Иначе урологи полезли бы к нему в мочевой пузырь, когда он пришел просить у них списанный операторский стол.
Но бог миловал. Их сестра-хозяйка долго и сердито гремела ключами в подвале, светила спичками и чертыхалась на перегоревшую лампочку и на доктора Рыжикова, наконец по частям стала выносить стол. Доктор Рыжиков нес его на спине через больничный сад тоже частями: в один прием - спинку, в другой - коряжистую ногу. Под их тяжестью раскланивался со знакомыми врачами и медсестрами. Когда у него появилась первая собственная каморка под ключом в сырой новостройке, он открыл в себе новое качество. Он стал Плюшкиным. Чего он только не тащил через больничный двор под «солдатушки, бравы ребятушки, а кто ваши жены?»! В местных больницах на выездах он выпрашивал все, что плохо лежало. Особенно ему нравились операционные инструменты из ленд-лизовских передач. То ли по законам военного времени, то ли еще почему, они были на редкость прочны и долежались в каптерках до наших дней в прекрасном состоянии. Английскими костными кусачками с рифленой рукояткой он просто гордился, а в местной больнице нашел их в куче хлама в кладовке, где выспросил разрешение порыться.
Это было блаженное чувство хозяина, до сих пор неведомое ему даже в собственном доме.
Стол был простейший, он дошел к нам через головы минздравов и правительств со времен великого Пирогова. Он не был украшен блестящими ручками и штурвальчиками, из-за которых операторские столы теперь похожи на станки с программным управлением. Со стороны казалось, что доктор Рыжиков несет гладильную доску.
Донеся ее до любимых дверей, он увидел на своем пути трех мрачных ангелов.
- Сантехники мы, - сказали они исподлобья. - Трубы надо крутить?
Доктор Петрович обрадовался и закрутился под доской, пытаясь снять ее.
- Наконец-то, сантехники, ангелы! Прилетели, родимые! Вы каким путем, через Африку или Австралию?
Три ангела мрачно переглянулись и пожали плечами, показывая, что еще ждать от контуженого доктора.
- А что?
- А то, голубчики крылатые, что мы вас вызывали, когда еще к отделке не приступали. В незапамятные времена… Вылетев из Африки в апреле к берегам отеческой земли…
- Какой апрель? - насторожился старший, поскольку на дворе стояло лето. - Чего-чего?
- Ну ладно, - сжалился доктор Петрович над их наморщенными лбами. - Нам нужен локтевой кран и кислородная разводка отсюда, мы здесь будочку пристроим, чтобы баллоны внутрь не заволакивать.
- Да мы в колхозе были! - перешли к оправданиям ангелы. - Технику для уборки готовили. Тока, зерносушилки… Там знаете возни сколько? Чего вы…
Все трое были в аккуратных синих новеньких халатах, а старший - в шляпе, которую он, объясняясь, приподнимал. Последовав за доктором Петровичем, они отмерили рулеткой расстояние от крана до втыка, обсчитали коридор, обменялись многозначительными взглядами и зачесали в затылках.
- Оно конечно, - приподнял шляпу старший. - Да только если без нарядов на вентили и трубы… то нужно и похлопотать…
Он задрал полу халата, достал из кармана штанов засаленную записную книжку, карандашик и поднял глаза к потолку. Губы его зашевелились: две по двадцатке да две по двадцатке, полтора метра и там метра два, это одно, да тут метров…
- Трубы у нас есть, - охладил его счет доктор Рыжиков, - можете начинать хоть сейчас.
Это весьма раздосадовало старшего, он даже выплюнул кусок карандаша и крякнул:
- Так дело не делают.
- А как? - доверчиво спросил доктор Петрович.
- Ну как… - посмотрел старший на доктора как на младенца. - Вы уж не обижайтесь, могли и сами предложить. Мы только из колхоза…
- Чего? - настала его очередь чегокать.
- Да его же… - кашлянул старший в кулак. - Для смазки, значит. А завтра утречком и глазом не моргнете…
Доктор Петрович понял. И новенькие халаты для благоприятного впечатления и доверия, и интеллигентная шляпа.
- С другой стороны, замерзли в колхозе, лето сырое… А то ходим, ходим… Попростужались… - поддакнули старшему младшие.
Дальнейшее решалось у Сильвы Сидоровны.
- А где бутылку взять? - огрызнулась она, мало вникнув в аргументы в пользу пролития в хрипловатые емкости кровного нейрохирургического спирта. - Вы с этой стройкой на них разоритесь, а им как в прорву…
Это было самое многословное, что пришлось слышать от нее доктору Рыжикову до сего дня.
- А вы без стеклотары? - вежливо спросил доктор Рыжиков старшего, с которым он проник в святая святых Сильвы Сидоровны.
Старший развел руками. Где-где, а в медицине стеклопосуды этой горы. Сантехническое представление о мире зиждется на этом.
- Да что у нас, ни одной банки? - наивно спросил доктор Рыжиков.
- Одна есть, - мстительно сказала она, поняв, что хозяин обманут бесповоротно. - Но только в ней моча.
- Как - моча? - спросили мужчины. - Какая?
- А так! - Сильва Сидоровна, естественно, ненавидела всех потребителей казенного спирта, грабивших доктора Рыжикова и государство. - Не лошадиная, понятно. Больной помочился, да в анализ не приняли. Завтра снова писать… Вылить, что ли?
Доктор Рыжиков растерялся.
- Ну так ведь это… - засуетился старший, - все же как… дезинфекция, что ли… Сама себя моет…
- Да и моча дезинфекция, - подбодрил его доктор Петрович. - Вы на ранку, если что, пописайте, быстрей пройдет.
- Так то на ранку… - проворчал старший, ревниво наблюдая за струйкой, льющейся в сполоснутую банку. - Да ты не жмись, хозяйка. Сделаем качественно!
Начались ритуальные клятвы и уверения, которые завершились во дворе взаимным пожатием рук и прижиманием их к груди. С банкой в кармане старший сделался для остальных двух магнитом. Они уходили, поддерживая его под локотки, чтоб не упал и не разбился. Они не вернулись ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Встревоженный Сансаныч с одышкой сказал, что слесарей снова услали в колхоз на огурцы и помидоры и ждать их не раньше сентября. Да и вообще им сюда наряд никто не выписывал, это ведь стройка будущего года. Как они про нее узнали, неизвестно. И вообще непонятно, откуда здесь все появилось - доски, кирпич, цемент, стекла…
Как заговорщик заговорщика взял доктора под руку и увлек в сторону, в заросли разных кустов, обступающих прачечную.
- Юрий Петрович, голубчик! Не погубите! Я плановый ремонт приемного корпуса начать не смог, материалов нет! С меня контроль народный шкуру спустит, откуда здесь есть, а там нет! И документика ни на один кирпичик, ни на один мешок цемента! Это же фондовые материалы, накапают на нас - всех собак спустят! Мне уже намекали…
Если бы сам доктор Рыжиков знал, откуда, из каких заморских стран, прибыл тот грузовик с кирпичом! И мешки с известью и цементом. И ящик стекла. Но он даже близко не представлял. И даже будить не собирался эту спящую собаку. Только сейчас мелькнуло: если даже и посадят - успеем отстроиться. Пока настучат, пока насобирают материалов, пока повызывают свидетелей, подведут статью… Вполне можно успеть закончить. Уж стены рушить на вещественные доказательства у них тупости не хватит.
Разве что вернешься стриженный, как Смоктуновский в «Берегись автомобиля», а в твоем флигеле хозяйничает приветливейшая Ада Викторовна. Конечно же ей донельзя понадобилось такое одинокое уютное строение для особо тонких ультрафиолетовых и электромассажных процедур, разной физиотерапии и лечебной гимнастики. Так что попробуй отлучись не то что на два года - на два дня. Так и делает круги вокруг новостройки, принюхиваясь к соблазнительным запахам свежих рам и дверей.
Не столько из-за себя, а сколько из-за Сансаныча, он все же осторожно подкатился к больному Самсонову.
- Пусть не дрожит! - молодецки подправил Самсонов свой ус крючком-держалкой укороченной руки. - Смелого пуля боится! Да ни одного ворованного камушка тут нет. Тут и надо всего кот наплакал. Кирпич и смесь я вот себе выписал в домоуправлении. На ремонт печки. Печка, понимаешь, греть перестала. Прогорела изнутри. Ну и на заборчик добавили… Не, печка греть будет, мне ее Захарыч обследовал и говорит, что тот кирпич пойдет… Не, платить я не платил, оне мне и так задолжали. Сколь витрин им за так повставлял, по дружбе. Оне и рады расквитаться.
Доктор Рыжиков убедился, что лично Сансанычу обеспечено железное алиби, но все-таки что-то смущало его подсознание. Он-то знал, каково выпрашивать у домоуправления материал для ремонта жилья. Что-то тут было еще.
- А кто вас все-таки сюда прислал? - спросил он стекольщика Самсонова уже в двадцать седьмой раз.
Стекольщик Самсонов только гмыкнул что-то невразумительное насчет того, что лучше бы заняться сантехником…
…Сантехник пришел неожиданно. И в неожиданном облике.
- Что, снова к нам? - сурово спросила его Сильва Сидоровна, держа в руках швабру. У доктора Рыжикова она работала, конечно, еще без ставки, а со ставкой - на старом месте. Но души больше вкладывала сюда, особенно в охрану и оборону объекта, зная лисьи помыслы Ядовитовны. - Голова, что ли, снова болит? Нет его, у него перелом позвоночника…
- Перелом?! - округлились глаза у недавно выписанного больного Чикина, ибо это был он. Но, к его счастью, перелом был только операцией в «Скорой помощи». - Придется ждать…
Там доктор Рыжиков и застал его в сумерках, услышав где-то в глубине флигеля кряхтение и звяк металла. Чикин был с гаечным ключом и лбом в ржавчине. Самсонов сразу спросил его про локтевой кран. Чикин сказал, что может. Странно, при двух инженерных образованиях, но он действительно мог.
Доктор Рыжиков тут же локтем проверил кран (еще без подачи воды) и задумчиво сказал, что о таком он мечтал. Чикин смущенно улыбнулся.
- Может, еще что-нибудь надо? - преданно спросил он.
Доктор Рыжиков только вздохнул. После операции он всегда становился неразговорчивым.
- А у меня завтра суд… - робко напомнил о своих обстоятельствах Чикин.
- Подали все-таки? - В голосе доктора Рыжикова едва заметно проскользнуло разочарование.
- Подали… - растерянно сказал больной Чикин. - На меня. Она на меня подала…
- За что? - Доктор Петрович почему то слегка потеплел, будто Чикин-ответчик был ему роднее Чикина-истца.
- Вот вы как врач… - спросил больной Чикин, - ну и вообще - Какой может быть приговор?
- Виновен! - твердо сказал доктор Рыжиков. - Виновен, но заслуживаете снисхождения. Что же вы натворить-то успели?
Еще не знает, но уже прежняя симпатия к больному Чикину.
- Мне бы справочку… - дрогнул голосок Чикина.
- Любую! - пообещал доктор Рыжиков.
- Что меня утюгом…
Вот уж правда утюгом приглаженный. Когда пришла повестка, даже удивился и подумал, что кто-то за него уже подал и теперь можно не мучиться. Но еще больше пришлось удивиться, когда оказался в суде подсудимым, а не потерпевшим. Здесь, на скамье ответчика, он и узнал, что в состоянии пьяного бреда в присутствии уважаемых гостей жены бросился на нее с кухонным тесаком, порезал ей ладонь, которой она в страхе защищалась, чудом только что не убил, потом шарахнулся от всех и бежал из дому, всю ночь пугал одиноких прохожих и где-то обо что-то пробил спьяну голову. Тяжелый разделочный нож прилагался, с ним - залежалая справка судебно-медицинской экспертизы о царапинах и порезах. Сами царапины, правда, давно уж успели сойти с пухленьких белых ручек, с окольцованных пальцев.
Чикин хлопал глазами на ржавый тесак, хлопал на листок экспертизы, хлопал на пухлые ручки супруги, которые она крутила перед судейской бригадой. Так ничего и не выхлопал - почему все-таки он с настоящим рубцом на лбу сидит на скамье ответчика…
- Я напишу справку и пойду с вами в суд, - решительно сказал доктор Рыжиков.
В суде рядом с трагически дышащей потерпевшей сидели те гости-свидетели, подтверждавшие каждое ее слово самыми клятвенными заверениями. Это были довольно солидные люди, по местным масштабам, и даже директор гостиницы. И среди них - ближайшая соседка, каждые день и ночь видевшая и слышавшая неимоверные страдания истязаемой Чикиной. От их дружного напора Чикин совсем растерялся, сам себе не верил, путался в минутах и секундах, блеял и мыкался. Всем было видно, что он заврался. И, наверное, судье - особенно. Этого опасался доктор Петрович, вглядываясь в неподвижно-истощенное, напряженно-недоверчивое лицо женщины судьи. Эта могла уж засудить так засудить. И слишком уж хорошо жена Чикина знала, где ей положено скромно опустить глаза, где затрясти плечами в неудержимом рыдании. «Вы не поверите, гражданка судья… («Вам можно называть меня товарищем!») Сами посмотрите, какой он красный! Это же явно ненормальная краснота! Это от проспитрованности! А вы все знаете, сколько горя мы, женщины, терпим от этих нестерпимых пьяниц! Сколько я ночами убегала к соседям, от стыда умирала, стыдилась постучаться, синяки показать, на улице спасалась до самого утра! Да он и сейчас красный как рак. Снова с пьянки своей!»
- Это не алкогольная краснота! - раздался вдруг голос из зала.
- Это еще кто такой?! - возмутилась судья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Но бог миловал. Их сестра-хозяйка долго и сердито гремела ключами в подвале, светила спичками и чертыхалась на перегоревшую лампочку и на доктора Рыжикова, наконец по частям стала выносить стол. Доктор Рыжиков нес его на спине через больничный сад тоже частями: в один прием - спинку, в другой - коряжистую ногу. Под их тяжестью раскланивался со знакомыми врачами и медсестрами. Когда у него появилась первая собственная каморка под ключом в сырой новостройке, он открыл в себе новое качество. Он стал Плюшкиным. Чего он только не тащил через больничный двор под «солдатушки, бравы ребятушки, а кто ваши жены?»! В местных больницах на выездах он выпрашивал все, что плохо лежало. Особенно ему нравились операционные инструменты из ленд-лизовских передач. То ли по законам военного времени, то ли еще почему, они были на редкость прочны и долежались в каптерках до наших дней в прекрасном состоянии. Английскими костными кусачками с рифленой рукояткой он просто гордился, а в местной больнице нашел их в куче хлама в кладовке, где выспросил разрешение порыться.
Это было блаженное чувство хозяина, до сих пор неведомое ему даже в собственном доме.
Стол был простейший, он дошел к нам через головы минздравов и правительств со времен великого Пирогова. Он не был украшен блестящими ручками и штурвальчиками, из-за которых операторские столы теперь похожи на станки с программным управлением. Со стороны казалось, что доктор Рыжиков несет гладильную доску.
Донеся ее до любимых дверей, он увидел на своем пути трех мрачных ангелов.
- Сантехники мы, - сказали они исподлобья. - Трубы надо крутить?
Доктор Петрович обрадовался и закрутился под доской, пытаясь снять ее.
- Наконец-то, сантехники, ангелы! Прилетели, родимые! Вы каким путем, через Африку или Австралию?
Три ангела мрачно переглянулись и пожали плечами, показывая, что еще ждать от контуженого доктора.
- А что?
- А то, голубчики крылатые, что мы вас вызывали, когда еще к отделке не приступали. В незапамятные времена… Вылетев из Африки в апреле к берегам отеческой земли…
- Какой апрель? - насторожился старший, поскольку на дворе стояло лето. - Чего-чего?
- Ну ладно, - сжалился доктор Петрович над их наморщенными лбами. - Нам нужен локтевой кран и кислородная разводка отсюда, мы здесь будочку пристроим, чтобы баллоны внутрь не заволакивать.
- Да мы в колхозе были! - перешли к оправданиям ангелы. - Технику для уборки готовили. Тока, зерносушилки… Там знаете возни сколько? Чего вы…
Все трое были в аккуратных синих новеньких халатах, а старший - в шляпе, которую он, объясняясь, приподнимал. Последовав за доктором Петровичем, они отмерили рулеткой расстояние от крана до втыка, обсчитали коридор, обменялись многозначительными взглядами и зачесали в затылках.
- Оно конечно, - приподнял шляпу старший. - Да только если без нарядов на вентили и трубы… то нужно и похлопотать…
Он задрал полу халата, достал из кармана штанов засаленную записную книжку, карандашик и поднял глаза к потолку. Губы его зашевелились: две по двадцатке да две по двадцатке, полтора метра и там метра два, это одно, да тут метров…
- Трубы у нас есть, - охладил его счет доктор Рыжиков, - можете начинать хоть сейчас.
Это весьма раздосадовало старшего, он даже выплюнул кусок карандаша и крякнул:
- Так дело не делают.
- А как? - доверчиво спросил доктор Петрович.
- Ну как… - посмотрел старший на доктора как на младенца. - Вы уж не обижайтесь, могли и сами предложить. Мы только из колхоза…
- Чего? - настала его очередь чегокать.
- Да его же… - кашлянул старший в кулак. - Для смазки, значит. А завтра утречком и глазом не моргнете…
Доктор Петрович понял. И новенькие халаты для благоприятного впечатления и доверия, и интеллигентная шляпа.
- С другой стороны, замерзли в колхозе, лето сырое… А то ходим, ходим… Попростужались… - поддакнули старшему младшие.
Дальнейшее решалось у Сильвы Сидоровны.
- А где бутылку взять? - огрызнулась она, мало вникнув в аргументы в пользу пролития в хрипловатые емкости кровного нейрохирургического спирта. - Вы с этой стройкой на них разоритесь, а им как в прорву…
Это было самое многословное, что пришлось слышать от нее доктору Рыжикову до сего дня.
- А вы без стеклотары? - вежливо спросил доктор Рыжиков старшего, с которым он проник в святая святых Сильвы Сидоровны.
Старший развел руками. Где-где, а в медицине стеклопосуды этой горы. Сантехническое представление о мире зиждется на этом.
- Да что у нас, ни одной банки? - наивно спросил доктор Рыжиков.
- Одна есть, - мстительно сказала она, поняв, что хозяин обманут бесповоротно. - Но только в ней моча.
- Как - моча? - спросили мужчины. - Какая?
- А так! - Сильва Сидоровна, естественно, ненавидела всех потребителей казенного спирта, грабивших доктора Рыжикова и государство. - Не лошадиная, понятно. Больной помочился, да в анализ не приняли. Завтра снова писать… Вылить, что ли?
Доктор Рыжиков растерялся.
- Ну так ведь это… - засуетился старший, - все же как… дезинфекция, что ли… Сама себя моет…
- Да и моча дезинфекция, - подбодрил его доктор Петрович. - Вы на ранку, если что, пописайте, быстрей пройдет.
- Так то на ранку… - проворчал старший, ревниво наблюдая за струйкой, льющейся в сполоснутую банку. - Да ты не жмись, хозяйка. Сделаем качественно!
Начались ритуальные клятвы и уверения, которые завершились во дворе взаимным пожатием рук и прижиманием их к груди. С банкой в кармане старший сделался для остальных двух магнитом. Они уходили, поддерживая его под локотки, чтоб не упал и не разбился. Они не вернулись ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Встревоженный Сансаныч с одышкой сказал, что слесарей снова услали в колхоз на огурцы и помидоры и ждать их не раньше сентября. Да и вообще им сюда наряд никто не выписывал, это ведь стройка будущего года. Как они про нее узнали, неизвестно. И вообще непонятно, откуда здесь все появилось - доски, кирпич, цемент, стекла…
Как заговорщик заговорщика взял доктора под руку и увлек в сторону, в заросли разных кустов, обступающих прачечную.
- Юрий Петрович, голубчик! Не погубите! Я плановый ремонт приемного корпуса начать не смог, материалов нет! С меня контроль народный шкуру спустит, откуда здесь есть, а там нет! И документика ни на один кирпичик, ни на один мешок цемента! Это же фондовые материалы, накапают на нас - всех собак спустят! Мне уже намекали…
Если бы сам доктор Рыжиков знал, откуда, из каких заморских стран, прибыл тот грузовик с кирпичом! И мешки с известью и цементом. И ящик стекла. Но он даже близко не представлял. И даже будить не собирался эту спящую собаку. Только сейчас мелькнуло: если даже и посадят - успеем отстроиться. Пока настучат, пока насобирают материалов, пока повызывают свидетелей, подведут статью… Вполне можно успеть закончить. Уж стены рушить на вещественные доказательства у них тупости не хватит.
Разве что вернешься стриженный, как Смоктуновский в «Берегись автомобиля», а в твоем флигеле хозяйничает приветливейшая Ада Викторовна. Конечно же ей донельзя понадобилось такое одинокое уютное строение для особо тонких ультрафиолетовых и электромассажных процедур, разной физиотерапии и лечебной гимнастики. Так что попробуй отлучись не то что на два года - на два дня. Так и делает круги вокруг новостройки, принюхиваясь к соблазнительным запахам свежих рам и дверей.
Не столько из-за себя, а сколько из-за Сансаныча, он все же осторожно подкатился к больному Самсонову.
- Пусть не дрожит! - молодецки подправил Самсонов свой ус крючком-держалкой укороченной руки. - Смелого пуля боится! Да ни одного ворованного камушка тут нет. Тут и надо всего кот наплакал. Кирпич и смесь я вот себе выписал в домоуправлении. На ремонт печки. Печка, понимаешь, греть перестала. Прогорела изнутри. Ну и на заборчик добавили… Не, печка греть будет, мне ее Захарыч обследовал и говорит, что тот кирпич пойдет… Не, платить я не платил, оне мне и так задолжали. Сколь витрин им за так повставлял, по дружбе. Оне и рады расквитаться.
Доктор Рыжиков убедился, что лично Сансанычу обеспечено железное алиби, но все-таки что-то смущало его подсознание. Он-то знал, каково выпрашивать у домоуправления материал для ремонта жилья. Что-то тут было еще.
- А кто вас все-таки сюда прислал? - спросил он стекольщика Самсонова уже в двадцать седьмой раз.
Стекольщик Самсонов только гмыкнул что-то невразумительное насчет того, что лучше бы заняться сантехником…
…Сантехник пришел неожиданно. И в неожиданном облике.
- Что, снова к нам? - сурово спросила его Сильва Сидоровна, держа в руках швабру. У доктора Рыжикова она работала, конечно, еще без ставки, а со ставкой - на старом месте. Но души больше вкладывала сюда, особенно в охрану и оборону объекта, зная лисьи помыслы Ядовитовны. - Голова, что ли, снова болит? Нет его, у него перелом позвоночника…
- Перелом?! - округлились глаза у недавно выписанного больного Чикина, ибо это был он. Но, к его счастью, перелом был только операцией в «Скорой помощи». - Придется ждать…
Там доктор Рыжиков и застал его в сумерках, услышав где-то в глубине флигеля кряхтение и звяк металла. Чикин был с гаечным ключом и лбом в ржавчине. Самсонов сразу спросил его про локтевой кран. Чикин сказал, что может. Странно, при двух инженерных образованиях, но он действительно мог.
Доктор Рыжиков тут же локтем проверил кран (еще без подачи воды) и задумчиво сказал, что о таком он мечтал. Чикин смущенно улыбнулся.
- Может, еще что-нибудь надо? - преданно спросил он.
Доктор Рыжиков только вздохнул. После операции он всегда становился неразговорчивым.
- А у меня завтра суд… - робко напомнил о своих обстоятельствах Чикин.
- Подали все-таки? - В голосе доктора Рыжикова едва заметно проскользнуло разочарование.
- Подали… - растерянно сказал больной Чикин. - На меня. Она на меня подала…
- За что? - Доктор Петрович почему то слегка потеплел, будто Чикин-ответчик был ему роднее Чикина-истца.
- Вот вы как врач… - спросил больной Чикин, - ну и вообще - Какой может быть приговор?
- Виновен! - твердо сказал доктор Рыжиков. - Виновен, но заслуживаете снисхождения. Что же вы натворить-то успели?
Еще не знает, но уже прежняя симпатия к больному Чикину.
- Мне бы справочку… - дрогнул голосок Чикина.
- Любую! - пообещал доктор Рыжиков.
- Что меня утюгом…
Вот уж правда утюгом приглаженный. Когда пришла повестка, даже удивился и подумал, что кто-то за него уже подал и теперь можно не мучиться. Но еще больше пришлось удивиться, когда оказался в суде подсудимым, а не потерпевшим. Здесь, на скамье ответчика, он и узнал, что в состоянии пьяного бреда в присутствии уважаемых гостей жены бросился на нее с кухонным тесаком, порезал ей ладонь, которой она в страхе защищалась, чудом только что не убил, потом шарахнулся от всех и бежал из дому, всю ночь пугал одиноких прохожих и где-то обо что-то пробил спьяну голову. Тяжелый разделочный нож прилагался, с ним - залежалая справка судебно-медицинской экспертизы о царапинах и порезах. Сами царапины, правда, давно уж успели сойти с пухленьких белых ручек, с окольцованных пальцев.
Чикин хлопал глазами на ржавый тесак, хлопал на листок экспертизы, хлопал на пухлые ручки супруги, которые она крутила перед судейской бригадой. Так ничего и не выхлопал - почему все-таки он с настоящим рубцом на лбу сидит на скамье ответчика…
- Я напишу справку и пойду с вами в суд, - решительно сказал доктор Рыжиков.
В суде рядом с трагически дышащей потерпевшей сидели те гости-свидетели, подтверждавшие каждое ее слово самыми клятвенными заверениями. Это были довольно солидные люди, по местным масштабам, и даже директор гостиницы. И среди них - ближайшая соседка, каждые день и ночь видевшая и слышавшая неимоверные страдания истязаемой Чикиной. От их дружного напора Чикин совсем растерялся, сам себе не верил, путался в минутах и секундах, блеял и мыкался. Всем было видно, что он заврался. И, наверное, судье - особенно. Этого опасался доктор Петрович, вглядываясь в неподвижно-истощенное, напряженно-недоверчивое лицо женщины судьи. Эта могла уж засудить так засудить. И слишком уж хорошо жена Чикина знала, где ей положено скромно опустить глаза, где затрясти плечами в неудержимом рыдании. «Вы не поверите, гражданка судья… («Вам можно называть меня товарищем!») Сами посмотрите, какой он красный! Это же явно ненормальная краснота! Это от проспитрованности! А вы все знаете, сколько горя мы, женщины, терпим от этих нестерпимых пьяниц! Сколько я ночами убегала к соседям, от стыда умирала, стыдилась постучаться, синяки показать, на улице спасалась до самого утра! Да он и сейчас красный как рак. Снова с пьянки своей!»
- Это не алкогольная краснота! - раздался вдруг голос из зала.
- Это еще кто такой?! - возмутилась судья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56