В то же время она может назвать по именам и всех двенадцать апостолов, что не доставляет радости Ричарду. Мы уже успели провести «переговоры в верхах» относительно духовного образования наших дочерей и разошлись в вежливом несогласии.
Но это не считая меня самой. Я в основном счастлива, за исключением тех дней, когда суетливому Ричарду, крикливой Кэти или же просто абсурдности нашей странной жизни удается вывести меня из равновесия. Я всегда занята. Планирую всю повседневную жизнь, решаю, что есть и когда, слежу за распорядком дня у детей, укладываю их спать. И никогда не прекращаю интересоваться тем, куда мы летим... отсутствие ответа не в силах разочаровать меня.
Моя собственная интеллектуальная деятельность куда скромнее, чем я могла бы желать, однако в сутках огромное число часов. Частенько Ричард, Майкл и я затеваем оживленную беседу, абсолютно не нуждающуюся в стимуляции. Но ни тот, ни другой не обнаруживают большого интереса к некоторым областям, бывшим прежде частью моей жизни. В частности, я еще со школы гордилась своими способностями к языкам и лингвистике. Несколько дней назад мне приснился жуткий сон – я забыла все языки, кроме английского. После того в течение двух недель я каждый день проводила часа по два не только за обожаемым французским, но еще и за итальянским и японским.
В прошлом месяце Ричард однажды вывел на черный экран изображение нашего Солнца, окруженного тысячью звезд. Оно, конечно, было ярче прочих, но ненамного. Ричард напомнил нам с Майклом, что мы находимся более чем в двенадцати миллиардах километров от нашей покрытой океанами планеты, обращающейся вокруг заштатной далекой звездочки.
Потом, в тот же вечер, мы смотрели фильм «Королева Алиенора», один из примерно тридцати, прихваченных «Ньютоном» для развлечения экипажа. Фильм довольно точно следовал знаменитым романам отца об Алиеноре Аквитанской. Его снимали во многих местах, которые мы с отцом посещали, когда я была девочкой. Последние сцены фильма, посвященные годам, предшествующим смерти Алиеноры, были отсняты в аббатстве де Фонтевро. Помню, как в четырнадцать лет я стояла в аббатстве перед резным изображением королевы и дрожащей от волнения рукой сжимала ладонь отца. «Ты была великой женщиной, – сказала я тогда, обращаясь к духу королевы, определившей в XII веке историю Франции и Англии. – Такому примеру следует подражать. Я не разочарую тебя».
Той ночью, когда Ричард уснул и Кэти на время притихла, я вновь вспомнила тот день и опечалилась; чувство глубокой потери трудно было даже сформулировать в словах. Заходящее солнце и юная девушка, дающая клятву королеве, которой уже тысячу лет как не было на свете, еще раз напомнили мне о том, что со всем моим прошлым, что было до Рамы, покончено. Обе мои младшие дочери никогда не увидят мест, столь дорогих мне и Женевьеве. Они никогда не узнают, как в начале лета пахнет скошенная трава, как прекрасны цветы, как щебечут птицы, как красива встающая из океана полная луна. Им не увидеть Земли, никого из ее обитателей, кроме горстки своих спутников, которую будут звать своею семьей – крохотный осколок разнообразия, царящего на благословенной планете.
Тогда я позволила себе поплакать, понимая, что с утра должна буду лучиться оптимизмом. В конце-то концов, все могло быть и хуже. У нас было самое главное: пища, вода, укрытие, одежда, доброе здоровье, компания и, наконец, любовь. Последний ингредиент едва ли не самый существенный из тех, что складываются в счастье – на Земле, Раме и где угодно. И если из всех богатств оставленного нами мира Симоне с Кэти доведется испытать лишь любовь, этого будет довольно.
7
1 апреля 2204 года
День этот был необычным во всех отношениях. И как только все проснулись, я объявила, что посвятим мы его памяти Алиеноры Аквитанской, скончавшейся, если историки не врут, ровно тысячу лет назад. К моей радости, никто не протестовал, и Ричард вместе с Майклом вызвались подготовить праздник. Майкл, единицей изучения которого теперь стало поварское дело, предложил приготовить в честь королевы что-нибудь средневековое. Ричард метнулся в сторону с МБ в руках, предварительно шепнув мне, что кроха-робот вернется Генрихом Плантагенетом.
Я преподала Симоне короткий урок истории, познакомила дочь с Алиенорой и миром, каким он был в XII веке. Слушала она с необычным вниманием. Даже Кэти, не способная просидеть на одном месте больше пяти минут, не мешала нам и почти все утро занималась своими игрушками. В конце концов Симона спросила меня, от чего умерла королева Алиенора. Я ответила, что от старости, и моя трехлетняя дочка задала еще один вопрос: «На небо ли отправилась королева?»
– Откуда ты знаешь о небе?
– От дяди Майкла. Он сказал мне, что хорошие люди после смерти отправляются на небеса, а плохие – в ад.
– Некоторые люди считают, что небеса существуют, – поразмыслив, ответила я, – другие верят в то, что называется перевоплощением душ, когда люди после смерти возвращаются обратно на землю и проживают новую жизнь животным или человеком. А некоторые полагают, что чудо жизни конечно и что смерть прекращает существование каждой личности, – улыбнувшись, я погладила ее по головке.
– А во что веришь ты, мама? – спросила меня дочка.
Я ощутила нечто вроде паники. И ограничилась некоторыми комментариями, пытаясь сообразить, что сказать. Выскочила строчка из любимого моего Т. С. Элиота – «чтобы вести тебя к огромному вопросу»... К счастью, тут явилось спасение.
– Приветствую вас, молодая леди, – вступив в комнату, объявил МБ, облаченный в некое подобие средневековой дорожной одежды. Он объяснил Симоне, что является Генрихом Плантагенетом, королем Англии и мужем королевы Алиеноры. Симона просияла улыбкой. Кэти подняла на него глаза и ухмыльнулась.
– Мы с королевой создали огромную империю, – проговорил робот, широко разводя короткие ручки, – включавшую тогда всю Англию, Шотландию, Ирландию, Уэльс и половину нынешней Франции. – МБ выступал с большим вкусом, развлекая Симону и Кэти жестами и подмигиваньем. Потом, опустив руку в карман, он извлек оттуда миниатюрные нож и вилку и сообщил, что ему-то «варварская Англия» обязана умением пользоваться этими предметами.
– А почему же ты тогда заточил королеву Алиенору в тюрьму? – спросила Симона, когда робот закончил. Я улыбнулась. Она действительно слушала внимательно. Голова робота обратилась к Ричарду, тот поднял вверх указательный палец, требуя перерыва, и выскочил в коридор. Через какую-то минуту МБ, сиречь Генрих II, вернулся. Робот направился прямо к Симоне.
– Я полюбил другую женщину, – сказал он, – и королева Алиенора разгневалась. И чтобы сквитаться, восстановила против меня моих же собственных сыновей...
Мы с Ричардом завели легкий спор относительно истинных причин заточения Алиеноры, – нам уже неоднократно случалось обнаруживать, что каждый из нас изучал англо-французскую историю в различном истолковании, когда сверху донесся ясный крик. Буквально через какие-то секунды мы впятером уже оказались наверху. Крик повторился.
Мы поглядели в небо над головой. В нескольких сотнях метров над крышами небоскребов летала птица. Мы поспешили к набережной – оттуда, от берегов Цилиндрического моря было лучше видно. Три раза огромное существо облетело вокруг острова, издавая громкий крик в конце каждой петли. Ричард махал руками и кричал, однако его как будто не слышали.
Через час девочки заскучали, и мы решили, что Майкл отведет их в подземелье, а мы с Ричардом останемся наверху, пока сохраняется возможность контакта. Птица летала как и прежде.
– Как ты думаешь, она ищет что-нибудь? – спросила я Ричарда.
– Не знаю, – ответил он и вновь принялся махать и кричать. Птица оказалась почти над нами. На этот раз она изменила курс и начала опускаться, изящно скользя по винтовой линии. Когда она оказалась поближе, мы с Ричардом заметили серо-бархатное брюшко и два ярких вишнево-красных кольца на шее.
– Помнишь – это наш друг, – шепнула я, узнав в ней предводительницу птиц, которая четыре года назад помогла нам перебраться через Цилиндрическое море.
Но это было уже не прежнее могучее создание, возглавлявшее тройку, уносившую нас из Нью-Йорка. Птица казалась тощей и изможденной, бархатистое оперение взлохматилось и взъерошилось.
– Она больна, – заметил Ричард, когда птица приземлилась метрах в двадцати от нас.
Она что-то неразборчиво пробормотала и нервно повела головой, словно ожидая кого-нибудь увидеть. Ричард шагнул к ней и птица, взмахнув крыльями, отпрыгнула на несколько метров.
– Что у нас есть из еды? – негромко поинтересовался Ричард. – Не найдется ли чего-нибудь наподобие манно-дыни?
Я покачала головой.
– У нас нет ничего, кроме вчерашнего цыпленка... – я перебила себя. Постой, есть еще тот зеленый пунш, который нравится детям. Он похож на жидкость, заполнявшую середину манно-дыни.
Ричард исчез прежде, чем я договорила. Он вернулся минут через десять, тем временем мы с птицей молча разглядывали друг друга. Я попыталась думать о том, что птица вызывает во мне дружеские чувства, надеясь, что мои добрые намерения отразятся хотя бы во взгляде. Насколько я могла видеть, выражение глаз птицы однажды переменилось, однако я не представляла, что все это значило.
Ричард вернулся с одной из черных чаш, наполненных зеленой жидкостью. Поставил ее на землю и показал птице, мы же с ним отступили метров на шесть-восемь. Птица приближалась к чаше короткими осторожными шагами и наконец остановилась перед сосудом. Опустила клюв в жидкость, прихлебнула ее, откинула голову назад, чтобы проглотить. Напиток подошел – чаша опустела буквально в минуту. Покончив с питьем, крылатое создание отступило на два шага, широко расправило крылья и совершило полный оборот.
– А теперь и мы поприветствуем, – проговорила я. Взяв Ричарда за руку, мы повернулись кружком, как делали это четыре года назад, а потом отвесили птице легкий поклон.
И Ричарду, и мне показалось, что птица улыбнулась, однако подобное несложно и домыслить. Потом серо-бархатное существо расправило крылья и поднялось в воздух над нашими головами.
– Куда, интересно, она направилась? – спросила я Ричарда.
– Умирать, – ответил он негромко. – Прощается со всем своим миром.
6 января 2205 года
Сегодня мой день рождения. Мне теперь сорок один год. Вчера мне приснился еще один из моих ярких снов. Я была старухой: волосы мои поседели, а лицо покрылось морщинами. Я жила в замке, где-то возле Луары, неподалеку от Бовуа, с двумя взрослыми дочерьми (во сне ни одна из них не была похожа на Женевьеву, Симону или Кэти) и тремя внуками. Это были подростки, крепкие и здоровые на вид, но что-то в них было не так. Они казались тупыми, какими-то несообразительными. Помню, однажды во сне я объяснила им, как молекула гемоглобина переносит кислород от легких к мышцам. Никто ничего не понял.
Проснулась я в унынии. Была середина ночи и все семейство спало. И как часто это делаю, вышла в коридор, чтобы проверить, не вылезли ли девочки из-под легких одеял. Симона ночью и не пошевелится, но Кэти, как всегда, разметавшись, сбросила одеяльце. Прикрыв ее, я опустилась в одно из кресел.
Что же так тревожит меня? – думала я. Зачем мне снятся эти сны о детях и внуках? На прошлой неделе я как бы шутя завела речь еще об одном ребенке, и Ричард, находящийся в очередной депрессии, едва не выпрыгнул из собственной кожи. Мне кажется, он жалеет, что я уговорила его на Кэти. Я немедленно оставила тему, не желая выслушивать очередную нигилистическую тираду.
Неужели я и впрямь хочу ребенка? Какой в этом смысл, учитывая наше положение? Помимо личных мотивов в новых родах была насущная биологическая необходимость. Даже в лучшем случае нельзя надеяться на новую встречу с человеческой расой. И будучи последними, мы должны учесть один из основных принципов эволюции – максимум генетического разнообразия повышает шансы на выживание в меняющихся условиях.
Я проснулась полностью и принялась обдумывать, что будет дальше. Предположим, что Рама никуда не прилетит, во всяком случае, в ближайшее время, и жизнь нам доживать придется в этих самых условиях. Тогда скорее всего Симона и Кэти переживут нас троих. А что дальше? – спросила я себя. Если не сохранить каким-то образом семенную жидкость Майкла или Ричарда (невзирая на все возникающие при этом биологические и социологические проблемы), мои дочери не смогут родить. Быть может, окажутся в истинном раю, в нирване, просто в другом мире, но они умрут, а вместе с ними и гены.
Ну а если я рожу сына. Тогда у девочек появится ровесник и проблема воспроизведения нового поколения обретет решение.
И тут меня осенила действительно безумная идея. Во время обучения по специальности я много занималась генетикой, в особенности наследственными дефектами. Помню результаты изучения королевских родов Европы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68