Ты много берешь на себя, дядя!
Курды переглянулись. Дело принимало дурной оборот.
- К Зейду, - предложил Майах.
- К Зейду, - согласились его товарищи. - Ты мудр, Балак, мудр, а Зейд мудрее.
К тому времени, как лекарь пришел на выручку дяде и племяннику, те успели немного подраться. Чуть-чуть порвали халаты, малость попортили чалмы. Борода Балака поредела и скосилась в левую сторону, а Тимурташ хлюпал разбитым носом.
- Благословение и мир вам, воины! - объявил Зейд, подходя к шатру. - Верно, вы пригласили меня из-за какого-то важного дела, постигшего ислам. - Оглядев поле битвы, он всплеснул руками в притворном ужасе: - Ай-ай, что я вижу! Львы делят добычу!
В глазах лекаря прыгали веселые искорки.
- Ничего. Я целитель и знаток Корана. Расскажите мне свое затруднение, эмиры, чтобы я мог разрешить его.
Балак гневно выступил вперед:
- Мы оба поклялись разводом, Зейд. Я говорю, что этот тощий паук подарит мне эту наложницу или продаст. Он же талдычит обратное, как будто не создал Аллах хороших и правильных слов!
- И это всё? Видит Знающий, нет дела проще! Пусть Тимурташ продаст тебе половину наложницы. Другую же - знают небеса, это справедливо - пусть подарит.
- Мудрые слова, - с энтузиазмом вскричал Тимурташ, - так и сделаю! Какую половину ты хочешь?
Он выхватил саблю. Балак придержал его руку и шепнул на ухо:
- Тронешь девчонку - сбрею тебе бороду. Понял?
Угроза подействовала. После каких-то получаса криков и ругани, неизменно сопровождающих торг между правоверными, Марьям перешла в собственность Балака. Ноги не держали ее, поэтому эмир приказал Майаху нести девушку на плече.
- Старух сюда! - приказал он. - Пусть позаботятся о новой наложнице. И пусть не жалеют розовой воды, сурьмы и шелков!
- Что я слышу? А срок очищения? - Балак жалобно сморщился:
- Ай, Зейд, и ты о том же… Не видишь, что ли, как я страдаю? Недаром ведь сказал поэт:
Вот Марьям перед тобою, блаженство с ней пребудет да нега.
Жалею об одном лишь: не наша эта Марьям.
- Это не так сложно исправить, о великий! Муж, знающий установления шариата, найдет и как обойти их.
- Я награжу тебя, Зейд. Мудрость твоя подобна шербету жарким днем. Говори же!
Лекарь нахмурился в раздумьях.
Балак с надеждой смотрел на него.
Один Аллах знает пределы страха и отчаяния, что существуют на земле. Ханжа-эмир и пройдоха-лекарь рылись в законах шариата, как модница в сундуке: это пойдет, это пригодится, а это отброшу… Жизнь Марьям не стоила ничего. Женщина в глазах людей меча представала добычей, средством для удовлетворения похоти. Шариат мешал желаниям Балака… что ж, нет препятствий, которые нельзя обойти.
- Надо позвать невольника, - объявил Зейд по недолгом размышлении. - Невольника из тех невольников, что не были освобождены. Пусть он возьмет девушку в жены, не входя к ней, а потом тут же разведется с ней. И ты сможешь познать ее немедленно, без срока очищения.
- Это ты славно придумал! - восхитился Балак. - Так и сделаем. Выдадим ее замуж за…
- …скажем, Хасана.
Балак посмотрел на лекаря восхищенным взглядом:
- Нет человека мудрее тебя, Зейд. Мне бы в жизни не пришло в голову такое. Как думаешь, послать Исе приглашение на свадьбу?
- Отчего нет? Аллах - велик он и светел! - сделал так, что у нас нет недостатка в пленных франках. Пошлем одного из них. Пусть Иса повеселится.
- Да. Пошлем дьявола в желто-зеленом плаще. Пусть Иса видит, кому доверился.
Марьям застонала. «По силе и сбудется, - билось в висках. - Станет Марьям женою Хасана…» Где-то далеко, на манбиджском кладбище хохотала ведьма. Она-то знала, что все желания рано или поздно сбываются.
Надо лишь выждать самый неподходящий для этого момент.
И запросить двойную цену.
ФАРРОХ ВЕДЕТ БОГОСЛОВСКИЙ СПОР, НО В КОНЦЕ ВСЕ РАВНО ПРИХОДИТ К ТОМУ, ЧТО БОЛЬШЕ ВСЕГО НЕНАВИДИТ
Когда поднимается бестолковщина, лучше находиться от нее подальше. Хотя бы даже и в зиндане. Рошан привалился виском к холодному камню. В спокойствии подземелья ему чудилось равнодушное неодобрение.
Манбидж знал сотни узников.
В этой яме умирали неудачливые влюбленные, яростные мстители, искатели правды и завзятые лжецы. Все они маялись перед смертью, пятная тьму страхом и болью. Этот же узник почему-то был спокоен, перед его спокойствием трепетала тьма.
«Над твоей головой три человеческих роста пустоты, решетка и стража, - шептала она. - А выше - камень, камень, камень. Бойся меня, Фаррох! Я - дух тюрем и неволи!»
- Глупый дух, - проворчал гебр, устраиваясь поудобнее. - Нашел кого пугать. Иди лучше с Исой потолкуй. Он ведь тоже пленник.
Тьма разочарованно отступила. Рошан же принялся размышлять. По всему получалось, что сидеть в зиндане ему придется недолго. Слишком быстро развиваются события, слишком многим он нужен. Интересно, кто первый заявится: Керим или стражники Исы?
Или же ассасины?
Мысли Фарроха перескочили на рыцаря в желто-зеленом плаще.
«Прости, дружище, - подумал гебр, обращаясь к неведомому франку. - Очень не вовремя ты появился. Но что же всё-таки значили твои слова о свадьбе? Что за шутовство придумал Балак?»
Думай! Думай!
Где-то капала вода. Шуршали крысы, молясь своим помойным богам, прося у них благ сытных и приятных: гнили, плесени да разрушения. Временами Рошану казалось, что он близок к разгадке, вот-вот ухватит суть. Но аша-правда не давалась. Ускользала насмешливо, подмигивала: нет, не то, холодно.
- Рошан!
Где-то наверху зашуршали шаги. Посыпались вниз мелкие камешки. Гебр поднял голову.
- Рошан! Это я, Керим. Ради Аллаха, слышишь ли ты меня?
Свет факела резанул по глазам; узник прикрыл лицо. Стукнула решетка.
- Убери свет, Керим, - поморщился гебр. - Тут темно, прохладно. Я уж спать собирался. Что привело тебя в этот поздний час?
- Не время спать, Рошан. Иса совсем плох. Клянусь тем, кто знает причины, мы нуждаемся в тебе!
Фаррох уселся поудобнее. Вот и случилось то, о чем он думал. Дальнейшее он представлял себе довольно хорошо. Всё в мире вплетено в миждем, или, как говорят индусы, в узор кармы. За причиной идет следствие. Одни наши поступки влекут за собой другие. Главное - не терять связь с ашей-законом. Тогда предсказать поступки казначея будет несложно.
- Говори.
- Рошан, город спасать надо! Нынче такое время, что крысам лучше заодно с котами. Мы уже решили: Сабих поднимет воинов, ты станешь во главе.
- Ну?! Решили, значит. Остался пустяк. Да?
- Да, - евнух сглотнул слюну. - Ты гебр, неверный. Огню поклоняешься. - Лицо Керима пряталось во тьме, но Рошан знал, что тот настороженно огядывается по сторонам. - Прими Аллаха, Рошан! Как человека прошу!
Гебр молчал.
- Помнишь, ты рассказывал о своем боге? Ормузде? Ты говорил, будто он хотел создать нас чистыми и непорочными. И ведь я поверил. Так приятно сознавать, что мы беленькие! Что чистота в нас изначальна, лишь прячется под слоем грязи. Что я хоть и евнух, но созидателен по сути… Да, без мужских причиндалов. Ваш Иблис - Ангро-Манью отравил людей, землю и небо. Не ты ли рассказывал, что наше назначение - сражаться с ним?
Рошан вздохнул. Богословского спора ему тут не хватает. И отчего люди так любят всё переворачивать с ног на голову?
- Ты хорошо говоришь, Керим… - устало ответил он. - Но ты путаешь яичницу с божьим даром. При чем тут моя вера?
Керим сплюнул с досады:
- Ни при чем, ни при чем. Но ты - лжец! А я-то думал… - Плевок скользнул по решетке и шлепнулся в гнилую солому. - Город наполнен людьми, Рошан. Там дети, старики, женщины. Не пощадят никого! Хасан просил помощи франков - ты думаешь, Балак простит это? Аллах великий, да открой же безумцу глаза его! Тысячи жизней - вот цена твоего добра, Рошан!
Этого Фаррох не вынес:
- Да что ты знаешь о добре и зле, глупец? От того, что я приму ислам, или повешусь, или спляшу вприсядку, злая суть Балака не изменится. Он как хотел вас вырезать, так и будет хотеть. Выслушай меня, Керим. Выслушай, а потом решай сам.
- Говори.
Гебр откашлялся. Когда он последний раз пил? Утром, не позже.
- Керим, знать добро - прекрасно, но знать только его - это ловушка. Люди тьмы страстно мечтают о том, чтобы исчезла граница между запретным и дозволенным. Ведь кто тогда уличит их. Мусульмане за воровство рубят руку. Где-то сажают в тюрьму, где-то порют, а где-то, может, говорят «пусть тебе будет стыдно, нехороший человек!».
- Благословенна страна, в которой так.
- Да. Но суть в другом. Когда вор кичится тем, что он вор, когда убийца с гордостью привязывает к седлу головы убитых - мир движется к гибели. Все религии проводят черту между хаосом и порядком. Там ли эта черта или в другом месте - неважно. Как человек искренне движется к свету - рано или поздно он придет. И всё равно, откуда начат путь.
- Но тогда что тебе за разница? Огнепоклонничество или ислам - что с того, если мы придем к одному и тому же?
Рошан засмеялся:
- Ты ведь себя сейчас убеждаешь? Значит, я прав, а ты - нет.
- Нет мощи и величия, кроме как у Аллаха!.. Ты дурак, Фаррох.
- Я честен, а это иное. Вы привыкли считать других дураками… И во что превратился этот мир? Слышишь, Керим: чтобы перенести границу между добром и злом, ее надо сначала стереть. А когда она исчезнет - пусть даже на миг, - вся силы тьмы обрушится на меня. И не знаю, выдержу ли я.
Керим в отчаянии распластался на решетке. Аргументы, приготовленные для самоубийцы, иссякали, словно сухой песок в кулаке. Когда он шел сюда, муэдзин возвестил аль-Магриб. Скоро придет время аль-Иша, а когда настанет ас-Субх - всё закончится.
Утром Фарроха казнят.
Да Иблис с ним, с безумцем! Сам-то он, Керим, если верить Рошану, давно находится во власти злого шайтана Ангро-Манью. Путь царедворца скользок, где-нибудь да оступишься. Там взятку сунешь, тут кляузу настрочишь. Слушок дурной о ком-нибудь пустишь… У евнухов мало радостей в жизни.
Пьянство. Обжорство. Интриги.
Керим ни одной не упустит.
И всё же, всё же… Ну нельзя Фарроху умирать! Аллах ведает, как ему удается, но проклятый гебр видит хорошее в любом мерзавце. Даже таком, как Керим.
И вот - предательство.
Завтра Фарроха поставят на ковер крови. А вместе с ним - всех манбиджцев, не разбирая, кто прав, кто виноват.
- Фаррох, - прошептал казначей. Вспомнил, что узник далеко внизу и, может быть, не услышит, позвал громче: - Фаррох! Послушай, безумец. Мне в прошлом году святой суфий историю рассказал. Ну сказку…
Ни звука не донеслось из тьмы. Евнух торопливо продолжал:
- Однажды одному человеку повстречался ангел. Обычный ангел по имени… по имени… Аллах ведает, как его звали. Пусть будет Габриэль. И вот человек спросил ангела: если Аллах милостив - отчего он допускает зло? Где справедливость? И ответил ангел: «Пойдем со мной. Я покажу тебе справедливость».
Керим надолго замолк, вспоминая, что дальше. Он никогда не интересовался сказками и не понимал, зачем их рассказывают. Ведь проще же объяснить обычными словами. Или же нет?.. Захочешь обмануть, сказки тоже ни к чему. Они слишком простодушны.
Он закрыл глаза. Лицо суфия-рассказчика всплыло перед ним, как наяву. Казалось, его собственный писклявый голос налился силой. В нем зазвучало убеждение.
- И вот отправились они в путь. Один из перходов оказался особенно тяжел. Путники попросились на ночлег в богатый дом, но хозяин прогнал их. И Габриэль перед тем, как уйти, открыл ему клад - огромное золотое блюдо. Вслед за тем они постучались к бедняку. Бедняк приютил их, накормил и роскошно обустроил. А утром Габриэль отнял жизнь у его коровы.
И спросил искатель мудрости: «Отчего ты поступил так? Где справедливость в деяниях твоих?» И Габриэль отвечал: «Добро и зло сокрыты от твоих глаз. Блюдо это погубит богача - придут разбойники и зарежут неправедного. А корова умерла оттого, что пришло время умереть жене бедняка. И я попросил ангела смерти, чтобы тот забрал вместо нее корову».
И возрадовался искатель. И возблагодарил он Аллаха всемогущего…
Молчание гебра начинало раздражать. Керим замолк, поперхнувшись на полуслове.
- Ну… что?.. - наконец спросил он.
- В смысле?
- Это… история. О различении… так сказать…
Рошан вздохнул.
- Скажи, - спросил он, - а что произошло с человеком, который рассказал тебе эту притчу?
- Я щедро наградил его. Накормил, приютил в своем доме.
- Ну хоть чего-то он добился. Керим… никогда не рассказывай историй с чужого голоса. Суфии вплетают в них шум базара, бескрайнюю синь неба и вонь толпы. Что толку повторять басни, когда они мертвы без рассказчика? Смерть богача не связана с блюдом. Богач был просто богат. И нечист душой. Смерть коровы и смерть женщины также не связаны - просто никто не живет вечно. Каким бы ни был бедняк хорошим и богобоязненным, ему не отменить этого закона.
Евнух лежал, вслушиваясь в угасающее эхо слов. Ныли ободранные колени. От тюремной вони мутилось в голове. Всё оказалось бессмысленно… Поборник света останется гнить в яме - ради каких-то своих призрачных идеалов.
А утром его убьют.
Аллах всемогущий! Ну понятно, он, Керим… Человек подлый, своекорыстный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Курды переглянулись. Дело принимало дурной оборот.
- К Зейду, - предложил Майах.
- К Зейду, - согласились его товарищи. - Ты мудр, Балак, мудр, а Зейд мудрее.
К тому времени, как лекарь пришел на выручку дяде и племяннику, те успели немного подраться. Чуть-чуть порвали халаты, малость попортили чалмы. Борода Балака поредела и скосилась в левую сторону, а Тимурташ хлюпал разбитым носом.
- Благословение и мир вам, воины! - объявил Зейд, подходя к шатру. - Верно, вы пригласили меня из-за какого-то важного дела, постигшего ислам. - Оглядев поле битвы, он всплеснул руками в притворном ужасе: - Ай-ай, что я вижу! Львы делят добычу!
В глазах лекаря прыгали веселые искорки.
- Ничего. Я целитель и знаток Корана. Расскажите мне свое затруднение, эмиры, чтобы я мог разрешить его.
Балак гневно выступил вперед:
- Мы оба поклялись разводом, Зейд. Я говорю, что этот тощий паук подарит мне эту наложницу или продаст. Он же талдычит обратное, как будто не создал Аллах хороших и правильных слов!
- И это всё? Видит Знающий, нет дела проще! Пусть Тимурташ продаст тебе половину наложницы. Другую же - знают небеса, это справедливо - пусть подарит.
- Мудрые слова, - с энтузиазмом вскричал Тимурташ, - так и сделаю! Какую половину ты хочешь?
Он выхватил саблю. Балак придержал его руку и шепнул на ухо:
- Тронешь девчонку - сбрею тебе бороду. Понял?
Угроза подействовала. После каких-то получаса криков и ругани, неизменно сопровождающих торг между правоверными, Марьям перешла в собственность Балака. Ноги не держали ее, поэтому эмир приказал Майаху нести девушку на плече.
- Старух сюда! - приказал он. - Пусть позаботятся о новой наложнице. И пусть не жалеют розовой воды, сурьмы и шелков!
- Что я слышу? А срок очищения? - Балак жалобно сморщился:
- Ай, Зейд, и ты о том же… Не видишь, что ли, как я страдаю? Недаром ведь сказал поэт:
Вот Марьям перед тобою, блаженство с ней пребудет да нега.
Жалею об одном лишь: не наша эта Марьям.
- Это не так сложно исправить, о великий! Муж, знающий установления шариата, найдет и как обойти их.
- Я награжу тебя, Зейд. Мудрость твоя подобна шербету жарким днем. Говори же!
Лекарь нахмурился в раздумьях.
Балак с надеждой смотрел на него.
Один Аллах знает пределы страха и отчаяния, что существуют на земле. Ханжа-эмир и пройдоха-лекарь рылись в законах шариата, как модница в сундуке: это пойдет, это пригодится, а это отброшу… Жизнь Марьям не стоила ничего. Женщина в глазах людей меча представала добычей, средством для удовлетворения похоти. Шариат мешал желаниям Балака… что ж, нет препятствий, которые нельзя обойти.
- Надо позвать невольника, - объявил Зейд по недолгом размышлении. - Невольника из тех невольников, что не были освобождены. Пусть он возьмет девушку в жены, не входя к ней, а потом тут же разведется с ней. И ты сможешь познать ее немедленно, без срока очищения.
- Это ты славно придумал! - восхитился Балак. - Так и сделаем. Выдадим ее замуж за…
- …скажем, Хасана.
Балак посмотрел на лекаря восхищенным взглядом:
- Нет человека мудрее тебя, Зейд. Мне бы в жизни не пришло в голову такое. Как думаешь, послать Исе приглашение на свадьбу?
- Отчего нет? Аллах - велик он и светел! - сделал так, что у нас нет недостатка в пленных франках. Пошлем одного из них. Пусть Иса повеселится.
- Да. Пошлем дьявола в желто-зеленом плаще. Пусть Иса видит, кому доверился.
Марьям застонала. «По силе и сбудется, - билось в висках. - Станет Марьям женою Хасана…» Где-то далеко, на манбиджском кладбище хохотала ведьма. Она-то знала, что все желания рано или поздно сбываются.
Надо лишь выждать самый неподходящий для этого момент.
И запросить двойную цену.
ФАРРОХ ВЕДЕТ БОГОСЛОВСКИЙ СПОР, НО В КОНЦЕ ВСЕ РАВНО ПРИХОДИТ К ТОМУ, ЧТО БОЛЬШЕ ВСЕГО НЕНАВИДИТ
Когда поднимается бестолковщина, лучше находиться от нее подальше. Хотя бы даже и в зиндане. Рошан привалился виском к холодному камню. В спокойствии подземелья ему чудилось равнодушное неодобрение.
Манбидж знал сотни узников.
В этой яме умирали неудачливые влюбленные, яростные мстители, искатели правды и завзятые лжецы. Все они маялись перед смертью, пятная тьму страхом и болью. Этот же узник почему-то был спокоен, перед его спокойствием трепетала тьма.
«Над твоей головой три человеческих роста пустоты, решетка и стража, - шептала она. - А выше - камень, камень, камень. Бойся меня, Фаррох! Я - дух тюрем и неволи!»
- Глупый дух, - проворчал гебр, устраиваясь поудобнее. - Нашел кого пугать. Иди лучше с Исой потолкуй. Он ведь тоже пленник.
Тьма разочарованно отступила. Рошан же принялся размышлять. По всему получалось, что сидеть в зиндане ему придется недолго. Слишком быстро развиваются события, слишком многим он нужен. Интересно, кто первый заявится: Керим или стражники Исы?
Или же ассасины?
Мысли Фарроха перескочили на рыцаря в желто-зеленом плаще.
«Прости, дружище, - подумал гебр, обращаясь к неведомому франку. - Очень не вовремя ты появился. Но что же всё-таки значили твои слова о свадьбе? Что за шутовство придумал Балак?»
Думай! Думай!
Где-то капала вода. Шуршали крысы, молясь своим помойным богам, прося у них благ сытных и приятных: гнили, плесени да разрушения. Временами Рошану казалось, что он близок к разгадке, вот-вот ухватит суть. Но аша-правда не давалась. Ускользала насмешливо, подмигивала: нет, не то, холодно.
- Рошан!
Где-то наверху зашуршали шаги. Посыпались вниз мелкие камешки. Гебр поднял голову.
- Рошан! Это я, Керим. Ради Аллаха, слышишь ли ты меня?
Свет факела резанул по глазам; узник прикрыл лицо. Стукнула решетка.
- Убери свет, Керим, - поморщился гебр. - Тут темно, прохладно. Я уж спать собирался. Что привело тебя в этот поздний час?
- Не время спать, Рошан. Иса совсем плох. Клянусь тем, кто знает причины, мы нуждаемся в тебе!
Фаррох уселся поудобнее. Вот и случилось то, о чем он думал. Дальнейшее он представлял себе довольно хорошо. Всё в мире вплетено в миждем, или, как говорят индусы, в узор кармы. За причиной идет следствие. Одни наши поступки влекут за собой другие. Главное - не терять связь с ашей-законом. Тогда предсказать поступки казначея будет несложно.
- Говори.
- Рошан, город спасать надо! Нынче такое время, что крысам лучше заодно с котами. Мы уже решили: Сабих поднимет воинов, ты станешь во главе.
- Ну?! Решили, значит. Остался пустяк. Да?
- Да, - евнух сглотнул слюну. - Ты гебр, неверный. Огню поклоняешься. - Лицо Керима пряталось во тьме, но Рошан знал, что тот настороженно огядывается по сторонам. - Прими Аллаха, Рошан! Как человека прошу!
Гебр молчал.
- Помнишь, ты рассказывал о своем боге? Ормузде? Ты говорил, будто он хотел создать нас чистыми и непорочными. И ведь я поверил. Так приятно сознавать, что мы беленькие! Что чистота в нас изначальна, лишь прячется под слоем грязи. Что я хоть и евнух, но созидателен по сути… Да, без мужских причиндалов. Ваш Иблис - Ангро-Манью отравил людей, землю и небо. Не ты ли рассказывал, что наше назначение - сражаться с ним?
Рошан вздохнул. Богословского спора ему тут не хватает. И отчего люди так любят всё переворачивать с ног на голову?
- Ты хорошо говоришь, Керим… - устало ответил он. - Но ты путаешь яичницу с божьим даром. При чем тут моя вера?
Керим сплюнул с досады:
- Ни при чем, ни при чем. Но ты - лжец! А я-то думал… - Плевок скользнул по решетке и шлепнулся в гнилую солому. - Город наполнен людьми, Рошан. Там дети, старики, женщины. Не пощадят никого! Хасан просил помощи франков - ты думаешь, Балак простит это? Аллах великий, да открой же безумцу глаза его! Тысячи жизней - вот цена твоего добра, Рошан!
Этого Фаррох не вынес:
- Да что ты знаешь о добре и зле, глупец? От того, что я приму ислам, или повешусь, или спляшу вприсядку, злая суть Балака не изменится. Он как хотел вас вырезать, так и будет хотеть. Выслушай меня, Керим. Выслушай, а потом решай сам.
- Говори.
Гебр откашлялся. Когда он последний раз пил? Утром, не позже.
- Керим, знать добро - прекрасно, но знать только его - это ловушка. Люди тьмы страстно мечтают о том, чтобы исчезла граница между запретным и дозволенным. Ведь кто тогда уличит их. Мусульмане за воровство рубят руку. Где-то сажают в тюрьму, где-то порют, а где-то, может, говорят «пусть тебе будет стыдно, нехороший человек!».
- Благословенна страна, в которой так.
- Да. Но суть в другом. Когда вор кичится тем, что он вор, когда убийца с гордостью привязывает к седлу головы убитых - мир движется к гибели. Все религии проводят черту между хаосом и порядком. Там ли эта черта или в другом месте - неважно. Как человек искренне движется к свету - рано или поздно он придет. И всё равно, откуда начат путь.
- Но тогда что тебе за разница? Огнепоклонничество или ислам - что с того, если мы придем к одному и тому же?
Рошан засмеялся:
- Ты ведь себя сейчас убеждаешь? Значит, я прав, а ты - нет.
- Нет мощи и величия, кроме как у Аллаха!.. Ты дурак, Фаррох.
- Я честен, а это иное. Вы привыкли считать других дураками… И во что превратился этот мир? Слышишь, Керим: чтобы перенести границу между добром и злом, ее надо сначала стереть. А когда она исчезнет - пусть даже на миг, - вся силы тьмы обрушится на меня. И не знаю, выдержу ли я.
Керим в отчаянии распластался на решетке. Аргументы, приготовленные для самоубийцы, иссякали, словно сухой песок в кулаке. Когда он шел сюда, муэдзин возвестил аль-Магриб. Скоро придет время аль-Иша, а когда настанет ас-Субх - всё закончится.
Утром Фарроха казнят.
Да Иблис с ним, с безумцем! Сам-то он, Керим, если верить Рошану, давно находится во власти злого шайтана Ангро-Манью. Путь царедворца скользок, где-нибудь да оступишься. Там взятку сунешь, тут кляузу настрочишь. Слушок дурной о ком-нибудь пустишь… У евнухов мало радостей в жизни.
Пьянство. Обжорство. Интриги.
Керим ни одной не упустит.
И всё же, всё же… Ну нельзя Фарроху умирать! Аллах ведает, как ему удается, но проклятый гебр видит хорошее в любом мерзавце. Даже таком, как Керим.
И вот - предательство.
Завтра Фарроха поставят на ковер крови. А вместе с ним - всех манбиджцев, не разбирая, кто прав, кто виноват.
- Фаррох, - прошептал казначей. Вспомнил, что узник далеко внизу и, может быть, не услышит, позвал громче: - Фаррох! Послушай, безумец. Мне в прошлом году святой суфий историю рассказал. Ну сказку…
Ни звука не донеслось из тьмы. Евнух торопливо продолжал:
- Однажды одному человеку повстречался ангел. Обычный ангел по имени… по имени… Аллах ведает, как его звали. Пусть будет Габриэль. И вот человек спросил ангела: если Аллах милостив - отчего он допускает зло? Где справедливость? И ответил ангел: «Пойдем со мной. Я покажу тебе справедливость».
Керим надолго замолк, вспоминая, что дальше. Он никогда не интересовался сказками и не понимал, зачем их рассказывают. Ведь проще же объяснить обычными словами. Или же нет?.. Захочешь обмануть, сказки тоже ни к чему. Они слишком простодушны.
Он закрыл глаза. Лицо суфия-рассказчика всплыло перед ним, как наяву. Казалось, его собственный писклявый голос налился силой. В нем зазвучало убеждение.
- И вот отправились они в путь. Один из перходов оказался особенно тяжел. Путники попросились на ночлег в богатый дом, но хозяин прогнал их. И Габриэль перед тем, как уйти, открыл ему клад - огромное золотое блюдо. Вслед за тем они постучались к бедняку. Бедняк приютил их, накормил и роскошно обустроил. А утром Габриэль отнял жизнь у его коровы.
И спросил искатель мудрости: «Отчего ты поступил так? Где справедливость в деяниях твоих?» И Габриэль отвечал: «Добро и зло сокрыты от твоих глаз. Блюдо это погубит богача - придут разбойники и зарежут неправедного. А корова умерла оттого, что пришло время умереть жене бедняка. И я попросил ангела смерти, чтобы тот забрал вместо нее корову».
И возрадовался искатель. И возблагодарил он Аллаха всемогущего…
Молчание гебра начинало раздражать. Керим замолк, поперхнувшись на полуслове.
- Ну… что?.. - наконец спросил он.
- В смысле?
- Это… история. О различении… так сказать…
Рошан вздохнул.
- Скажи, - спросил он, - а что произошло с человеком, который рассказал тебе эту притчу?
- Я щедро наградил его. Накормил, приютил в своем доме.
- Ну хоть чего-то он добился. Керим… никогда не рассказывай историй с чужого голоса. Суфии вплетают в них шум базара, бескрайнюю синь неба и вонь толпы. Что толку повторять басни, когда они мертвы без рассказчика? Смерть богача не связана с блюдом. Богач был просто богат. И нечист душой. Смерть коровы и смерть женщины также не связаны - просто никто не живет вечно. Каким бы ни был бедняк хорошим и богобоязненным, ему не отменить этого закона.
Евнух лежал, вслушиваясь в угасающее эхо слов. Ныли ободранные колени. От тюремной вони мутилось в голове. Всё оказалось бессмысленно… Поборник света останется гнить в яме - ради каких-то своих призрачных идеалов.
А утром его убьют.
Аллах всемогущий! Ну понятно, он, Керим… Человек подлый, своекорыстный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45