Чутье подсказывало, что отправить письмо к франкскому графу и спасти девушку - деяния равнозначные и в чем-то даже связанные. Понять этой связи он не мог, да этого и не требовалось. Аша редко объясняла свои послания.
Марьям недалеко уйдет от Манбиджа. Но это - начало истории. И, похоже, ей предстоит спасти город.
МЕЛИСАНДА ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ
Мелисанда решила плыть в Антиохию морем. Путь из Хайфы в гавань Святого Симеона занимает примерно неделю. Он почти безопасен. Крестоносцы держат в своих руках почти всё побережье; незанятым остается один лишь Тир.
Вместе с Мелисандой в путь отправились восемь рыцарей: весь орден Храма до последнего. Люди, чьи деяния через сотни лет окажутся перевраны досужими умами профанов и мракобесов. Мечтатели, воины, философы… Все они собрались на борту «Тайной вечери», чтобы охранять Мелисанду.
Сатэ, конечно же, упала бы в обморок. Это так неприлично! Благородная дама в окружении мужчин. А если вдуматься, что здесь особенного? Устав не позволяет храмовникам никаких вольностей. Сплошная галантность и куртуазия.
Как в поэмах.
Первые три дня.
А потом начинается проза жизни. Благородные воители устают от притворства и живут как обычно. Ну разве что с маленькой поправкой на то, что среди них принцесса.
К чести Мелисанды, она держала своих спутников в ежовых рукавицах. Когда не в меру ретивый Жоффруа пытался ее притиснуть в углу, нахала купали в бочке чуть ли не всем орденом. Знай наших! Потом он приходил извиняться - жалкий, мокрый. Мелисанда его простила, но зрелище было то еще.
Нет, всё-таки правильно сир де Пейн ввел в устав ордена целибат. Это дисциплинирует. Хотя вот подумаешь, как они без дам, одни-одинешеньки, всю жизнь, - слезы сами из глаз капают. Особенно магистра жалко. У него в прошлом какая-то тайна. А может, и нет - храмовники ужасно любят врать. Неужели кто-то из женщин покупается на эту глупую трескотню?
Мелисанда стояла на корме «Вечери», наблюдая за игрой чаек у горизонта. Ветерок трепал широкие рукава блио, нежно касался щеки, ерошил волосы.
У флорентийца славный кот,
- неслось над палубой.
Гроза мышей, король сметаны.
Храмовником зовется тот,
Кто служит Богу неустанно.
Недостаток музыкального слуха Гундомар восполнял старанием.
- Я - будущая королева, - задумчиво произнесла девушка. - А мне хочется остаться ребенком.
- Что вы сказали, Ваше Высочество?
- Нет, ничего, мессир.
Принцессу опекали сразу двое: Годфруа и магистр Гуго. Во дворце Мелисанда наплевательски относилась к тому, что о ней подумают. Красивее Алиски ей всё равно не стать. А побегай по кустам да камням в одном блио - что от него останется?
«Тайная вечеря» здорово всё изменила. Мелисанда начала следить за своим гардеробом. Подерживая образ Прекрасной Дамы, даже стала носить перчатки и вуаль. По такой-то жаре! Но рыцари есть рыцари. Ничто так не действует на их воображение, как превращение девчонки-оборвашки в принцессу.
Хорошо хоть платок носить не надо. Она вспомнила дворцовые приемы, Морафию, разодетую пышно и тяжело, и содрогнулась. Вовремя же она дала деру из Иерусалима! Там стало пыльно и безумно. Когда она будет королевой, это всё изменится.
Храмовники тем временем вели разговор о делах орденских:
- …а еще, Ваше Высочество, хорошо бывает собрать несметные сокровища. И спрятать в подвале
- Как? Совсем?!
- Да. Чтоб не знала ни одна живая душа.
- Но зачем же, Годфруа?
- А вы не догадываетесь?
Храмовник скорчил загадочное лицо. Мимика у него менялась быстро, и Мелисанда не успевала поймать все выражения.
- О-о сударыня! В этом-то вся тонкость. Пойдут слухи, пересуды. «Храмовники богаты!» - закричат досужие болтуны. Ханжи и фанатики поддержат их: «Храмовники что-то скрывают!» А это самое ценное в нашем деле. Известность и престиж.
- А еще можно придумать тайную резиденцию. - Магистр сплюнул в темно-зеленую воду, и его плевок утянуло в пенный бурун, уходящий из-под киля. - Назвать многозначительно и загадочно. Монсальват, например.
- И хранить сокровища там.
- И чтобы никто не знал, где этот замок находится.
- …а глупцы и безумцы чтоб исследовали наши потайные послания…
- …приписывали нам тайные языки и обряды.
- …искали бы глубинные толкования в наших расходных книгах…
К людям идеи Мелисанда относилась со священным трепетом, а еще она любила устремленность и мастерство. Чтобы - раз! - и сквозь все препятствия. Мечи наголо - и у флорентийца славный кот!
Гуго и Годфруа бредили орденом. Орден заменял им сон и еду, женщин и золото. Любой разговор они сводили на Храм и орден, нимало не смущаясь тем, что тема эта порой вызывает у собеседника бессильную ярость.
У кого угодно, но не у принцессы.
О Храме она могла слушать часами. Увлеченность крестоносцев передалась ей. Девушка с серьезным видом рассуждала о целибате, обетах и ограничениях; именно она подсказала Гуго де Пейну некоторые пункты устава.
Беда заключалась в том, что орден Храма пропадал в безвестности. За шесть лет, прошедших со дня его основания, число братьев почти не изменилось. Временами их число возрастало до нескольких десятков и даже сотен, но проходило время, и всё возвращалось на круги своя. Рыцарей переманивали орден госпитальеров и новомодный орден Карающей Длани в Антиохии. Храмовники денно и нощно ломали голову, придумывая, как бы заявить о себе.
- А еще можно пустить слух, - предложила Мелисанда, - что вы причастились какой-нибудь восточной мудрости.
- Прича… А какой именно, дитя мое?
- Ну не знаю… - пожала она плечами. - Магометанской какой-нибудь. Или иудейской.
Незаметно появился толстенький брат Роланд с бутылью и тремя глиняными кубками. Униженно блестя тонзурой, он откупорил вино. Принцессе брат Роланд не нравился: слишком много думал об умерщвлении плоти. Так много, что плоть начала мстить. У Роланда выросло объемистое брюшко, но от греховных мыслей о женщинах он избавлялся, только когда спал, потому что их заменяли греховные сны.
Принцесса старалась держаться от фанатика подальше. Он - тоже. Не удивительно ли, что они постоянно натыкались друг на друга?
- Это скользкий путь, Ваше Высочество, - де Пейн протянул кубок, и темно-бордовая струя вскипела пузырьками пены. - Он граничит с ересью.
- А мне эта идея по вкусу, - заметил Годфруа. - Я мудр, и пусть все об этом знают. - Он тоже протянул кубок, но магистр отстранил его руку:
- Брат мой! Соломон сказал: «Вино развращает мудрых». Тебе пить нельзя.
Он чокнулся с Мелисандой, и вино плеснуло через край кубка.
- Ваше здоровье, сударыня!
- За процветание ордена!
Они выплеснули несколько капель в море и выпили. Годфруа смотрел голодными глазами:
- Воистину «Болтаю, как дурак, а потом хожу трезвым».
Мелисанда рассмеялась. Годфруа повертел в пальцах пустую посудину и заявил:
- Мессир! А я ведь знаю, как возвеличить орден.
- Опять чушь какая-нибудь? - с подозрением спросил Гуго. - Все знают, ты на любое мошенство готов, лишь бы выпить.
- Да нет, мессир. Воистину беспроигрышная игра. Но я не смогу объяснить свою мысль на примере пустого сосуда.
- Пройдоха! Роланд, налей ему. - Вино забулькало, наполняя кубок. - И смотри, каналья, если ты глупость придумал, мы тебя искупаем, как Жоффруа.
- И умоляю, мессир! Нечего меня равнять с этим олухом. - Он сделал глоток и вытянул руку, наблюдая, как солнечные блики играют на темной поверхности вина. - Нет, сударь. Нам нужна святыня. Библейская реликвия, вроде Антиохийского камня или Гроба Господня.
- Реликвия? - Магистр стянул с плеч белый шиш и поддернул прилипшую к телу полотняную рубашку. - А где ты ее возьмешь? Да и какую именно?
- Какую? Да хотя бы чашу. Чашу, в которую Мария Магдалина собрала кровь Христа. Едва она попадет к нам в руки… О-о-о!
- Прекрасно! - принцесса захлопала в ладоши - Здорово! И вы будете ее искать, эту чашу?
- Осмелюсь доложить, братья… - Роланд густо покраснел, - это не очень хорошо. Даже греховно как-то.
Смех принцессы оборвался.
- Отчего же нехорошо? Чаша нехорошо?.. Почему?
- Дело в том, сударыня, что я несколько лет отдал схоластическим наукам.
- И? - магистр грозно нахмурил брови.
- Эх, мессир! Не при дамах будь сказано - они там символы толкуют. Увидят одно - придумают. И всё охально, конфузно так. Герменевтика одним словом. Не при дамах…
- Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
Толстый храмовник вконец смутился. Он мелкими шажками просеменил к Годфруа, и что-то зашептал ему на ухо. С каждым словом на лице де Сент-Омера проступало изумление.
- Да иди ты! - наконец воскликнул он. - Святая пятница, вот старые перечницы… Нет, ну вы подумайте! Воистину хорошее дело схоластикой не назовут.
Гуго напрягся:
- Что там, Годфруа? Не томи.
- Воистину, мессир, язык не поворачивается повторить. Сравнить копье Лонгиново с детородным членом, а чашу Христову… помилуйте! с женским лоном! Это только брат Роланд придумать мог.
Мелисанда возмущенно зашипела:
- Да что вы говорите такое! Сударь!
Звук пощечины - и на скуле крестоносца проступила алая пятерня.
- Вон! И ты, Роланд, тоже! Убирайтесь немедленно!
- Сударыня, - залебезил тот. - Молю, не лишайте счастья…
- Немедленно!
Годфруа унижаться не стал. Он поклонился и ушел с издевательской улыбкой на устах. Гуго задумчиво смотрел вслед:
- Может, ну его, этот целибат? А то ударятся в эту… схоластику. Позора не оберешься.
Когда крестоносцы убрались, он вздохнул:
- Прошу простить их, сударыня. Сами понимаете: солдафоны. Молодежь. На язык несдержанны, о женском лоне лишь думают… Умоляю, не судите строго.
- Да бог с ним, с лоном, - отмахнулась Мелисанда. - Я же не первый день живу. У матушки моей, де Пейн, наоборот: на словах всё чинно-прилично. А как сумерки - глядишь, в каждом углу по парочке.
- Однако, сударыня! Я был при дворе, но, уверяю вас, ни разу…
- Мессир, - перебила принцесса. - Я отослала этих шутов, чтобы серьезно поговорить. Комплименты комплиментами, всё это очень приятно, но я не сама еду в Антиохию. Мне предстоит не увеселительная прогулка, а дело. Опасное и жестокое.
- Не продолжайте. Я кое о чем догадываюсь. Евстахий - молчун; он так и не сказал, что ждет вас в Антиохииии. Мы договорились, что я довезу вас туда в целости и сохранности. И всё.
- Да. Он побоялся открыть правду. И я, мессир, тоже боюсь. Люди, с которыми мне предстоит встречаться, опасны и жестоки. Вы что-то говорили о магометанской мудрости, о тайном замке и спрятанных сокровищах? Всё это пустяки. Если вас заподозрят в связях с этими людьми, орден проклянут. Честные христиане отвернутся от вас.
- Бог мой! Так вы говорите…
- Об ассасинах. Сир де Пейн, я не могу принуждать вас к выбору. Еще не поздно отступить. Вы скажете: «Нет, сударыня, за моей спиной орден, которым я не вправе рисковать», - и я пойму вас. Ведь ваше предназначение свято. Вы охраняете паломников, направляющихся к Богу. А там, впереди - другое. Там ад. И сражаться придется, и вообще… Понимаете? Я… я не вправе…
- Сударыня, - перебил де Пейн. - Вы только что сказали прекрасные слова. Мы защищаем людей идущих к Богу. Но разве менее нуждается в защите тот, кому предстоит встреча с дьяволом?
Рыцарь опустился на одно колено и склонил голову:
- Примите мое бескорыстное служение, Ваше Высочество. Клянусь, я отправлюсь и в ад, и в рай чтобы оберегать вас от опасностей.
По щекам Мелисанды текли слезы.
- Встаньте, сударь! - Она схватила крестоносца за руку. - Я… я… спасибо вам большое!.. Я принимаю ваше служение, мессир.
Тяжело это - быть взрослой.
ЖОСЛЕН НА МАРШЕ, ИЛИ КАК РЫЦАРЬ ДЕРЖАЛ СТРОЙ
Манбидж можно было узнать издали - по аромату цветущих яблонь и вони костров. Разведчики докладывали, что город под осадой и что осаждают его просто смехотворные войска: человек триста степняков. Без машин и пехоты, одни только конные стрелки. Конечно же, с такими силами Тимурташ мог торчать под стенами хоть до второго пришествия. Колодцев в Манбидже хватало, да и запасами пищи город обделен не был.
Графа Жослена это всё изумляло до крайности. Он-то считал, что встретит по меньшей мере Балака с тремя тысячами озверелых курдов. А тут такой подарок судьбы!
Для пессимистических мыслей были все основания. С самого начала похода крестоносцев преследовал дурной рок. На недельный путь они потратили чуть ли не месяц, потом Жослену пришлось разбираться с мятежом в Самосате, а это крюк немаленький. Кроме того, он искал союза с Аланом де Мешиком, рыцарем-разбойником. Искал, искал, да не вышло. Видимо, когда вспыхнула походная церковь, Господь отвернулся от крестоносцев.
Манбидж придется отвоевывать самим. Но это неважно, ведь триста степняков - не три тысячи.
- Эй, Анри, - позвал Жослен оруженосца. - Сгоняй еще раз за Селью. Скажи, оченна графу загорелось его повидать. Просто до невозможности. Да и совет ждет. Бароны там всякие, рыцари… Ему, конечно, наплевать, да всё же пусть заглянет к нам.
- Слушаюсь, мой господин! - Носач, до того уныло вычесывавший своего мула, воодушевился. Степь, раскинувшаяся от горизонта до горизонта, нагоняла тоску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45