– спросила она. – Тебе плохо?
– Филипп! – испуганно проговорил он и выбил зубами мелкую дробь. – Он... Если он узнает, то напишет Амелине...
Маргарита небрежно передернула плечами:
– Разумеется, он узнает. Как не сегодня, так завтра. А завтра наверняка. Завтра вся Памплона будет судачить о том, что у меня появился новый милок. – Она рассмеялась. – И какой милок! Другого такого вовек не найти.
ГЛАВА LXI. ВЕСТИ ХОРОШИЕ, ВЕСТИ ДУРНЫЕ...
Приблизительно через четверть часа одетая в простенькое вечернее платье Маргарита вошла в Красную гостиную своих зимних покоев, первым делом обняла Бланку и расцеловала ее в обе щеки.
– Я так рада за тебя, кузина. И вас тоже поздравляю, принц. Дети, это большое счастье.
Филипп вежливо поцеловал протянутую ему руку. После произошедшего почти два месяца назад разрыва между ними, их отношения были несколько суховаты и официальны даже в неофициальной обстановке.
– Вы так считаете, принцесса?
– Разумеется, кузен! – В ее доброжелательной улыбке промелькнула затаенная печаль. – Дети всегда в радость. И особенно, если они от вас.
– Благодарю за комплемент, сударыня, – поклонился Филипп.
А Бланка метнула на Маргариту сердитый взгляд. Та вновь усмехнулась, и опять в ее улыбке промелькнула грусть.
– Не гневайся, душенька, за мои невинные слова, – сказала она, садясь в кресло. – Будь снисходительна к отвергнутой сопернице... И не надо морщиться, прошу тебя. Здесь все свои – зачем же лицемерить?
Такие вот реплики, которые время от времени позволяла себе Маргарита, очень льстили тщеславию Филиппа, а Бланку приводили в смятение, вызывая у нее болезненные приступы ревности, вкупе со страхом когда-нибудь потерять Филиппа, как потеряла его Маргарита. И чтобы не поссориться с подругой, Бланка всякий раз спешила переменить тему разговора.
– Боюсь, мы пришли некстати, – заметила она, глядя на небрежную прическу наваррской принцессы. – Ты, наверное, отдыхала?
– И да, и нет. Я только что вышла из спальни, но там не отдыхала, а развлекалась. Наставляла рога Тибальду.
Бланка смутилась и в замешательстве опустила глаза. А Филипп тихо фыркнул.
– Быть может, нам лучше уйти, чтобы не мешать вам? – спросил он. – Только откровенно, принцесса. Ведь здесь все свои, как вы любите выражаться. Отбросьте излишнюю деликатность, и если мы помешали вам, так прямо и скажите. И тогда мы уйдем.
– Э нет, друзья, останьтесь, – покачала головой Маргарита. – С этим делом я давно справилась, даже увлеклась сверх меры.
– И кто ваш счастливый избранник?
Бланка укоризненно поглядела на Филиппа, мысленно упрекая его за бесцеремонный вопрос. Маргарита же улыбнулась им обоим своей лучезарной улыбкой, а в глазах ее заплясали чертики.
– Ах, друзья, это настоящее чудо! Он такой милый, такой наивный, такое очаровательное дитя...
– Прямо как Симон, – вырвалось у Филиппа.
– Так это он и есть.
Филипп изумленно уставился на Маргариту:
– Симон?! Да что вы говорите!
– А что тут такого странного, скажите на милость? И вообще, я не могу взять в толк, принц, почему ваша двоюродная сестра пренебрегает им.
– Он уже успел вам поплакаться?
– В некотором смысле.
– Это в его репертуаре. Симона хлебом не корми, дай ему только пожаловаться на Амелину... И все же поверьте, Маргарита, он сгущает краски. По-своему Амелина очень любит его.
– По-своему? – с лукавой улыбкой переспросила принцесса. – Как это, по-своему?
– Это долгая песня, пожалуй, длинною в целую жизнь. А если в нескольких словах, то он трогает ее, она жалеет его и любит, как свое дитя.
– Жалеет, говорите? – задумчиво произнесла Маргарита. – Гм... По мне, жалость со стороны женщины только унижает мужчину. Настоящего мужчину... Кстати, о госпоже Амелии. Филипп, вы не откажете мне в одной небольшой услуге?
– С удовольствием, Маргарита.
– Тогда напишите ей, что Симон вывихнул ногу.
– Но зачем?
– Я хочу, чтобы он остался в Памплоне.
– Кузина! – с упреком отозвалась Бланка.
– И в самом деле, – поддержал ее Филипп. – Не надо травмировать Симона. Прошу вас, Маргарита.
– А с чего вы взяли, что я собираюсь его травмировать? Напротив, я хочу сделать из него взрослого мужчину. Настоящего мужчину, которому ни к чему будет жалость женщины.
Филипп с сомнением покачал головой:
– Вряд ли что-то получится из вашей затеи. Через пару дней он вам надоест, вы найдете себе другого, а его бросите, вскружив ему голову.
– Вы так считаете?
– Я в этом уверен. Ведь ни для кого не секрет, что наш Симон глупенький.
– Ну, и что с того? Почему вы думаете, что мне обязательно нужны умники? Вовсе нет! От них только сплошные неприятности. Один умник был так умен, что, в конечном итоге, свихнулся и позволил кузену Бискайскому погубить себя. Другой умник коварно одурачил меня. – (Тут Филипп покраснел и поджал губы.) – А третий из этой блестящей компании умников поспешил забраться под юбки моей фрейлине – авансом, так сказать, чтобы я, случаем, не опередила его. Да плевать я на вас хотела!
– Хорошо, Маргарита, – примирительным тоном произнес Филипп, видя, как она завелась. – Ваши симпатии, это ваше личное дело. Можете не сомневаться, я исполню вашу просьбу, напишу, что Симон вывихнул ногу, только вряд ли Амелина в это поверит. Я подозреваю, что кто-то из моей свиты информирует ее о каждом его шаге.
– Это несущественно, кузен. Речь идет лишь о формальном предлоге. А то, что его жена будет знать обо всем, даже к лучшему. Поверьте, пренебрежение со стороны мужчины больно уязвляет женщину. А если, к тому же, она сама далеко не святая, то ее начинают мучить угрызения совести, что она так откровенно и бесстыдно изменяла мужу...
– А может, достаточно, принцесса? – без всяких церемоний оборвал ее Филипп. – Поговорим-ка лучше о чем-нибудь другом, более приемлемом для Бланки. Этот наш разговор вгоняет ее в краску.
Маргарита взглянула на смущенную Бланку и глумливо ухмыльнулась:
– Ох, уж эта ее деликатность! И когда же вы, в конце-то концов, перевоспитаете ее?
– Не все сразу, Маргарита, не все сразу. Не так-то просто выбить из этой хорошенькой и умненькой головки те дурацкие предрассудки, которые прочно засели там благодаря стараниям ее целомудренных наставниц-кармелиток. Впрочем, некоторый прогресс уже налицо. Так, скажем, сегодня Бланка объяснила мне, почему она не может быть беременной от Монтини, и при этом ни разу не покраснела. Правда, милочка?
Милочка утвердительно кивнула, и, вопреки уверениям Филиппа, щеки ее заалели.
– Это уже неплохо, – сказала Маргарита. – А в постели тоже наблюдаются перемены? Или она по-прежнему...
– Прекрати, кузина! – резко произнесла Бланка; взгляд ее помрачнел. – Какая же ты бесстыжая, в самом деле! Тебя не должно касаться, что мы делаем в постели, заруби себе на носу. И уж тем более ты не должна спрашивать об этом Филиппа, понятно? Здесь ни при чем мое якобы ханжество, просто есть вещи, о которых следует молчать даже в кругу близких друзей...
– Из деликатности, разумеется.
– Да, из деликатности. Негоже обсуждать на людях то... то самое сокровенное, что является достоянием лишь двух человек. Мне всегда казалось, что ты слишком озабочена этим, но по-моему это уже чересчур – совать свой любопытный нос в чужую постель. Учти: еще одно слово, и я уйду.
– Бланка права, – поддержал ее Филипп. – Как мне не прискорбно, кузина, но в таком случае я тоже буду вынужден уйти.
– Ну что ж, – вздохнула Маргарита. – Коль скоро вы не желаете говорить о любви, потолкуем о смерти.
– О чьей?
– О смерти французского короля и его старшего сына, о чьей же еще?
Бланка удивленно вскинула брови:
– Да что ты говоришь?!
– А разве вы ничего не слыхали?
– Нет, принцесса, ровным счетом ничего, – ответил пораженный Филипп. – А что произошло? Несчастный случай?
Маргарита хмыкнула:
– Скорее, это счастливый случай. Филипп-Август Третий с его авантюрными крестовыми походами был настоящим бедствием для Франции – но Филипп де Пуатье стал бы ее погибелью. По моему убеждению, Господь наконец смилостивился над несчастной страной.
– И все же, что случилось?
– Подробностей я не знаю. О них расспросите у Тибальда. Вчера к нему прибыл специальный курьер от графа д’Артуа... Ну, вот! – констатировала она, устремив свой взгляд в противоположный конец комнаты; тон ее вмиг стал хмурым и неприязненным. – Помяни дурака.
Филипп оглянулся и увидел графа Шампанского, который только что вошел в гостиную. Он, несомненно, услышал последние слова Маргариты.
– Весьма польщен, сударыня, что вы такого высокого мнения о моей скромной персоне, – невозмутимо произнес он, подойдя ближе. Затем по-дружески поклонился Филиппу и Бланке: – Приветствую вас, принц, принцесса. Прошу великодушно простить, что мои первые слова были обращены не к вам. – Тибальд сел в свободное кресло и снова заговорил: – Премного наслышан, дражайшая супруга. Я очень рад, что вы не остались в долгу. – Он демонстративно ощупал свою голову. – Рожки уже прорезались. Правда, пока они еще манюсенькие, но вскоре та-ак разрастутся!.. Вы не подскажете, моя дорогая, у кого из ваших придворных дам самый рогатый муж? Я непременно сражусь с ним на первом же турнире – право, это будет похоже на бой оленей-самцов в брачную пору!
Филипп и Бланка весело фыркнули. А Маргарита улыбнулась:
– Браво, дорогой муженек! Я не сомневалась, что вы воспримете это философски и с присущим вам чувством юмора. А что до вашего вероятного противника на турнире, то бесспорным лидером по темпу роста рогов является Габриель де Шеверни – если, конечно, измену жены с женщинами можно расценивать как супружескую измену... – Улыбка напрочь исчезла с ее лица, и оно помрачнело. – Ах, Матильда, Матильда! Маленькая, глупенькая Матильда!..
– Это твоя вина, Маргарита, – жестко сказала Бланка. – Целиком твоя. Я предупреждала тебя, что ты губишь Матильду, настаивая на ее браке с господином де Шеверни. Но ты не слушала меня, еще и Этьена подуськивала: дескать, благодаря этому он поднимется по иерархической лестнице сразу на несколько ступеней выше, станет родственником графа Капсирского, в некотором смысле даже родственником Филиппа, и уже не будет считаться выскочкой. Радуйся теперь, ты добилась своего! Можешь добавить в свою коллекцию еще две искалеченные твоими стараниями судьбы.
Маргарита тяжело вздохнула.
– Не сыпь мне соль на рану, Бланка, – с горечью произнесла она. – Я сама понимаю, что совершила непростительную глупость. Я проклинаю себя за это. Но разве могла я предвидеть...
– Ты должна была предвидеть! Даже я – а я не так хорошо, как ты, знаю Матильду, – и то я боялась, что этим все кончится.
– Не потому ли, – язвительно осведомилась Маргарита, – что последние несколько ночей перед ее свадьбой вы с ней провели в одной постели?
Филипп и Тибальд хотели было вмешаться в их перепалку во избежание дальнейших осложнений, но, взглянув на Бланку, передумали. Выражение ее лица было спокойным, без малейшей тени смущения или замешательства.
– Возможно, и потому, – ответила она задумчиво. – К твоему сведению, уже тогда Матильда приставала ко мне. Так что задел этому был положен еще раньше, в твоей постели. – Бланка решительно поднялась с кресла. – Прошу прощения, дон Тибальд, за этот откровенный разговор в вашем присутствии, но его спровоцировала не я, а ваша жена, у которой, как вы, наверное, знаете, весьма искаженное представление о приличии и почти полностью отсутствует чувство такта. – С этими словами она взяла Филиппа за руку. – Пойдем, Филипп. Полагаю, у кузины и дона Тибальда есть что обсудить наедине друг с другом.
– Ни в коем случае! – живо запротестовала Маргарита и почти насильно усадила Бланку обратно. – Не уходите. Сейчас я не склонна выяснять с Тибальдом отношения. Может быть, завтра, когда он вернется от своей очередной потаскушки, у меня и возникнет желание обсудить с ним некоторые вопросы, но только не сегодня. Сейчас я не хочу портить себе аппетит, потому как у меня намечается роскошный ужин.
– Увы, – покачал головой Тибальд. – Должен вас огорчить, моя дражайшая супруга. Или напротив – обрадовать. Никакого разговора между нами завтра не состоится. На рассвете я отправляюсь в Париж. Кузен д’Артуа просил меня приехать как можно скорее. По его словам, дело не терпит отлагательства.
– Что ж, тем лучше, – сказала Маргарита. – Да, кстати, дорогой супруг. Бланку и Филиппа интересуют обстоятельства смерти короля Франции и его сына. Не соблаговолите ли вы уделить нам несколько минут своего бесценного времени, чтобы поведать об этом прискорбном событии?
– Охотно, – сказал Тибальд, доброжелательно глядя на Филиппа. По натуре своей благодушный и незлопамятный, он уже напрочь позабыл, что совсем недавно они считались соперниками. – Собственно говоря, смерть Филиппа-Августа Третьего меня ничуть не удивила. Он так и не оправился после ранения в Палестине, а известие о бегстве Изабеллы Арагонской с кузеном Эриком и вовсе доконало его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Филипп! – испуганно проговорил он и выбил зубами мелкую дробь. – Он... Если он узнает, то напишет Амелине...
Маргарита небрежно передернула плечами:
– Разумеется, он узнает. Как не сегодня, так завтра. А завтра наверняка. Завтра вся Памплона будет судачить о том, что у меня появился новый милок. – Она рассмеялась. – И какой милок! Другого такого вовек не найти.
ГЛАВА LXI. ВЕСТИ ХОРОШИЕ, ВЕСТИ ДУРНЫЕ...
Приблизительно через четверть часа одетая в простенькое вечернее платье Маргарита вошла в Красную гостиную своих зимних покоев, первым делом обняла Бланку и расцеловала ее в обе щеки.
– Я так рада за тебя, кузина. И вас тоже поздравляю, принц. Дети, это большое счастье.
Филипп вежливо поцеловал протянутую ему руку. После произошедшего почти два месяца назад разрыва между ними, их отношения были несколько суховаты и официальны даже в неофициальной обстановке.
– Вы так считаете, принцесса?
– Разумеется, кузен! – В ее доброжелательной улыбке промелькнула затаенная печаль. – Дети всегда в радость. И особенно, если они от вас.
– Благодарю за комплемент, сударыня, – поклонился Филипп.
А Бланка метнула на Маргариту сердитый взгляд. Та вновь усмехнулась, и опять в ее улыбке промелькнула грусть.
– Не гневайся, душенька, за мои невинные слова, – сказала она, садясь в кресло. – Будь снисходительна к отвергнутой сопернице... И не надо морщиться, прошу тебя. Здесь все свои – зачем же лицемерить?
Такие вот реплики, которые время от времени позволяла себе Маргарита, очень льстили тщеславию Филиппа, а Бланку приводили в смятение, вызывая у нее болезненные приступы ревности, вкупе со страхом когда-нибудь потерять Филиппа, как потеряла его Маргарита. И чтобы не поссориться с подругой, Бланка всякий раз спешила переменить тему разговора.
– Боюсь, мы пришли некстати, – заметила она, глядя на небрежную прическу наваррской принцессы. – Ты, наверное, отдыхала?
– И да, и нет. Я только что вышла из спальни, но там не отдыхала, а развлекалась. Наставляла рога Тибальду.
Бланка смутилась и в замешательстве опустила глаза. А Филипп тихо фыркнул.
– Быть может, нам лучше уйти, чтобы не мешать вам? – спросил он. – Только откровенно, принцесса. Ведь здесь все свои, как вы любите выражаться. Отбросьте излишнюю деликатность, и если мы помешали вам, так прямо и скажите. И тогда мы уйдем.
– Э нет, друзья, останьтесь, – покачала головой Маргарита. – С этим делом я давно справилась, даже увлеклась сверх меры.
– И кто ваш счастливый избранник?
Бланка укоризненно поглядела на Филиппа, мысленно упрекая его за бесцеремонный вопрос. Маргарита же улыбнулась им обоим своей лучезарной улыбкой, а в глазах ее заплясали чертики.
– Ах, друзья, это настоящее чудо! Он такой милый, такой наивный, такое очаровательное дитя...
– Прямо как Симон, – вырвалось у Филиппа.
– Так это он и есть.
Филипп изумленно уставился на Маргариту:
– Симон?! Да что вы говорите!
– А что тут такого странного, скажите на милость? И вообще, я не могу взять в толк, принц, почему ваша двоюродная сестра пренебрегает им.
– Он уже успел вам поплакаться?
– В некотором смысле.
– Это в его репертуаре. Симона хлебом не корми, дай ему только пожаловаться на Амелину... И все же поверьте, Маргарита, он сгущает краски. По-своему Амелина очень любит его.
– По-своему? – с лукавой улыбкой переспросила принцесса. – Как это, по-своему?
– Это долгая песня, пожалуй, длинною в целую жизнь. А если в нескольких словах, то он трогает ее, она жалеет его и любит, как свое дитя.
– Жалеет, говорите? – задумчиво произнесла Маргарита. – Гм... По мне, жалость со стороны женщины только унижает мужчину. Настоящего мужчину... Кстати, о госпоже Амелии. Филипп, вы не откажете мне в одной небольшой услуге?
– С удовольствием, Маргарита.
– Тогда напишите ей, что Симон вывихнул ногу.
– Но зачем?
– Я хочу, чтобы он остался в Памплоне.
– Кузина! – с упреком отозвалась Бланка.
– И в самом деле, – поддержал ее Филипп. – Не надо травмировать Симона. Прошу вас, Маргарита.
– А с чего вы взяли, что я собираюсь его травмировать? Напротив, я хочу сделать из него взрослого мужчину. Настоящего мужчину, которому ни к чему будет жалость женщины.
Филипп с сомнением покачал головой:
– Вряд ли что-то получится из вашей затеи. Через пару дней он вам надоест, вы найдете себе другого, а его бросите, вскружив ему голову.
– Вы так считаете?
– Я в этом уверен. Ведь ни для кого не секрет, что наш Симон глупенький.
– Ну, и что с того? Почему вы думаете, что мне обязательно нужны умники? Вовсе нет! От них только сплошные неприятности. Один умник был так умен, что, в конечном итоге, свихнулся и позволил кузену Бискайскому погубить себя. Другой умник коварно одурачил меня. – (Тут Филипп покраснел и поджал губы.) – А третий из этой блестящей компании умников поспешил забраться под юбки моей фрейлине – авансом, так сказать, чтобы я, случаем, не опередила его. Да плевать я на вас хотела!
– Хорошо, Маргарита, – примирительным тоном произнес Филипп, видя, как она завелась. – Ваши симпатии, это ваше личное дело. Можете не сомневаться, я исполню вашу просьбу, напишу, что Симон вывихнул ногу, только вряд ли Амелина в это поверит. Я подозреваю, что кто-то из моей свиты информирует ее о каждом его шаге.
– Это несущественно, кузен. Речь идет лишь о формальном предлоге. А то, что его жена будет знать обо всем, даже к лучшему. Поверьте, пренебрежение со стороны мужчины больно уязвляет женщину. А если, к тому же, она сама далеко не святая, то ее начинают мучить угрызения совести, что она так откровенно и бесстыдно изменяла мужу...
– А может, достаточно, принцесса? – без всяких церемоний оборвал ее Филипп. – Поговорим-ка лучше о чем-нибудь другом, более приемлемом для Бланки. Этот наш разговор вгоняет ее в краску.
Маргарита взглянула на смущенную Бланку и глумливо ухмыльнулась:
– Ох, уж эта ее деликатность! И когда же вы, в конце-то концов, перевоспитаете ее?
– Не все сразу, Маргарита, не все сразу. Не так-то просто выбить из этой хорошенькой и умненькой головки те дурацкие предрассудки, которые прочно засели там благодаря стараниям ее целомудренных наставниц-кармелиток. Впрочем, некоторый прогресс уже налицо. Так, скажем, сегодня Бланка объяснила мне, почему она не может быть беременной от Монтини, и при этом ни разу не покраснела. Правда, милочка?
Милочка утвердительно кивнула, и, вопреки уверениям Филиппа, щеки ее заалели.
– Это уже неплохо, – сказала Маргарита. – А в постели тоже наблюдаются перемены? Или она по-прежнему...
– Прекрати, кузина! – резко произнесла Бланка; взгляд ее помрачнел. – Какая же ты бесстыжая, в самом деле! Тебя не должно касаться, что мы делаем в постели, заруби себе на носу. И уж тем более ты не должна спрашивать об этом Филиппа, понятно? Здесь ни при чем мое якобы ханжество, просто есть вещи, о которых следует молчать даже в кругу близких друзей...
– Из деликатности, разумеется.
– Да, из деликатности. Негоже обсуждать на людях то... то самое сокровенное, что является достоянием лишь двух человек. Мне всегда казалось, что ты слишком озабочена этим, но по-моему это уже чересчур – совать свой любопытный нос в чужую постель. Учти: еще одно слово, и я уйду.
– Бланка права, – поддержал ее Филипп. – Как мне не прискорбно, кузина, но в таком случае я тоже буду вынужден уйти.
– Ну что ж, – вздохнула Маргарита. – Коль скоро вы не желаете говорить о любви, потолкуем о смерти.
– О чьей?
– О смерти французского короля и его старшего сына, о чьей же еще?
Бланка удивленно вскинула брови:
– Да что ты говоришь?!
– А разве вы ничего не слыхали?
– Нет, принцесса, ровным счетом ничего, – ответил пораженный Филипп. – А что произошло? Несчастный случай?
Маргарита хмыкнула:
– Скорее, это счастливый случай. Филипп-Август Третий с его авантюрными крестовыми походами был настоящим бедствием для Франции – но Филипп де Пуатье стал бы ее погибелью. По моему убеждению, Господь наконец смилостивился над несчастной страной.
– И все же, что случилось?
– Подробностей я не знаю. О них расспросите у Тибальда. Вчера к нему прибыл специальный курьер от графа д’Артуа... Ну, вот! – констатировала она, устремив свой взгляд в противоположный конец комнаты; тон ее вмиг стал хмурым и неприязненным. – Помяни дурака.
Филипп оглянулся и увидел графа Шампанского, который только что вошел в гостиную. Он, несомненно, услышал последние слова Маргариты.
– Весьма польщен, сударыня, что вы такого высокого мнения о моей скромной персоне, – невозмутимо произнес он, подойдя ближе. Затем по-дружески поклонился Филиппу и Бланке: – Приветствую вас, принц, принцесса. Прошу великодушно простить, что мои первые слова были обращены не к вам. – Тибальд сел в свободное кресло и снова заговорил: – Премного наслышан, дражайшая супруга. Я очень рад, что вы не остались в долгу. – Он демонстративно ощупал свою голову. – Рожки уже прорезались. Правда, пока они еще манюсенькие, но вскоре та-ак разрастутся!.. Вы не подскажете, моя дорогая, у кого из ваших придворных дам самый рогатый муж? Я непременно сражусь с ним на первом же турнире – право, это будет похоже на бой оленей-самцов в брачную пору!
Филипп и Бланка весело фыркнули. А Маргарита улыбнулась:
– Браво, дорогой муженек! Я не сомневалась, что вы воспримете это философски и с присущим вам чувством юмора. А что до вашего вероятного противника на турнире, то бесспорным лидером по темпу роста рогов является Габриель де Шеверни – если, конечно, измену жены с женщинами можно расценивать как супружескую измену... – Улыбка напрочь исчезла с ее лица, и оно помрачнело. – Ах, Матильда, Матильда! Маленькая, глупенькая Матильда!..
– Это твоя вина, Маргарита, – жестко сказала Бланка. – Целиком твоя. Я предупреждала тебя, что ты губишь Матильду, настаивая на ее браке с господином де Шеверни. Но ты не слушала меня, еще и Этьена подуськивала: дескать, благодаря этому он поднимется по иерархической лестнице сразу на несколько ступеней выше, станет родственником графа Капсирского, в некотором смысле даже родственником Филиппа, и уже не будет считаться выскочкой. Радуйся теперь, ты добилась своего! Можешь добавить в свою коллекцию еще две искалеченные твоими стараниями судьбы.
Маргарита тяжело вздохнула.
– Не сыпь мне соль на рану, Бланка, – с горечью произнесла она. – Я сама понимаю, что совершила непростительную глупость. Я проклинаю себя за это. Но разве могла я предвидеть...
– Ты должна была предвидеть! Даже я – а я не так хорошо, как ты, знаю Матильду, – и то я боялась, что этим все кончится.
– Не потому ли, – язвительно осведомилась Маргарита, – что последние несколько ночей перед ее свадьбой вы с ней провели в одной постели?
Филипп и Тибальд хотели было вмешаться в их перепалку во избежание дальнейших осложнений, но, взглянув на Бланку, передумали. Выражение ее лица было спокойным, без малейшей тени смущения или замешательства.
– Возможно, и потому, – ответила она задумчиво. – К твоему сведению, уже тогда Матильда приставала ко мне. Так что задел этому был положен еще раньше, в твоей постели. – Бланка решительно поднялась с кресла. – Прошу прощения, дон Тибальд, за этот откровенный разговор в вашем присутствии, но его спровоцировала не я, а ваша жена, у которой, как вы, наверное, знаете, весьма искаженное представление о приличии и почти полностью отсутствует чувство такта. – С этими словами она взяла Филиппа за руку. – Пойдем, Филипп. Полагаю, у кузины и дона Тибальда есть что обсудить наедине друг с другом.
– Ни в коем случае! – живо запротестовала Маргарита и почти насильно усадила Бланку обратно. – Не уходите. Сейчас я не склонна выяснять с Тибальдом отношения. Может быть, завтра, когда он вернется от своей очередной потаскушки, у меня и возникнет желание обсудить с ним некоторые вопросы, но только не сегодня. Сейчас я не хочу портить себе аппетит, потому как у меня намечается роскошный ужин.
– Увы, – покачал головой Тибальд. – Должен вас огорчить, моя дражайшая супруга. Или напротив – обрадовать. Никакого разговора между нами завтра не состоится. На рассвете я отправляюсь в Париж. Кузен д’Артуа просил меня приехать как можно скорее. По его словам, дело не терпит отлагательства.
– Что ж, тем лучше, – сказала Маргарита. – Да, кстати, дорогой супруг. Бланку и Филиппа интересуют обстоятельства смерти короля Франции и его сына. Не соблаговолите ли вы уделить нам несколько минут своего бесценного времени, чтобы поведать об этом прискорбном событии?
– Охотно, – сказал Тибальд, доброжелательно глядя на Филиппа. По натуре своей благодушный и незлопамятный, он уже напрочь позабыл, что совсем недавно они считались соперниками. – Собственно говоря, смерть Филиппа-Августа Третьего меня ничуть не удивила. Он так и не оправился после ранения в Палестине, а известие о бегстве Изабеллы Арагонской с кузеном Эриком и вовсе доконало его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88