Дома и гостиницы в шумном беспорядке стояли плечом к плечу с конюшнями и тавернами. Здесь повсеместно был слышен лязг из кузниц, тут и там – треск ткацких станков и ковровых мастерских, и повсюду – бондари, сбивающие обручи на бочках для транспортировки соли. Лоточники продавали заколки и ленты, пирожки с мясом и жареные орехи, или по-зимнему вялую репу и сморщенные сливы. На каждой улице перед лавками стояли мужчины и женщины, предъявляя образцы товара, разложенного на узких столиках перед ними, и выкрикивая списки того, что предлагали.
Тем не менее, отличить дома торговцев солью было легко, у них было три каменных этажа, а не два, и они занимали в восемь раз больше площади, чем другие, и у каждого была выходящая на улицу аллея, с белеными экранами из железа между колоннами. Нижние окна большинства зданий тоже имели такие экраны, хотя и не всегда окрашенные. Это очень живо напоминало Эбу Дар, но кроме оливкового цвета лица людей здесь было мало что общего. Не было глубоких вырезов, открывающих впадину между грудями, юбок, подшитых с краю, и выставляющих напоказ нижние юбки. Женщины носили расшитые платья с высокими воротниками до самого подбородка, с небольшой вышивкой для людей попроще, и с богатой для людей побогаче. Мужчины носили плащи, расшитые сверху донизу, и прозрачные вуали на лицах, свисающие с гребенок из золота, или вплетали бусины из кости в темные бороды. Мужские кафтаны почти так же плотно были расшиты цветами – ярко и богато, или бедно. Большинство мужчин носило у пояса длинный нож с чуть меньше загнутым лезвием, чем в Эбу Дар. Но и богатые, и бедные парни здесь тоже имели привычку поглаживать рукояти своих ножей, словно предвкушая схватку, настолько возможно, так что может это было и тоже самое.
Дворец Леди Айтелейн не был отличим от особняков торговцев солью, но зато было расположен на главной площади города, довольно широком пространстве, выложенном полированным камнем, где стоял большой круглый фонтан из мрамора. Однако люди заполняли ведра и большие фляги из глины водой из каналов, наполняющих каменные бассейны по углам площади. От большого фонтана шел запах морской воды. Это был символ богатства Джурадора, идущего из того же источника, что и соляные копи в холмах. Мэт специально собрался пораньше, чтобы посмотреть город прежде, чем солнце доберется до полудня.
Каждый раз когда Туон и Селюсия замечали лавку с шелками, выставленными на прилавке, они останавливались, чтобы посмотреть рулоны с тканью и сдвинув головы шептались, отмахиваясь от навязчивого продавца. Те очень внимательно следили за женщинами, пока не замечали, что Мэт сопровождает этих двух женщин. Такое внимание было не спроста. В своих поношенных шерстяных плащах и в ужасно сидящих на них платьях они не выглядели как клиенты, способные купить шелк. Мэт же, в плаще, наброшенном на одно плечо, демонстрируя свою подкладку, выглядел вполне платежеспособным. И хотя женщины всегда утверждают, что хотят, чтобы мужчина проявлял интерес к их делам. Всякий раз, когда он пытался проявить интерес, и придвигался ближе, чтобы расслышать то, о чем они говорят, женщины затихали и смотрели на него холодными глазами из-под глубоких капюшонов, пока он не отступал назад на шаг или два. После чего Селюсия снова склонялась к Туон, и они снова принимались бормотать теребя пальцами шелка: красные, синие, зеленые, гладкий мерцающий шелк и парчу. Джурадор был очень богатым городом. К счастью, он догадался до отказа набить золотом кошелек, лежавший в кармане его кафтана. Но ни одна из тканей, похоже, не устраивала покупательниц.
Неизбежно, Туон качала головой, и парочка ускользала в толпу, оставляя Мэта догонять их возле следующей лавки с шелком. Кости продолжали отскакивать от внутренних стенок его черепа.
Они были не единственными представителями труппы, которые пришли в город. Он узнал Алудру, увидев украшенные бусинками косички, идущую в толпе вместе с седовласым мужчиной, который, судя по богатству вышивки на кафтане в виде цветов и птиц, должен был быть торговцем солью. Интересно, что нужно Иллюминатору от торговца солью? Что бы она ему не сказала, он сиял довольной улыбкой, от чего складок на его лице добавилось.
Туон снова покачала головой, и две женщины перешли к следующей лавке, игнорируя глубокие поклоны владельца. Хотя, большинство из них было предназначено Мэту. Может, этот тощий дурак решил, что он хотел купить ткань себе. Не то, чтобы он отказался бы от нового шелкового кафтана, или даже трех, но кто бы стал думать о кафтанах, каждый момент ожидая, что эти проклятые кости остановятся? Главное, чтобы было немного вышивки на рукавах и по плечам.
Мимо закутанный в плащ бронзового цвета прошел Том, подкручивая свои длинные белые усы, и зевая, словно ночь была бурной. Все может быть. Вроде бы менестрель больше напивался, но Лопин и Нерим жаловались, что он всю ночь не спит, оставляя лампу зажженной, чтобы перечитывать свое драгоценное письмо. Что могло быть такого интересного в письме от мертвой женщины? Мертвая женщина. Свет, а что если те люди на дороге… Нет! Он вообще не станет об этом думать.
Туон ущипнула один сверток шелка и отпустила, отвернувшись, даже не посмотрев другие. Прежде чем последовать за ней, Селюсия так посмотрела на коренастую владелицу лавки, что женщина отпрянула словно от пощечины. Мэт ей улыбнулся. Обиженные торговцы могли позвать городскую стражу, которая станет задавать вопросы, и кто знает, куда еще это могло завести? Он знал, что мог улыбкой успокоить большинство женщин. Круглолицая женщина пренебрегала его улыбкой, и нежно погладила сверток шелка как сверток с младенцем. Большинство женщин, подумал он с досадой.
Вниз по улице с женщины в обычном плаще свалился капюшон, и у Мэта перехватило дыхание. Эдесина снова подняла капюшон, но не слишком-то спешила, но так или иначе, урон уже был нанесен, и нестареющее лицо Айз Седай мог увидеть любой, кто знал, как оно выглядит. Никто на улице не подал вида, что он что-нибудь заметил, но Мэт не мог поручиться за каждого прохожего. Подумал ли кто-нибудь о вознаграждении? Сейчас в Джурадоре может и не быть Шончан, но они тут постоянно бывают.
Эдесина скользнула за угол, и за ней последовали две темных фигуры. Две. Значит, в лагере осталась только одна сул'дам, чтобы наблюдать за двумя Айз Седай? Или, возможно, Джолин или Теслин были где-нибудь поблизости, а он их просто не заметил. Он вытянул шею, осматривая толпу в поисках похожего плаща, но у всех, кого он видел, было хотя бы немного вышивки.
Внезапно, его словно камнем между глаз ударило. У всех плащей была вышивка. А где тогда проклятая Туон с проклятой Селюсией? Кости покатились быстрее?
Тяжело задышав, он поднялся на носки, но улица казалась полноводной рекой из вышитых плащей, вышитых кафтанов и платьев. Это не означало, что они пытались сбежать. Туон дала слово. Она упустила прекрасный шанс предать. Но все, что нужно было сделать женщине, это сказать всего три слова, и каждый, у кого есть уши, признает шончанский акцент. Это могло быть достаточно, чтобы навести ищеек на их след. Впереди, по обе стороны улицы стояла пара лавок, которые, кажется, тоже торговали тканью. Но возле них не было пары женщин в темных плащах. Возможно, они могли свернуть за угол, но ему нужно положиться на везение. У него лучше всего получалось, когда выигрыш зависел от случая. Проклятые женщины, вероятно, решили, что это такая проклятая игра. Чтоб ему сгореть, пусть его удача действует за него.
Стоя закрыв глаза посреди улицы, он несколько раз повернулся кругом и сделал шаг. Наугад. Он врезался во что-то плотное, и достаточно сильно, чтобы вызвать ворчание с обеих сторон. Когда он открыл глаза, перед ним впившись в него взглядом, стоял крупный парень с маленьким ртом в грубом кафтане с плохо сделанным орнаментом на плечах, который явно тянулся к рукояти своего кривого ножа. Мэт не обратил на него внимания. Он стоял лицом прямо перед одной из двух лавок. Натянув шляпу потуже, он побежал. Кости завертелись быстрее.
Стены лавки были разделены полками, наполненными тюками с тканью от пола до потолка, и еще больше было сложено на длинных столах, стоявших на полу. Хозяйкой оказалась худая женщина с большой родинкой на подбородке, а ее компаньонка – тонкой симпатяшкой с сердитыми глазами. Он влетел внутрь как раз вовремя, чтобы услышать, как хозяйка сказала:
– В последний раз предупреждаю, если вы не скажете мне, что вы здесь делаете, я отправлю Нелсу за стражей. – Туон и Селюсия, по-прежнему скрывая лица под капюшонами, медленно шли вдоль одной стены с тканью, останавливаясь, чтобы ее пощупать, но не обращали на хозяйку никакого внимания.
– Они – со мной, – сказал Мэт запыхавшись. Выхватив кошелек из кармана, он бросил его ближайший пустой стол. Тяжелый звон от его приземления вызвал широкую улыбку на узком лице хозяйки. – Дайте им то, что захотят, – сказал он ей. И твердо добавил, обращаяясь к Туон: – Если вы собираетесь что-нибудь купить, то это произойдет здесь. Я уже достаточно поупражнялся этим утром.
Едва только слова вырвались из него, как он сразу об этом пожалел, и взял бы их назад, если бы смог. Если начинать говорить с женщиной в подобном тоне, она сразу вспыхнет вам в лицо, словно одна из огненных палочек Алудры. Но большие глаза Туон взглянули на него из убежища капюшона. И ее полный рот слегка изогнулся в небольшой улыбке. Это была тайная улыбка, предназначенная для нее самой, а не для него. И только Свету известно, что она должна означать. Он ненавидел, когда женщины делали подобное. По крайней мере, кости не остановились. Это ведь должно быть хорошим признаком?
Туон не нуждалась в словах чтобы сделать выбор. Она тихо указывала на рулон за рулоном, отмеряя своими маленькими темными руками, сколько нужно будет от него отрезать. Хозяйка делала работу собственноручно вместо того, чтобы поручить ее помощнице, и похоже поступила правильно. Под длинными острыми ножницами замелькал красный шелк разных оттенков, зеленый шелк нескольких оттенков, а о существовании стольких оттенков синего, Мэт даже не подозревал. Еще Туон выбрала несколько отрезов прекрасной ткани разной плотности, и отрез яркой шерстяной ткани – каждый раз она консультировалась с Селюсией тем же глухим шепотом – но главным образом это был шелк. В его кошельке осталось гораздо меньше, чем он ожидал.
Как только вся ткань была свернута и аккуратно перевязана, а затем завернута в кусок грубого полотна, и без какой-либо доплаты, за что отдельное спасибо, получился сверток величиной с ящик коробейника. И для него не стало сюрпризом, что нести это придется ему, положив сверток на плечо, зажав шляпу в другой руке. Одевайтесь получше, купите женщине шелк, а она еще и заставит вас работать! Возможно, она сделала это в отместку за его необдуманные слова.
Пробираясь по городу следом за женщинами, он привлекал огромное число зевак и прочих глупцов. А те шли себе вперед с самодовольным видом, как кошки, объевшиеся сливок. Даже не видя их лиц, их спины кричали об этом. Солнце было еще только около полудня, но линия людей, ожидающих очереди на вход на представление протянулась по дороге уже почти до города. И потому он стал просто сенсацией, на него все дивились и показывали пальцем как на тех раскрашенных дурней. Один из здоровых конюхов, что охраняли ящик с деньгами, выдал редкозубую ухмылку, и открыл было рот, но Мэт так взглянул в его сторону, что парень решил дальше приглядывать за монетами, падающими в стеклянный кувшин. Мэт понял, что никогда еще ему не было так скверно, пока не попал внутрь лагеря Люка, и почувствовал облегчение.
Прежде чем он и две женщины отошли пару шагов от входа, бегом прибыл Джуилин, что удивительно, без Теры и своей красной шляпы. Лицо Ловца Воров, казалось, было вырезано из древнего дуба. Уставившись на толпу людей, текущих мимо на представление, он заговорил тихим голосом. Тихо и взволнованно.
– Я как раз вас искал. Это из-за Эгинин. С ней… несчастье. Пойдемте быстрее.
Тона, которым он все говорил, было уже достаточно, но хуже того, Мэт внезапно понял, что кости в его голове теперь уже просто барабанили. Он бросал сверток с тканями рядом с конюхами с поспешным приказом охранять его как ящик с деньгами, иначе он заменит их женщинами, но не стал дожидаться от них реакции. Джуилин бросился назад также быстро, как прибежал, и Мэт бросился следом по широкой главной улице лагеря, где шумные толпы зевак смотрели на четверых голых по пояс братьев Шавана, стоящих на плечах друг у друга. На акробатов блестящих штанах и жилетах, делавших стойку на голове, и на женщину-канатоходца в украшенных блестками синих штанах, поднимающуюся по высокой деревянной лестнице на тонкую веревку, чтобы начать свою работу. Сразу за канатоходцем Джуилин свернул в одну из самых узких улиц, где между палатками и фургонами на натянутых веревках было развешано белье, а на табуретах и лестницах фургонов сидели исполнители, ожидающих своего номера, а их дети тренировались, играя с шарами и обручами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121