Тут онемел даже видавший виды старый армянский лев, клюнувший на косметолога и заглянувший на минутку. Особенно при виде шерстяного галстука с неподдельной алмазной приколкой.
- У нас тут в основном в халатах, масках и бахилах, - пробурчал доктор Рыжиков после подобающей моменту паузы.
- Ха-ха-ха! - дружелюбно и бархатно отозвался великолепный пришелец. - Ценю ваш юмор!
- Прям Черчилль… - прошептал ему вслед восхищенный Сулейман, ибо именно так, а не иначе, у них в Кизыл-Арвате мальчишки и представляли капиталистическую акулу Черчилля.
- Черт! - вернулся по-хозяйски бархатный, уже спрятавший часть своего великолепия под медицинской униформой. - С детства ненавижу нейрохирургов. И ни черта не видно… - Он встал на цыпочки, чтоб дотянуться взглядом до стола через взрослые спины. - Кто там у вас, женщина?
- Никак нет, - разочаровал его доктор Рыжиков. - Мужчина, притом изуродованный. А почему вы ненавидите нейрохирургов?
- Вам непонятно, почему? - дотронулся Черчилль до своей вечной ноши, завернув назад руку. - Это вы меня так уделали. Неплохо поправили спину, не так ли, коллега? После вас теперь только могила исправит…
- А мы вот с Сулейманом не нейрохирурги. - поспешил на всякий случай отмежеваться почтенный Лев Христофорович. - Мы стоматологи.
- А-а… - промычал Черчилль. - Это другое дело. Вы мне еще челюсть не изгорбатили.
Рот у него был, естественно, полон первосортных золотых зубов.
- А вот если бы вы тогда попали к Юрию Петровичу Рыжикову, - решила заступиться рыжая кошка Лариска, - вы бы любили нейрохирургов так же, как стоматологов.
- Тут женщина! - восхитился счастливым подарком судьбы мистер Черчилль. - Златокудрая!
Рыжие кудри Лариски на его беду выбились сзади из-под шапочки. Теперь его было не отлепить.
- Я ничего не вижу! - придвинулся он совсем вплотную к спине чуть пригнувшейся над столом рыжей лисы. - А что мне вообще делать?
- Становитесь на эту табуретку и держите мне вот этот альбом, - распорядился доктор Рыжиков. - Будете по команде открывать и показывать.
- Вы знаете, сколько час моей работы стоит? - огрызнулся оскорбленный Черчилль. - Вам что, студентов не хватает? Для этого я из Москвы ехал?
- У студентов нет такого курса - нейрохирургия, - вежливо объяснил доктор Рыжиков. - Их учат на аппендицитах.
- Вот уж не думала, что мужчины бывают капризные… - Это лукавая рыжая.
- Златокудрая, я хоть в огонь! - полез мистер Черчилль на табуретку.
Оттуда ему открылся Туркутюков во всей своей развороченной красе. Под откинутым скальпом полчерепа нет, а в этой зияющей яме еще и слюдяное окошечко прямо в мозг, в глубину мыслей.
- Да тут и не пахнет косметикой! - констатировал Черчилль. - Тут просто мясокомбинат… Какие ужасы, я никогда не видел!
- Примерьте, Лариса, - попросил доктор Рыжиков. - Нет, так не пойдет. Поверните немного. Нет, будет выпирать надо лбом, как козырек. Я слишком торопливо мерил, он нервничал… Коля, включайте!
Торжественный момент включения трофейной бормашины. И - предательское молчание. Щелк-щелк - пустота.
- Это нечестно! - уличил доктор Рыжиков. - Я зубы честно подставлял, а вы схалтурили!
Армянский лев сам бросился включать.
- Лариса! - пропел с табуретки Черчилль, глядя в альбом, как в нотный лист. - О златокудрая Лариса!
- Что вам? - спросила рыжая лиса, не оборачиваясь.
- Хотите к нам без очереди? Я пропущу вас впереди киноактрис и поэтесс, которые ждут по три года!
- Вчера работала, - сухо сказала Сильва Сидоровна. Это были ее первые слова из-под операционной маски. - Чикин сам проверял.
- Да вы же моего лица не видели, - осадила Лариска. - Может, увидите и хуже смерти испугаетесь, не повезете, а в колодец столкнете…
- Это недоразумение, Юра, неквалифицированная эксплуатация, - засуетился Лев Христофорович. - Кто такой Чикин? Кого вы тут к машине подпускаете? Юра, сын сердца и ума, не позорь меня перед людьми!
Как и все население Востока, старый армянский лев пуще смерти боялся позора.
- Хорошо, что есть руки, а к рукам напильник, - полез доктор Рыжиков в блестящий ящик со стерильным содержимым. - Теперь вместо двух минут - два часа…
- В вашем лице я почему-то уверен, - заверил мистер Черчилль рыжую совратительницу. - Оно прекрасно.
- Зачем тогда мне ваша маникюрня? - Она совсем склонилась, продевая в дырочки черепа, просверленные доктором Петровичем суровые надежные шпагаты.
- Затем, что все мечтают! - изумился он. - Какая у меня здесь очередь, не видели? Провинциалочки…
- Ушко тоже сотрется, - наводил мастер на изделии последние мазки, по-слесарному действуя стерильным рашпилем из детского набора. - Новое надо колоть. И бровь подогнуть… Внимание, товарищи апачи…
- Почему апачи? - переключился на него Черчилль.
- Потому что гуроны, - прошаркал доктор Рыжиков напильником, - племя презренное и лживое. Коварные, трусливые, неблагодарные, низкие. С черной, как гудрон, душой. А мы, апачи, полны всех достоинств. Горды, умны и благородны.
- Почему? - еще больше заинтересовался Черчилль.
- Потому что апачи помогали англичанам, а гуроны - французам. А Купер - англичанин…
- Какой Купер? - всерьез задело Черчилля.
- Который Фенимор, - познакомил их доктор Петрович. - И только в одном благородные апачи и черные гуроны похожи друг на друга.
- В чем? - спросили уже несколько слушателей.
- Скальпы они снимали одинаково: со лба на затылок. И очень ловко. А почему одинаково, хоть у них и татуировки, и перья были разные, и даже пляски у костра?
- Почему? - Теперь уже равнодушных не осталось.
- Потому что этому их научили европейцы, то есть мы. Это свинство у них завезенное, а не местное. И нечего клеветать на бедных детей природы. Они гораздо воспитанней нас.
Черчилль на своей трибуне хохотнул. Сильва Сидоровна, зачарованная его фигурой на табурете, приоткрыла рот под марлей. Ее протянутая рука с ниточкой повисла в воздухе. А уж ее-то мало чем на свете можно удивить. Почти что и нечем.
- Так, братцы кролики, - сказал доктор Петрович, когда лобно-теменной плекс был пристроен и дело подошло к основанию носа. - И все же приятнее быть творцом, чем живодером. Мы с вами можем представить, что ощущал господь бог, когда замешивал нас с вами из подручной глины. Как он сегодня хорошо себя ведет - и почти не кровит! Вот что значит правильная обработка…
- Кто не кровит, бог? - снова удивился Черчилль, которому надоело стоять на табурете.
- Откройте на страничке пять, - попросил доктор Рыжиков. - И держите повыше. Когда закончим верх, можно начать обедать. По очереди, в коридоре. Сулейман, подставляйте правую скулу…
И правая скула, заранее прокипяченная, пропаренная, проспиртованная, прислонилась к такому же искусственному виску. Примерилась. Вроде подошла. И переносица встала как в гнездышко.
- Обед - это прекрасно! - воскликнул Черчилль. - Я так проголодался!
- Тише! - метнула трагический взгляд Аве Мария Козлова.
От ее первого слова, произнесенного в эти часы, Черчилль тоже остолбенел.
- Маска с прекрасными глазами! Хотите, дам вам без очереди консультацию по красоте?!
- А как же я? - обиделась рыжая кошка Лариска. - Вы что же, меня бросили?
- Тут ходит такой здоровый парень в тельняшке, - предупредил доктор Рыжиков. - Он покурить вышел, видели? Это ее муж.
- Ну и что? - высокомерно отозвался Черчилль, как видно не любивший упоминания в своем присутствии о здоровых высоких парнях с прямой спиной. - Не в высоте счастье. И надо сразу предупреждать! А что вообще такого в консультации?.. - Его голос сорвался, как у обиженного мальчишки.
- Коля, посмотрите у него зрачки, - попросил вошедшего доктор Петрович. - Пообедали? Как там они? Как сегодня обед?
- В самый раз, - сказал Коля о зрачках и обеде.
Зрачки у Туркутюкова были в самый раз. Как будто он вдыхал не кислород с эфиром, а спал на природе, в тени цветущих лип, на траве.
- Будем зашивать верх, а потом резать низ или потом зашьем все вместе? - спросил совета доктор Рыжиков.
- Надо зашить, а то там пересохнет, - предложила рыжая ассистентша.
- Вы что, с ума сошли?! - сердито прозвучало с табуретки. - Зашьете врозь, а потом рожа перекосится! Низ и верх не сойдутся! Прикройте тампончиками аккуратно и работайте внизу! А я пошел обедать. Где это там обед?
- Если бы мы были хлорофилловые благодаря эволюции, - пустился доктор Рыжиков в свои любимые предположения, - то питались бы углекислым газом. А выдыхали бы кислород. Не надо хлеба и мяса, не надо молока и масла, хватит одного солнечного света. И у каждого на голове распускается достойная его корона. У кого розовый куст, у кого лопух, у кого лавровый венок… Тогда желудок будет как сейчас аппендикс…
Под это хлорофилловое дело он уже начал вскрывать застарелые рубцы на месте отсутствующего туркутюковского подбородка. Кряхтение возобновилось.
- Ну, у меня еще желудок не аппендикс! - похвастался Черчилль и широко зевнул. - Так где там обед?
- Сразу в коридоре увидите, - ответил пообедавший Коля Козлов. - Пароль: меняю портативный череп бегемота на бутерброд с селедкой и два кофе. Не забудьте.
- Сущий хорек, - вторично не могла не открыть рот ему вслед Сильва Сидоровна. - Глазки красные, будто кровь пьет.
- А как кровь пьют? - сменил инструмент доктор Рыжиков. - Чисто технически…
- Как будто как… - буркнула Сильва. - Все знают. Прокусит жилу и сосет.
- Какую? - дотошно спросил доктор Рыжиков.
- Кто сонную артерию, кто плечевую… Кому что нравится… - Сильва Сидоровна сочла объяснение достаточным.
- Да ну, хороший парень, - возразил Коля Козлов. - Свой в доску.
- Роскошный самец, - оценила Лариска. - Какие запонки!
- Сын затухающего вулкана и медных тарелок, - высказался за своего удалившегося шефа почтительный Сулейман.
- Сохраните-ка такой оптимизм не то что с горбом, а с прыщом на носу, - посоветовал своему окружению доктор Рыжиков, любуясь устрашающими огрызками туркутюковских челюстей.
- У кого прыщ на носу? - появился в двери Черчилль, дожевывая бутерброд с селедкой. - Насчет прыщей в носу есть гениальное средство. Одеколон «Гвоздика», концентрированный. Только вовремя, пока намечается. А если разовьется, то всё, разнесет как картошку. Так у кого это прыщ?
Никто не захотел сознаться.
- Приятного аппетита, - сказал доктор Рыжиков. - Как там обед?
- А ничего! - облизнулся косметик. - Там такая очаровательная кусачая штучка. Глаза зеленые, грудь маленькая, просто прелесть! Смотрит - будто сейчас коготками царапнет. Я это дело обожаю!
- Кстати, - посмотрел Коля Козлов на деликатно промолчавшего доктора Рыжикова, - она может и по роже.
- Что? - не разобрал Черчилль.
- У нее парень, - почти с гордостью будущего тестя сообщил доктор Рыжиков, - второе место в городе по культуризму.
- А папаша - воздушный десантник, - добавила рыжая кошка.
- Ненавижу культуристов! - отрубил Черчилль, взбираясь на табуретку.
- Скажите-ка! - явно удивилась рыжая. - За что?
- Я умных культуристов не встречал. По-моему, тут развивается обратная пропорция: чем рельефнее мускулы, тем глаже извилины.
Доктор Рыжиков не без злорадства представил при этом Валеру Малышева.
И приказал:
- Лариса, Сулейман! Давайте в очередь обедать! Скоро будет нужна грубая физическая сила.
Рыжая моментально исчезла глянуть на коридорную соперницу. Сулейман застенчиво помедлил - как оказалось, в пользу другого едока.
- А там еще остался бутербродик? - поинтересовался притихший было Черчилль. - А то заснуть можно, пока дождемся зашивания. А если я засну стоя, упаду с табуретки.
В коридоре Валерия одной рукой оттянула со рта рыжей Лариски марлю, а другой ловко заправила его кусочком хлеба с ветчиной и завершила глотком кефира. Лариска благодарно замычала и скрылась. Это был годами отработанный ритуал.
Черчилль, увидев это, тоже разинул свой огромный, как у нахального птенца кукушки, рот. Валерия чуть отшатнулась: «Нестерильные сами!» Черчилль выбрал самый большой кусок ветчины и одним глотком ополовинил бутылку кефира.
- Сколько можно?! - возмутилась Валерия. - Там еще люди!
- У них нет аппетита, - нагло заявил Черчилль. - Между прочим, мне писали благодарственные письма Любовь Орлова, Людмила Шагалова, Аллочка Ларионова. Могу прислать фотокарточки с личным автографом. А мой процедурный кабинет - уникальный по оборудованию. Неужели не хотите посмотреть?
…- Только бы не перепутать лицевые нервы, - наставлял доктор Рыжиков свой народ. - А то выйдет мимика наоборот, как у болгар «да» и «нет». Будет смеяться - как плакать, а плакать - как смеяться…
- «Человек, который смеялся»? - высказал догадку Сулейман.
- Так точно, - похвалил его за классику доктор Рыжиков.
- Вот он, наверное, настоящий компрачикос, - сказал Сулейман еще об одном представлении кизыл-арватского детства, которое, увы, совпало с обликом консультанта. - Такой шикарный… Вот это справедливо, Юрий Петрович?
- Что? - грызанул доктор Петрович щипцами особо твердую челюстную косточку. - Уф…
- Давайте я, - подменил Сулейман. - Это уже моя область. Что вы на своей работе таким потом обливаетесь, еще от страха волосы седеют… Не там… резанете… А он красивых женщин по лицу гладит… И в золоте как падишах ходит… - Последние слова он прокряхтел с трудом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56