– Вполне возможно.
– Неужели вы еще в обиде из-за того стишка?
– Это не стишок, сударыня. К вашему сведению, это поэма.
– Пусть будет поэма. Какая разница!
– Разница большая, принцесса. Если вы не в состоянии отличить стихотворение от поэмы, то тем более не вправе судить о том...
– Ах, не вправе! – с притворным возмущением перебила его Маргарита. – Вы осмеливаетесь утверждать, что я, дочь короля и наследница престола, не вправе о чем-то судить?
– Да, осмеливаюсь. Я, между прочим, внук французского короля, но не стыжусь признаться, что преклоняюсь перед гением Петрарки, человека без роду-племени, ибо подлинное искусство стоит неизмеримо выше всех сословий. Человек, который считает себя вправе свысока судить о науках и искусстве единственно потому, что в его жилах течет королевская кровь, такой человек глуп, заносчив и невежествен.
– Ага! Это следует понимать так, что я августейшая дура?
– Ни в коей мере, сударыня. Просто вы еще слишком юны, и ваша хорошенькая головка полна нелепых предрассудков. Вы верите в свою изначальную исключительность, в свое неоспоримое превосходство над прочими людьми, стоящими ниже вас по происхождению, так же слепо и безусловно, как верят евреи в свою богоизбранность. Но и то, и другое – чистейший вздор. Да, это правда: Бог разделил человечество на знать и плебс, чтобы господа правили в сотворенном Им мире, а все остальные повиновались им и жили по законам Божьим, почитая своего Творца. Без нас, господ, на земле воцарилось бы безбожие и беззаконие, и наш мир превратился бы в царство Антихриста.
– Ну вот! – сказала Маргарита. – Вы же сами себя опровергаете.
– Вовсе нет. Я не отрицаю божественного права избранных властвовать над прочими людьми. Я лишь утверждаю, что поелику все люди – и рабы, и князья – равны перед Творцом, то равны они все и перед искусством, как божественным откровением. Королевская кровь дает право на власть, славу и богатство, но человек, озаренный откровением свыше, приобретает нечто большее – бессмертие в памяти людской. Мирская слава преходяща – искусство же вечно. Владыку земного чтят лишь пока он жив, а когда он умирает, последующие поколения быстро забывают о нем.
– Но не всегда, – заметила Маргарита, довольная тем, что ей удалось раззадорить Тибальда. – Александр Македонский, Юлий Цезарь, Октавиан Август, Корнелий Великий, Карл Великий – их помнят и чтят и поныне.
– Но как их чтят! Главным образом, как персонажей легенд, баллад, хроник и романов. Они были великими государями, их деяния достойны восхищения потомков – но память о них не померкла лишь благодаря людям искусства, которые увековечили их имена в своих произведениях. А что касается самых заурядных правителей... – Тут Тибальд умолк и развел руками: дескать, ничего не попишешь, такова жизнь.
– Ну, а я? – лукаво улыбаясь, спросила Маргарита. – Меня тоже быстро забудут?
– Если только... – начал было граф, но вдруг осекся и смущенно потупил глаза.
– Если только, – живо подхватила принцесса, – я не выйду за вас замуж. О да, тогда потомки будут помнить меня! «А-а, Маргарита Наваррская! Та самая, на которой был женат великий Тибальд де Труа? Ну, и вертихвостка она была!..»
Филипп, последние несколько минут внимательно слушавший их разговор, громко захохотал, взглядом приглашая Бланку посмеяться вместе с ним. Однако Бланка в ответ лишь вымучила вялую улыбку. Весь ее вид свидетельствовал о том, что она испытывает какое-то дразнящее неудобство, вроде камешка в башмаке, а ее явное замешательство указывало вдобавок, что обстоятельства, вызвавшие у нее чувство дискомфорта, были несколько деликатного свойства.
Поймав на себе умоляющий взгляд Бланки, Маргарита мигом смекнула, в чем дело, и придержала свою лошадь.
– Езжайте прямо по этой тропе, господа, – сказала она Тибальду и Филиппу. – Мы с кузиной вас скоро догоним.
Молодые люди продолжили путь, но не успели они отдалиться и на тридцать шагов, как позади них раздался окрик Маргариты:
– Постойте, принц!
Филипп остановил коня и повернул голову. Бланка уже спешилась и недоуменно глядела на Маргариту, которая, оставаясь в седле, с коварной ухмылкой сообщила:
– У кузины начали неметь ноги. Вероятно, у нее что-то не в порядке с чулками.
– Маргарита! – почти простонала Бланка, потрясенная такой откровенностью.
Филипп мигом сообразил, к чему клонит принцесса. Точно выброшенный из катапульты, он вылетел из седла и опрометью бросился к Бланке.
– Правильно! – одобрила его действия Маргарита. – Помогите кузине разобраться с этими дурацкими чулками... И помассируйте ее онемевшие ножки, – смеясь добавила она и ударила кнутом свою лошадь. – Поехали, Тибальд! Айда!
Граф не нуждался в повторном приглашении. Он тоже припустил своего скакуна, и вскоре оба исчезли за деревьями. Еще некоторое время издали доносился звонкий и чистый смех Маргариты, но затем и он стих в лесной чаще. Филипп остался с Бланкой наедине.
Они стояли друг перед другом раскрасневшиеся и запыхавшиеся – Филипп от быстрого бега, а Бланка от жгучего стыда и волнения. В руке она судорожно сжимала кнут.
– Оставьте меня... прошу вас...
Филипп демонстративно огляделся вокруг.
– Неужели здесь еще кто-то есть, что ты просишь нас оставить тебя?
– Филипп... прошу, оставь меня.. Уйди...
– Это уже лучше, – усмехнулся он. – Но не совсем. Так просто я не уйду.
– А что... что тебе надо?
– Как что! А помочь тебе? Разобраться с твоими чулками, помассировать ножки. Ведь Маргарита просила...
– Маргарита бесстыжая! – взорвалась Бланка. – Она развратна, беспутна, вероломна! У нее нет ни малейшего представления о приличиях!
– Ну, солнышко, уймись, – успокоительно произнес Филипп. – Право, не стоит так горячиться. Маргарита очень милая девушка, зря ты на нее нападаешь. Но хватит о ней. Лучше займемся твоими чулками. Маргарита поручила мне позаботиться об этом, и я не могу обмануть ее ожиданий. – С этими словами он сделал шаг вперед.
Бланка тут же отступила на один шаг и угрожающе подняла кнут.
– Только попытайся, – предупредила она. – И я ударю.
– Бей, – с готовностью отозвался Филипп. – Я жду.
Она замахнулась.
– Сейчас ударю!
– Бей! – вскричал он тоном христианского мученика периода гонений. – Бей же!
– Вот... сейчас... сию минуту...
– Ну, давай! – Филипп добродушно улыбнулся, поняв, что она не ударит его. – В Андалусии мавританские сводники предлагали нам девочек с кнутами, но мне так и не довелось испытать на собственной шкуре всю прелесть этого пикантного развлечения.
Бланка в отчаянии швырнула кнут наземь и всхлипнула.
– Не могу... не могу...
– И не надо, – он подступил к ней вплотную и обнял ее за стан, – девочка ты моя без кнута.
– Филипп, – томно прошептала Бланка, положив ему руки на плечи. – Прошу, оставь меня
Он нежно поцеловал ее в губы, и она ответила на его поцелуй.
– Но ведь чулки...
– С ними я разберусь сама. Оставь меня пожалуйста... Уйди!..
– Понятно! – выдохнул он. – Выходит, Маргарита обманула меня. Тебе нужно...
– Нет, нет! – быстро перебила его Бланка; к ее лицу прихлынула кровь. – Ты ошибаешься! Просто... У меня.. просто...
– У тебя месячные? – «помог» ей Филипп.
– Да нет же, нет! Такое еще... У меня...
– Так что у тебя не в порядке?
– Подвязки! – яростно воскликнула Бланка, отстранясь от него и в неистовстве тряся его за плечи. – Подвязки! Вот что! Коломба чересчур сильно стянула их, и теперь мне больно... Прошу тебя, уходи. Сейчас же!
– Нет, – упрямо покачал головой Филипп. – Никуда я не уйду. Я не оставлю тебя на произвол судьбы.
Он снова привлек ее к себе.
– Филипп! – слабо запротестовала Бланка. – Не надо...
Он запечатал ее рот поцелуем.
– Надо, милочка.
– Не...
– Надо! – опять поцелуй.
– Ну, прошу тебя.. – прошептала она из последних сил.
На сей раз Филипп крепко поцеловал ее.
– Ты ведь хочешь этого, правда? Хочешь, чтобы я помог тебе?
Бланка зажмурила глаза и кивнула.
– Вот то-то! – Филипп опустился перед ней на колени и подобрал ее юбки. – Да уж, – констатировал он, – твоя горничная явно перестаралась. Ну-ка, придержи свои юбки, милочка.
– Даже так! – возмутилась пристыженная Бланка. – Я еще должна их держать, пока ты... ты...
– У меня всего две руки, дорогуша, – спокойно заметил Филипп. – Если ты откажешься помочь, мне придется нырнуть тебе под юбки – о чем я, кстати, давно мечтаю... Так ты придержишь их или как?
С тяжелым вздохом Бланка все же повиновалась. С ловкостью заправской горничной Филипп снял подвязки и откатил книзу чулки.
– Та-ак, одно дело сделано. А теперь мы помассируем твои онемевшие ножки, – и он поглубже запустил обе руки ей под юбки.
Бланка испуганно ойкнула и затрепетала в сладостном возбуждении.
– Что ты делаешь, Филипп?!
– Массирую твои ноги, – ответил он, постанывая от удовольствия.
– Это... это уже не ноги, Филипп... Разве ты не видишь?..
– То-то и оно, что не вижу. Приподними-ка свои юбчонки, чтобы я видел... Вот так... Еще чуть-чуть... еще... и чуток еще... И еще самую малость... Ну же!
– Негодяй! – всхлипнула Бланка и до конца задрала юбки. – Вот, получай! Подавись, чудовище!
Она вся пылала от стыда и в то же время испытывала какое-то мучительное наслаждение, демонстрируя перед Филиппом свою наготу.
Филипп облизнул свои враз пересохшие губы и принялся нежно массировать... нет, ласкать ее стройные ножки, забираясь все выше и выше.
– Филипп... что... о-ох!.. Что ты делаешь?.. Прекрати...
– Но ведь тебе это нравится. Тебе это приятно, правда? Ну, признавайся!
Вместо ответа Бланка истошно застонала и пошатнулась, теряя равновесие.
Филипп быстро встал с колен. Обхватив одной рукой ее талию, он прижал Бланку к себе и провел ладонью по ее шелковистым каштановым волосам.
– Ты так прекрасна, милочка! Ты вся прекрасна – с ног до головы. И я люблю тебя всю. Всю, всю, всю!..
Бланка еще крепче прильнула к Филиппу и подняла к нему лицо. Ее губы невольно потянулись к его губам.
– Сейчас я сойду с ума, – в отчаянии прошептала она. – Ты меня соблазняешь...
Филипп легонько коснулся языком ее губ, затем поцеловал ее носик.
– Признайся, милочка, ты любишь меня? Ну, скажи, что хочешь меня.
Бланка запрокинула голову и устремила свой взгляд вверх.
– Да! – вскричала она, будто взывая к небесам. – Да, чудовище, я хочу тебя! Ты даже не представляешь себе, как я тебя хочу!
Филипп весь просиял.
– Бланка, ты потрясная девчонка! – с воодушевлением сообщил он и повалил ее на траву.
– Филипп! – пролепетала она, извиваясь. – Что ты делаешь?..
– Как это что? – удивился он. – Я делаю именно то, что ты хочешь. – Он сполз к ее ногам и стал целовать их. – Ой!.. Да что с тобой, в самом деле? – Филипп поднял голову и озадаченно уставился на нее. – Ты чуть не расшибла мне нос.
Бланка села на траву и одернула юбки.
– Ты, конечно, прости, но так дело не пойдет, – решительно заявила она. – Здесь не место для этого. Нас могут увидеть.
– Кто? Птички?
– Нет, люди. Эта тропинка ведет к усадьбе лесника – не ровен час, кто-нибудь появится, когда... когда мы...
– Ну, и пусть появляется. Ну, и пусть увидит. Ну, и пусть позавидует мне... да и тебе тоже.
Бланка вздохнула:
– Какой ты бесстыжий, Филипп!
– Такой уж я есть, – согласился он и нетерпеливо потянулся к ней. – Иди ко мне, солнышко.
– Нет, – сказала Бланка, отодвигаясь от него. – Только не здесь.
– А где?
– В замке.
– В замке? Ты меня убиваешь, детка! Пока мы доберемся до замка, я умру от нетерпения, и моя смерть будет на твоей совести.
– Здесь совсем недалеко, – возразила Бланка. – Ведь мы ехали медленно. Через четверть часа мы будем на месте.
– А ты не передумаешь?
– Об этом не беспокойся. – Бланка пододвинулась к Филиппу и положила голову ему на плечо. – Теперь уже я тебя не отпущу. Теперь пеняй на себя, милый, так просто ты от меня не избавишься. Слишком долго я ждала этого дня...
На обратном пути Бланка то и дело смахивала с ресниц слезы. Филипп делал вид, что не замечает этого, не решаясь спросить у нее, почему она плачет.

ГЛАВА XLVII. НА ХОРОШЕГО ЛОВЦА ЗВЕРЬ САМ БЕЖИТ
Присутствие рядом с Рикардом его сестры Елены Эрнан учел наперед и предполагал избавиться от нее при помощи Гастона. Для графини де Монтальбан у него был припасен Симон; а вот Мария Арагонская не фигурировала в его первоначальных планах. Впрочем, нельзя сказать, что это обеспокоило Шатофьера. Он лишь предвидел некоторые осложнения в связи с возникшей необходимостью отделаться от принцессы и уже просчитал в уме несколько вариантов дальнейших действий.
Однако проблема решилась сама собой, и никаких дополнительных мер Эрнану принимать не пришлось. Едва лишь он вместе с Симоном присоединился к компании, Мария Арагонская, негодующе фыркнув, демонстративно отъехала в сторону.
– Что стряслось, кузина? – спросила Елена, придерживая лошадь. – Вы покидаете нас?
– Пожалуй, да, – ответила Мария и бросила на Симона презрительный взгляд. – Я уже устала. И вообще, зря я выбралась на эту прогулку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88