– Доброй ночи, Симон.
– А разве ты не идешь к себе?
– Нет. Я... э-э... я немного прогуляюсь.
Симон добродушно усмехнулся:
– Ага, проказник, еще захотел! Ну что ж, ступай прогуливайся... Гм, только смотри не забегайся.
Габриель проводил долгим взглядом уходящего Симона, затем свернул за угол и вскорости снова оказался перед дверью Матильды.
«Ступай-ка ты прочь, дружок, – сказала ему здравая часть рассудка. – Дождись утра. Это не самый лучший способ завоевать благосклонность порядочной девушки – заявиться к ней среди ночи и признаться в любви».
«Почему же? – отозвалась другая часть, одуревшая от страсти. – Все в порядке. Я нравлюсь ей, но она не хочет этого понять, так как вбила себе в голову, что влюблена в Филиппа».
«Глупости! – возразил здравый смысл. – Это чистой воды самообман».
«Вовсе нет, – упорствовала дурь. – Это правда».
Как обычно, дурь взяла верх над доводами здравого смысла. Габриель постучал.
Ему показалось, что прошло несколько долгих часов, прежде чем за дверью послышалось шуршание шелковых юбок и тихий стук поднимаемой щеколды. Наконец дверь отворилась, и на пороге появилась Матильда. В этот поздний час она как будто не собиралась ложиться спать и была одета в то же самое платье, что и на вечернем приеме у принцессы.
Увидев совсем не того, кого ожидала увидеть, Матильда вскрикнула:
– О Боже! Кто это?.. Вы?! А я думала...
– Он не придет, – сипло сказал Габриель и едва сдержался, чтобы не закашляться.
– О... О ком вы говорите?
Поскольку Матильда стояла спиной к освещенной комнате, Габриель плохо видел ее лицо, но был уверен, что она покраснела.
– Может, мне лучше войти?
– Войти? Вам? Ко мне? – в замешательстве переспросила девушка. – Но...
За спиной Габриеля раздался скрип двери. Матильда испуганно охнула и схватила его за рукав.
– Ну, входите же! Скорее!
Габриель не заставил просить себя дважды. Одним прыжком он очутился в комнате и быстро затворил за собой дверь.
– Это Розалия, – шепотом объяснила Матильда. – Она известная сплетница и если что-то увидела, то завтра разболтает по всему дворцу, еще и приплетет с три короба... Господи! Что обо мне подумают?! А все вы, вы!
Габриель мрачно усмехнулся, и от его усмешки девушку прошибла дрожь.
– А окажись на моем месте Филипп, вам было бы все равно, что о вас подумают?
Матильда истошно ойкнула, закрыла глаза и прислонилась к стене, пытаясь удержаться на ногах. Лицо ее мертвенно побледнело. Габриель помог ей дойти до кресла и сесть, а сам встал перед ней на колени, сжав ее руки в своих.
– Простите, если я нечаянно причинил вам боль.
Матильда наконец раскрыла глаза и мягко, но решительно высвободила руки.
– Вы здесь ни при чем. Просто я переволновалась. И вообще, я слишком впечатлительная. Так это он прислал вас ко мне?
Бесстыжая! Развратница!.. Любимая...
Взгляд Габриеля упал на кровать с задернутым пологом, и сердце его больно сжалось при мысли о том, что бы случилось, приди к ней Филипп.
– Нет, я сам пришел. Сказать, чтобы вы его не ждали. Я убедил его оставить вас в покое.
– Понимаю, – прошептала Матильда. – Вы печетесь о моей душе. Вы так добры ко мне, благодарю вас... Нет! – вдруг воскликнула она, заламывая руки. – Это неправда! Я не могу лгать, не могу благодарить вас... Я грешница, Господи! Я закоренелая грешница и я не хочу каяться. Зачем вы беспокоитесь обо мне? Кто я вам такая? Вас не должно волновать, что я гублю свою душу.
– Однако волнует.
– Но почему?
– А вы не догадываетесь? – кротко спросил Габриель.
Матильда внимательно посмотрела на него.
– Кажется, я догадываюсь... О Боже! Только не это!
– Да! – Габриель вновь схватил ее руки и покрыл их страстными поцелуями. – Я люблю вас, Матильда. Я полюбил вас с первого взгляда – но буду любить всю жизнь.
Где-то с минуту оба молчали. Матильда собиралась с мыслями, а Габриель не сводил с нее исполненного нежности взгляда. Немного успокоившись, она решительно покачала головой:
– Нет, так нельзя. Вы не должны любить меня. Это неправильно, несправедливо. Любовь должна быть взаимной, иначе будет беда. Я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня, я не хочу причинять вам боль.
– Тогда не надо причинять мне боль. Сделайте так, чтобы я не страдал.
– Но как?
– Ответьте на мою любовь, полюбите меня... – Габриель в отчаянии схватился за голову. – Боже, что я несу!.. Простите, барышня, я не то хотел сказать, совсем не то. Я лишь прошу дать мне шанс. Не отталкивайте меня, позвольте мне заслужить вашу любовь. Вот увидите – вы полюбите меня. Мне нужно только время...
– Нет, сударь, – решительно произнесла Матильда. – И не надейтесь. Вам у меня ничего не светит. Прошу вас, поскорее разлюбите меня. Пока еще не поздно – разлюбите. Вы никогда не добьетесь от меня взаимности, я никогда не смогу полюбить вас. Это невозможно, бесполезно, безнадежно.
«Что ж, придется овладеть ею силой, – заявила дурь. – Она упорствует в своем заблуждении».
«Если я сделаю это, – предостерег здравый смысл, – то навсегда потеряю ее».
На этот раз Габриель склонен был прислушаться к доводам разума.
– Я не разлюблю вас, – сказал он. – Я буду любить вас всегда.
– Ну, пожалуйста, – взмолилась Матильда. – Забудьте обо мне. Не любите меня, не надо. Я... я люблю другого.
– Филиппа? Но он же не любит вас.
– Нет! – вскричала Матильда. – Он тоже любит меня. Он сам это сказал.
– Ах да, конечно! – с нескрываемым сарказмом произнес Габриель, поднимаясь с колен. – Конечно, он любит вас. Он очень щедр на любовь. Чего-чего, а любви у него хватает на всех хорошеньких женщин.
Матильда прикрыла лицо руками, будто защищаясь. Плечи ее ссутулились и вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий.
– Прошу вас, не мучьте меня. Мне и без того больно... Я так несчастна!
Она рывком вскочила с кресла и бросилась к распятию, висевшему на стене рядом с кроватью.
– Ты уже караешь меня, Господи! Ты не пожелал ждать моей смерти, Ты решил покарать меня тотчас... Велик мой грех, Господи, и кара Твоя справедлива.
Габриель подбежал к ней, судорожно сжимая кулаки.
– Замолчите! – простонал он. – Не называйте мою любовь карой. Ради всего святого, не говорите так... Это жестоко, это бессердечно!
– Ах! – выдохнула Матильда. – Простите меня. Я не хотела обидеть вас. Я сама не знаю, что говорю... Прошу вас, умоляю: забудьте обо мне. Я недостойна вашей любви. Я беспутная, пропащая. Не надо любить меня.
– Я люблю вас, Матильда, – пылко ответил Габриель. – Какой бы вы ни были, грешной или праведной, порядочной или беспутной, я все равно буду любить вас.
– Но ведь это безнадежно! Я никогда не смогу ответить вам взаимностью.
– Вы же совсем не знаете меня. Дайте мне только шанс, и я заслужу вашу любовь. Не будьте так категоричны. Прошу вас, подумайте, не спешите с ответом.
– Здесь нечего думать, – упрямо покачала головой Матильда. – Мое сердце навсегда отдано другому. Я буду принадлежать только ему – или вообще никому.
«Вот видишь!» – назидательно отозвалась дурь и что было силы ударила Габриелю в голову.
– Ну, нет, бесстыжая! – воскликнул он, хватая ее в объятия. – Ты будешь принадлежать мне!
Матильда не кричала, не звала на помощь. Она была так напугана, так потрясена происходящим, что даже не пыталась сопротивляться...
Когда на рассвете Филипп вернулся от Маргариты, что-то дернуло его заглянуть в комнату дежурного дворянина, и там он с удивлением обнаружил, что полог кровати отброшен, сама кровать пуста, а в небольшом кресле рядом, понурив голову, неподвижно сидит Габриель. Сперва Филиппу показалось, что он спит.
– Вот чудеса!
Габриель вздрогнул и поднял голову – оказывается, он не спал.
– Прошу прощения, монсеньор. Я велел Марио и его девчонке убираться прочь.
– Какой ты суровый! – с улыбкой произнес Филипп. – Но нет, постой! – Он подошел ближе, присел на кровать и всмотрелся ему в лицо. – Что-то случилось?
– Вы были правы, – с жутким спокойствием ответил Габриель. – Наломал я дров.
– Вы поссорились? Матильда прогнала тебя?
– Хуже.
– Хуже?! – Филипп так и подпрыгнул. – Что «хуже»? Ну! Отвечай, черт бы тебя побрал!
– Э... Я... того... против ее воли...
– Матерь Божья! Ты что, изнасиловал ее?!
Габриель утвердительно кивнул. Глаза его бездумно блуждали по комнате.
Филипп схватился за голову, затем вскочил на ноги, затем будто передумав, сел, снова встал, нервно прошелся из угла в угол, вернулся обратно к кровати, в ярости сорвал с нее полог и, не разуваясь, бухнулся в постель.
– Вот-те на-те, елки-палки зеленые! – наконец прорвало его. – Что же ты наделал, сукин сын?! Ну, и сюрпризик ты мне преподнес, нечего сказать, хороший! Ах ты ж... Черт! Даже не знаю, как тебя назвать. Все лето девки наперебой цеплялись тебе на шею, стоило лишь пальцем шевельнуть, чтобы они легли под тебя и сами юбки позадирали... Ан нет! Он, видите ли, искал единственную и неповторимую, любовь всей своей жизни. А когда нашел... Ну все, баста! Это мне наглядный урок. Впредь я не потерплю в своем окружении не только педерастов, но и девственников старше шестнадцати лет – этих сопливых юнцов, которые сторонятся женщин, забивая себе голову романтическими бреднями о чистой и возвышенной любви, ночью втихаря рукоблудят, а в конечном итоге становятся насильниками... – Филипп остыл так же внезапно, как и взорвался. – Ладно. Теперь рассказывай.
Габриель поведал ему обо всем, кроме своей встречи с Симоном. Филипп внимательно выслушал его, ни разу не перебив, затем, помолчав немного, медленно произнес:
– Да-а, хорошенькое дело!.. Ты, кстати, отдаешь себе отчет в последствиях своего поступка? Ведь Матильда не просто фрейлина принцессы – она ее любимица, а может, и любовница. Если Маргарита решит, что ты должен понести наказание, вряд ли я смогу выручить тебя. Разумеется, я употреблю все свое влияние, чтобы урезонить ее, но она чертовски своенравная девушка и вполне может заупрямиться. Учти, я не намерен из-за твоей глупой выходки ставить под угрозу такой перспективный брачный союз. Уразумел?
– Да... Я понимаю...
– И что ты думаешь делать?
– Не знаю. Я ничего не думаю. Не могу думать. – Габриель весь поник и громко всхлипнул. – Я... я не хочу жить!..
Кряхтя, Филипп встал с кровати.
– А ты поплачь, – посоветовал он. – Вот увидишь, сразу полегчает. Я серьезно. Порой и мужчинам можно всплакнуть – только скупо, по-мужски. Ты же еще мальчишка, так что плачь, не стесняйся. Пожалей себя, пожалей Матильду – и поплачь. Вот сейчас я пойду спа-а... – Филипп не удержался и во весь рот зевнул. – Устал, как собака! Эта затейница Маргарита... Впрочем, ладно. Утром мы все обмозгуем на свежую голову, а сейчас ложимся баиньки.
Габриель молча кивнул. Он уже приготовился последовать совету Филиппа, когда останется в одиночестве, и теперь еле сдерживал слезы.
В дверях Филипп остановился.
– Да, к твоему сведению. Я велю страже не выпускать тебя из покоев без моего ведома. А то гляди, еще что-нибудь выкинешь.
ГЛАВА XXVII. ОТВЕРЖЕННЫЙ ПРИНЦ
Было без малого час ночи, но не гас свет в кабинете Александра Бискайского. Сидя в удобном кресле за широким рабочим столом, он внимательно изучал пожелтевшие от времени свитки, датированные четырьмя предыдущими столетиями. Иногда он прерывал чтение и впадал в задумчивость, отрешенно глядя в пространство перед собой; затем возвращался к действительности и брал следующий свиток.
– Ничего нет, – наконец, пробормотал граф, отложив в сторону последний документ. – Ничегошеньки... Проклятье!..
Он забарабанил пальцами по столу и в который уже раз нетерпеливо взглянул на часы.
«Странное дело! К чему такая таинственность, черт бы его побрал? Не иначе, как что-то назревает. Что-то очень важное...»
Вдруг за его спиной раздался тихий скрип двери. Александр резко оглянулся и увидел на пороге свою сестру Жоанну.
– Почему ты здесь, дорогая? Поздно уже.
– Я не могу заснуть, Сандро. Я так соскучилась по тебе, а ты лишь только приехал – и сразу за дела. Неужто они часок-другой не подождут?
– Дела никогда не ждут, сестренка. И вообще, зря ты пришла. Если дядя прознает, что ты была у меня ночью, опять разборы начнутся: «Ах, доченька, ты разрываешь мое сердце!..»
Губы Жоанны тронула вымученная улыбка.
Брат ласково смотрел на нее – единственное существо, которое он по-настоящему любил, в то же время презирая всех остальных, лютой ненавистью ненавидя весь мир, который так жестоко и подло обошелся с ним. Внук короля, сын его старшего сына, имевшего глупость умереть раньше отца, Александр был лишен дедом законного наследства – королевской короны. Покойный король Рикард, будучи весьма благосклонным к младшему сыну, теперешнему королю, крайне неприязненно относился к старшему, а после его смерти обратил всю свою нелюбовь на Александра. Он принудил его, одиннадцатилетнего мальчишку, отречься от всех прав на престол, и с тех пор жизнь Александра была отравлена ненавистью, злобой и завистью. В течение многих лет его ни днем, ни ночью не оставляла в покое мысль, что не будь его отец таким строптивым и непослушным сыном или проживи он хотя бы на четыре года дольше, то Александром Х, королем Наварры, был бы другой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– А разве ты не идешь к себе?
– Нет. Я... э-э... я немного прогуляюсь.
Симон добродушно усмехнулся:
– Ага, проказник, еще захотел! Ну что ж, ступай прогуливайся... Гм, только смотри не забегайся.
Габриель проводил долгим взглядом уходящего Симона, затем свернул за угол и вскорости снова оказался перед дверью Матильды.
«Ступай-ка ты прочь, дружок, – сказала ему здравая часть рассудка. – Дождись утра. Это не самый лучший способ завоевать благосклонность порядочной девушки – заявиться к ней среди ночи и признаться в любви».
«Почему же? – отозвалась другая часть, одуревшая от страсти. – Все в порядке. Я нравлюсь ей, но она не хочет этого понять, так как вбила себе в голову, что влюблена в Филиппа».
«Глупости! – возразил здравый смысл. – Это чистой воды самообман».
«Вовсе нет, – упорствовала дурь. – Это правда».
Как обычно, дурь взяла верх над доводами здравого смысла. Габриель постучал.
Ему показалось, что прошло несколько долгих часов, прежде чем за дверью послышалось шуршание шелковых юбок и тихий стук поднимаемой щеколды. Наконец дверь отворилась, и на пороге появилась Матильда. В этот поздний час она как будто не собиралась ложиться спать и была одета в то же самое платье, что и на вечернем приеме у принцессы.
Увидев совсем не того, кого ожидала увидеть, Матильда вскрикнула:
– О Боже! Кто это?.. Вы?! А я думала...
– Он не придет, – сипло сказал Габриель и едва сдержался, чтобы не закашляться.
– О... О ком вы говорите?
Поскольку Матильда стояла спиной к освещенной комнате, Габриель плохо видел ее лицо, но был уверен, что она покраснела.
– Может, мне лучше войти?
– Войти? Вам? Ко мне? – в замешательстве переспросила девушка. – Но...
За спиной Габриеля раздался скрип двери. Матильда испуганно охнула и схватила его за рукав.
– Ну, входите же! Скорее!
Габриель не заставил просить себя дважды. Одним прыжком он очутился в комнате и быстро затворил за собой дверь.
– Это Розалия, – шепотом объяснила Матильда. – Она известная сплетница и если что-то увидела, то завтра разболтает по всему дворцу, еще и приплетет с три короба... Господи! Что обо мне подумают?! А все вы, вы!
Габриель мрачно усмехнулся, и от его усмешки девушку прошибла дрожь.
– А окажись на моем месте Филипп, вам было бы все равно, что о вас подумают?
Матильда истошно ойкнула, закрыла глаза и прислонилась к стене, пытаясь удержаться на ногах. Лицо ее мертвенно побледнело. Габриель помог ей дойти до кресла и сесть, а сам встал перед ней на колени, сжав ее руки в своих.
– Простите, если я нечаянно причинил вам боль.
Матильда наконец раскрыла глаза и мягко, но решительно высвободила руки.
– Вы здесь ни при чем. Просто я переволновалась. И вообще, я слишком впечатлительная. Так это он прислал вас ко мне?
Бесстыжая! Развратница!.. Любимая...
Взгляд Габриеля упал на кровать с задернутым пологом, и сердце его больно сжалось при мысли о том, что бы случилось, приди к ней Филипп.
– Нет, я сам пришел. Сказать, чтобы вы его не ждали. Я убедил его оставить вас в покое.
– Понимаю, – прошептала Матильда. – Вы печетесь о моей душе. Вы так добры ко мне, благодарю вас... Нет! – вдруг воскликнула она, заламывая руки. – Это неправда! Я не могу лгать, не могу благодарить вас... Я грешница, Господи! Я закоренелая грешница и я не хочу каяться. Зачем вы беспокоитесь обо мне? Кто я вам такая? Вас не должно волновать, что я гублю свою душу.
– Однако волнует.
– Но почему?
– А вы не догадываетесь? – кротко спросил Габриель.
Матильда внимательно посмотрела на него.
– Кажется, я догадываюсь... О Боже! Только не это!
– Да! – Габриель вновь схватил ее руки и покрыл их страстными поцелуями. – Я люблю вас, Матильда. Я полюбил вас с первого взгляда – но буду любить всю жизнь.
Где-то с минуту оба молчали. Матильда собиралась с мыслями, а Габриель не сводил с нее исполненного нежности взгляда. Немного успокоившись, она решительно покачала головой:
– Нет, так нельзя. Вы не должны любить меня. Это неправильно, несправедливо. Любовь должна быть взаимной, иначе будет беда. Я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня, я не хочу причинять вам боль.
– Тогда не надо причинять мне боль. Сделайте так, чтобы я не страдал.
– Но как?
– Ответьте на мою любовь, полюбите меня... – Габриель в отчаянии схватился за голову. – Боже, что я несу!.. Простите, барышня, я не то хотел сказать, совсем не то. Я лишь прошу дать мне шанс. Не отталкивайте меня, позвольте мне заслужить вашу любовь. Вот увидите – вы полюбите меня. Мне нужно только время...
– Нет, сударь, – решительно произнесла Матильда. – И не надейтесь. Вам у меня ничего не светит. Прошу вас, поскорее разлюбите меня. Пока еще не поздно – разлюбите. Вы никогда не добьетесь от меня взаимности, я никогда не смогу полюбить вас. Это невозможно, бесполезно, безнадежно.
«Что ж, придется овладеть ею силой, – заявила дурь. – Она упорствует в своем заблуждении».
«Если я сделаю это, – предостерег здравый смысл, – то навсегда потеряю ее».
На этот раз Габриель склонен был прислушаться к доводам разума.
– Я не разлюблю вас, – сказал он. – Я буду любить вас всегда.
– Ну, пожалуйста, – взмолилась Матильда. – Забудьте обо мне. Не любите меня, не надо. Я... я люблю другого.
– Филиппа? Но он же не любит вас.
– Нет! – вскричала Матильда. – Он тоже любит меня. Он сам это сказал.
– Ах да, конечно! – с нескрываемым сарказмом произнес Габриель, поднимаясь с колен. – Конечно, он любит вас. Он очень щедр на любовь. Чего-чего, а любви у него хватает на всех хорошеньких женщин.
Матильда прикрыла лицо руками, будто защищаясь. Плечи ее ссутулились и вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий.
– Прошу вас, не мучьте меня. Мне и без того больно... Я так несчастна!
Она рывком вскочила с кресла и бросилась к распятию, висевшему на стене рядом с кроватью.
– Ты уже караешь меня, Господи! Ты не пожелал ждать моей смерти, Ты решил покарать меня тотчас... Велик мой грех, Господи, и кара Твоя справедлива.
Габриель подбежал к ней, судорожно сжимая кулаки.
– Замолчите! – простонал он. – Не называйте мою любовь карой. Ради всего святого, не говорите так... Это жестоко, это бессердечно!
– Ах! – выдохнула Матильда. – Простите меня. Я не хотела обидеть вас. Я сама не знаю, что говорю... Прошу вас, умоляю: забудьте обо мне. Я недостойна вашей любви. Я беспутная, пропащая. Не надо любить меня.
– Я люблю вас, Матильда, – пылко ответил Габриель. – Какой бы вы ни были, грешной или праведной, порядочной или беспутной, я все равно буду любить вас.
– Но ведь это безнадежно! Я никогда не смогу ответить вам взаимностью.
– Вы же совсем не знаете меня. Дайте мне только шанс, и я заслужу вашу любовь. Не будьте так категоричны. Прошу вас, подумайте, не спешите с ответом.
– Здесь нечего думать, – упрямо покачала головой Матильда. – Мое сердце навсегда отдано другому. Я буду принадлежать только ему – или вообще никому.
«Вот видишь!» – назидательно отозвалась дурь и что было силы ударила Габриелю в голову.
– Ну, нет, бесстыжая! – воскликнул он, хватая ее в объятия. – Ты будешь принадлежать мне!
Матильда не кричала, не звала на помощь. Она была так напугана, так потрясена происходящим, что даже не пыталась сопротивляться...
Когда на рассвете Филипп вернулся от Маргариты, что-то дернуло его заглянуть в комнату дежурного дворянина, и там он с удивлением обнаружил, что полог кровати отброшен, сама кровать пуста, а в небольшом кресле рядом, понурив голову, неподвижно сидит Габриель. Сперва Филиппу показалось, что он спит.
– Вот чудеса!
Габриель вздрогнул и поднял голову – оказывается, он не спал.
– Прошу прощения, монсеньор. Я велел Марио и его девчонке убираться прочь.
– Какой ты суровый! – с улыбкой произнес Филипп. – Но нет, постой! – Он подошел ближе, присел на кровать и всмотрелся ему в лицо. – Что-то случилось?
– Вы были правы, – с жутким спокойствием ответил Габриель. – Наломал я дров.
– Вы поссорились? Матильда прогнала тебя?
– Хуже.
– Хуже?! – Филипп так и подпрыгнул. – Что «хуже»? Ну! Отвечай, черт бы тебя побрал!
– Э... Я... того... против ее воли...
– Матерь Божья! Ты что, изнасиловал ее?!
Габриель утвердительно кивнул. Глаза его бездумно блуждали по комнате.
Филипп схватился за голову, затем вскочил на ноги, затем будто передумав, сел, снова встал, нервно прошелся из угла в угол, вернулся обратно к кровати, в ярости сорвал с нее полог и, не разуваясь, бухнулся в постель.
– Вот-те на-те, елки-палки зеленые! – наконец прорвало его. – Что же ты наделал, сукин сын?! Ну, и сюрпризик ты мне преподнес, нечего сказать, хороший! Ах ты ж... Черт! Даже не знаю, как тебя назвать. Все лето девки наперебой цеплялись тебе на шею, стоило лишь пальцем шевельнуть, чтобы они легли под тебя и сами юбки позадирали... Ан нет! Он, видите ли, искал единственную и неповторимую, любовь всей своей жизни. А когда нашел... Ну все, баста! Это мне наглядный урок. Впредь я не потерплю в своем окружении не только педерастов, но и девственников старше шестнадцати лет – этих сопливых юнцов, которые сторонятся женщин, забивая себе голову романтическими бреднями о чистой и возвышенной любви, ночью втихаря рукоблудят, а в конечном итоге становятся насильниками... – Филипп остыл так же внезапно, как и взорвался. – Ладно. Теперь рассказывай.
Габриель поведал ему обо всем, кроме своей встречи с Симоном. Филипп внимательно выслушал его, ни разу не перебив, затем, помолчав немного, медленно произнес:
– Да-а, хорошенькое дело!.. Ты, кстати, отдаешь себе отчет в последствиях своего поступка? Ведь Матильда не просто фрейлина принцессы – она ее любимица, а может, и любовница. Если Маргарита решит, что ты должен понести наказание, вряд ли я смогу выручить тебя. Разумеется, я употреблю все свое влияние, чтобы урезонить ее, но она чертовски своенравная девушка и вполне может заупрямиться. Учти, я не намерен из-за твоей глупой выходки ставить под угрозу такой перспективный брачный союз. Уразумел?
– Да... Я понимаю...
– И что ты думаешь делать?
– Не знаю. Я ничего не думаю. Не могу думать. – Габриель весь поник и громко всхлипнул. – Я... я не хочу жить!..
Кряхтя, Филипп встал с кровати.
– А ты поплачь, – посоветовал он. – Вот увидишь, сразу полегчает. Я серьезно. Порой и мужчинам можно всплакнуть – только скупо, по-мужски. Ты же еще мальчишка, так что плачь, не стесняйся. Пожалей себя, пожалей Матильду – и поплачь. Вот сейчас я пойду спа-а... – Филипп не удержался и во весь рот зевнул. – Устал, как собака! Эта затейница Маргарита... Впрочем, ладно. Утром мы все обмозгуем на свежую голову, а сейчас ложимся баиньки.
Габриель молча кивнул. Он уже приготовился последовать совету Филиппа, когда останется в одиночестве, и теперь еле сдерживал слезы.
В дверях Филипп остановился.
– Да, к твоему сведению. Я велю страже не выпускать тебя из покоев без моего ведома. А то гляди, еще что-нибудь выкинешь.
ГЛАВА XXVII. ОТВЕРЖЕННЫЙ ПРИНЦ
Было без малого час ночи, но не гас свет в кабинете Александра Бискайского. Сидя в удобном кресле за широким рабочим столом, он внимательно изучал пожелтевшие от времени свитки, датированные четырьмя предыдущими столетиями. Иногда он прерывал чтение и впадал в задумчивость, отрешенно глядя в пространство перед собой; затем возвращался к действительности и брал следующий свиток.
– Ничего нет, – наконец, пробормотал граф, отложив в сторону последний документ. – Ничегошеньки... Проклятье!..
Он забарабанил пальцами по столу и в который уже раз нетерпеливо взглянул на часы.
«Странное дело! К чему такая таинственность, черт бы его побрал? Не иначе, как что-то назревает. Что-то очень важное...»
Вдруг за его спиной раздался тихий скрип двери. Александр резко оглянулся и увидел на пороге свою сестру Жоанну.
– Почему ты здесь, дорогая? Поздно уже.
– Я не могу заснуть, Сандро. Я так соскучилась по тебе, а ты лишь только приехал – и сразу за дела. Неужто они часок-другой не подождут?
– Дела никогда не ждут, сестренка. И вообще, зря ты пришла. Если дядя прознает, что ты была у меня ночью, опять разборы начнутся: «Ах, доченька, ты разрываешь мое сердце!..»
Губы Жоанны тронула вымученная улыбка.
Брат ласково смотрел на нее – единственное существо, которое он по-настоящему любил, в то же время презирая всех остальных, лютой ненавистью ненавидя весь мир, который так жестоко и подло обошелся с ним. Внук короля, сын его старшего сына, имевшего глупость умереть раньше отца, Александр был лишен дедом законного наследства – королевской короны. Покойный король Рикард, будучи весьма благосклонным к младшему сыну, теперешнему королю, крайне неприязненно относился к старшему, а после его смерти обратил всю свою нелюбовь на Александра. Он принудил его, одиннадцатилетнего мальчишку, отречься от всех прав на престол, и с тех пор жизнь Александра была отравлена ненавистью, злобой и завистью. В течение многих лет его ни днем, ни ночью не оставляла в покое мысль, что не будь его отец таким строптивым и непослушным сыном или проживи он хотя бы на четыре года дольше, то Александром Х, королем Наварры, был бы другой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88