за волосы и запрокинул голову назад, после чего Есеня мог только щелкать зубами.
- Раз сопротивляется - в кандалы и к стене, - крикнули вслед, - пусть поутихнет немного.
Его втолкнули в камеру без окон - настоящий каменный мешок - в углу которой на полу валялся пук соломы, и подвели к стенке, где в нее были прочно вмурованы два кольца. Есеня ждал, когда они отпустят ему руки, ну или хотя бы не будут заламывать их за спину так крепко. Холодное железо стиснуло запястья - тюремщики долго возились с клиньями, удерживающими кандалы закрытыми, а потом его руки потянули вперед. Конечно, удары тяжелыми цепями оказались страшными, один из тюремщиков закричал и отступил, закрывая лицо руками, но второй, увернувшись, немедленно ударил Есеню по пояснице чем-то плоским и тяжелым. Есеня рухнул на колени как подкошенный, они подхватили цепи и потянули вверх, пропустив их через кольца и соединив замком.
- Охолони, - ласково сказал тюремщик, ударивший его по спине, - не надо так.
Есеня рванулся, чтобы его укусить, но тот с улыбкой отстранился и похлопал его по плечу.
- Дурачок… На ноги встань, руки потянешь. И не рвись - только запястья раскровишь, потом гноиться будут.
Тюремщики посмотрели на него, удовлетворенно кивая, и вышли вон, закрыв тяжелую дверь, обитую железом.
- Совсем мальчик, - сочувственно сказал один из них, - какой из него государственный преступник? Просто шалопай, небось, как мой в точности.
Огнезар. Допросы
Когда начальник стражи вошел к Огнезару в спальню среди ночи, тот сразу понял: или самое худшее или… Он рывком поднялся с постели.
- Ну?
- Взяли Жмуренка. У него дома, сосед донес.
- Медальон?
- Нет. Он пустой. Серебра две монеты - и все.
- Дом обыскали?
- Пол сняли, стены простучали. Нету.
- Надеюсь, теперь он не убежит?
- В кандалах, в холодной.
- Что, сопротивлялся? - удивился Огнезар.
- Еще как! Звереныш, настоящий звереныш, - расхохотался начальник стражи, - мои ребята все покусаны и исцарапаны. У одного зубы выбиты, у пятерых фонари под глазами - пяткой засветил.
- Давно я хотел на него посмотреть. Подожди в приемной, я сейчас соберусь. И вели седлать лошадь.
Первое, что бросилось в глаза Огнезару - удивительное сходство с портретом. Избор действительно ловил сущность лица, его непередаваемую индивидуальность. Мальчишка молча упирался, извивался, его буквально втащили в застенок и швырнули в кресло, завернув руки за спинку. Огнезар с улыбкой наблюдал за его бесполезными попытками сопротивления и не мог понять их смысла. Такое бывает от страха, но этот пока непуганый, и непохоже, чтобы он чего-то боялся.
- Меня зовут благородный Огнезар, - начал он, когда парень понял тщетность своих усилий и немного успокоился, - ты слышал обо мне?
Тот посмотрел исподлобья и оскалил зубы. Звереныш… Избор подметил верно - он похож на соболя. Если соболя загнать в угол, он тоже скалится и поднимает шерсть на загривке. И выглядит это так же забавно.
- Я даю тебе слово благородного человека: если ты скажешь мне, где спрятал медальон, я тут же отпущу тебя домой, - Огнезар улыбнулся.
Мальчишка сощурил глаза и прошипел сквозь зубы:
- Этого я никогда не скажу!
Огнезар не хотел выдавать своего торжества, но не выдержал и расхохотался. Глупый ребенок! Значит, все-таки спрятал сам. Больше всего Огнезар боялся, что медальон ушел в лагерь вольных людей. Нет, не ушел. Интересно, мальчик один знает, где медальон, или кроме него это известно еще кому-нибудь?
- Можешь не говорить, - пожал плечами Огнезар, - тогда я спрошу об этом у твоих друзей.
Лицо Жмуренка расплылось в наглой и довольной улыбке.
- А никто больше не знает, где он!
Улыбка его была вполне искренней, он радовался своей находчивости. Огнезар кивнул. Что ж, для первого раза информации неожиданно много. Но поговорить с парнем надо, надо разобраться в нем, понять, чего он боится, что любит, чего добивается.
- А зачем тебе медальон? - как бы между прочим спросил Огнезар.
Улыбка исчезла с лица Жмуренка, он снова приподнял верхнюю губу и процедил:
- Что бы забрать у тебя то, что ты украл.
А! Так это - принципиальная позиция! Грабь награбленное. Ну что ж, принципиальные позиции сдавать легче, чем любые другие.
- Может быть, ты знаешь, как это сделать? - вкрадчиво спросил Огнезар, ожидая в ответ упоминания невольника по имени Харалуг.
- Я умею варить булат, - неожиданно ответил Жмуренок, - настоящий харалуг.
Он, наверное, не понял, что подписал себе смертный приговор. Он наслаждался секундной растерянностью Огнезара, он смаковал эту свою маленькую победу, и не догадывался, что обрекает себя на смерть. Он, конечно, расскажет, где спрятал медальон, но он никогда отсюда не выйдет.
- И какой же мудрец рассказал тебе об этом? Улич? Или Остромир?
- Никакой. Я сам догадался.
Может врет, а может - хвастает. Впрочем, мудрецы Урдии Огнезару не по зубам. Только отравить, больше ничего сделать нельзя.
- И все, конечно, так тебе и поверили, - скептически кивнул Огнезар.
- Какая разница? Может, и не поверили. Все равно это правильно, иначе бы ты так не испугался! - Жмуренок глянул на него торжествующе.
Он не понимал, что загнал себя в ловушку, из которой ему будет не выбраться. Он сам захлопнул дверь этой ловушки, отрезая себе пути к отступлению. Огнезар удовлетворенно кивнул.
Больше на контакт мальчишка не шел. Он не отвечал на вопросы, и единственное, что удалось выведать Огнезару, это то, что Полоз жив. Но для первого раза и этого было достаточно. Через сорок минут нелегкой беседы Огнезар кивнул тюремщикам:
- В холодную. В кандалы к стене. Не кормить, пить не давать. Я приду послезавтра утром. Вечером пусть его осмотрит лекарь, и если найдет что-нибудь серьезное, доложите мне. О каждом, кто будет про него спрашивать, докладывать начальнику стражи. И… если он умрет, или сбежит, или еще что-нибудь с ним случится, вы все окажетесь на его месте, понятно? Вы, и ваши дети. В кандалах в холодной.
Через сутки с небольшим спеси у мальчишки немного убавилось. Огнезар ненапрасно потратил этот день: он опросил всех, кто знал Жмуренка - соседей, друзей, завсегдатаев питейных заведений, где тот бывал - и, наверное, начал представлять его немного лучше.
Жмуренок уже не сопротивлялся - у него тряслись колени. Еще бы - на ногах больше суток! И когда его посадили в кресло, на лице его мелькнуло облегчение. Только мелькнуло. Огнезар налил в кружку воды из кувшина, стоящего на скамейке в углу, и сделал большой глоток, не сводя глаз с лица мальчишки: кадык у того судорожно дернулся.
- Хочешь водички? - спросил Огнезар.
- Нет, - хрипло ответил Жмуренок и рывком отвернулся.
- Я просто так. Ничего говорить мне за это не надо.
Жмуренок только поморщился. Гордый! Огнезар поднес кружку к его губам, но тот неожиданно дернул головой, развернулся и с силой ударил по кружке темечком, снизу вверх. Вода выплеснулась ему на колени.
- Не надо мне никакой воды! - выкрикнул он довольно жалко, но, наверное, хотел, чтоб прозвучали эти слова презрительно и равнодушно.
- У… - протянул Огнезар, нагибаясь и заглядывая ему в глаза, - мы обиделись? А что ты хотел? Ты хотел, чтоб мы тебя уговаривали: ах, Балуй, ах, расскажи нам, где ты спрятал медальон? А ты бы гордо молчал и над нами глумился? Ты так хотел?
- Да! - рявкнул парень ему в лицо. Да мальчишка на грани срыва! Быстро…
- Позовите лекаря и ката с помощником, - кивнул Огнезар тюремщикам, - и влейте в него кружку воды.
Жмуренок захлебывался и кашлял. Но не сопротивлялся - на это гордости не хватило. Огнезар дождался, пока он отдышится, а потом продолжил:
- А теперь, юноша, когда ты напился и немного успокоился, я расскажу, что тебя ожидает в ближайшие дни.
Иногда и этого бывало достаточно. А если все же не хватало, Огнезар внимательно следил за лицом арестанта и подмечал, что пугает того сильней всего.
Этот не испугался. Вряд ли он так хорошо владел своим лицом - пока ему это не удавалось - и Огнезар рассудил, что у парня просто не сильно развито воображение. Что ж, чем хуже он себе это представляет, тем сильней будет его удивление. Возможно, одного дня будет достаточно.
Мальчишка равнодушно глянул на дыбу, пожал плечами и скривился при виде узловатых веревочных плетей - наверное, думал, что это похоже на отцовские вожжи, слегка поморщился от рассказа о клиньях под ногтями. Жаровня с раскаленными клещами его не впечатлила, а в вырванные языки, выжженные глаза и расплавленный свинец он просто не поверил.
Огнезар долго выбирал, с чего начать. На разных людей пытки действуют по-разному. И он никак не мог решить, что требуется в данном случае - шок от запредельных страданий или постепенный, нарастающий ужас, когда само ожидание становится пыткой, и боль усиливается в несколько раз за счет страха перед ней. Тут все зависит от устройства нервной системы. Огнезар подумал, что второй вариант будет беспроигрышным, но продолжительным, а первый может либо дать результат мгновенно, либо не дать его вообще. Кто знает, как отреагирует организм подростка?
Он хотел сыграть именно на удивлении, на срыве маски подросткового равнодушия. Психология подростка отличается и от детской, и от зрелой, но ближе стоит именно к детской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
- И ты только для меня затеял все это? - тихо спросил он.
- Конечно, бать! Меня Избор твоей саблей ранил, вот, - он поднял подбородок и показал тонкий шрам, - но я ему так и сказал: мне все равно, что будет, но медальон я не отдам. Хочу, чтоб мой батя стал такой, как раньше!
- Сынок. Не надо… Я и так как-нибудь проживу. Давай уедем.
- Нет уж! Да и какая разница теперь-то? Ножик взять и открыть. Делов!
В обеих спальнях одновременно зазвенели выбитые сильными ударами стекла, и тут же раздался грохот у калитки. Есеня прыгнул к окну и увидел факелы, множество факелов, отчего во дворе стало светло, как днем. По полу в спальнях загремели тяжелые шаги, а в это время стража во дворе, сломавшая забор, уже выбивала дверь в сени.
Отец побледнел и шагнул к двери.
- На чердак. Быстрей, - шепнул он.
Есеня кивнул и рванулся к лестнице, но из детской спальни вышли сразу трое, а вслед за ними - еще трое из родительской. Отец перегородил им дорогу, Есеня схватился за ступеньки, и в этот миг рухнула дверь.
Их было очень много, они буквально заполнили всю кухню. Есеню, успевшего подняться на несколько ступенек вверх, за ноги стащили на пол, он потерял отца из виду - похоже, того сбили с ног. А может, убили? Нет!
- Батя! - закричал Есеня, - пустите! Пустите меня!
Он начал бешено рваться из цепких рук, он кусался, царапался, и бил босыми пятками во все стороны. Его тащили к двери, он упирался и извивался ужом, и грыз зубами все, что под них подворачивалось. Стражники вскрикивали, и разжимали ненадолго руки, но их было много, очень много! Его выволокли во двор и хотели связать, но Есеня бился так отчаянно, что у них ничего не вышло. Он не чувствовал боли от увесистых ударов, которыми они надеялись заставить его подчиниться, он не давал заломить себе руки за спину, и дрыгал ногами, которые с трудом держали четверо стражников. И стоило им на секунду ослабить хватку, как пятка Есени тут же влетала кому-нибудь в лицо. Едва чья-нибудь рука приближалась к его запястью, он впивался в нее ногтями, и ее сразу отдергивали.
- Звереныш! - шипели стражники со всех сторон сквозь ругань и крики.
Даже удар рукояткой сабли в солнечное сплетение не заставил его успокоится - Есеня только согнулся немного, и укусил чью-то ляжку. Они хотели накинуть петлю ему на шею, но он поймал ее зубами. Кто-то начал его душить - и это им не помогло. Его так и понесли по улице, широко разведя руки и ноги, а он изгибался, клацал зубами, мотал головой и надеялся вырваться.
Городскую тюрьму - мрачное приземистое здание из желто-серого камня на главной площади города - с четырех сторон окружала частая железная ограда, и Есеня ухватился рукой за обжигающе холодную стойку, когда его тащили через открытые ворота. Кто-то из стражников, идущих рядом, замахнулся факелом, но его одернули:
- Сильно не бить! Не калечить, рук не ломать! Слышал же, что сказано было!
- Ага, не бить! Оторви его теперь!
Есеня сжал кулак еще крепче, но его дернули вперед, и рука соскользнула. Он зарычал от обиды, и начал вырываться с новой силой.
Тяжело же им пришлось в узких тюремных коридорах! Есеня ни о чем не думал и ни на что не надеялся - он просто сопротивлялся. И не прислушивался даже, о чем стражники говорили между собой. Впрочем, его быстро передали тюремщикам, а те, в отличие от деревенских парней, знали свое дело гораздо лучше. Кто-то ударил его по шейным позвонкам ребром ладони, отчего руки и ноги сразу обмякли и сделались ватными, кто-то скрутил руки за спиной, и дальше Есеня, подталкиваемый в спину, пошел сам, спотыкаясь и иногда падая на колени. Он еще огрызался и даже укусил тюремщика пару раз, но тот ухватил его за волосы и запрокинул голову назад, после чего Есеня мог только щелкать зубами.
- Раз сопротивляется - в кандалы и к стене, - крикнули вслед, - пусть поутихнет немного.
Его втолкнули в камеру без окон - настоящий каменный мешок - в углу которой на полу валялся пук соломы, и подвели к стенке, где в нее были прочно вмурованы два кольца. Есеня ждал, когда они отпустят ему руки, ну или хотя бы не будут заламывать их за спину так крепко. Холодное железо стиснуло запястья - тюремщики долго возились с клиньями, удерживающими кандалы закрытыми, а потом его руки потянули вперед. Конечно, удары тяжелыми цепями оказались страшными, один из тюремщиков закричал и отступил, закрывая лицо руками, но второй, увернувшись, немедленно ударил Есеню по пояснице чем-то плоским и тяжелым. Есеня рухнул на колени как подкошенный, они подхватили цепи и потянули вверх, пропустив их через кольца и соединив замком.
- Охолони, - ласково сказал тюремщик, ударивший его по спине, - не надо так.
Есеня рванулся, чтобы его укусить, но тот с улыбкой отстранился и похлопал его по плечу.
- Дурачок… На ноги встань, руки потянешь. И не рвись - только запястья раскровишь, потом гноиться будут.
Тюремщики посмотрели на него, удовлетворенно кивая, и вышли вон, закрыв тяжелую дверь, обитую железом.
- Совсем мальчик, - сочувственно сказал один из них, - какой из него государственный преступник? Просто шалопай, небось, как мой в точности.
Огнезар. Допросы
Когда начальник стражи вошел к Огнезару в спальню среди ночи, тот сразу понял: или самое худшее или… Он рывком поднялся с постели.
- Ну?
- Взяли Жмуренка. У него дома, сосед донес.
- Медальон?
- Нет. Он пустой. Серебра две монеты - и все.
- Дом обыскали?
- Пол сняли, стены простучали. Нету.
- Надеюсь, теперь он не убежит?
- В кандалах, в холодной.
- Что, сопротивлялся? - удивился Огнезар.
- Еще как! Звереныш, настоящий звереныш, - расхохотался начальник стражи, - мои ребята все покусаны и исцарапаны. У одного зубы выбиты, у пятерых фонари под глазами - пяткой засветил.
- Давно я хотел на него посмотреть. Подожди в приемной, я сейчас соберусь. И вели седлать лошадь.
Первое, что бросилось в глаза Огнезару - удивительное сходство с портретом. Избор действительно ловил сущность лица, его непередаваемую индивидуальность. Мальчишка молча упирался, извивался, его буквально втащили в застенок и швырнули в кресло, завернув руки за спинку. Огнезар с улыбкой наблюдал за его бесполезными попытками сопротивления и не мог понять их смысла. Такое бывает от страха, но этот пока непуганый, и непохоже, чтобы он чего-то боялся.
- Меня зовут благородный Огнезар, - начал он, когда парень понял тщетность своих усилий и немного успокоился, - ты слышал обо мне?
Тот посмотрел исподлобья и оскалил зубы. Звереныш… Избор подметил верно - он похож на соболя. Если соболя загнать в угол, он тоже скалится и поднимает шерсть на загривке. И выглядит это так же забавно.
- Я даю тебе слово благородного человека: если ты скажешь мне, где спрятал медальон, я тут же отпущу тебя домой, - Огнезар улыбнулся.
Мальчишка сощурил глаза и прошипел сквозь зубы:
- Этого я никогда не скажу!
Огнезар не хотел выдавать своего торжества, но не выдержал и расхохотался. Глупый ребенок! Значит, все-таки спрятал сам. Больше всего Огнезар боялся, что медальон ушел в лагерь вольных людей. Нет, не ушел. Интересно, мальчик один знает, где медальон, или кроме него это известно еще кому-нибудь?
- Можешь не говорить, - пожал плечами Огнезар, - тогда я спрошу об этом у твоих друзей.
Лицо Жмуренка расплылось в наглой и довольной улыбке.
- А никто больше не знает, где он!
Улыбка его была вполне искренней, он радовался своей находчивости. Огнезар кивнул. Что ж, для первого раза информации неожиданно много. Но поговорить с парнем надо, надо разобраться в нем, понять, чего он боится, что любит, чего добивается.
- А зачем тебе медальон? - как бы между прочим спросил Огнезар.
Улыбка исчезла с лица Жмуренка, он снова приподнял верхнюю губу и процедил:
- Что бы забрать у тебя то, что ты украл.
А! Так это - принципиальная позиция! Грабь награбленное. Ну что ж, принципиальные позиции сдавать легче, чем любые другие.
- Может быть, ты знаешь, как это сделать? - вкрадчиво спросил Огнезар, ожидая в ответ упоминания невольника по имени Харалуг.
- Я умею варить булат, - неожиданно ответил Жмуренок, - настоящий харалуг.
Он, наверное, не понял, что подписал себе смертный приговор. Он наслаждался секундной растерянностью Огнезара, он смаковал эту свою маленькую победу, и не догадывался, что обрекает себя на смерть. Он, конечно, расскажет, где спрятал медальон, но он никогда отсюда не выйдет.
- И какой же мудрец рассказал тебе об этом? Улич? Или Остромир?
- Никакой. Я сам догадался.
Может врет, а может - хвастает. Впрочем, мудрецы Урдии Огнезару не по зубам. Только отравить, больше ничего сделать нельзя.
- И все, конечно, так тебе и поверили, - скептически кивнул Огнезар.
- Какая разница? Может, и не поверили. Все равно это правильно, иначе бы ты так не испугался! - Жмуренок глянул на него торжествующе.
Он не понимал, что загнал себя в ловушку, из которой ему будет не выбраться. Он сам захлопнул дверь этой ловушки, отрезая себе пути к отступлению. Огнезар удовлетворенно кивнул.
Больше на контакт мальчишка не шел. Он не отвечал на вопросы, и единственное, что удалось выведать Огнезару, это то, что Полоз жив. Но для первого раза и этого было достаточно. Через сорок минут нелегкой беседы Огнезар кивнул тюремщикам:
- В холодную. В кандалы к стене. Не кормить, пить не давать. Я приду послезавтра утром. Вечером пусть его осмотрит лекарь, и если найдет что-нибудь серьезное, доложите мне. О каждом, кто будет про него спрашивать, докладывать начальнику стражи. И… если он умрет, или сбежит, или еще что-нибудь с ним случится, вы все окажетесь на его месте, понятно? Вы, и ваши дети. В кандалах в холодной.
Через сутки с небольшим спеси у мальчишки немного убавилось. Огнезар ненапрасно потратил этот день: он опросил всех, кто знал Жмуренка - соседей, друзей, завсегдатаев питейных заведений, где тот бывал - и, наверное, начал представлять его немного лучше.
Жмуренок уже не сопротивлялся - у него тряслись колени. Еще бы - на ногах больше суток! И когда его посадили в кресло, на лице его мелькнуло облегчение. Только мелькнуло. Огнезар налил в кружку воды из кувшина, стоящего на скамейке в углу, и сделал большой глоток, не сводя глаз с лица мальчишки: кадык у того судорожно дернулся.
- Хочешь водички? - спросил Огнезар.
- Нет, - хрипло ответил Жмуренок и рывком отвернулся.
- Я просто так. Ничего говорить мне за это не надо.
Жмуренок только поморщился. Гордый! Огнезар поднес кружку к его губам, но тот неожиданно дернул головой, развернулся и с силой ударил по кружке темечком, снизу вверх. Вода выплеснулась ему на колени.
- Не надо мне никакой воды! - выкрикнул он довольно жалко, но, наверное, хотел, чтоб прозвучали эти слова презрительно и равнодушно.
- У… - протянул Огнезар, нагибаясь и заглядывая ему в глаза, - мы обиделись? А что ты хотел? Ты хотел, чтоб мы тебя уговаривали: ах, Балуй, ах, расскажи нам, где ты спрятал медальон? А ты бы гордо молчал и над нами глумился? Ты так хотел?
- Да! - рявкнул парень ему в лицо. Да мальчишка на грани срыва! Быстро…
- Позовите лекаря и ката с помощником, - кивнул Огнезар тюремщикам, - и влейте в него кружку воды.
Жмуренок захлебывался и кашлял. Но не сопротивлялся - на это гордости не хватило. Огнезар дождался, пока он отдышится, а потом продолжил:
- А теперь, юноша, когда ты напился и немного успокоился, я расскажу, что тебя ожидает в ближайшие дни.
Иногда и этого бывало достаточно. А если все же не хватало, Огнезар внимательно следил за лицом арестанта и подмечал, что пугает того сильней всего.
Этот не испугался. Вряд ли он так хорошо владел своим лицом - пока ему это не удавалось - и Огнезар рассудил, что у парня просто не сильно развито воображение. Что ж, чем хуже он себе это представляет, тем сильней будет его удивление. Возможно, одного дня будет достаточно.
Мальчишка равнодушно глянул на дыбу, пожал плечами и скривился при виде узловатых веревочных плетей - наверное, думал, что это похоже на отцовские вожжи, слегка поморщился от рассказа о клиньях под ногтями. Жаровня с раскаленными клещами его не впечатлила, а в вырванные языки, выжженные глаза и расплавленный свинец он просто не поверил.
Огнезар долго выбирал, с чего начать. На разных людей пытки действуют по-разному. И он никак не мог решить, что требуется в данном случае - шок от запредельных страданий или постепенный, нарастающий ужас, когда само ожидание становится пыткой, и боль усиливается в несколько раз за счет страха перед ней. Тут все зависит от устройства нервной системы. Огнезар подумал, что второй вариант будет беспроигрышным, но продолжительным, а первый может либо дать результат мгновенно, либо не дать его вообще. Кто знает, как отреагирует организм подростка?
Он хотел сыграть именно на удивлении, на срыве маски подросткового равнодушия. Психология подростка отличается и от детской, и от зрелой, но ближе стоит именно к детской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58