Снизу к нему приделался велосипед, сверху - берет. Человек в берете ехал на велосипеде, неся внутри себя множество всякого зверья.
- Вот и венец творения, - представил свое произведение доктор Петрович. - А знаете, что венчает это грандиозное сооружение?
- Берет венчает! - сразу нашла Танька.
- Велосипед! - солидно поправила Анька.
- Овсяная каша, - брезгливо оттопырила губу Валерия.
- Пожалуй, хороший компьютер, - прямолинейно подошел к делу Валера Малышев.
Доктор Рыжиков только открыл рот, чтобы сказать про свои любимые лобные доли. Какие они замечательные, и как обязывают каждого хорошо учиться и помогать дома старшим (отчего Анька с Танькой сразу сморщились бы: опять завел про свое лобное место). И как надо беречь лоб от ударов. Лобные доли были третьим незыблемым постулатом воспитания, исповедуемым доктором Рыжиковым вместе с велосипедом и овсяной кашей.
Но, посмотрев в окно, он почему-то промолчал.
От калитки по кирпичной дорожке в очень красивой солнечной светотени к дому шла девушка в длинном зеленом платье. Платье было вечерним, а час был утренним. Поэтому доктор Рыжиков и задумался. Кроме того, с каждым шагом все виднее становились трагические глаза девушки. Не говоря ни слова, она остановилась у окна и стала смотреть через комнату на доктора Рыжикова. От этого молчания и взгляда все вдруг оглянулись и тоже увидели ее.
- Маша… - сказал наконец доктор Рыжиков. - Вы как классический женский портрет в иссохшей раме нашего окна.
Она трагически молчала.
- Я бы назвал вас «явление весны народу», - вынужден был дальше заполнять паузу доктор Петрович. - Если бы уже не начиналось лето…
Перед комплиментом Маша не устояла и робко улыбнулась. Но продолжала чего-то ждать, глядя на доктора Рыжикова. Ему пришлось подняться, перегнуться в окно, оказаться наполовину в саду и там выслушать несколько слов шепотом на ухо. Все притихли, гадая по его спине, доброй или худой будет весть.
- Вот и прекрасно! - выпрямился он. - Один велосипед по блату освободился. Я приглашен в гости.
Девушка Маша замкнулась. Анька с Танькой надули губы. Валерия прищурилась на зеленую пришелицу. Но вслух никто ничего не сказал. Это было не принято и бесполезно. Четыре велосипеда (взрослый, дамский и два полувзрослых) нехотя протарахтели по кирпичной дорожке, выложенной лично доктором Рыжиковым. Протарахтели и продренькали, что что-то вдруг расклеилось, что зря со вчерашнего вечера так радостно резали колбасу к бутербродам (любимую в отличие от нелюбимой овсянки) и заливали в термос чай.
- Красивый у вас сад, - вырвалось у зеленой девушки.
- Запущенный, - почтительно ответил доктор Рыжиков. - Как вся семейка. Зато у вас замечательно модное платье. Я бы изобрал вас царицей бала.
Вместе со старинными маршами доктор Петрович обожал и старинные вальсы.
- Сейчас придем на бал, - сказала она и заплакала.
Среди сногсшибательной молодой сирени, нежных зарождающихся роз, отцветающих яблонь и вишен, наверное, никогда еще не было такой грустной девушки. Ни на одной картине. И на улице тоже. Поэтому у встречных молодых людей захватывало дух и они спотыкались, заглядевшись на Машу.
- Смотрите, в каком вы успехе, - порадовался доктор Рыжиков. - Себе завидую. - И спросил непонятно о чем: - Давно?
- Со вчерашнего вечера, - ответила она не более понятно. - Все, брошу я этот бал. Если не выйдет, не вернусь. Переночую на вокзале и уеду. К маме… И вас только зря мучаю. И все время боюсь.
- А вы не бойтесь, мучайте, - серьезно сказал доктор Рыжиков. - Я думаю, выйдет.
- Вот наш крейсер, - сказала зеленая Маша.
Из всех этих непонятностей пока было понятно, что крейсер - пятиэтажка, обвешанная по балконам бельем. К каждому балкону подводила своя наружная лестница, так что все квартиры имели капитанский мостик.
- Ну что ж, - решился доктор Рыжиков. - Наверх вы, товарищи, все по местам? А вы пока куда?
- Пойду на речку, утоплюсь, - решила зеленая Маша.
- Утопленные и повешенные лучше поддаются реанимации, - одобрил выбор доктор Рыжиков. - Если, конечно, не проломлена теменная кость или не сломан шейный позвонок с повреждением спинного мозга. Так называемый синдром ныряльщика. Проходили? Так что не прыгайте вниз головой, а постарайтесь солдатиком. Крепко зажмурьтесь, наберите в грудь воздуха и прыгайте стоя. Как мы на парашютной тренировке. Нам лейтенант Бабакулов приказывал зажать между сапог расческу, и кто уронит - добавка в пять вышек. Вот только неудобство с вашим бальным платьем. Раздуется как парашют, накроет пузырем, вместо того чтобы камнем идти ко дну, будете барахтаться, визжать противным голосом, мальчишки прибегут хохотать… Другое дело - в купальнике. Эффектно, элегантно, грациозно. И главное, ноги красивые.
- Да ну вас, - отвернулась Маша спрятать улыбку, несовместимую с ее трагическим решением.
- Идите-ка в кино, - дал совет доктор Рыжиков. - Там две серии «Гамлета». И обе, говорят, без дураков. Говорят, там Смоктуновский какой-то объявился с новой трактовкой. Я все рвусь, да не судьба. Был бы моложе - сам повел. А из кино - на танцы…
- Вы придумаете…
Крейсер гостиничного типа переживал полундру. На всех надстройках с длинными общими перилами суетилась команда. Все вытянули шеи - и именно туда, куда поднялся доктор Рыжиков. По обнаженной, как ребра на рентгене, лестнице он дошел до источника скандала и позвонил в дверь на третьем этаже. Из-за перегородки с соседнего балкона высунулась осторожная голова и предупредила: «У него там ружье! Мы вызываем милицию».
- Я как раз из милиции, - любезно сказал голове доктор Рыжиков, - Пойдете свидетелем?
Голова скрылась. Доктор Рыжиков позвонил еще раз. Потом еще. Пока не дозвонился до того, что в дверь грохнуло что-то стеклянное и хриплый голос заорал: «Пшел вон!»
Доктор Рыжиков вздрогнул, но позвонил снова. «Стрелять буду!» - предупредил гостеприимный голос.
- А реанимировать тоже? - спросил доктор Рыжиков в дверь.
- Реанимировать?! - захохотали там. - Пусть лысый черт тебя реанимирует!
- Успешная реанимация облегчает участь обвиняемого, - терпеливо пообещал доктор Рыжиков.
- Ты, что ли, Петрович? - узнали его наконец.
- Я, - признался он кротко.
- Чтой-то голос не твой, - усомнились внутри. - Ее там нет?
- Отослана в кино, - доложил доктор Рыжиков. - Ты в безопасности.
Дверь приоткрылась. В щели возникло узкое нетрезвое лицо. Не теряя момента, доктор Петрович просунул в дверь носок туфли - на случай, если его не узнают и захотят захлопнуть.
- Мастер! - Узкое лицо стало чуть шире от пьяной улыбки. - Родной. Весьма. Какого же ты… Голос вроде не твой, а рожа твоя. Может, ты вампир в образе мастера? Пришел напиться моей крови?
- Сопротивление бесполезно, - сунул носок поглубже доктор Петрович. - Я воевал в десантных штурмовых группах.
Взяв штурмом комнату, он увидел экзотику. Посередине стояла шеренга бутылок - в основном по ноль восемь. Одни были в разной степени опорожнены, другие еще полные. Хозяин в тельняшке прохаживался перед ними и разговаривал как с людьми, время от времени откупоривая и прикладываясь вразброс. Такова была диспозиция в момент прихода доктора Петровича.
- Мастер пришел, - объяснил он им, усадив гостя в зеленое вытертое кресло, единственную мебель этой комнаты, не считая полутораспальной кровати, больничной тумбочки и этажерки. - Свой в доску. Я вам про него говорил. Он друг. Ему на нас Машка накапала. Сейчас будет нас агитировать. За лобные доли. Но они у нас тоже не медные. Мы сами агитаторы с усами. Ну-с слушаем!
Хозяин тоже был малый длинный, под стать доктору Рыжикову, только сутуловатый и чуть развинченный в движениях. Правда, выпив, он стал как деревянный и держался доска доской с задранным подбородком.
- Виноват, - поправил доктор Рыжиков. - Я бы еще послушал. Может, они что-нибудь скажут?
- Они говорят! - воскликнул радостно хозяин. - Надо только слушать! Они говорят: выпей, Коля, еще и угости нашего дорогого мастера! Налей ему штрафную!
- Да у тебя и ружья нет, - пропустил доктор Рыжиков мимо ушей это заманчивое предложение. - А крик поднял - весь дом в круговой обороне. Вот прибежит участковый, начнет руки выламывать…
- Мастер шутит, - объяснил Коля-хозяин взволнованным бутылкам. - Сейчас он с нами выпьет за здоровье Ядовитовны и Вани Дикого, своих лучших друзей.
Коля поднял почти литровую бутылку, поглядел ее на свет, болтанул чернильную жидкость и сделал гулкий булькнувший глоток прямо из горла.
- На! - протянул он бутылку. - Или стаканом? Ты же воспитанный. Всем дорогу уступаешь. - Он налил полный граненый стакан, от вида которого по спине доктора Рыжикова побежали мурашки.
- Коля, - сказал он просительно, - я ведь контуженный. А завтра операцию готовить.
- Да хоть сию минуту! - воскликнул Коля развязно. - Ты меня когда-нибудь видел без формы? О! Ты, я вижу, усомнился! По глазам вижу, усомнился! Тогда я сейчас добью этот пузырь и…
Коля в тельняшке что-то решил доказать и задрал бутылку донышком к потолку.
- Коля! - с ужасом сказал доктор Петрович. - Это же анилиновый краситель!
- Краситель?! - Коля вытер рот рукавом тельняшки, уже пошедшим чернильными пятнами. - Да! Но это священный краситель!
- Бурда! - с жалостью сморщился доктор Петрович.
- Священная бурда! - подтвердил Коля-моряк. - От слов «академик Бурденко». Отец родной советской нейрохирургии! Но можем перейти с бурды на спирт…
Он с деревянной прямотой отправился в совмещенную ванную, где в тайнике за унитазом была заначена прозрачнейшая склянка.
По всему было видно, что полосатый Коля собрался в далекое плавание, а главным образом - по начатым и заготовленным бутылкам. Доктор Рыжиков представил Аньку с Танькой рвущими зубами любимую вареную колбасу возле велосипедов, лежащих на траве. Валерия небось отдала им свою, прекрасно зная, чем отвлечь этих маленьких людоедок от своих интересов…
- Небось ворованный? - спросил он про Колину склянку.
- Покупного не держим! - гордо ответствовал Коля. - Сэкономленный, чтоб тебя не кривило. Зато кристальный как слеза. Благородный, как ангел с крыльями. Специально для ангелов, таких, как ты, Петрович. Ты знаешь, что ты у нас ангел?
- Конечно, - благоразумно согласился доктор Рыжиков, чтобы не спорить лишний раз. И даже набросал на подобранном куске картона ангела в белом реющем халате и с медчемоданчиком. Ангел пролетал над крейсером. Из крейсерских труб валил дым, ветер трепал развешанные матросские кальсоны, Бугшприт крейсера венчала фигура, похожая на выпившего Колю. - У меня есть даже пара запасных крыльев. Хочешь, подарю?
- Нет! - гордо отказался Коля. - Я буду пикирующим дьяволом. Чтобы боялись.
- Кого пугать-то? - удивился доктор Рыжиков.
- Кого надо, - угрюмо посулил Коля-моряк. - Давай мы с тобой составим гармонирующую пикирующую пару.
- Гармоничную, - подсказал доктор Рыжиков.
- Раз пикирующую, значит, гармонирующую, - заупрямился Коля. - Ты будешь пикировать, творить свое добро, а я после тебя исправлять твое добро на свое зло. И в мире будет гармонировка. Гармонизация…
- А почему не наоборот? - полюбопытствовал доктор Петрович. - Почему сначала не ты со своим злом, а потом не я со своим добром?
Из-под его карандашного огрызка вылетела в небо полуночи странная пара. Один - из себя чернокрылый, в тельняшке и, разумеется, со зверской мордой - сыпал на землю из соответствующего места авиабомбами. По его следам второй, с приторно-сладким лицом и цветочками на концах крыльев, сыпал под себя цветами и конфетами.
- Это я скажу, когда ты тяпнешь, - пообещал моряк.
- Коля, я контуженный, - слабо напомнил доктор Рыжиков.
- А я проутюженный, - мрачно ответствовал Коля. - Мешком стукнутый.
- Голова разболится, - воззвал ко всему лучшему в нем доктор Рыжиков.
Но все лучшее в Коле оглохло.
- Голова не задница, - запросто срезал он. - Сидеть не мешает. Редко приходится видеть людей, равнодушных к халявному спирту. Ты первый такой. Я лично его просто не достоин. Он слишком чист для моих черных мыслей. Не для себя держу, для почетных гостей. Мне и чернил хватает. Ну давай, мастер. А то моя душа не успокоится. А ты успокоишь - и все… Зуб даю, остановлюсь.
Тут его отвлекли. Он раздраженно бросился к окну, в которое ворвалось что-то резкое и вредное. Оно действовало на слух и на нервы как визг циркулярной пилы по ржавому железу. На челюстях у Коли-моряка напряглись желваки. Он мотнул головой, как бы сгоняя с лица муху, которая не сгонялась. Доктор Рыжиков на слух определил, что во дворе вокруг дома гоняли два садиста на велосипедах с моторчиками, исконные враги тихих и правилолюбивых велосипедистов-педальщиков.
Треск удалился за дом, и малость полегчало.
- Да, о чем это мы? - вернулся Коля.
- По небу полуночи Врангель летел, - напомнил доктор Рыжиков. - И грустную песню он пел. Товарищ, барона бери на прицел, чтоб ахнуть барон не успел.
- Да… - вернулся к существу Коля. - Ты долго еще на себя чихать позволишь всякому дерьму?
Доктор Рыжиков пожал плечами, как всегда, когда что-то его не касалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
- Вот и венец творения, - представил свое произведение доктор Петрович. - А знаете, что венчает это грандиозное сооружение?
- Берет венчает! - сразу нашла Танька.
- Велосипед! - солидно поправила Анька.
- Овсяная каша, - брезгливо оттопырила губу Валерия.
- Пожалуй, хороший компьютер, - прямолинейно подошел к делу Валера Малышев.
Доктор Рыжиков только открыл рот, чтобы сказать про свои любимые лобные доли. Какие они замечательные, и как обязывают каждого хорошо учиться и помогать дома старшим (отчего Анька с Танькой сразу сморщились бы: опять завел про свое лобное место). И как надо беречь лоб от ударов. Лобные доли были третьим незыблемым постулатом воспитания, исповедуемым доктором Рыжиковым вместе с велосипедом и овсяной кашей.
Но, посмотрев в окно, он почему-то промолчал.
От калитки по кирпичной дорожке в очень красивой солнечной светотени к дому шла девушка в длинном зеленом платье. Платье было вечерним, а час был утренним. Поэтому доктор Рыжиков и задумался. Кроме того, с каждым шагом все виднее становились трагические глаза девушки. Не говоря ни слова, она остановилась у окна и стала смотреть через комнату на доктора Рыжикова. От этого молчания и взгляда все вдруг оглянулись и тоже увидели ее.
- Маша… - сказал наконец доктор Рыжиков. - Вы как классический женский портрет в иссохшей раме нашего окна.
Она трагически молчала.
- Я бы назвал вас «явление весны народу», - вынужден был дальше заполнять паузу доктор Петрович. - Если бы уже не начиналось лето…
Перед комплиментом Маша не устояла и робко улыбнулась. Но продолжала чего-то ждать, глядя на доктора Рыжикова. Ему пришлось подняться, перегнуться в окно, оказаться наполовину в саду и там выслушать несколько слов шепотом на ухо. Все притихли, гадая по его спине, доброй или худой будет весть.
- Вот и прекрасно! - выпрямился он. - Один велосипед по блату освободился. Я приглашен в гости.
Девушка Маша замкнулась. Анька с Танькой надули губы. Валерия прищурилась на зеленую пришелицу. Но вслух никто ничего не сказал. Это было не принято и бесполезно. Четыре велосипеда (взрослый, дамский и два полувзрослых) нехотя протарахтели по кирпичной дорожке, выложенной лично доктором Рыжиковым. Протарахтели и продренькали, что что-то вдруг расклеилось, что зря со вчерашнего вечера так радостно резали колбасу к бутербродам (любимую в отличие от нелюбимой овсянки) и заливали в термос чай.
- Красивый у вас сад, - вырвалось у зеленой девушки.
- Запущенный, - почтительно ответил доктор Рыжиков. - Как вся семейка. Зато у вас замечательно модное платье. Я бы изобрал вас царицей бала.
Вместе со старинными маршами доктор Петрович обожал и старинные вальсы.
- Сейчас придем на бал, - сказала она и заплакала.
Среди сногсшибательной молодой сирени, нежных зарождающихся роз, отцветающих яблонь и вишен, наверное, никогда еще не было такой грустной девушки. Ни на одной картине. И на улице тоже. Поэтому у встречных молодых людей захватывало дух и они спотыкались, заглядевшись на Машу.
- Смотрите, в каком вы успехе, - порадовался доктор Рыжиков. - Себе завидую. - И спросил непонятно о чем: - Давно?
- Со вчерашнего вечера, - ответила она не более понятно. - Все, брошу я этот бал. Если не выйдет, не вернусь. Переночую на вокзале и уеду. К маме… И вас только зря мучаю. И все время боюсь.
- А вы не бойтесь, мучайте, - серьезно сказал доктор Рыжиков. - Я думаю, выйдет.
- Вот наш крейсер, - сказала зеленая Маша.
Из всех этих непонятностей пока было понятно, что крейсер - пятиэтажка, обвешанная по балконам бельем. К каждому балкону подводила своя наружная лестница, так что все квартиры имели капитанский мостик.
- Ну что ж, - решился доктор Рыжиков. - Наверх вы, товарищи, все по местам? А вы пока куда?
- Пойду на речку, утоплюсь, - решила зеленая Маша.
- Утопленные и повешенные лучше поддаются реанимации, - одобрил выбор доктор Рыжиков. - Если, конечно, не проломлена теменная кость или не сломан шейный позвонок с повреждением спинного мозга. Так называемый синдром ныряльщика. Проходили? Так что не прыгайте вниз головой, а постарайтесь солдатиком. Крепко зажмурьтесь, наберите в грудь воздуха и прыгайте стоя. Как мы на парашютной тренировке. Нам лейтенант Бабакулов приказывал зажать между сапог расческу, и кто уронит - добавка в пять вышек. Вот только неудобство с вашим бальным платьем. Раздуется как парашют, накроет пузырем, вместо того чтобы камнем идти ко дну, будете барахтаться, визжать противным голосом, мальчишки прибегут хохотать… Другое дело - в купальнике. Эффектно, элегантно, грациозно. И главное, ноги красивые.
- Да ну вас, - отвернулась Маша спрятать улыбку, несовместимую с ее трагическим решением.
- Идите-ка в кино, - дал совет доктор Рыжиков. - Там две серии «Гамлета». И обе, говорят, без дураков. Говорят, там Смоктуновский какой-то объявился с новой трактовкой. Я все рвусь, да не судьба. Был бы моложе - сам повел. А из кино - на танцы…
- Вы придумаете…
Крейсер гостиничного типа переживал полундру. На всех надстройках с длинными общими перилами суетилась команда. Все вытянули шеи - и именно туда, куда поднялся доктор Рыжиков. По обнаженной, как ребра на рентгене, лестнице он дошел до источника скандала и позвонил в дверь на третьем этаже. Из-за перегородки с соседнего балкона высунулась осторожная голова и предупредила: «У него там ружье! Мы вызываем милицию».
- Я как раз из милиции, - любезно сказал голове доктор Рыжиков, - Пойдете свидетелем?
Голова скрылась. Доктор Рыжиков позвонил еще раз. Потом еще. Пока не дозвонился до того, что в дверь грохнуло что-то стеклянное и хриплый голос заорал: «Пшел вон!»
Доктор Рыжиков вздрогнул, но позвонил снова. «Стрелять буду!» - предупредил гостеприимный голос.
- А реанимировать тоже? - спросил доктор Рыжиков в дверь.
- Реанимировать?! - захохотали там. - Пусть лысый черт тебя реанимирует!
- Успешная реанимация облегчает участь обвиняемого, - терпеливо пообещал доктор Рыжиков.
- Ты, что ли, Петрович? - узнали его наконец.
- Я, - признался он кротко.
- Чтой-то голос не твой, - усомнились внутри. - Ее там нет?
- Отослана в кино, - доложил доктор Рыжиков. - Ты в безопасности.
Дверь приоткрылась. В щели возникло узкое нетрезвое лицо. Не теряя момента, доктор Петрович просунул в дверь носок туфли - на случай, если его не узнают и захотят захлопнуть.
- Мастер! - Узкое лицо стало чуть шире от пьяной улыбки. - Родной. Весьма. Какого же ты… Голос вроде не твой, а рожа твоя. Может, ты вампир в образе мастера? Пришел напиться моей крови?
- Сопротивление бесполезно, - сунул носок поглубже доктор Петрович. - Я воевал в десантных штурмовых группах.
Взяв штурмом комнату, он увидел экзотику. Посередине стояла шеренга бутылок - в основном по ноль восемь. Одни были в разной степени опорожнены, другие еще полные. Хозяин в тельняшке прохаживался перед ними и разговаривал как с людьми, время от времени откупоривая и прикладываясь вразброс. Такова была диспозиция в момент прихода доктора Петровича.
- Мастер пришел, - объяснил он им, усадив гостя в зеленое вытертое кресло, единственную мебель этой комнаты, не считая полутораспальной кровати, больничной тумбочки и этажерки. - Свой в доску. Я вам про него говорил. Он друг. Ему на нас Машка накапала. Сейчас будет нас агитировать. За лобные доли. Но они у нас тоже не медные. Мы сами агитаторы с усами. Ну-с слушаем!
Хозяин тоже был малый длинный, под стать доктору Рыжикову, только сутуловатый и чуть развинченный в движениях. Правда, выпив, он стал как деревянный и держался доска доской с задранным подбородком.
- Виноват, - поправил доктор Рыжиков. - Я бы еще послушал. Может, они что-нибудь скажут?
- Они говорят! - воскликнул радостно хозяин. - Надо только слушать! Они говорят: выпей, Коля, еще и угости нашего дорогого мастера! Налей ему штрафную!
- Да у тебя и ружья нет, - пропустил доктор Рыжиков мимо ушей это заманчивое предложение. - А крик поднял - весь дом в круговой обороне. Вот прибежит участковый, начнет руки выламывать…
- Мастер шутит, - объяснил Коля-хозяин взволнованным бутылкам. - Сейчас он с нами выпьет за здоровье Ядовитовны и Вани Дикого, своих лучших друзей.
Коля поднял почти литровую бутылку, поглядел ее на свет, болтанул чернильную жидкость и сделал гулкий булькнувший глоток прямо из горла.
- На! - протянул он бутылку. - Или стаканом? Ты же воспитанный. Всем дорогу уступаешь. - Он налил полный граненый стакан, от вида которого по спине доктора Рыжикова побежали мурашки.
- Коля, - сказал он просительно, - я ведь контуженный. А завтра операцию готовить.
- Да хоть сию минуту! - воскликнул Коля развязно. - Ты меня когда-нибудь видел без формы? О! Ты, я вижу, усомнился! По глазам вижу, усомнился! Тогда я сейчас добью этот пузырь и…
Коля в тельняшке что-то решил доказать и задрал бутылку донышком к потолку.
- Коля! - с ужасом сказал доктор Петрович. - Это же анилиновый краситель!
- Краситель?! - Коля вытер рот рукавом тельняшки, уже пошедшим чернильными пятнами. - Да! Но это священный краситель!
- Бурда! - с жалостью сморщился доктор Петрович.
- Священная бурда! - подтвердил Коля-моряк. - От слов «академик Бурденко». Отец родной советской нейрохирургии! Но можем перейти с бурды на спирт…
Он с деревянной прямотой отправился в совмещенную ванную, где в тайнике за унитазом была заначена прозрачнейшая склянка.
По всему было видно, что полосатый Коля собрался в далекое плавание, а главным образом - по начатым и заготовленным бутылкам. Доктор Рыжиков представил Аньку с Танькой рвущими зубами любимую вареную колбасу возле велосипедов, лежащих на траве. Валерия небось отдала им свою, прекрасно зная, чем отвлечь этих маленьких людоедок от своих интересов…
- Небось ворованный? - спросил он про Колину склянку.
- Покупного не держим! - гордо ответствовал Коля. - Сэкономленный, чтоб тебя не кривило. Зато кристальный как слеза. Благородный, как ангел с крыльями. Специально для ангелов, таких, как ты, Петрович. Ты знаешь, что ты у нас ангел?
- Конечно, - благоразумно согласился доктор Рыжиков, чтобы не спорить лишний раз. И даже набросал на подобранном куске картона ангела в белом реющем халате и с медчемоданчиком. Ангел пролетал над крейсером. Из крейсерских труб валил дым, ветер трепал развешанные матросские кальсоны, Бугшприт крейсера венчала фигура, похожая на выпившего Колю. - У меня есть даже пара запасных крыльев. Хочешь, подарю?
- Нет! - гордо отказался Коля. - Я буду пикирующим дьяволом. Чтобы боялись.
- Кого пугать-то? - удивился доктор Рыжиков.
- Кого надо, - угрюмо посулил Коля-моряк. - Давай мы с тобой составим гармонирующую пикирующую пару.
- Гармоничную, - подсказал доктор Рыжиков.
- Раз пикирующую, значит, гармонирующую, - заупрямился Коля. - Ты будешь пикировать, творить свое добро, а я после тебя исправлять твое добро на свое зло. И в мире будет гармонировка. Гармонизация…
- А почему не наоборот? - полюбопытствовал доктор Петрович. - Почему сначала не ты со своим злом, а потом не я со своим добром?
Из-под его карандашного огрызка вылетела в небо полуночи странная пара. Один - из себя чернокрылый, в тельняшке и, разумеется, со зверской мордой - сыпал на землю из соответствующего места авиабомбами. По его следам второй, с приторно-сладким лицом и цветочками на концах крыльев, сыпал под себя цветами и конфетами.
- Это я скажу, когда ты тяпнешь, - пообещал моряк.
- Коля, я контуженный, - слабо напомнил доктор Рыжиков.
- А я проутюженный, - мрачно ответствовал Коля. - Мешком стукнутый.
- Голова разболится, - воззвал ко всему лучшему в нем доктор Рыжиков.
Но все лучшее в Коле оглохло.
- Голова не задница, - запросто срезал он. - Сидеть не мешает. Редко приходится видеть людей, равнодушных к халявному спирту. Ты первый такой. Я лично его просто не достоин. Он слишком чист для моих черных мыслей. Не для себя держу, для почетных гостей. Мне и чернил хватает. Ну давай, мастер. А то моя душа не успокоится. А ты успокоишь - и все… Зуб даю, остановлюсь.
Тут его отвлекли. Он раздраженно бросился к окну, в которое ворвалось что-то резкое и вредное. Оно действовало на слух и на нервы как визг циркулярной пилы по ржавому железу. На челюстях у Коли-моряка напряглись желваки. Он мотнул головой, как бы сгоняя с лица муху, которая не сгонялась. Доктор Рыжиков на слух определил, что во дворе вокруг дома гоняли два садиста на велосипедах с моторчиками, исконные враги тихих и правилолюбивых велосипедистов-педальщиков.
Треск удалился за дом, и малость полегчало.
- Да, о чем это мы? - вернулся Коля.
- По небу полуночи Врангель летел, - напомнил доктор Рыжиков. - И грустную песню он пел. Товарищ, барона бери на прицел, чтоб ахнуть барон не успел.
- Да… - вернулся к существу Коля. - Ты долго еще на себя чихать позволишь всякому дерьму?
Доктор Рыжиков пожал плечами, как всегда, когда что-то его не касалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56