То был другой мир, с совершенно другими правилами, мир Эмондова Луга. Оплошность там означала вызов в Круг Женщин деревни. Здесь же единственный неверный шаг означал смерть или нечто худшее, и не только для нее одной.
– Восседающие, оставшиеся в Башне, непременно захотят вести переговоры, – вставила Карлиния, вздохнув. – Они должны знать, что чем дольше длится осада, тем больше шансов у Лорда Гарета найти корабли. И тем не менее, я, например, не могу сказать, сколько будут продолжаться переговоры, когда они поймут, что мы не собираемся сдаваться.
– Элайда будет на этом настаивать, – пробормотала Мирелле. Казалось, она не спорит, а разговаривает сама с собой, и Шириам вздрогнула, поплотнее завернувшись в плащ, словно позволила холоду коснуться себя.
Только Беонин выглядела счастливой: она сидела, нетерпеливо выпрямившись, в седле, и волосы цвета темного меда под капюшоном обрамляли ее широкую улыбку. Однако, вызываться добровольцем не торопилась. Она прекрасно вела переговоры, так говорили все, и знала, когда необходимо выждать.
– Я действительно говорю, что вы можете начинать. – Эгвейн не собиралась никого упрекать, ведь если намереваешься жить так, словно Три Обета уже принесены, то необходимо держать свое слово. Она не могла ждать, пока присягнет на Клятвенном Жезле. Тогда все было бы гораздо проще. – Только убедитесь, что вы очень осторожны в своих высказываниях. Пока они не решат, что все мы отрастили крылья, чтобы летать, они волей – неволей будут подозревать, что мы вновь открыли Перемещение, но не смогут в этом убедиться пока кто-то им это не подтвердит. Для нас будет лучше, если у них останется сомнение. Это должно пока оставаться тайной, которую вы обязаны хранить так же крепко, как храните тайну о наших хорьках в Башне.
При этих словах Мирелле и Анайя вздрогнули, а Карлиния оглянулась, словно испугавшись, хотя и Стражи, и солдаты были довольно далеко, и едва ли сумели бы расслышать что-то кроме крика. Лицо Морврин стало еще кислее. Даже Нисао выглядела слегка нездоровой, хотя она не имела никакого отношения к решению тайно послать Сестер назад в Башню под видом откликнувшихся на призыв Элайды. Совет был бы счастлив узнать, что в Башне находятся десять Сестер, пытающихся подорвать влияние Элайды, – насколько это было в их силах. Даже если их усилия пока не принесли ощутимых результатов. А вот сами Восседающие, безусловно, были бы несчастны, поняв, что эту информацию хранили в тайне из опасения, что некоторые из Восседающих на самом деле могли быть из Черной Айя. То же касалось бы Шириам и остальных, узнай Совет об их клятвах Эгвейн. Последствия были бы одинаковыми. Пока еще Совет не приказывал высечь розгами кого бы то ни было, но зная манеру Восседающих раздражаться из-за каждого пустяка, выходящего за рамки военных вопросов, будет вовсе не удивительно, если они охотно ухватятся за возможность убедительно показать, что какая-то власть у них еще осталась, а заодно и излить свой гнев.
Беонин явно была единственной, кто противился такому решению. По крайней мере, пока не стало ясно, что остальные, так или иначе, готовы согласиться. И она лишь прерывисто вздохнула, да вокруг ее глаз залегли тени. Возможно, свою роль сыграло и неожиданное осуществление того, что она только намеревалась предпринять. Сама попытка отыскать в Башне кого-нибудь, кто пожелал бы вести переговоры, могла послужить причиной усмирения. Глаза-и-уши в Тар Валоне о происходившем внутри Башни передавали только слухи. Новости о самой Башне доходили только по каплям и разрозненными обрывками сведений через Сестер, рискующих в Тел'аран'риод бросить взгляд на мимолетные отражения бодрствующего мира, но самый незначительный клочок этих сведений говорил о том, что Элайда правит указами и собственной прихотью, а Совет даже не осмеливается ей противостоять. Лицо Беонин постепенно серело все сильнее, пока она не стала выглядеть более нездоровой, чем Нисао. Анайя и другие выглядели бледными, словно сама смерть.
Волна уныния захлестнула Эгвейн. Эти женщины были самыми сильными из тех, кто противостоял Элайде. Даже медлительная Беонин, которая всегда предпочитала говорить, а не действовать. Ну, ладно, Серые были известны своей убежденностью в том, что любой вопрос может быть решен с помощью достаточно продолжительных переговоров. Когда-нибудь они попытаются вести переговоры с троллоком или просто с разбойником. Поглядим, чего они смогут добиться! Без Шириам и остальных сопротивление Элайде развалилось бы прежде, чем возникло. И так или иначе, подобное едва не произошло. Однако Элайда еще прочнее обосновалась в Башне, и казалось, даже Анайя представила себе, как все то, через что им пришлось пройти и все то, что им пришлось совершить, идет насмарку.
Нет! Испустив долгий протяжный вздох, Эгвейн расправила плечи и выпрямилась в седле. Она была законной Амерлин, независимо от того, чего намеревался достичь Совет, избирая ее, и чтобы иметь хоть какую-то надежду восстановить Башню, она обязана не позволить развалиться восстанию против Элайды. Если для этого требуются фальшивые переговоры, что ж, это будет не впервые, когда Айз Седай делали одно, а намеревались достичь другого. Чего бы ни потребовалось, она обязана поддерживать восстание и низложить Элайду, и она это сделает. Любой ценой.
– Затягивайте переговоры, насколько сможете, – велела она Беонин. – Можете говорить о чем угодно, пока храните тайны, которые необходимо сохранить, но ни на что не соглашайтесь, и вынуждайте их продолжать переговоры. – Едва удерживаясь в седле, Серая Сестра, определенно, выглядела более нездоровой, чем Анайя. Казалось, ее сейчас стошнит.
Когда показался лагерь, солнце было почти на полпути к зениту, и эскорт всадников повернул назад к реке, позволив Эгвейн и сестрам проехать по снегу последнюю милю в сопровождении одних только Стражей. Лорд Гарет задержался, словно хотел поговорить с ней еще раз, но, наконец, направил своего гнедого на восток вслед за отрядом и понесся во весь опор, поскольку всадники уже скрылись за длинной рощей. Он не стал бы рассказывать о чем они спорят и что обсуждают, там, где кто-нибудь мог услышать, и верил, что Беонин и прочие были только тем, за кого принимали их все – сторожевыми псами Айя. Она почувствовала легкую досаду оттого, что кое-что хранила от него в тайне. Но чем меньше тех, кто знает тайну, тем больше вероятность того, что она останется тайной.
Лагерь представлял собой расползшуюся во все стороны мешанину палаток всевозможных форм, размеров и цветов, новых и залатанных в разной степени, и почти полностью занимал обширное, окруженное деревьями пастбище на полпути между Тар Валоном и Пиком Дракона. Вокруг кольцом были расставлены повозки, ряды фургонов и телег всех форм и размеров. Кое-где за линией окружающих деревьев, находящихся в нескольких милях от лагеря, поднимались струйки дыма, но местные фермеры предпочитали держаться подальше, если только не требовалось продать молоко или яйца, или не возникала необходимость Исцеления от какого-нибудь несчастного случая. Не было видно совершенно никаких признаков армии, которую Эгвейн привела с собой, пока. Лорд Гарет сосредоточил свои силы вдоль реки, часть занимала города у мостов по обоим берегам, а остальные располагались, по его словам, в запасных лагерях. Воины из этих лагерей могли броситься на помощь для отражения любой вылазки из города. Это на тот случай, если его мнение о Верховном Капитане Чубейне было ошибочным.
– Всегда учитывайте возможность, что ваши предположения неверны, – внушал он Эгвейн. В целом, конечно же, никто не возражал против такого размещения армии. Любая Сестра готова была придираться к мелочам и деталям, но, в конце концов, захват этих городов был единственным способом осадить Тар Валон. По суше. И очень многие Айз Седай были рады тому, что могут, если и не вспоминать, то хотя бы не видеть солдат.
Как только Эгвейн и остальные приблизились, из лагеря выехали три Стража в меняющих цвет плащах. Один – очень высокий, один – очень низкий, так что создавалось впечатление, что они специально выстроились по росту. Они выглядели опасными даже когда кланялись Эгвейн и Сестрам, и кивали Стражам – мужчины, уверенные в том, что им нет необходимости доказывать кому бы то ни было то, насколько они опасны. И от этого все становилось еще более очевидным. Непринужденность Стража, как отдых льва на холме, – так гласила старая поговорка Айз Седай. Остальная ее часть затерялась в веках, но, воистину, не было никакой нужды говорить что-то еще. В нынешних обстоятельствах безопасность лагеря, даже переполненного Айз Седай, не совсем удовлетворяла Сестер. И Стражи патрулировали несколько миль во всех направлениях – словно львы на прогулке.
Анайя и остальные, все, кроме Шириам, тут же рассеялись, едва добравшись до первого ряда палаток за линией фургонов. Каждая должна была отыскать главу своей Айя, якобы для того, чтобы доложить о поездке Эгвейн и Лорда Гарета к реке, и, что еще более важно, убедиться, что главы Айя знали, что некоторые из Восседающих обсуждали возможность переговоров с Элайдой, и что Эгвейн была решительна. Было бы проще, если бы сама Эгвейн знала, кто возглавляет Айя, но даже клятва вассальной верности не позволяла этого узнать. Мирелле чуть не проглотила язык, когда Эгвейн об этом заикнулась. Быть заваленной работой без предварительной подготовки – не лучший способ научиться с ней справляться, и Эгвейн понимала, что перед ней еще море того, что необходимо узнать о том, как быть Амерлин. Безбрежные океаны того, что надо было знать и одновременно горы работы, которую надо было делать.
– Если позволите, Мать, – сказала Шириам после того, как Беонин последней скрылась среди палаток, сопровождаемая своим Стражем с изуродованным шрамами лицом, – но у меня стол завален бумагами. – Недостаток энтузиазма в ее голосе был понятен. Палантин Хранительницы Летописей неразрывно связывался с постоянно растущими грудами сообщений, которые надлежало рассортировать и документов, которые надо было подготовить. Несмотря на рвение к остальной части работы, заключавшейся в поддержании жизни лагеря, всякий раз, когда Шириам вплотную сталкивалась с очередной кипой бумаг, она начинала глухо ворчать о своем страстном желании остаться Наставницей Послушниц.
Однако, как только Эгвейн дала ей разрешение, она пришпорила своего черноногого в пятнах коня, перейдя на рысь и разогнав при этом группу рабочих. В грубых кафтанах и в шарфах, обернутых вокруг голов, они несли на спинах большие корзины. Один из мужчин упал лицом в полузамерзшую грязь, что покрывала улицу. Аринвар – Страж Шириам, – стройный кайриэнец с седеющими висками, задержался, чтобы удостовериться, что рабочий поднялся на ноги, затем погнал своего гнедого жеребца вслед за ней, оставив рабочего сыпать проклятиями, большинство которых, казалось, относилось к хохоту его приятелей. Любому известно, что когда Айз Седай хочет куда-нибудь пройти, следует убраться с дороги.
То, что просыпалось из корзины рабочего на дорогу, невольно привлекло взгляд Эгвейн и заставило ее задрожать, – горка крупы, с таким количеством ползающих в ней долгоносиков, что создавалось впечатление, будто этих черных ползающих точек больше, чем самой крупы. Должно быть, все мужчины несли испорченную пищу к мусорным кучам. Бесполезно утруждать себя и пытаться просеять испорченные долгоносиком продукты – только кто-то очень голодный смог бы это есть – но слишком много корзин муки и зерна ежедневно приходилось отправлять в отходы. Да и половина бочек с солониной, когда их открывали для использования, воняла так, что ничего нельзя было сделать, кроме как закопать их содержимое в землю. Для слуг и рабочих, по крайней мере, для тех, кто имел опыт лагерной жизни, в этом не было ничего нового. Немного хуже, чем обычно, но ничего сверхъестественного. Долгоносик мог появиться в любое время. А торговцы, пытаясь выручить побольше, наряду со свежим мясом, всегда продавали немного тухлого. Тем не менее, для Айз Седай это было причиной крайнего беспокойства. Каждая бочка мяса, каждый мешок зерна или муки, или других продуктов, были окружены плетением Сохранения, как только продукты покупались, и независимо от того, какой это был продукт, он не мог испортиться, пока плетение не было распущено. Но тем не менее мясо гнило, а насекомые – размножались. Было похоже, что сама саидар перестала действовать. Но скорее уж Сестры начнут отпускать шуточки про Черную Айя, чем заговорят об этом.
Один из смеющихся мужчин заметил Эгвейн, наблюдавшую за ними, и подтолкнул покрытого грязью товарища, который попридержал свой язык, хотя и не слишком. Он даже смотрел с негодованием, словно обвинял ее в своем падении. Из-за того что лицо было наполовину скрыто капюшоном, а палантин Амерлин был свернут в мешочке у пояса, они, казалось, принимали ее за одну из Принятых, не все из которых имели достаточное количество надлежащей одежды, чтобы всегда одеваться как положено, или возможно, за посетительницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121