- То есть ты предаешь веру ради выгоды?
- Хм… Истинная моя религия остается неизменной. Деньги! Государь, вы мне заплатите?
- За союз с проклятыми ассасинами! О Иисус!
- Чем же мы вам так не нравимся, государь? Вы, христиане, все тайные ассасины.
- Клянусь копьем Господним, твоя болтовня кого угодно сведет в могилу. Как такое может быть?
- Я расскажу вам, государь, но чуть позже. Лучше подумайте о другом. Триполитанское графство окружают города, где голос батин звучит особенно громко. - Габриэль принялся загибать пальцы: - Тут и Джебель, и Масьяф, и Шейзар… Однако же Понс Триполитанский прекрасно с ними сосуществует.
- Хм…
- Я размышляю вслух, государь. Плохая привычка, понимаю… В Антиохии батинитов немного. Зато в Эдессе полно. Мы всё время рядом с вами. Но сильно ли помешало франкам это соседство?
Габриэль сделал паузу, давая королю подумать над своими словами. Балдуин молчал.
- Ну хорошо, - вздохнул ассасин. - Давайте с другой стороны. Возьмем Балака: мерзавец, каких свет не видывал. Выгнал наших проповедников из Халеба, держит вас в тюрьме… У нас с вами, государь, Всевышний разный, но справедливость везде одинаковая. - И добавил некстати: - Только ей помогать иногда требуется.
После этих слов король призадумался.
Батиниты давно перестали быть просто сектой. Религиозный призыв батинитов звучал чуть ли не во всех городах Востока, власть ас-Саббаха простиралась от Каспийского моря до Средиземного. Убеждение и предательство действовали куда успешней меча и осадных машин.
Мусульмане ненавидели батинитов. За то, что их истина легко находила последователей. За то, что батиниты практически не знали междоусобиц. Балак преследовал исмаилитов не от избытка силы - от страха. И вот сейчас Габриэль предлагал христианскому королю неслыханное дело - союз с еретиками-убийцами.
- Что ты там болтал о сходстве наших вероучении?
- О, сущие пустяки. Так, нелепица. Батиниты учат, что между богом и человеком должен стоять посредник. Непогрешимый, знающий, авторитетный. Единственный. К нему люди станут обращатья за советом и утешением. Вы же не думаете, что гончар или молочница способны сами понять постулаты веры? Вот и мы не думаем. Мы называем такого посредника имамом. Вы же - папой римским. История повсюду повторяется… но по-разному. Ваши батиниты победили, а наши прячутся среди гор. Ваш имам - папа Урбан II объявил газават, и тысячи людей отправились в бой. Наш Гасан ас-Саббах приказал сражаться во имя веры - и полилась кровь. В чем разница?
- Грязный еретик! - страшно закричал король. - Да как смел ты сравнить наместника бога на земле и… - Он осекся.
- Ваше Величество! Будет еще время решить, чей наместник ближе к небу. Вы же знаете, насколько мы гибки в вопросах веры. Пока что наш путь един. А вы сидите в тюрьме бездействуя.
- Но вы убиваете властителей.
- Та же война, государь! Честнее убить одного правителя, чем тысячи и тысячи ни в чем не виновных людей.
- Благородного рыцаря или толпу грязных простолюдинов? Сравнил! А трупы в погребах домов? Отвратительные старухи на улицах, заманивающие прохожих в ловушки? О, я наслышан о мерзостях, которые вы творите!
- А взятие Иерусалима? - в тон отвечал Габриэль. - Сколько горожан выжило после того, как крестоносцы обрушили стены?
…Солнце закатилось. Торг продолжался - не на жизнь, а на смерть. Голова Балака против убеждений короля. Наконец Балдуин сдался:
- Хорошо, хорошо. Мы заключим союз. Условия я тебе только что объявил. Батиниты согласятся с ними?
- Согласятся ли? Вы - дальновидный политик, Ваше Величество. - Габриэль поднял глаза к потолку и улыбнулся: - Подумайте сами. Если отбросить словесную шелуху, вы предлагаете убить Балака в обмен на одно лишь обещание сотрудничества.
- Вы хотите гарантий?
- Да, государь. Два условия. Они не сильно обременят вас.
- Говори.
Габриэль пожевал губами. Настал миг, ради которого затевалась сделка с королем.
- Вы знаете, что Балак выгнал батинитов из Халеба. В городе нас осталось ничтожно мало. Да и те, кто остался, трепещут, ожидая, что их выследят и убьют. Нам нужен город, где жить.
- В Иерусалим я вас не пущу.
- Не надо в Иерусалим, государь! Нам нужен портовый город. Скажем… Тир.
Король усмехнулся:
- Габриэль, ты что-то путаешь. Тир пока не принадлежит христианам. И я молю Господа, чтобы он предал врагов в наши руки.
- Это станет частью сделки, государь. Мы поможем крестоносцам взять Тир. Взамен же вы позволите батинитам жить в нем. На власть мы не претендуем. Наши люди станут платить налоги. Подумайте, Ваше Величество. Мусульмане, так или иначе, останутся в Тире. На вторую такую резню, как в Иерусалиме, вы не решитесь, а обратить всех в свою веру у вас не хватит сил. Мы - меньшее из зол.
- Какое же будет второе условие?
- Вы объявите вне закона одного человека. Его имя - Рошан Фаррох.
- Защитник Городов? Огнепоклонник?
- Да. У нас с ним давние счеты.
Балдуин задумался. Рошан Фаррох для него ничего не значил. Бродяга, да еще и язычник… А вот когда погибнет Балак, это сильно поменяет дело. Место Балака займет его племянник Тимурташ, человек слабый и безвольный. С ним легко договориться о выкупе, да и на поле боя он вполовину не так страшен, как дядя.
- Хорошо, Габриэль. Я согласен. Голова Рошана Фарроха за голову Балака и помощь во взятии Тира в обмен на право жить в нем. Приемлемые условия.
- И - союз франков и ассасинов, - напомнил Габриэль. - Это основное.
- Да.
- Возблагодарим же Аллаха, пусть и называем его по-разному. А теперь, государь, я должен открыть одну тайну. Дело в том, что я послан убить вас.
- Вот так новость!
- Увы. Господин мой, Гасан ас-Саббах мыслит иначе, чем я. Убийства для него дозволены и необходимы, я же стремлюсь к возвышению своего народа. Он ненавидит вас, король Балдуин. Если я не помешаю, он пошлет второго убийцу.
- Отчего ты умолчал об этом, Габриэль?
- Я не хотел смущать ум государя. Мне хотелось добровольного союза, без принуждения.
- Похвально… - Балдуин нахмурился: - Сколько осталось времени?
- Я обещал вернуться через две недели. Гасан подозрителен. Если от меня не будет вестей, он отправит нового посланника. И вряд ли король доживет до конца прекрасного месяца раби-аль-аваля.
- А если союз?
- Да будет государю известно, что Старец Горы болен. После его смерти к власти придет Кийа Бузург Умид, а он мне послушен. Все ассасины согласятся с тем, что лучше иметь франков в союзниках, чем во врагах.
- Что ж… Твои доводы разумны. Мне не остается ничего иного, как согласиться с ними.
- Рад этому, государь. Остались пустяки: заключить формальный договор. К сожалению, государь, я лишь посланник. Пока жив Гасан, мое слово в ассасинских кругах значит мало. Договариваться придется за стенами Халеба. Кому из своих людей вы доверите дела?
Король призадумался. Выбирать было особенно не из кого. Евстахий Гранье или Гильом де Бюр. Но Гранье слишком честен.
Остается де Бюр.
Морщины на лбу Балдуина разгладились.
- Хорошо. Найдется ли на чем писать?
Нашлось. Король заскрипел каламом, покрывая пергамент вязью строчек. Писать пришлось по-арабски, чтобы вызвать как можно меньше подозрений, если Габриэля поймают.
- Держи. Передашь в Иерусалиме Гильому де Бюру.
- Он и станет доверенным лицом?
- Да. Ты говорил, что в Антиохии есть ассасины. Думаю, вам не составит труда встретиться с коннетаблем по адресу, который я укажу.
Он объяснил гостю, куда отправляться. Габриэль поклонился и отступил в тень. Через мгновение он исчез.
Король принюхался. Пахло как обычно - сыростью. Быть может, Сатане удалось создать новый вид бесов? Тех, что не оставляют после себя запаха серы?
ЗНАМЕНИТЫЙ ДЕДУШКА ГАБРИЭЛЬ
Стражника у входа Габриэль зарезал. Просто так, чтобы попрактиковаться. Интуиция подсказывала, что, если дела пойдут так и дальше, ему придется забросить любимое дело - люди, заключающие союзы с королями, рук в крови не марают. Разве что для развлечения.
А Габриэль убивать любил, к каждому убийству подходил как к произведению искусства. Труп стражника пришлось отнести в зверинец и засунуть в клетку со львом. Так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений: бедняга залез к царю зверей, чтобы украсть его подстилку. А в клетке поскользнулся и дважды упал на собственный кинжал.
В голове Габриэля роились бесчисленные планы. Старец Горы, начальник стражи Аламута, король Иерусалима - все они виделись ему фигурами в великой игре. Надо было спросить, играет ли Балдуин в шахматы… Возможно, король смог бы оценить аналогию.
Перед тем как выйти на улицу, ассасин прилепил бороду и вновь превратился в дедушку Джебраила. Безобидного старикашку, который даже котенка не пнет.
Обратный путь прошел спокойно. Дома его ждали. Мальчишка еще не спал; Юсуфу и Фатиме так и не удалось уложить постреленка в постель. Когда Габриэль постучал в калитку, послышался восторженный вопль:
- Деда! Деда любимый велнулся! Покатай, деда! - Впервые в жизни Габриэля захватили врасплох.
Видит Аллах, он отбивался изо всех сил, но нет силы превыше любви.
- Хорошо, хорошо, - поднял руки Габриэль. - Сдаюсь. Будет тебе злая ассасинская лошадка. Залезай на шею.
- Лошадка! Боевая Аш-Шабака!
И ассасин побежал по дорожке, угрожающе раскачиваясь и кашляя. На пороге мальчишку забрала Фатима, так что тайная мечта Габриэля - стукнуть ребенка головой о притолоку - не сбылась.
Супруги поклонились ему с почтением:
- Джебраил-ага, мы так ждали вас! Аллах - велик он и славен - послал нам немного еды. Вы не голодны?
Вопрос зряшный и несвоевременный. Ассасин был голоден постоянно, один Аллах знает, куда всё этодевалось. Сколько бы ни съедал Габриэль, он всегда оставался таким же тощим.
- Несите. Всё несите! Разве не заповедовал Аллах заботиться о старших, нищих и голодных?
- Вы столько делаете для нас, Джебраил-ага. Вы так щедры.
Фатима кланялась, словно сосна на ветру. Габриэль подтянул поближе блюдо с пирожками. Запах дразнил ноздри. Наметанный нюх говорил, что пирожки полны восхитительного мясного сока и что их корочка хрустит. Уж в чем, в чем, а в еде ассасин понимал толк.
- Каждый день мы спрашиваем Великого, чем отблагодарить вас, - завел свою обычную песню Юсуф. - И Аллах…
- …отозвался наконец, - докончил Габриэль, вытирая жирные губы. - Знай же, Юсуф, что дни мои в Халебе окончены. Важное дело постигло мудрость батин. Потребуется ваша помощь.
- Всё, что угодно, господин!
- Хорошо. - Ассасин вновь вернулся к еде. Ему требовалась пауза, чтобы помучить Фатиму и Юсуфа неизвестностью. Когда блюдо с пирожками показало дно, он продолжил: - Ты, Юсуф, отправишься в Иерусалим…
- Куда угодно!
- Не перебивай. Там, в гнусном городе франков отыщешь королевский дворец. Тебе предстоит проникнуть внутрь и передать это письмо франку по имени Гильом де Бюр. Он большой человек у франков, могучий эмир. Так что не думай, будто задание будет легким.
- Я всё выполню, Джебраил. Если потребуется, зарежу всех, кроме эмира Дубура, и отдам ему письмо.
- Хорошо. Знай, что коннетабль (а так зовут нашего врага) влюблен в королеву. Пусть это поможет тебе найти де Бюра. Но помни: я доверил тебе великую франкскую тайну. Никому не дозволено знать ее.
- Мои уста скрепляет печать молчания. Слушаю и повинуюсь.
Габриэль повернулся к Фатиме:
- Ты же поедешь в Антиохию. Я дам тебе деньги, много денег. Поселишься с сыном недалеко от дома, который укажу. Станешь следить. Кто ни появится у дома, всех привечай, никому не отказывай. Обо всех сообщишь одному человеку. Поняла меня?
- Да, господин, - тихо произнесла женщина.
- Вот и прекрасно. А теперь добудьте мне вина. Жажда мучает меня, и, клянусь разводом с женами (которых у меня нет), я не намерен ее терпеть.
Вина пришлось поискать. Не то чтобы в Халебе его совсем не водилось, но ночью… Юсуф убежал куда-то добывать запретный напиток, а Габриэль с наслаждением вытянулся на кровати.
- Господин, - несмело произнесла Фатима из-за перегородки. - Дозволено ли будет спросить?
- Спрашивай, женщина.
- Ты разлучаешь меня с мужем…
- Моим голосом говорит имам. Или ты станешь противоречить мудрому старцу?
- О нет, господин. Но… я хотела спросить: что будет с домом? Садом? Хозяйством?
- О доме не беспокойся. Ты еще вернешься сюда. Если у тебя есть друзья, способные присмотреть заимуществом, предупреди их. Но помни: разлука с этим городом не продлится долго.
Фатима хотела еще что-то спросить, но Габриэль чувствовал себя слишком усталым.
- Покинь меня, женщина. Занимайся своими делами, ибо видит Аллах - у доброй жены никогда не бывает мало дел.
На это Фатима не посмела возражать. Когда она ушла, ассасин вытянулся на кровати в блаженном одиночестве. Наконец-то отдых!
Радовался он недолго.
- Это мой деда, - сам с собой рассуждал Гасан. - А Макалим говолит - ее деда лучше. Мой деда залежет их, плавда?
Через некоторое время опять:
- Мой деда - самый лучший. Лучше халвы? Лучше Аллаха? Гасан говолит…
- Эй, щенок! Что ты там бормочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45