Симон, который все это время сидел на подоконнике, размахивая ногами и что-то мурлыча себе под нос, вдруг проявил живейший интерес к их разговору.
– А что? – спросил он у Филиппа. – Ты собираешься переспать с Маргаритой?
Филипп ничего не ответил и лишь лязгнул зубами, пораженный нелепостью вопроса.
Гастон в изумлении уставился на Симона.
– Подумать только... – сокрушенно пробормотал он. – Хотя я знаю тебя с пеленок, порой у меня создается впечатление, что ты строишь из себя идиота. Нет-нет, я уверен, что это не так, но впечатление, однако, создается. Не стану говорить за других, но лично для меня нет ничего удивительного, что Амелина погуливает на стороне. Еще бы! C таким-то мужем...
Симон покраснел от смущения.
– Ты меня обижаешь, Гастон. Ну, не догадался я, ладно. Как-то не думал об этом раньше.
– А что здесь думать, скажи на милость? Прежде всего, Филипп собирается жениться на Маргарите, и потом... Да что и говорить! Это же так безусловно, как те слюнки, которые текут у тебя при мысли о вкусной еде. Разве не ясно, что коль скоро такой отъявленный бабник, как наш Филипп, заявился в гости к такой очаровательной шлюшке, как Маргарита, то без палок-тыкалок между ними никак не обойдется.
– Ты бы заткнулся, дружище, – вежливо посоветовал ему Филипп. – А то тебя слушать противно.
Гастон тряхнул головой.
– Чертова твоя деликатность! Просто уму непостижимо, как в тебе только уживаются ханжа и распутник.
Филипп хотел было ответить, что распущенность распущенности рознь и что разборчивость в выражениях еще не ханжество, но как раз в это мгновение дверь передней отворилась и в гостиную заглянул его паж д’Обиак – светловолосый паренек тринадцати лет с вечно улыбающимся лицом и легкомысленным взглядом бархатных глаз.
– Монсеньор...
– Ты неисправим, Марио! – раздраженно перебил его Филипп. – Пора уже научиться стучать в дверь.
– Ой, простите, монсеньор, – извиняющимся тоном произнес паж, тщетно пытаясь изобразить глубокое раскаяние, которое вряд ли испытывал на самом деле. – Совсем из головы вылетело.
– Это не удивительно, – прокомментировал Гастон. – У тебя, парень, только ветер в голове и гуляет.
– Совершенно верно, – согласился Филипп. – Я держу его у себя лишь потому, что он уникален в своей нерадивости... Так чего тебе, Марио?
– Здесь одна барышня, монсеньор. Говорит, что пришла к вам по поручению госпожи принцессы.
– Вот как! – оживился Филипп. – Что ж, пригласи ее. Негоже заставлять даму ждать, особенно если она посланница принцессы.
Он устроился в кресле, скрестил ноги и напустил на себя величественный вид.
Марио шире распахнул дверь и отступил вглубь передней.
– Прошу вас, барышня.
В комнату вошла стройная черноволосая девушка в нарядном платье из темно-синего бархата и склонилась перед Филиппом в глубоком реверансе. Гастон, Габриель и Симон приветствовали ее почтительными поклонами, а Филип – кивком. Он даже сделал движение, как будто собирался подняться с кресла, однако в последний момент передумал. С его лица напрочь исчезло высокомерное выражение, уступив место благодушному умилению, а в глазах зажглись похотливые огоньки. Он непроизвольно облизнул губы и спросил:
– Мой паж не ошибся? Вас прислала госпожа Маргарита – или сама богиня Афродита?
Гастон д’Альбре исподтишка захихикал. А девушка в смятении улыбнулась и застенчиво произнесла:
– Я пришла с поручением от госпожи принцессы, монсеньор. Ее высочество весьма сожалеет о случившемся...
– Это насчет обеда?
– Да, монсеньор. Сегодня госпожа была не в духе... плохо себя чувствовала... и так получилось. Поэтому она приносит вам свои извинения и выражает надежду, что не очень обидела вас.
Филипп изобразил искреннее изумление:
– Обидела? Да ради Бога! Если госпожа принцесса не явилась на обед, значит у нее были на то основания. И не мне судить о том, достаточны они или нет.
Гастон тихонько фыркнул:
– Каков лицемер, а?
Девушка вновь улыбнулась и продолжила:
– Сегодня вечером у госпожи принцессы собираются молодые дворяне и дамы, состоится небольшой прием. Ее высочество просила передать, что будет рада, если вы и ваши друзья окажете ей честь своим присутствием.
«Так-так, – подумал Филипп. – Это еще лучше, чем я ожидал. Вечер в сравнительно узком кругу, интимная обстановка... Но черт! Какая прелестная девчушка! Неужто Маргарита умышленно подставила ее, чтобы отвлечь мое внимание от своей персоны? Гм, должен признать, что отчасти ей это удалось...»
– И когда состоится прием? – спросил он.
– Через час после захода солнца, то есть около девяти. Ее высочество пришлет за вами своих пажей.
– Прекрасно.
После этого в гостиной воцарилось неловкое молчание. Девушка робко смотрела на Филиппа, смущенно улыбаясь. Он же откровенно раздевал ее взглядом.
Гастон с равнодушным видом сидел на диване. Он и заговорил первым:
– Между прочим, барышня. Вы мне кого-то напоминаете. Вот только не вспомню, кого именно.
– Простите, монсеньор? – встрепенулась девушка. – Ах да! Возможно, вы знаете моего брата, Этьена де Монтини?
– Точно-точно, он самый... Так вы его младшая сестра – Матильда, если не ошибаюсь?
– Да, монсеньор, Матильда де Монтини.
– Красивое у вас имя, – сказал Гастон. – И вы тоже красивая. Правда, Филипп?
Тот утвердительно кивнул и одарил Матильду обворожительной улыбкой. Щеки ее из розовых сделались пунцовыми, она в замешательстве опустила глаза.
– Вы очень любезны, господа...
Гастон поднялся с дивана и расправил плечи.
– Ну, ладно, пойду предупрежу наших ребят, чтобы были готовы к половине девятого.
– Правильно! – обрадовался Филипп. – Обязательно предупреди. И вы, Симон, Габриель, тоже ступайте – переоденьтесь, отдохните немного.
Оба молодых человека подчинились. При этом Симон иронично усмехался, а вот Габриель почему-то был угрюм и подавлен...
Когда они остались вдвоем, Филипп ласково обратился к Матильде:
– Прошу садиться, барышня. Выбирайте, где вам удобнее. – Он заговорщически подмигнул ей, всем своим видом показывая, что самое удобное место у него на коленях. – Официальная аудиенция закончена и нам больше нет нужды следовать протоколу.
– Благодарю вас, монсеньор, вы очень милы, – смущенно ответила девушка. – Но лучше я постою. Тем более, что мне пора возвращаться к госпоже.
– Тогда я тоже постою, – сказал Филипп, поднимаясь с кресла. – И кстати, я вас еще не отпускал.
– Да, монсеньор?
– Я хотел бы узнать, кто будет присутствовать на сегодняшнем приеме. Из знати, разумеется.
– Ну, прежде всего, госпожа Бланка Кастильская. Не исключено, что будет ее брат, дон Фернандо.
– Вот как? Граф де Уэльва уже приехал?
– Да, монсеньор. Ее высочество как раз давала мне поручение, когда ей доложили о прибытии господина принца.
– Гм. А мне казалось, что он должен сопровождать свою сестру, принцессу Нору.
– Госпожа Элеонора приедет несколько позже, вместе со старшим братом, королем доном Альфонсо.
– Даже так! Ну что же... Итак, на приеме будут принцесса Бланка и, возможно, граф де Уэльва. Еще кто?
– Госпожа Жоанна, сестра графа Бискайского.
– А сам граф?
– Нет, он не... Вчера поздно ночью он возвратился из Басконии, и у него накопилось много неотложных дел.
«Ясненько, – подумал Филипп. – Маргарита и ее кузен настолько не переваривают друг друга, что даже избегают личных встреч...»
– Благодарю вас, барышня. Продолжайте, пожалуйста.
– Из всех, достойных вашего внимания, остались только господин виконт Иверо и его сестра, госпожа Елена.
– Виконт по-прежнему дружен с принцессой? – поинтересовался Филипп. Он не спеша расхаживал по комнате, медленно, но верно приближаясь к Матильде.
Девушка стыдливо опустила глаза.
– Ну, собственно... В общем, да.
– А ваш брат?
Если предыдущий вопрос привел Матильду в легкое и вполне объяснимое замешательство, то упоминание об Этьене явно обескуражило ее.
– Прошу прощения, монсеньор. Боюсь, я не поняла вас.
«Вот так дела! – изумился Филипп. – Неужели Маргарита изменила своим принципам и завела себе сразу двух любовников?.. Но с этим мы разберемся чуть позже».
Он подступил к Матильде вплотную и решительно привлек ее к себе. Девушка покорно, без всякого сопротивления, отдалась в его объятия.
– Монсеньор!.. – скорее простонала, чем прошептала она.
– Называй меня Филиппом, милочка... О Боже, какая ты хорошенькая! Ты просто сводишь с ума! И я вправду рехнусь... если сейчас же не поцелую тебя.
Что он и сделал. Его поцелуй был долгим и нежным; таким долгим и таким нежным, что у Матильды дух захватило.
Потом они целовались жадно, неистово. Отсутствие опыта Матильда восполняла самоотверженностью юной девушки, впервые познавшей чувство любви. В каждый поцелуй она вкладывала всю свою душу и с каждым новым поцелуем все больше пьянела от восторга, испытывая какое-то радостное потрясение.
Филипп подхватил полубесчувственную девушку на руки, перенес ее на диван и, весь дрожа от нетерпения, лихорадочно принялся стягивать с нее платье. Немного придя в себя, Матильда испуганно отпрянула от него и одернула юбки.
– Что вы, монсеньор! Это же... Ведь сюда могут войти... И увидят...
– Ну, и пусть видят... Ах, да, точно! – опомнился Филипп. – Ты права, крошка. Прости, я совсем потерял голову. Говорил же, что ты сводишь меня с ума. – Он обнял ее за плечи. – Пойдем, милочка.
– Куда? – трепеща спросила Матильда.
– Как это куда? Разумеется, в спальню.
Матильда вырвалась из его объятий.
– О Боже! – воскликнула она, отступая все дальше от него. – В спальню?.. Нет, не надо! Прошу вас, не надо...
Филипп озадаченно глядел на нее.
– Но почему же? Сейчас только шесть, времени у нас вдоволь, чтобы успеть приятно его провести. Будь хорошей девочкой, пойдем со мной.
Он встал с дивана и направился к ней. Матильда пятилась от него, пока не уперлась спиной в стену. Она сжалась, точно затравленный зверек; взгляд ее беспомощно метался по комнате.
– Прошу вас, монсеньор, – взмолилась Матильда. – Не надо!..
Филипп приблизился к ней вплотную.
– Надо, милочка, надо. Если, конечно, я нравлюсь тебе.
– Вы нравитесь мне! – горячо заверила она. – Я... я вас люблю.
– Так в чем же дело?
– Я боюсь... Мне страшно...
Филипп рассмеялся и звонко поцеловал ее дрожащие губы.
– Не бойся, со мной не страшно. Поверь, крошка, я не сделаю тебе больно. Напротив – ты получишь столько удовольствия, что тебе и не снилось.
Матильда в отчаянии прижала руки к груди.
– Но ведь это такой грех! – прошептала она. – Страшный грех...
Филипп все понял.
«Ага! Она, оказывается, не только невинна, что уже само по себе удивительно, она еще и святоша. Вот уж никогда бы не подумал, что Маргарита держит у себя таких фрейлин... Гм... А может быть, они с ней нежнейшие подружки?..»
С разочарованным видом он отошел от Матильды, сел в кресло и сухо промолвил:
– Ладно, уходи.
Матильда побледнела. В глазах ее заблестели слезы.
– О, монсеньор! Я чем-то обидела вас?
– Ни в коей мере. Я никогда не обижаюсь на женщин, даже если они обманывают меня.
– Обманывают! – воскликнула пораженная Матильда. – Вы считаете, что я обманываю вас?
– Да, ты солгала мне. На самом деле ты не любишь меня. Уходи, больше я тебя не задерживаю.
Девушка сникла и тихонько заплакала.
– Вы жестокий, вы не верите мне. Не верите, что я люблю вас...
Филипп застонал. У многих женщин слезы были единственным их оружием – но они сражали его наповал.
– Ты заблуждаешься, – из последних сил произнес он, стараясь выглядеть невозмутимым. – У тебя просто мимолетное увлечение, которое вскоре пройдет, может быть, и завтра.
Матильда опустилась на устланный коврами пол и безвольно свесила голову.
– Вы ошибаетесь. Это не увлечение, я действительно люблю вас... По-настоящему... Я полюбила вас с того мгновения, как увидела ваш портрет. Госпожа Бланка много рассказывала про вас... много хорошего. Я так ждала вашего приезда, а вы... вы не верите мне!..
Не в силах сдерживаться далее, Филипп бросился к ней.
– Я верю тебе, милая, верю. И я тоже люблю тебя. Только не плачь, пожалуйста.
Лицо Матильды просияло. Она положила руки ему на плечи.
– Это правда? Вы любите меня?
– Конечно, люблю, – убежденно ответил Филипп и тут же виновато опустил глаза. – Но...
Быстрым движением Матильда прижала ладошку к его губам.
– Молчите, не говорите ничего. Я и так все понимаю. Я знаю, что не ровня вам, и не тешусь никакими иллюзиями. Я не глупа... Но я дура! Я дура и бесстыдница! Я все равно люблю вас... – Она прильнула к нему, коснулась губами мочки его уха и страстно прошептала: – Я всегда буду любить вас. Несмотря ни на что! И пусть моя душа вечно горит в аду...
Филипп промолчал, и только крепче обнял девушку, чувствуя, как на лицо ему набегает жгучая краска стыда. Он всегда испытывал стыд, когда ему удавалось соблазнить женщину. Но всякий раз, когда он терпел поражение, его разбирала досада.
– Мне пора идти, – отозвалась Матильда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88