она располагалась на полу возле ног доктора Такагиси. Было еще известное количество разных предметов, забытых в Нью-Йорке на месте пикников. Но главную часть экспозиции составляли снимки, вывешенные в рамках на стенках.
С противоположной стороны комнаты я не очень-то могла разглядеть подробности, но, приблизившись, охнула. Передо мной в прямоугольных рамках находились снимки, которые отражали жизнь, протекавшую внутри нашего логова. На снимках были изображены все, в том числе дети. Мы ели, спали, мылись. Я буквально онемела. Значит, за нами следили даже в собственном доме. Я невольно ощутила озноб.
Подборка снимков на боковой стене совершенно смутила меня. На Земле такие собирают любители непристойностей. На них мы с Ричардом в разных позах занимались любовью. На одном мы были изображены с Майклом, но снимок получился не очень отчетливым; в спальне было темно.
Под эротическими сценами развешены были фотографии родов... всех, в том числе и Патрика. Значит, они подглядывают за нами по-прежнему. Сочетание сцен половой жизни и родов свидетельствовало, что октопауки (или рамане?) определенно увязывают оба процесса.
Я разглядывала фотографии минут пятнадцать. Мою сосредоточенность нарушил только внезапный звук щеток, явно исходивший от музейной двери. Я была в полном ужасе и застыла на месте, лишь беспомощно озираясь. Но другого выхода из помещения не было.
Буквально через секунду в комнату впрыгнула Кэти.
– Мама ! – закричала она, увидев меня, и, едва не повалив по пути доктора Такагиси, бросилась мне на шею.
– Ах, мамочка, – говорила она, прижимаясь ко мне и целуя. – Я знала, что ты придешь.
Закрыв глаза, я изо всех сил прижала к себе мою потеряшку. По моим щекам текли слезы. Я покачивала Кэти из стороны в сторону и приговаривала:
– Ну-ну, все в порядке, дорогая, все в порядке.
Когда я вытерла свои глаза и открыла их, в дверях уже появился октопаук. Он на миг застыл, словно обозревая встречу матери и дочери. Я стояла не в силах пошевелиться, в душей моей радость сменялась ужасом и вновь возвращалась обратно.
Кэти ощутила мой страх.
– Мама, не волнуйся, – она искоса глянула на октопаука. – Он нас не тронет: просто хочет поглядеть. Он все время был рядом со мной.
Но адреналин насыщал мою кровь. Октопаук в дверях стоял или сидел поди разбери, как назвать эту позу. Огромная почти сферическая черная голова покоилась на теле, возле пола разделявшемся на восемь черно-золотых полосатых щупалец. Посреди головы шли две параллельные вмятины, а в центре между ними примерно в метре над полом оказалось удивительное квадратное устройство – сантиметров в десять, – состоящее из желатиновых линз и какого-то эластичного черно-белого материала. Октопаук глядел на нас, и линзы пошевеливались.
На теле между вмятинами под линзами и над ними проступали другие внешние органы, однако у меня не было времени вглядываться. Октопаук направился к нам, и, невзирая на уверения Кэти, страх мой возвратился в полной мере. Шорох создавали волоски на щупальцах, двигавшихся по полу, тонкий свист вырывался из небольшого отверстия в правой нижней части головы.
На несколько секунд страх полностью парализовал все мои мыслительные процессы. Существо приближалось, и я думала только о бегстве. К несчастью, бежать было некуда.
Октопаук остановился лишь метрах в пяти от нас. Приставив Кэти к стене, я заслонила ее собой от октопаука, подняла руку... Таинственные линзы вдруг задвигались. И внезапно меня осенило. Трясущимися пальцами я извлекла из летного комбинезона компьютер. Парой щупалец октопаук заслонил линзы – не на тот ли случай, чтобы заслониться от оружия, думаю я задним числом. Вызвав из памяти изображение Ричарда, я выставила компьютер вперед.
Когда оказалось, что этим все и ограничилось, существо опустило на пол оба поднятых щупальца. Почти минуту оно глядело на монитор, и, к моему огромному удивлению, по голове его побежала волна багрянца, начинавшаяся от края вмятин; через несколько секунд она сменилась целой радугой красных, голубых и зеленых полос различной толщины. Совершив почти полный оборот вокруг головы, они исчезли на другом краю вмятины.
Мы с Кэти с удивлением смотрели. Октопаук кончиком одного из щупалец указал на монитор и вновь повторил пурпурную волну с последующей радугой.
– Это он разговаривает, мама, – пояснила Кэти.
– Наверное, ты права, – отозвалась я. – Только я не имею представления о чем.
И переждав немного – едва ли не вечность в моем восприятии, – октопаук двинулся к выходу, приглашая нас за собой. Никаких цветных полос не было. Держась за руки, мы с Кэти осторожно следовали за ним. Она начала оглядываться и тут впервые заметила на стене фотографии.
– Посмотри, мамочка, – начала она, – на стене наши снимки.
Шикнув на нее, я велела повнимательнее глядеть на октопаука. Он направился к тоннелю – в сторону шахты с шипами, – открывая нам путь к выходу. Взяв Кэти на руки, я велела ей крепко держаться за шею и сломя голову бросилась бежать. Наверное, ноги мои едва прикасались к полу, пока мы не оказались снаружи – в Нью-Йорке.
Майкл с восторгом встретил живую и невредимую Кэти, однако его, как, естественно, и меня, по-прежнему смущают эти камеры, встроенные в стены и потолок нашего дома. Я так обрадовалась встрече с Кэти, что даже не отругала ее как следует. Кэти сказала Симоне, что пережила «сказочное приключение» и что октопаук «хороший». Дети есть дети.
4 февраля 2209 года
О радость из радостей! Нашелся и Ричард! Живой! Точнее, едва живой, погруженный в глубокую кому... он в жару, но тем не менее жив.
Кэти с Симоной обнаружили его сегодня утром, метрах в пяти-десяти от входа в наше подземелье. Мы собрались втроем поиграть наверху в футбол и были уже у самого выхода, когда Майкл зачем-то позвал меня. Я велела девочкам подождать меня наверху возле входа. И когда обе они через несколько минут дружно завизжали, я уже решила, что случилось нечто ужасное. Бросившись наверх, я сразу же увидела вдалеке тело Ричарда.
Сперва я решила, что он мертв. И врач в моей душе принялся за работу, выискивая признаки жизни. Девочки теснились возле меня. Кэти то и дело повторяла:
– Папочка жив? Ах, мамочка, сделай так, чтобы он был жив.
Как только я убедилась, что он в глубокой коме, Майкл с Симоной помогли мне спустить Ричарда вниз. Я немедленно ввела биометрические датчики и регулярно проверяю их показания.
Я раздела его и осмотрела – от пят до макушки. Есть кое-какие царапины и синяки... я их не помню, но чему тут удивляться? Кровь тоже близка к нормальной, я уже опасалась аномалий белых телец – все-таки у Ричарда температура за сорок.
Когда мы обследовали одежду Ричарда, нас ждал другой сюрприз. В карманах обнаружились шекспировские роботы – Фальстаф и принц Хэл, девять лет назад, казалось бы, сгинувшие в странном коридоре, уходившем от шахты с шипастыми стенками где, как мы считали, находилось логово октопауков. Значит, Ричард уговорил октопауков вернуть ему игрушки.
Вот уже семь часов как я сижу возле Ричарда. Большую часть утра рядом с нами были и прочие члены семьи, но сейчас нас оставили одних. Я пожирала глазами его лицо... гладила шею, плечи, руки. Вспоминала многое и плакала. И не думала уже, что увижу и прикоснусь к нему. О Ричард, вернись же домой. Вернись к жене и семье.
12
13 апреля 2209 года
Невероятный день. После полдника, когда я сидела возле Ричарда, проверяя, как всегда, показания датчиков, Кэти попросила у меня разрешения поиграть с Фальстафом и принцем Хэлом. Я бездумно ответила: «Конечно». Можно было не сомневаться, что роботы неисправны, и, я, откровенно говоря, хотела, чтобы она вышла из комнаты и можно было приступить к новым попыткам; я собиралась вновь попробовать вывести Ричарда из коматозного состояния.
Мне не доводилось видеть столь глубокой комы. Глаза Ричарда в основном открыты, изредка они даже как будто следят за предметами, попадающими в поле зрения. Но все прочие признаки сознания и жизни отсутствуют. Мышцы не сокращаются. Я пыталась вывести его из этого состояния разными способами химическими и механическими. И ни один не сработал. Поэтому к сегодняшним событиям я оказалась не готова.
Кэти отсутствовала уже минут десять, и я услышала в детской какие-то странные звуки. Оставив Ричарда, я вышла в коридор. И прежде чем я достигла детской, странный шум превратился в рваную речь, звучавшую в необычном ритме.
– Привет, – голос словно исходил из глубины колодца. – Мы мирные. Вот ваш мужчина.
Говорил принц Хэл, стоявший посреди комнаты, когда я вошла в детскую. Дети, расположившись на полу, окружили фигурку, – они держались не без опаски, все, кроме Кэти. Она явно была в восторге.
– Я играла с кнопками, – в ответ на мой вопросительный взгляд пояснила Кэти, – и он неожиданно заговорил.
Речь принца Хэла не сопровождалась движениями. Чудно, подумала я, вспомнив, что Ричард особенно гордился тем, как его роботы разговаривали, складно жестикулируя при этом. «Его работа», – словно бы сказал мне внутренний голос, но поначалу я отбросила эту мысль и опустилась рядом с детьми на пол.
– Привет. Мы мирные. Вот ваш мужчина, – вновь повторил принц Хэл через несколько минут. На этот раз я ощутила странное чувство. Девочки еще смеялись, но умолкли, заметив на моем лице удивление. Ко мне подполз Бенджи и ухватился за руку.
Мы сидели на полу спиной к двери, и я вдруг почувствовала, что за мной кто-то стоит. Обернувшись, я увидела Ричарда в дверном проеме. Охнув, я вскочила – и вовремя: он вновь потерял сознание и начала падать.
Дети закричали и заплакали. Я попыталась сразу утешить всех и быстро осмотрела Ричарда. Майкл совершал дневной моцион в Нью-Йорке, и я в течение почти часа следила за Ричардом, сидя возле него в коридоре у двери в детскую. Я внимательно все разглядела. Он был точно таким же, как я оставила его в спальне, – никаких признаков того, что очнулся на тридцать-сорок секунд.
Вернувшись, Майкл помог мне отнести Ричарда в спальню. И мы целый час проговорили о том, почему он вдруг проснулся на такое короткое время. Потом я прочла и перечла все, что было в наших медицинских книгах о коме. И как будто бы убедила себя в том, что заболевание Ричарда вызвано комплексом физических и психологических проблем. По-моему, звуки странного голоса нанесли ему травму, на мгновение нейтрализовав факторы, приведшие к коме.
Но почему же он так быстро вновь ушел в забытье? Понять это еще сложнее. Быть может, небольшого запаса сил хватило только на то, чтобы пройти по коридору. Но как узнать? Действительно, как ответить на все сегодняшние вопросы, в том числе и на заданный Кэти: а кто это у нас мирные?
1 мая 2209 года
Это важный день – сегодня Ричард Колин Уэйкфилд узнал свою семью и произнес первые слова. Почти неделя ушла на это – от первых жестов и движений губ. Утром он улыбнулся мне и почти одолел мое имя, однако первым его словом все-таки было «Кэти» – взволнованная и обрадованная дочка так и жмется к нему.
В семье, в особенности среди девочек, полное блаженство. Они радуются возвращению отца. Я все время повторяю Кэти и Симоне, что восстановление здоровья Ричарда произойдет не сразу и с большим трудом, но они по молодости не представляют, что это может значить.
Я такая счастливая. Как можно было сдержать слезы, когда перед обедом Ричард шепнул мне на ухо: «Николь». И хотя я прекрасно понимаю, что мужу еще так далеко до нормального состояния, я уже не сомневаюсь, что он в конце концов выздоровеет, и сердце мое исполнено радости.
18 августа 2209 года
Ричард медленно, но вполне заметно поправляется. Теперь он проводит во сне только двенадцать часов, может пройти милю, прежде чем почувствует усталость, а также уже способен сконцентрироваться на проблеме, если она представляет какой-то интерес. Он еще не приступал к взаимодействию с раманами с помощью экрана и клавиатуры, однако разобрал принца Хэла и попытался – без успеха – найти причину появления странного голоса.
Сам он прекрасно понимает, в каком состоянии находится. И когда может говорить, утверждает, что «словно погружен в туман или в сон». Вот уже три месяца миновало с тех пор, как Ричард пришел в сознание, но он почти не помнит, что с ним произошло после того, как оставил нас. Он полагает, что провел в коматозном состоянии целый год, основываясь при этом скорее на собственных ощущениях, чем на фактах.
Ричард утверждает, что прожил несколько месяцев в птичьем подземелье, потом присутствовал при весьма впечатляющей кремации. Других подробностей он не помнит. Он дважды предпринимал вылазки в Южный полуцилиндр и обнаружил главный город октопауков вблизи Южной чаши, но, поскольку воспоминания его разнятся день ото дня, довольно сложно относиться к ним с большим доверием.
Я дважды меняла биометрические датчики в теле мужа и получила большой объем информации о важных параметрах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
С противоположной стороны комнаты я не очень-то могла разглядеть подробности, но, приблизившись, охнула. Передо мной в прямоугольных рамках находились снимки, которые отражали жизнь, протекавшую внутри нашего логова. На снимках были изображены все, в том числе дети. Мы ели, спали, мылись. Я буквально онемела. Значит, за нами следили даже в собственном доме. Я невольно ощутила озноб.
Подборка снимков на боковой стене совершенно смутила меня. На Земле такие собирают любители непристойностей. На них мы с Ричардом в разных позах занимались любовью. На одном мы были изображены с Майклом, но снимок получился не очень отчетливым; в спальне было темно.
Под эротическими сценами развешены были фотографии родов... всех, в том числе и Патрика. Значит, они подглядывают за нами по-прежнему. Сочетание сцен половой жизни и родов свидетельствовало, что октопауки (или рамане?) определенно увязывают оба процесса.
Я разглядывала фотографии минут пятнадцать. Мою сосредоточенность нарушил только внезапный звук щеток, явно исходивший от музейной двери. Я была в полном ужасе и застыла на месте, лишь беспомощно озираясь. Но другого выхода из помещения не было.
Буквально через секунду в комнату впрыгнула Кэти.
– Мама ! – закричала она, увидев меня, и, едва не повалив по пути доктора Такагиси, бросилась мне на шею.
– Ах, мамочка, – говорила она, прижимаясь ко мне и целуя. – Я знала, что ты придешь.
Закрыв глаза, я изо всех сил прижала к себе мою потеряшку. По моим щекам текли слезы. Я покачивала Кэти из стороны в сторону и приговаривала:
– Ну-ну, все в порядке, дорогая, все в порядке.
Когда я вытерла свои глаза и открыла их, в дверях уже появился октопаук. Он на миг застыл, словно обозревая встречу матери и дочери. Я стояла не в силах пошевелиться, в душей моей радость сменялась ужасом и вновь возвращалась обратно.
Кэти ощутила мой страх.
– Мама, не волнуйся, – она искоса глянула на октопаука. – Он нас не тронет: просто хочет поглядеть. Он все время был рядом со мной.
Но адреналин насыщал мою кровь. Октопаук в дверях стоял или сидел поди разбери, как назвать эту позу. Огромная почти сферическая черная голова покоилась на теле, возле пола разделявшемся на восемь черно-золотых полосатых щупалец. Посреди головы шли две параллельные вмятины, а в центре между ними примерно в метре над полом оказалось удивительное квадратное устройство – сантиметров в десять, – состоящее из желатиновых линз и какого-то эластичного черно-белого материала. Октопаук глядел на нас, и линзы пошевеливались.
На теле между вмятинами под линзами и над ними проступали другие внешние органы, однако у меня не было времени вглядываться. Октопаук направился к нам, и, невзирая на уверения Кэти, страх мой возвратился в полной мере. Шорох создавали волоски на щупальцах, двигавшихся по полу, тонкий свист вырывался из небольшого отверстия в правой нижней части головы.
На несколько секунд страх полностью парализовал все мои мыслительные процессы. Существо приближалось, и я думала только о бегстве. К несчастью, бежать было некуда.
Октопаук остановился лишь метрах в пяти от нас. Приставив Кэти к стене, я заслонила ее собой от октопаука, подняла руку... Таинственные линзы вдруг задвигались. И внезапно меня осенило. Трясущимися пальцами я извлекла из летного комбинезона компьютер. Парой щупалец октопаук заслонил линзы – не на тот ли случай, чтобы заслониться от оружия, думаю я задним числом. Вызвав из памяти изображение Ричарда, я выставила компьютер вперед.
Когда оказалось, что этим все и ограничилось, существо опустило на пол оба поднятых щупальца. Почти минуту оно глядело на монитор, и, к моему огромному удивлению, по голове его побежала волна багрянца, начинавшаяся от края вмятин; через несколько секунд она сменилась целой радугой красных, голубых и зеленых полос различной толщины. Совершив почти полный оборот вокруг головы, они исчезли на другом краю вмятины.
Мы с Кэти с удивлением смотрели. Октопаук кончиком одного из щупалец указал на монитор и вновь повторил пурпурную волну с последующей радугой.
– Это он разговаривает, мама, – пояснила Кэти.
– Наверное, ты права, – отозвалась я. – Только я не имею представления о чем.
И переждав немного – едва ли не вечность в моем восприятии, – октопаук двинулся к выходу, приглашая нас за собой. Никаких цветных полос не было. Держась за руки, мы с Кэти осторожно следовали за ним. Она начала оглядываться и тут впервые заметила на стене фотографии.
– Посмотри, мамочка, – начала она, – на стене наши снимки.
Шикнув на нее, я велела повнимательнее глядеть на октопаука. Он направился к тоннелю – в сторону шахты с шипами, – открывая нам путь к выходу. Взяв Кэти на руки, я велела ей крепко держаться за шею и сломя голову бросилась бежать. Наверное, ноги мои едва прикасались к полу, пока мы не оказались снаружи – в Нью-Йорке.
Майкл с восторгом встретил живую и невредимую Кэти, однако его, как, естественно, и меня, по-прежнему смущают эти камеры, встроенные в стены и потолок нашего дома. Я так обрадовалась встрече с Кэти, что даже не отругала ее как следует. Кэти сказала Симоне, что пережила «сказочное приключение» и что октопаук «хороший». Дети есть дети.
4 февраля 2209 года
О радость из радостей! Нашелся и Ричард! Живой! Точнее, едва живой, погруженный в глубокую кому... он в жару, но тем не менее жив.
Кэти с Симоной обнаружили его сегодня утром, метрах в пяти-десяти от входа в наше подземелье. Мы собрались втроем поиграть наверху в футбол и были уже у самого выхода, когда Майкл зачем-то позвал меня. Я велела девочкам подождать меня наверху возле входа. И когда обе они через несколько минут дружно завизжали, я уже решила, что случилось нечто ужасное. Бросившись наверх, я сразу же увидела вдалеке тело Ричарда.
Сперва я решила, что он мертв. И врач в моей душе принялся за работу, выискивая признаки жизни. Девочки теснились возле меня. Кэти то и дело повторяла:
– Папочка жив? Ах, мамочка, сделай так, чтобы он был жив.
Как только я убедилась, что он в глубокой коме, Майкл с Симоной помогли мне спустить Ричарда вниз. Я немедленно ввела биометрические датчики и регулярно проверяю их показания.
Я раздела его и осмотрела – от пят до макушки. Есть кое-какие царапины и синяки... я их не помню, но чему тут удивляться? Кровь тоже близка к нормальной, я уже опасалась аномалий белых телец – все-таки у Ричарда температура за сорок.
Когда мы обследовали одежду Ричарда, нас ждал другой сюрприз. В карманах обнаружились шекспировские роботы – Фальстаф и принц Хэл, девять лет назад, казалось бы, сгинувшие в странном коридоре, уходившем от шахты с шипастыми стенками где, как мы считали, находилось логово октопауков. Значит, Ричард уговорил октопауков вернуть ему игрушки.
Вот уже семь часов как я сижу возле Ричарда. Большую часть утра рядом с нами были и прочие члены семьи, но сейчас нас оставили одних. Я пожирала глазами его лицо... гладила шею, плечи, руки. Вспоминала многое и плакала. И не думала уже, что увижу и прикоснусь к нему. О Ричард, вернись же домой. Вернись к жене и семье.
12
13 апреля 2209 года
Невероятный день. После полдника, когда я сидела возле Ричарда, проверяя, как всегда, показания датчиков, Кэти попросила у меня разрешения поиграть с Фальстафом и принцем Хэлом. Я бездумно ответила: «Конечно». Можно было не сомневаться, что роботы неисправны, и, я, откровенно говоря, хотела, чтобы она вышла из комнаты и можно было приступить к новым попыткам; я собиралась вновь попробовать вывести Ричарда из коматозного состояния.
Мне не доводилось видеть столь глубокой комы. Глаза Ричарда в основном открыты, изредка они даже как будто следят за предметами, попадающими в поле зрения. Но все прочие признаки сознания и жизни отсутствуют. Мышцы не сокращаются. Я пыталась вывести его из этого состояния разными способами химическими и механическими. И ни один не сработал. Поэтому к сегодняшним событиям я оказалась не готова.
Кэти отсутствовала уже минут десять, и я услышала в детской какие-то странные звуки. Оставив Ричарда, я вышла в коридор. И прежде чем я достигла детской, странный шум превратился в рваную речь, звучавшую в необычном ритме.
– Привет, – голос словно исходил из глубины колодца. – Мы мирные. Вот ваш мужчина.
Говорил принц Хэл, стоявший посреди комнаты, когда я вошла в детскую. Дети, расположившись на полу, окружили фигурку, – они держались не без опаски, все, кроме Кэти. Она явно была в восторге.
– Я играла с кнопками, – в ответ на мой вопросительный взгляд пояснила Кэти, – и он неожиданно заговорил.
Речь принца Хэла не сопровождалась движениями. Чудно, подумала я, вспомнив, что Ричард особенно гордился тем, как его роботы разговаривали, складно жестикулируя при этом. «Его работа», – словно бы сказал мне внутренний голос, но поначалу я отбросила эту мысль и опустилась рядом с детьми на пол.
– Привет. Мы мирные. Вот ваш мужчина, – вновь повторил принц Хэл через несколько минут. На этот раз я ощутила странное чувство. Девочки еще смеялись, но умолкли, заметив на моем лице удивление. Ко мне подполз Бенджи и ухватился за руку.
Мы сидели на полу спиной к двери, и я вдруг почувствовала, что за мной кто-то стоит. Обернувшись, я увидела Ричарда в дверном проеме. Охнув, я вскочила – и вовремя: он вновь потерял сознание и начала падать.
Дети закричали и заплакали. Я попыталась сразу утешить всех и быстро осмотрела Ричарда. Майкл совершал дневной моцион в Нью-Йорке, и я в течение почти часа следила за Ричардом, сидя возле него в коридоре у двери в детскую. Я внимательно все разглядела. Он был точно таким же, как я оставила его в спальне, – никаких признаков того, что очнулся на тридцать-сорок секунд.
Вернувшись, Майкл помог мне отнести Ричарда в спальню. И мы целый час проговорили о том, почему он вдруг проснулся на такое короткое время. Потом я прочла и перечла все, что было в наших медицинских книгах о коме. И как будто бы убедила себя в том, что заболевание Ричарда вызвано комплексом физических и психологических проблем. По-моему, звуки странного голоса нанесли ему травму, на мгновение нейтрализовав факторы, приведшие к коме.
Но почему же он так быстро вновь ушел в забытье? Понять это еще сложнее. Быть может, небольшого запаса сил хватило только на то, чтобы пройти по коридору. Но как узнать? Действительно, как ответить на все сегодняшние вопросы, в том числе и на заданный Кэти: а кто это у нас мирные?
1 мая 2209 года
Это важный день – сегодня Ричард Колин Уэйкфилд узнал свою семью и произнес первые слова. Почти неделя ушла на это – от первых жестов и движений губ. Утром он улыбнулся мне и почти одолел мое имя, однако первым его словом все-таки было «Кэти» – взволнованная и обрадованная дочка так и жмется к нему.
В семье, в особенности среди девочек, полное блаженство. Они радуются возвращению отца. Я все время повторяю Кэти и Симоне, что восстановление здоровья Ричарда произойдет не сразу и с большим трудом, но они по молодости не представляют, что это может значить.
Я такая счастливая. Как можно было сдержать слезы, когда перед обедом Ричард шепнул мне на ухо: «Николь». И хотя я прекрасно понимаю, что мужу еще так далеко до нормального состояния, я уже не сомневаюсь, что он в конце концов выздоровеет, и сердце мое исполнено радости.
18 августа 2209 года
Ричард медленно, но вполне заметно поправляется. Теперь он проводит во сне только двенадцать часов, может пройти милю, прежде чем почувствует усталость, а также уже способен сконцентрироваться на проблеме, если она представляет какой-то интерес. Он еще не приступал к взаимодействию с раманами с помощью экрана и клавиатуры, однако разобрал принца Хэла и попытался – без успеха – найти причину появления странного голоса.
Сам он прекрасно понимает, в каком состоянии находится. И когда может говорить, утверждает, что «словно погружен в туман или в сон». Вот уже три месяца миновало с тех пор, как Ричард пришел в сознание, но он почти не помнит, что с ним произошло после того, как оставил нас. Он полагает, что провел в коматозном состоянии целый год, основываясь при этом скорее на собственных ощущениях, чем на фактах.
Ричард утверждает, что прожил несколько месяцев в птичьем подземелье, потом присутствовал при весьма впечатляющей кремации. Других подробностей он не помнит. Он дважды предпринимал вылазки в Южный полуцилиндр и обнаружил главный город октопауков вблизи Южной чаши, но, поскольку воспоминания его разнятся день ото дня, довольно сложно относиться к ним с большим доверием.
Я дважды меняла биометрические датчики в теле мужа и получила большой объем информации о важных параметрах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68