МКА столько заплатило за этих цыплят, что Клайд с Виноной смогут бездельничать целый год... Если мы не берем с собой моих птичек, просто не знаю, зачем еще они им понадобились.
– Пассажиры занимают всего лишь двадцать процентов объема «Ниньи» и «Санта-Марии» [флагманский корабль Христофора Колумба], – напомнил Кэндзи, обратившись к Наи. – Остальная часть приходится на припасы и разное снаряжение. На «Пинте» отправляется всего триста пассажиров, в основном чиновники из МКА и прочий ключевой персонал, необходимый для инициализации колонии...
– Что это еще за ини-мини-лизация ? – вмешался Макс. – Ты, друг, говоришь, как тот робот. – Он ухмыльнулся Наи. – Однажды я целых два года возился с говорящим культиватором, а потом выбросил этого сукина сына и взял простой – молчащий.
Кэндзи ответил непринужденным смешком.
– Похоже, заразился жаргоном, принятым в МКА, когда вербовал колонистов на востоке. Я был одним из первых чиновников, назначенных на Нью-Лоуэлл.
Макс взял сигарету и оглянулся.
– Знака «не курить» не заметно. Надеюсь, если чуть подымлю, беды не будет. – Он заложил сигарету за ухо. – Винона терпеть не может, когда мы с Клайдом беремся смолить. Говорит, что теперь курят только шлюхи и фермеры.
Макс рассмеялся, Кэндзи с Наи расхохотались. Забавный тип.
– Кстати, о шлюхах. А где эти преступницы, которых показывали по телевизору? Уууя! До чего ж там были симпатичные. Не то, что мои цыплята и свиньи.
– Все колонисты, бывшие в заключении на Земле, путешествуют на борту «Санта-Марии», – ответил Кэндзи. – Мы прибудем на место за два месяца до них.
– Ты много знаешь обо всем, что здесь творится, – сказал Макс. – А по-английски говоришь правильно, не то что ваши, которых я встречал в Литл-Роке или Тексаркане. Ты что – какой-то особенный?
– Нет, – произнес Кэндзи, не в силах сдержать смеха. – Я уже говорил, что буду ведущим историком нашей колонии.
Кэндзи уже собирался объяснить Максу, что провел в Штатах шесть лет и потому так хорошо знает английский, когда дверь в лоджию отворилась и внутрь вошел достойный пожилой джентльмен в сером костюме с темным галстуком.
– Простите, неужели я по ошибке попал в курительную комнату? – спросил он у Макса, снова взявшего в рот незажженную сигарету.
– Нет, папаша, – ответил Макс, – перед вами обсерватория, помещение слишком прекрасное, чтобы служить курительной. Скорее всего для этого занятия отведена небольшая комнатка без окон, где-нибудь возле ванных комнат. Чиновник из МКА, проводивший интервью, сказал мне...
Пожилой джентльмен глядел на Макса, словно биолог на редкое, но отвратительное существо.
– Меня, молодой человек, – заметил он, не дожидаясь пока Макс закончит свой монолог, – зовут не папашей, а Петром, точнее, Петром Мышкиным.
– Рад познакомиться, Питер, – Макс протянул руку. – А я Макс. Это вот парочка Вабаниабе. Они из Японии.
– Кэндзи Ватанабэ, – поправил его Кэндзи. – Это моя жена Наи, она из Таиланда.
– Мистер Макс, – официальным тоном продолжил Петр Мышкин, – мое имя Петр, а не Питер. Как скверно, что придется целых пять лет разговаривать на английском. И я считаю, что вполне могу требовать, чтобы хотя бы мое имя произносилось по-русски.
– О'кей, Пьйоотр, – Макс вновь ухмыльнулся. – А что вы делаете? Нет, позвольте сперва угадать... Вы – хозяин колонии.
На какую-то долю секунды Кэндзи показалось, что мистер Мышкин вот-вот взорвется в гневе, но вместо этого на лицо русского бочком проползла улыбка.
– Мистер Макс, вы безусловно наделены даром комика. Не сомневаюсь: в долгом и скучном космическом путешествии это, конечно, достоинство. – Он сделал небольшую паузу. – Чтобы вы знали – я не хозяин. Я всю жизнь посвятил юриспруденции и был членом Советского Верховного суда, за исключением последних двух лет, когда отставка позволила мне заняться поиском «новых приключений».
– Ну и ну! – воскликнул Макс Паккетт. – Вспомнил. Я читал о вас в журнале «Тайм». Судья Мышкин, прошу прощения. Я не узнал вас...
– Не в чем извиняться, – перебил его Мышкин, на лице его проступила удивленная улыбка. – Надо же, немного побыл частным лицом и все равно приняли за начальника. Наверное, у опытного судьи на физиономии застывает похоронное выражение. Кстати, мистер...
– Паккетт, сэр.
– Мистер Паккетт, – продолжил судья Мышкин, – а не выпить ли нам? В баре есть водка, по-моему, в самый раз.
– И текила тоже сойдет, – ответил Макс, вместе с Мышкиным направившийся к двери. Кстати, я вот предполагаю, что вы представления не имеете о том, что бывает со свиньями, если поить их текилой... Конечно, откуда вам знать... А вот мы с братаном Клайдом...
Они исчезли в дверях, оставив Кэндзи и Наи Ватанабэ в одиночестве. Они переглянулись и расхохотались.
– Как тебе кажется, – проговорил Кэндзи, – по-моему, они подружатся?
– Непременно, – Наи улыбнулась. – Экая парочка.
– Мышкина считают одним из самых искусных юристов нашего столетия. С текстами его выступлений на судебных процессах знакомят студентов юридических факультетов советских вузов. Паккетт был президентом фермерского кооператива юго-западного Арканзаса. Он разбирается во всех тонкостях сельского хозяйства, хорошо знает и домашних животных.
– Выходит, тебе известно прошлое всех обитателей Нью-Лоуэлла?
– Нет, – ответил Кэндзи. – Но биографии всех, кто летит на «Пинте», я изучил.
Наи обняла мужа.
– А что там написано о Наи Буатонг-Ватанабэ? – спросила она.
– Преподавательница из Таиланда, свободно владеет английским и французским, КИ равен 2, 48, КС – 91...
Наи прервала Кэндзи поцелуем.
– Ты забыл самое важное, – сказала она.
– Что же?
Она вновь поцеловала его.
– Любящая жена Кэндзи Ватанабэ, историка колонии.
6
Едва ли не весь мир следил по телевидению за официальным освящением «Пинты», состоявшимся за несколько часов до ее отправления на Марс со всеми пассажирами и грузом. Второй вице-президент СОП, представитель Швейцарии Хейнрих Енцер, прибыл на «Геосинхронную орбитальную станцию-4» для участия в церемонии. Он коротко охарактеризовал завершение строительства трех больших кораблей и открытие «новой эры в колонизации Марса». Окончив речь, мистер Енцер представил шотландца Иэна Макмиллана командира «Пинты». Макмиллан, скверный оратор, принадлежавший в МКА к числу основных бюрократов, зачитал шестиминутный спич, напомнивший всему миру о фундаментальных целях проекта.
– Эти три корабля, – сказал он в начале речи, – унесут почти две тысячи людей за сотню миллионов километров отсюда – на планету Марс, где на этот раз будет создано уже постоянное поселение. Большая часть будущих жителей Марса отправится на втором корабле: «Нинья» стартует с «Геосинхронной орбитальной станции-4» через три недели. Наш корабль «Пинта», как и последний в серии, «Санта-Мария», унесет три сотни пассажиров вместе с тысячами килограммов припасов и оборудования, необходимого для жизнеобеспечения колонии.
Старательно избегая всяческих упоминаний о судьбе, постигшей первые марсианские аванпосты в предыдущем столетии, капитан Макмиллан попытался обратиться к поэзии, сравнив предстоящее путешествие с экспедицией Христофора Колумба, предпринятой 750 лет назад. Речь была написана превосходно, однако в тусклой, монотонной манере Макмиллана слова, способные сделаться вдохновенными в устах истинного оратора, превращались в нудную лекцию по истории.
Закончил он общей характеристикой колонистов, приводя статистические данные относительно возраста, занятий и места происхождения.
– Итак, эти мужчины и женщины, – подвел Макмиллан итог, – являют собой репрезентативный срез человеческого общества почти во всех отношениях. Я сказал почти , потому что наша группа обладает по меньшей мере двумя атрибутами, отличающими ее от случайного отбора людей. Во-первых, будущие жители колонии Лоуэлл весьма интеллигентны: средний КИ чуть превышает 1, 86. Во-вторых, и об этом можно не говорить, все они отважные люди, иначе никто из них не претендовал бы на долгую и трудную работу в новых неизведанных условиях и не согласился бы на нее.
После выступления капитану Макмиллану подали небольшую бутылочку шампанского, которую он разбил об уменьшенную в сто раз модель «Пинты», стоявшую на возвышении позади него и официальных лиц. Колонисты немедленно повалили из зала – готовиться к посадке на «Пинту»; тем временем Макмиллан и Енцер начали запланированную пресс-конференцию.
– Ну и зануда.
– Просто ничего не смыслящий бюрократ.
– Зануда клепаный.
Макс Паккетт и судья Мышкин обменивались собственными впечатлениями.
– Никакого, черт возьми, чувства юмора не имеет.
– Просто не в состоянии понять ничего экстраординарного.
Макс негодовал. Сегодня утром на совещании командного персонала «Пинты» ему досталось. Его друг судья Мышкин защищал интересы Макса и помешал происходящему выйти из-под контроля.
– Эти ослиные задницы не имеют права судить о моем поведении.
– Друг мой, вы абсолютно правы, но в общем смысле, – произнес судья Мышкин. – У нас же на корабле сложился ряд определенных условностей. Они сейчас представляют здесь власть, по крайней мере пока мы не поселимся в колонии Лоуэлл и не выберем собственное правительство... Во всяком случае, никакого реального ущерба вам не причинили. Ваши действия объявлены «неприемлемыми» – и только. Могло быть и хуже.
Два дня назад «Пинта» пересекла среднюю точку своей траектории от Земли к Марсу. Была вечеринка, и Макс вовсю флиртовал с очаровательной Анжелой Рендино, одной из помощниц Макмиллана. Шотландец вежливо отозвал Макса в сторонку и предложил ему оставить Анжелу в покое.
– Пусть она сама мне это скажет, – рассудительно ответил Макс.
– Она еще такая неопытная и юная женщина, – проговорил Макмиллан. – К тому же слишком возвышенна для ваших животных шуток.
Макс к этому времени успел уже достаточно повеселиться.
– А вам-то что, командир, – спросил он, пропустив очередной стаканчик. – Она вам дает или как?
Иэн Макмиллан побагровел.
– Мистер Паккетт, – ответил офицер космического флота через несколько секунд, – если вы не извинитесь, я буду вынужден запереть вас в каюте.
Конфликт с Макмилланом испортил Максу весь вечер. Его возмутило подобное использование власти в личных целях. Макс возвратился в свою каюту, которую делил с другим американцем, меланхоличным орегонцем по имени Дейв Денисон, и быстро прикончил бутылочку текилы. Ну а под хмельком Макс впадал в уныние и тосковал по дому. Тут он решил сходить в узел связи и позвонить оттуда в Арканзас брату Клайду.
Было уже поздно. Чтобы добраться до переговорного пункта, Макс должен был пересечь весь корабль: сперва общий зал, где недавно закончилась вечеринка, а затем офицерские каюты. И в центральной его части Макс успел заметить, как Макмиллан под руку с Анжелой Рендино исчез за дверью своей каюты.
– Ну и сукин сын, – произнес Макс.
И в состоянии сильного опьянения принялся расхаживать перед дверью каюты Макмиллана, распаляясь гневом. Через пять минут его осенила вполне приемлемая идея. Вспомнив свои достижения университетских дней на пародийном конкурсе свиного хрюканья, Макс словно в родном Арканзасе распорол тишину громоподобным кличем:
– Уиии, хрю-хрю-хрю, – вопил он.
Повторив клич, он мгновенно исчез буквально за секунду до того, как все двери в офицерском крыле распахнулись, предоставляя обитателям кают возможность узнать о причинах шума. Капитан Макмиллан был крайне смущен и совершенно недоволен тем, что едва ли не весь экипаж увидел его раздетым рядом с выглянувшей мисс Рендино.
Полет на Марс стал вторым медовым месяцем для Кэндзи и Наи. Путешествие проходило без особых событий, во всяком случае, с точки зрения историка, а обязанности Наи вообще свелись к минимуму: ее студенты в основном летели на втором и третьем кораблях.
Ватанабэ проводили много времени в обществе судьи Мышкина и Макса Паккетта. Часто играли в карты (в покере Макс был силен, но в бридже ужасен), говорили о своих планах на будущее в колонии Лоуэлл и рассказывали о своей прежней жизни на Земле.
Когда «Пинте» оставалось три недели пути до Марса, всем объявили о прекращении связи на два дня и желающим рекомендовали переговорить с домом до перерыва. Близился конец года – идеальное время для поздравлений.
Временная задержка и долгие монологи раздражали Макса. Выслушав из Арканзаса невпопад изложенные планы на Рождество, он объявил Клайду и Виноне о том, что больше не собирается звонить – о чем говорить, «если, чтобы узнать, улыбнулся ли кто его шутке, необходимо пятнадцать минут».
В Киото снег выпал рано. Отец и мать Кэндзи приготовили для него подарок сняли на видеоленту Гинкаку-Дзи и Хонэн-Ин под мягким покрывалом снега. Если бы не Наи, Кэндзи испытал бы непереносимую тоску по дому. Наи коротко переговорила с Таиландом, поздравила одну из сестер, заслужившую право учиться в университете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Пассажиры занимают всего лишь двадцать процентов объема «Ниньи» и «Санта-Марии» [флагманский корабль Христофора Колумба], – напомнил Кэндзи, обратившись к Наи. – Остальная часть приходится на припасы и разное снаряжение. На «Пинте» отправляется всего триста пассажиров, в основном чиновники из МКА и прочий ключевой персонал, необходимый для инициализации колонии...
– Что это еще за ини-мини-лизация ? – вмешался Макс. – Ты, друг, говоришь, как тот робот. – Он ухмыльнулся Наи. – Однажды я целых два года возился с говорящим культиватором, а потом выбросил этого сукина сына и взял простой – молчащий.
Кэндзи ответил непринужденным смешком.
– Похоже, заразился жаргоном, принятым в МКА, когда вербовал колонистов на востоке. Я был одним из первых чиновников, назначенных на Нью-Лоуэлл.
Макс взял сигарету и оглянулся.
– Знака «не курить» не заметно. Надеюсь, если чуть подымлю, беды не будет. – Он заложил сигарету за ухо. – Винона терпеть не может, когда мы с Клайдом беремся смолить. Говорит, что теперь курят только шлюхи и фермеры.
Макс рассмеялся, Кэндзи с Наи расхохотались. Забавный тип.
– Кстати, о шлюхах. А где эти преступницы, которых показывали по телевизору? Уууя! До чего ж там были симпатичные. Не то, что мои цыплята и свиньи.
– Все колонисты, бывшие в заключении на Земле, путешествуют на борту «Санта-Марии», – ответил Кэндзи. – Мы прибудем на место за два месяца до них.
– Ты много знаешь обо всем, что здесь творится, – сказал Макс. – А по-английски говоришь правильно, не то что ваши, которых я встречал в Литл-Роке или Тексаркане. Ты что – какой-то особенный?
– Нет, – произнес Кэндзи, не в силах сдержать смеха. – Я уже говорил, что буду ведущим историком нашей колонии.
Кэндзи уже собирался объяснить Максу, что провел в Штатах шесть лет и потому так хорошо знает английский, когда дверь в лоджию отворилась и внутрь вошел достойный пожилой джентльмен в сером костюме с темным галстуком.
– Простите, неужели я по ошибке попал в курительную комнату? – спросил он у Макса, снова взявшего в рот незажженную сигарету.
– Нет, папаша, – ответил Макс, – перед вами обсерватория, помещение слишком прекрасное, чтобы служить курительной. Скорее всего для этого занятия отведена небольшая комнатка без окон, где-нибудь возле ванных комнат. Чиновник из МКА, проводивший интервью, сказал мне...
Пожилой джентльмен глядел на Макса, словно биолог на редкое, но отвратительное существо.
– Меня, молодой человек, – заметил он, не дожидаясь пока Макс закончит свой монолог, – зовут не папашей, а Петром, точнее, Петром Мышкиным.
– Рад познакомиться, Питер, – Макс протянул руку. – А я Макс. Это вот парочка Вабаниабе. Они из Японии.
– Кэндзи Ватанабэ, – поправил его Кэндзи. – Это моя жена Наи, она из Таиланда.
– Мистер Макс, – официальным тоном продолжил Петр Мышкин, – мое имя Петр, а не Питер. Как скверно, что придется целых пять лет разговаривать на английском. И я считаю, что вполне могу требовать, чтобы хотя бы мое имя произносилось по-русски.
– О'кей, Пьйоотр, – Макс вновь ухмыльнулся. – А что вы делаете? Нет, позвольте сперва угадать... Вы – хозяин колонии.
На какую-то долю секунды Кэндзи показалось, что мистер Мышкин вот-вот взорвется в гневе, но вместо этого на лицо русского бочком проползла улыбка.
– Мистер Макс, вы безусловно наделены даром комика. Не сомневаюсь: в долгом и скучном космическом путешествии это, конечно, достоинство. – Он сделал небольшую паузу. – Чтобы вы знали – я не хозяин. Я всю жизнь посвятил юриспруденции и был членом Советского Верховного суда, за исключением последних двух лет, когда отставка позволила мне заняться поиском «новых приключений».
– Ну и ну! – воскликнул Макс Паккетт. – Вспомнил. Я читал о вас в журнале «Тайм». Судья Мышкин, прошу прощения. Я не узнал вас...
– Не в чем извиняться, – перебил его Мышкин, на лице его проступила удивленная улыбка. – Надо же, немного побыл частным лицом и все равно приняли за начальника. Наверное, у опытного судьи на физиономии застывает похоронное выражение. Кстати, мистер...
– Паккетт, сэр.
– Мистер Паккетт, – продолжил судья Мышкин, – а не выпить ли нам? В баре есть водка, по-моему, в самый раз.
– И текила тоже сойдет, – ответил Макс, вместе с Мышкиным направившийся к двери. Кстати, я вот предполагаю, что вы представления не имеете о том, что бывает со свиньями, если поить их текилой... Конечно, откуда вам знать... А вот мы с братаном Клайдом...
Они исчезли в дверях, оставив Кэндзи и Наи Ватанабэ в одиночестве. Они переглянулись и расхохотались.
– Как тебе кажется, – проговорил Кэндзи, – по-моему, они подружатся?
– Непременно, – Наи улыбнулась. – Экая парочка.
– Мышкина считают одним из самых искусных юристов нашего столетия. С текстами его выступлений на судебных процессах знакомят студентов юридических факультетов советских вузов. Паккетт был президентом фермерского кооператива юго-западного Арканзаса. Он разбирается во всех тонкостях сельского хозяйства, хорошо знает и домашних животных.
– Выходит, тебе известно прошлое всех обитателей Нью-Лоуэлла?
– Нет, – ответил Кэндзи. – Но биографии всех, кто летит на «Пинте», я изучил.
Наи обняла мужа.
– А что там написано о Наи Буатонг-Ватанабэ? – спросила она.
– Преподавательница из Таиланда, свободно владеет английским и французским, КИ равен 2, 48, КС – 91...
Наи прервала Кэндзи поцелуем.
– Ты забыл самое важное, – сказала она.
– Что же?
Она вновь поцеловала его.
– Любящая жена Кэндзи Ватанабэ, историка колонии.
6
Едва ли не весь мир следил по телевидению за официальным освящением «Пинты», состоявшимся за несколько часов до ее отправления на Марс со всеми пассажирами и грузом. Второй вице-президент СОП, представитель Швейцарии Хейнрих Енцер, прибыл на «Геосинхронную орбитальную станцию-4» для участия в церемонии. Он коротко охарактеризовал завершение строительства трех больших кораблей и открытие «новой эры в колонизации Марса». Окончив речь, мистер Енцер представил шотландца Иэна Макмиллана командира «Пинты». Макмиллан, скверный оратор, принадлежавший в МКА к числу основных бюрократов, зачитал шестиминутный спич, напомнивший всему миру о фундаментальных целях проекта.
– Эти три корабля, – сказал он в начале речи, – унесут почти две тысячи людей за сотню миллионов километров отсюда – на планету Марс, где на этот раз будет создано уже постоянное поселение. Большая часть будущих жителей Марса отправится на втором корабле: «Нинья» стартует с «Геосинхронной орбитальной станции-4» через три недели. Наш корабль «Пинта», как и последний в серии, «Санта-Мария», унесет три сотни пассажиров вместе с тысячами килограммов припасов и оборудования, необходимого для жизнеобеспечения колонии.
Старательно избегая всяческих упоминаний о судьбе, постигшей первые марсианские аванпосты в предыдущем столетии, капитан Макмиллан попытался обратиться к поэзии, сравнив предстоящее путешествие с экспедицией Христофора Колумба, предпринятой 750 лет назад. Речь была написана превосходно, однако в тусклой, монотонной манере Макмиллана слова, способные сделаться вдохновенными в устах истинного оратора, превращались в нудную лекцию по истории.
Закончил он общей характеристикой колонистов, приводя статистические данные относительно возраста, занятий и места происхождения.
– Итак, эти мужчины и женщины, – подвел Макмиллан итог, – являют собой репрезентативный срез человеческого общества почти во всех отношениях. Я сказал почти , потому что наша группа обладает по меньшей мере двумя атрибутами, отличающими ее от случайного отбора людей. Во-первых, будущие жители колонии Лоуэлл весьма интеллигентны: средний КИ чуть превышает 1, 86. Во-вторых, и об этом можно не говорить, все они отважные люди, иначе никто из них не претендовал бы на долгую и трудную работу в новых неизведанных условиях и не согласился бы на нее.
После выступления капитану Макмиллану подали небольшую бутылочку шампанского, которую он разбил об уменьшенную в сто раз модель «Пинты», стоявшую на возвышении позади него и официальных лиц. Колонисты немедленно повалили из зала – готовиться к посадке на «Пинту»; тем временем Макмиллан и Енцер начали запланированную пресс-конференцию.
– Ну и зануда.
– Просто ничего не смыслящий бюрократ.
– Зануда клепаный.
Макс Паккетт и судья Мышкин обменивались собственными впечатлениями.
– Никакого, черт возьми, чувства юмора не имеет.
– Просто не в состоянии понять ничего экстраординарного.
Макс негодовал. Сегодня утром на совещании командного персонала «Пинты» ему досталось. Его друг судья Мышкин защищал интересы Макса и помешал происходящему выйти из-под контроля.
– Эти ослиные задницы не имеют права судить о моем поведении.
– Друг мой, вы абсолютно правы, но в общем смысле, – произнес судья Мышкин. – У нас же на корабле сложился ряд определенных условностей. Они сейчас представляют здесь власть, по крайней мере пока мы не поселимся в колонии Лоуэлл и не выберем собственное правительство... Во всяком случае, никакого реального ущерба вам не причинили. Ваши действия объявлены «неприемлемыми» – и только. Могло быть и хуже.
Два дня назад «Пинта» пересекла среднюю точку своей траектории от Земли к Марсу. Была вечеринка, и Макс вовсю флиртовал с очаровательной Анжелой Рендино, одной из помощниц Макмиллана. Шотландец вежливо отозвал Макса в сторонку и предложил ему оставить Анжелу в покое.
– Пусть она сама мне это скажет, – рассудительно ответил Макс.
– Она еще такая неопытная и юная женщина, – проговорил Макмиллан. – К тому же слишком возвышенна для ваших животных шуток.
Макс к этому времени успел уже достаточно повеселиться.
– А вам-то что, командир, – спросил он, пропустив очередной стаканчик. – Она вам дает или как?
Иэн Макмиллан побагровел.
– Мистер Паккетт, – ответил офицер космического флота через несколько секунд, – если вы не извинитесь, я буду вынужден запереть вас в каюте.
Конфликт с Макмилланом испортил Максу весь вечер. Его возмутило подобное использование власти в личных целях. Макс возвратился в свою каюту, которую делил с другим американцем, меланхоличным орегонцем по имени Дейв Денисон, и быстро прикончил бутылочку текилы. Ну а под хмельком Макс впадал в уныние и тосковал по дому. Тут он решил сходить в узел связи и позвонить оттуда в Арканзас брату Клайду.
Было уже поздно. Чтобы добраться до переговорного пункта, Макс должен был пересечь весь корабль: сперва общий зал, где недавно закончилась вечеринка, а затем офицерские каюты. И в центральной его части Макс успел заметить, как Макмиллан под руку с Анжелой Рендино исчез за дверью своей каюты.
– Ну и сукин сын, – произнес Макс.
И в состоянии сильного опьянения принялся расхаживать перед дверью каюты Макмиллана, распаляясь гневом. Через пять минут его осенила вполне приемлемая идея. Вспомнив свои достижения университетских дней на пародийном конкурсе свиного хрюканья, Макс словно в родном Арканзасе распорол тишину громоподобным кличем:
– Уиии, хрю-хрю-хрю, – вопил он.
Повторив клич, он мгновенно исчез буквально за секунду до того, как все двери в офицерском крыле распахнулись, предоставляя обитателям кают возможность узнать о причинах шума. Капитан Макмиллан был крайне смущен и совершенно недоволен тем, что едва ли не весь экипаж увидел его раздетым рядом с выглянувшей мисс Рендино.
Полет на Марс стал вторым медовым месяцем для Кэндзи и Наи. Путешествие проходило без особых событий, во всяком случае, с точки зрения историка, а обязанности Наи вообще свелись к минимуму: ее студенты в основном летели на втором и третьем кораблях.
Ватанабэ проводили много времени в обществе судьи Мышкина и Макса Паккетта. Часто играли в карты (в покере Макс был силен, но в бридже ужасен), говорили о своих планах на будущее в колонии Лоуэлл и рассказывали о своей прежней жизни на Земле.
Когда «Пинте» оставалось три недели пути до Марса, всем объявили о прекращении связи на два дня и желающим рекомендовали переговорить с домом до перерыва. Близился конец года – идеальное время для поздравлений.
Временная задержка и долгие монологи раздражали Макса. Выслушав из Арканзаса невпопад изложенные планы на Рождество, он объявил Клайду и Виноне о том, что больше не собирается звонить – о чем говорить, «если, чтобы узнать, улыбнулся ли кто его шутке, необходимо пятнадцать минут».
В Киото снег выпал рано. Отец и мать Кэндзи приготовили для него подарок сняли на видеоленту Гинкаку-Дзи и Хонэн-Ин под мягким покрывалом снега. Если бы не Наи, Кэндзи испытал бы непереносимую тоску по дому. Наи коротко переговорила с Таиландом, поздравила одну из сестер, заслужившую право учиться в университете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68