Как и Мелисанда, он всегда добивался своего. Трудности не страшили храмовника. Ведь всем известно: чем невероятней дело, тем больше слава.
Гранье был уверен в одном. Сир де Пейн - единственный, кто способен с восемью рыцарями пробиться в Халеб и спасти короля.
НАКЛАДНОЙ ВНУК ГАБРИЭЛЯ
- Деда, деда! Ну, деда же! Вставай!
Габриэль вздохнул и перевернулся на другой бок. Грязное одеяло елозило по неструганым доскам. Горбыль прокатывался по ребрам, и тонкий тюфяк не мог от этого защитить. Угол ассасина отделялся от остальной комнаты занавесью, но для постреленка это не было преградой.
- Деда! Яплыгнул через велевочку сто лаз!
- Ай, Гасан, - женский голос, - дедушка устал. Дай почтенному Джебраил-аге поспать.
- Холосо, мамочка. Деда, ты спишь?
И как это Аллах дозволяет существовать маленьким паршивцам с писклявыми голосами? Никакого покоя от них. А вечером предстоит дело.
Важное дело. Королевское.
Вот уже две недели пронырливый ассасин жил в Халебе - в городе, где томился пленный франкский король. Не так давно эмир Балак выгнал всех проповедников из Халеба, что здорово осложнило жизнь Габриэлю.
Приходилось жить под чужой личиной. Халат не по росту путался в ногах. Щеки чесались от накладной бороды. Но куда хуже бороды была семья: фальшивый сын, поддельная невестка и накладной внук. Борода всего лишь раздражала кожу, семья же требовала следования законам и установлениям. А внук еще и хотел, чтобы его любили.
- Джебаил-ага! Мой деда самый лучший! - Постреленок прижался щекой к руке «деда» и притих. Прогнать его не хватило духу. В неустроенной жизни сектантов ребенку не нашлось места. Родителей больше занимали рассуждения о духовном наставничестве, чем забота о маленьком Гасане. Габриэль ему сочувствовал, но не настолько, чтобы постоянно с ним возиться. Хотя…
- Ну ладно. Сдаюсь. Иди сюда, маленький мерзавец, - проворчал ассасин. - Я тебя поглажу.
Ребенок завозился, устраиваясь поудобнее, засипел. На вид ему было около пяти. Габриэль подозревал, что на самом деле мальчуган старше, просто его забывают кормить.
- А что внучок принес дедушке? Пусть внучек скажет Джебраил-аге.
Гасан устроился на лавке и принялся раскладывать свои богатства: крохотные бусики, глиняная свистулька, замызганный кожаный ремешок, пучок петушиных перьев.
- Вот это, Джебаил-ага, - рассказывал он, - я отоблал у маленькой Макалим. И волчок тоже.
- Она плакала?
- В тли лучья. А я ей еще пендаля дал!
- Хороший мальчик. - Заскорузлая рука ассасина растрепала волосы ребенка. - А это что?
- Пелышки. Я петушка залезал, Джебаил-ага!
- Молодец! Вот тебе десять фельсов.
Гасан шмыгнул носом, подбирая сопли. Глазенки его светились обожанием.
- Деда Джебаил! А я, когда выласту, тоже буду ассасином? Как дедушка?
- Да, Гасан. Как твой великий дедушка.
- И имамом?!
- Нет, Гасан. Имамом ты не станешь. У нынешнего дедушки-имама свои вну… хм! кхе-кхе! - Габриэлю припомнился Старец Горы. Сыновей у проходимца не осталось, внуков тоже. - А почему бы и нет? Будешь и имамом. Обещаю.
Из кухни доносилось звяканье котелков. Ароматный мясной дух разносился по дому. Фатима, мать постреленка, готовила куриную лапшу. Хоть какая-то польза от сопливца… Покушение на соседского петуха было задумано позавчера. До этого юный убийца тренировался на ящерицах, рыбках и комнатных цветах. Габриэль всё больше уверялся, что у мальчишки талант.
- Но ведь у нас есть имам, деда! Дедушка Гасан-ага.
- А ты будешь Гасаном Вторым. Но позже, позже… Когда вырастешь. Что у тебя еще есть?
- Свистулька. Я ее в лавке взял, как вы сказали. А злой дядя Юсуф меня побить глозился!
- Плохой дядя. Мы его зарежем. Потом. А не видел ли ты рядом с лавкой ослика?
- Видел, дедушка Джебаил. Такой глустный белым ослик. Со смешным челным пятнышком воклуг глаза.
- Очень хорошо. Вот тебе, маленький паршивец, острый перчик. Вот тебе палочка. Завтра подойдешь к ослику, вывернешь перчик наизнанку и пилочкой засунешь ему под хвостик.
- Ай, дедушка! А ослику не будет больно? Он такой глустный.
- Клянусь Аллахом, он очень развеселится! Когда злой Юсуф станет ловить веселого ослика, все свистульки в лавке станут тебе дозволены.
- Ой, деда!
- Вытри нос. Взамен принеси старому уважаемому Джебраил-аге побольше денежек из лавки. А это что?
- Это лемешок. А Лашид с соседской улицы меня побить глозился.
- На тебе каменюку. В следующий раз будет грозиться, подойди и дай ему по голове.
- Спасибо, Джебаил-ага! А ты покатаешь меня ни лосадке?
- Да. Но помни: это будет ассасинская лошадка. Очень страшная и злая.
- Ула-а! На лосадке!
- Потом, потом… - охладил его пыл Габриель. - Теперь иди и спроси у мамы, когда эта нерасторопная корова наконец накормит знаменитого дедушку Джебраила. Это тебе ассасинское задание.
- Слусаю и повинуюсь, любимый деда.
Затопали маленькие ножки. Послышался звук затрещин и рев. Габриэль удовлетворенно кивнул. Воин ислама должен уметь терпеть боль. Должен повиноваться, не рассуждая.
- Джебраил-ага, - донесся голос Фатимы. - Идите есть!
- Благодарствую, дочка.
Кряхтя, Габриэль поднялся с лавки. Время, предназначенное для отдыха, пришлось потратить на мальчонку. Ну ничего: с пользой, всё с пользой…
Весьма натурально подволакивая ноги, ассасин поплелся на запах лапши. Он чувствовал себя стариком. И дело не в притворстве, которое стало второй его натурой, в хромоте и фальшивой бороде (с ней Габриэль не расставался даже в доме). Почести, которые ему оказывали, предназначались старшему.
Главе дома.
А своего дома у него нет. И вряд ли когда-нибудь появится. Как леопарда ни приручай, он не променяет чащу на сытость и покой человеческого жилища, хоть и будет мечтать о тепле холодными дождливыми ночами.
- Кушайте, Джебраил-ага. Кушайте!
Перед Габриэлем появилась дымящаяся миска с лапшой. От умопомрачительного запаха трав и куриного мяса во рту собралась голодная слюна. Пробормотав нечто, долженствующее заменить молитву, ассасин отломил кусок лепешки. Словно по сигналу, остальные домочадцы потянули к хлебу руки, а маленький Гасан получил очередную затрещину.
Некоторое время не было слышно ничего, кроме чавканья. Жили хозяева дома нищенски. Юсу, отец постреленка, трудился водоносом, Фатима за гроши ухаживала за какой-то старухой. Перебивались с хлеба на курагу, что называется. Габриэль припомнил сплетни дамасских болтунов. «Исмаилиты богаты! С жиру трескаются!» Вот тебе и богаты… Хотя лично он, Габриэль, богат. Тут уж не поспоришь.
- Сиди смирно! Не вертись! - прикрикнул на сына Юсуф.
- А дедушка Джебаил сказал, что я тозе стану ассасином, - заявил малыш. - Буду убивать фланкских кололей.
- Королей убивают только те мальчики, которые себя хорошо ведут, - безапелляционно заявила Фатима. - Таким, как ты, достаются захудалые бароны. И нищие эмиры.
Глазенки Гасана подозрительно заблестели. Он шмыгнул носом.
- Ничего, Фатима-хатум, - поспешил заверить Габриэль - Из паршивца выйдет толк. После всего, что у нас с ним было, он науку усвоит. Еще бы к хорошему учителю мальца отдать. Дурь детскую повыбить, бестолковщину. Смеется он у вас много. Пусть хадисы Пророка (да благословит его Аллах и приветствует!) станут ему дозволены и навязаны.
- О Джебраил-ага, - воскликнула Фатима, - вы так добры и щедры! Вы столько делаете для него! Аллаха молю, чтобы подсказал, как благодарить вас.
- За этим дело не станет. Всевышний - велик и славен - явит вам путь. Я же должен идти. Вернусь поздно.
- Будем ждать, Джебраил-ага.
- Вот деньги. Пусть пустыня вашего стола украсится саксаулом горшков и оазисами блюд с едой.
После сытной еды (а Габриэль умял две миски лапши и полдюжины пирожков с зеленью) идти никуда не хотелось. С неба припекало, воздух застыл горячей нугой. В последнее время Халеб утомлял Габриэля, словно бестолковая наложница.
И, главное, хоть бы одно лицо попалось среди прохожих! Сплошь хари да рожи… Носатые, рябые, кривоногие - халебцы казались Габриэлю порождениями Джаханнама. Словно заккум пророс на улицах раскаленного города, разбросав повсюду свои плоды. Несмотря на набитый живот, Габриэлю страшно захотелось откусить кусочек от чьей-нибудь головы: узнать, чем питаются грешники.
Неужели он заболел? В детстве Габриэлю довелось слушать одного проповедника. Батинит постарался на славу. Он столь образно живописал ад, что мальчишка несколько ночей провел в бреду, среди кошмарных видений. Образы Джаханнама ушли, оставив ребенка больным и измученным, но с тех пор всякий раз, как ассасину грозила опасность или болезнь, мир вокруг него наполнялся уродцами и призрачными языками огня.
Габриэль посторонился, пропуская вереницу прокаженных. Обошел дервиша в завшивевшем от святости халате.
- Стой - не иди! - горячечно забормотал дервиш, хватая Габриэля за рукав. - Аллах велик, он всё видит. А там беда ждет!
По щеке дервиша расползлось пятно сырого мяса. Молчанка, злая болезнь, жрала кожу, превращая человека в демона. Ассасин едва удержался, чтобы не отшвырнуть руку дервиша, как пакостное насекомое.
- Что за беда?
- Стражники там. Абу-ль-Фадль проклятый нас ищет.
Оборванец увлек Габриэля в переулок. Вскоре в другом конце улицы появилась стража. Все как на подбор мордатые, солидные, загривки салом лоснятся. Когда стражники прошли мимо, Джаханнам отступил.
Габриэль смотрел на халебцев и недоумевал. За что он их только что ненавидел? Да, непривлекательны… Угрюмы, озлобленны. И далеко не все отмечены печатью ума и благородства, но помилуйте! Если Аллах создал жуликов и дураков, у него ведь были на то причины? Только кафир станет отрицать это.
- Меня послали за вами. Балак выгнал из города многих наших, но истина батин всё еще сильна в городе. Я проведу вас в крепость.
Габриэль с подозрением посмотрел на дервиша. Когда ушла опасность и растаяли видения ада, он стал гораздо симпатичнее. Лицо очистилось, но доверять ему всё равно не стоило.
- Открыт ли тебе знак?
Дервиш подал ассасину монету. Габриэль изучил ее и с одобрением вернул обратно. Свой.
- Мы выяснили, где заключен франкский король. Я могу провести вас туда хоть сейчас. Тюремщик короля, Фадаил, из наших. Но обратно выбраться будет сложнее.
- Ничего. У меня свои хитрости. Веди.
Ассасин коснулся рукояти кинжала. Что ж, король Балдуин… В прошлом году мы уже встречались. Посмотрим, чем обернется нынешняя встреча.
ШАХМАТНЫЙ ГЕНИЙ БАЛДУИНА ДЕ БУРГА
Решетчатая тень окна падала на шахматную доску, по-своему перечерчивая поля. Король сидел на скамеечке, гордо выпрямившись. Немытые волосы спадали на лицо, одежда неприятно липла к телу.
Жарко.
Соперник короля - тюремщик Фадаил, попал в двусмысленное положение. Гордость не давала сирийцу сдаться, здравый же смысл подсказывал, что продолжать игру - безумие.
- Шайтан тебя учил, что ли? - пробормотал он, убирая ферзя из-под удара. - Впервые вижу франка, столь искусного в игре!
- А что остается бедному узнику, Фадаил? - Король снял с доски ладью и принялся вертеть ее в пальцах. - Вино да игра… В шахматах я - повелитель и властелин, а в жизни - мешок с деньгами. Во сколько меня оценил Балак?
- В сто шестьдесят тысяч динаров. Но можно поторговаться.
- Значит, восемьдесят. И крепостей придется отдать сколько-то… - Фигура опустилась на доску.
- Аллах на моей стороне, франк! - обрадовался Фадаил. - Ты подставил крепость под удар моего коня.
Балдуин надолго задумался. Солнечное пятно переползло с доски на ковер, а он всё думал. Шахматы принадлежали к тем немногим вещам, что несли успокоение королю.
Не правы те, кто уподобляет игру битве. Мало забирать в плен: надо еще представлять, что за тем последует. Пока Фадаил не поймет этого, он королю не соперник.
Интересно, хорошо ли играет Балак? Этот вопрос давно занимал короля. Эмир горяч. Рано или поздно это его погубит. Но тогда, в Хартабрате, побудь Балак несколько дней - и Балдуин был бы сейчас в Иерусалиме. С женой и дочерьми.
С Мелисандой.
Мелис, Мелис… По ней король отчаянно скучал. Алиса, Годьерна, Иветта… Да, их король тоже любил, но разве могла эта любовь сравниться с чувствами к Мелисанде?
Хоть бы на миг оказаться рядом с ней. Она поняла бы и всё простила. И призраки бы ушли. Оставили бы короля своего бедного, отдав ему все его прегрешения.
Каково ей сейчас?.. Девятнадцать лет девчонке, а до сих пор не замужем. Да и остальных бы дочерей пристроить… Но ничего. Ему надо только вернуться из плена: одна за князя Антиохии пойдет, другая - за Понса Триполитанского. А Мелис останется в Иерусалиме.
Глядя на Мелис, король примирился с тем, что жена не подарила ему наследника. У Боэмунда сын - и что? Болван болваном. То ли дело Мелис!
- О чем задумался, франк? - завозился Фадаил. - Смотри: Аллах отдал в мои руки твою ладью!
- А Христос мне - всю партию. Вот такой я сделаю ход. А потом такой, и что ты ответишь?
Тюремщик почесал в затылке:
- Отвечу, что на деньги с тобой играть не сяду. И как это франки преуспевают в игре, подобной этой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Гранье был уверен в одном. Сир де Пейн - единственный, кто способен с восемью рыцарями пробиться в Халеб и спасти короля.
НАКЛАДНОЙ ВНУК ГАБРИЭЛЯ
- Деда, деда! Ну, деда же! Вставай!
Габриэль вздохнул и перевернулся на другой бок. Грязное одеяло елозило по неструганым доскам. Горбыль прокатывался по ребрам, и тонкий тюфяк не мог от этого защитить. Угол ассасина отделялся от остальной комнаты занавесью, но для постреленка это не было преградой.
- Деда! Яплыгнул через велевочку сто лаз!
- Ай, Гасан, - женский голос, - дедушка устал. Дай почтенному Джебраил-аге поспать.
- Холосо, мамочка. Деда, ты спишь?
И как это Аллах дозволяет существовать маленьким паршивцам с писклявыми голосами? Никакого покоя от них. А вечером предстоит дело.
Важное дело. Королевское.
Вот уже две недели пронырливый ассасин жил в Халебе - в городе, где томился пленный франкский король. Не так давно эмир Балак выгнал всех проповедников из Халеба, что здорово осложнило жизнь Габриэлю.
Приходилось жить под чужой личиной. Халат не по росту путался в ногах. Щеки чесались от накладной бороды. Но куда хуже бороды была семья: фальшивый сын, поддельная невестка и накладной внук. Борода всего лишь раздражала кожу, семья же требовала следования законам и установлениям. А внук еще и хотел, чтобы его любили.
- Джебаил-ага! Мой деда самый лучший! - Постреленок прижался щекой к руке «деда» и притих. Прогнать его не хватило духу. В неустроенной жизни сектантов ребенку не нашлось места. Родителей больше занимали рассуждения о духовном наставничестве, чем забота о маленьком Гасане. Габриэль ему сочувствовал, но не настолько, чтобы постоянно с ним возиться. Хотя…
- Ну ладно. Сдаюсь. Иди сюда, маленький мерзавец, - проворчал ассасин. - Я тебя поглажу.
Ребенок завозился, устраиваясь поудобнее, засипел. На вид ему было около пяти. Габриэль подозревал, что на самом деле мальчуган старше, просто его забывают кормить.
- А что внучок принес дедушке? Пусть внучек скажет Джебраил-аге.
Гасан устроился на лавке и принялся раскладывать свои богатства: крохотные бусики, глиняная свистулька, замызганный кожаный ремешок, пучок петушиных перьев.
- Вот это, Джебаил-ага, - рассказывал он, - я отоблал у маленькой Макалим. И волчок тоже.
- Она плакала?
- В тли лучья. А я ей еще пендаля дал!
- Хороший мальчик. - Заскорузлая рука ассасина растрепала волосы ребенка. - А это что?
- Пелышки. Я петушка залезал, Джебаил-ага!
- Молодец! Вот тебе десять фельсов.
Гасан шмыгнул носом, подбирая сопли. Глазенки его светились обожанием.
- Деда Джебаил! А я, когда выласту, тоже буду ассасином? Как дедушка?
- Да, Гасан. Как твой великий дедушка.
- И имамом?!
- Нет, Гасан. Имамом ты не станешь. У нынешнего дедушки-имама свои вну… хм! кхе-кхе! - Габриэлю припомнился Старец Горы. Сыновей у проходимца не осталось, внуков тоже. - А почему бы и нет? Будешь и имамом. Обещаю.
Из кухни доносилось звяканье котелков. Ароматный мясной дух разносился по дому. Фатима, мать постреленка, готовила куриную лапшу. Хоть какая-то польза от сопливца… Покушение на соседского петуха было задумано позавчера. До этого юный убийца тренировался на ящерицах, рыбках и комнатных цветах. Габриэль всё больше уверялся, что у мальчишки талант.
- Но ведь у нас есть имам, деда! Дедушка Гасан-ага.
- А ты будешь Гасаном Вторым. Но позже, позже… Когда вырастешь. Что у тебя еще есть?
- Свистулька. Я ее в лавке взял, как вы сказали. А злой дядя Юсуф меня побить глозился!
- Плохой дядя. Мы его зарежем. Потом. А не видел ли ты рядом с лавкой ослика?
- Видел, дедушка Джебаил. Такой глустный белым ослик. Со смешным челным пятнышком воклуг глаза.
- Очень хорошо. Вот тебе, маленький паршивец, острый перчик. Вот тебе палочка. Завтра подойдешь к ослику, вывернешь перчик наизнанку и пилочкой засунешь ему под хвостик.
- Ай, дедушка! А ослику не будет больно? Он такой глустный.
- Клянусь Аллахом, он очень развеселится! Когда злой Юсуф станет ловить веселого ослика, все свистульки в лавке станут тебе дозволены.
- Ой, деда!
- Вытри нос. Взамен принеси старому уважаемому Джебраил-аге побольше денежек из лавки. А это что?
- Это лемешок. А Лашид с соседской улицы меня побить глозился.
- На тебе каменюку. В следующий раз будет грозиться, подойди и дай ему по голове.
- Спасибо, Джебаил-ага! А ты покатаешь меня ни лосадке?
- Да. Но помни: это будет ассасинская лошадка. Очень страшная и злая.
- Ула-а! На лосадке!
- Потом, потом… - охладил его пыл Габриель. - Теперь иди и спроси у мамы, когда эта нерасторопная корова наконец накормит знаменитого дедушку Джебраила. Это тебе ассасинское задание.
- Слусаю и повинуюсь, любимый деда.
Затопали маленькие ножки. Послышался звук затрещин и рев. Габриэль удовлетворенно кивнул. Воин ислама должен уметь терпеть боль. Должен повиноваться, не рассуждая.
- Джебраил-ага, - донесся голос Фатимы. - Идите есть!
- Благодарствую, дочка.
Кряхтя, Габриэль поднялся с лавки. Время, предназначенное для отдыха, пришлось потратить на мальчонку. Ну ничего: с пользой, всё с пользой…
Весьма натурально подволакивая ноги, ассасин поплелся на запах лапши. Он чувствовал себя стариком. И дело не в притворстве, которое стало второй его натурой, в хромоте и фальшивой бороде (с ней Габриэль не расставался даже в доме). Почести, которые ему оказывали, предназначались старшему.
Главе дома.
А своего дома у него нет. И вряд ли когда-нибудь появится. Как леопарда ни приручай, он не променяет чащу на сытость и покой человеческого жилища, хоть и будет мечтать о тепле холодными дождливыми ночами.
- Кушайте, Джебраил-ага. Кушайте!
Перед Габриэлем появилась дымящаяся миска с лапшой. От умопомрачительного запаха трав и куриного мяса во рту собралась голодная слюна. Пробормотав нечто, долженствующее заменить молитву, ассасин отломил кусок лепешки. Словно по сигналу, остальные домочадцы потянули к хлебу руки, а маленький Гасан получил очередную затрещину.
Некоторое время не было слышно ничего, кроме чавканья. Жили хозяева дома нищенски. Юсу, отец постреленка, трудился водоносом, Фатима за гроши ухаживала за какой-то старухой. Перебивались с хлеба на курагу, что называется. Габриэль припомнил сплетни дамасских болтунов. «Исмаилиты богаты! С жиру трескаются!» Вот тебе и богаты… Хотя лично он, Габриэль, богат. Тут уж не поспоришь.
- Сиди смирно! Не вертись! - прикрикнул на сына Юсуф.
- А дедушка Джебаил сказал, что я тозе стану ассасином, - заявил малыш. - Буду убивать фланкских кололей.
- Королей убивают только те мальчики, которые себя хорошо ведут, - безапелляционно заявила Фатима. - Таким, как ты, достаются захудалые бароны. И нищие эмиры.
Глазенки Гасана подозрительно заблестели. Он шмыгнул носом.
- Ничего, Фатима-хатум, - поспешил заверить Габриэль - Из паршивца выйдет толк. После всего, что у нас с ним было, он науку усвоит. Еще бы к хорошему учителю мальца отдать. Дурь детскую повыбить, бестолковщину. Смеется он у вас много. Пусть хадисы Пророка (да благословит его Аллах и приветствует!) станут ему дозволены и навязаны.
- О Джебраил-ага, - воскликнула Фатима, - вы так добры и щедры! Вы столько делаете для него! Аллаха молю, чтобы подсказал, как благодарить вас.
- За этим дело не станет. Всевышний - велик и славен - явит вам путь. Я же должен идти. Вернусь поздно.
- Будем ждать, Джебраил-ага.
- Вот деньги. Пусть пустыня вашего стола украсится саксаулом горшков и оазисами блюд с едой.
После сытной еды (а Габриэль умял две миски лапши и полдюжины пирожков с зеленью) идти никуда не хотелось. С неба припекало, воздух застыл горячей нугой. В последнее время Халеб утомлял Габриэля, словно бестолковая наложница.
И, главное, хоть бы одно лицо попалось среди прохожих! Сплошь хари да рожи… Носатые, рябые, кривоногие - халебцы казались Габриэлю порождениями Джаханнама. Словно заккум пророс на улицах раскаленного города, разбросав повсюду свои плоды. Несмотря на набитый живот, Габриэлю страшно захотелось откусить кусочек от чьей-нибудь головы: узнать, чем питаются грешники.
Неужели он заболел? В детстве Габриэлю довелось слушать одного проповедника. Батинит постарался на славу. Он столь образно живописал ад, что мальчишка несколько ночей провел в бреду, среди кошмарных видений. Образы Джаханнама ушли, оставив ребенка больным и измученным, но с тех пор всякий раз, как ассасину грозила опасность или болезнь, мир вокруг него наполнялся уродцами и призрачными языками огня.
Габриэль посторонился, пропуская вереницу прокаженных. Обошел дервиша в завшивевшем от святости халате.
- Стой - не иди! - горячечно забормотал дервиш, хватая Габриэля за рукав. - Аллах велик, он всё видит. А там беда ждет!
По щеке дервиша расползлось пятно сырого мяса. Молчанка, злая болезнь, жрала кожу, превращая человека в демона. Ассасин едва удержался, чтобы не отшвырнуть руку дервиша, как пакостное насекомое.
- Что за беда?
- Стражники там. Абу-ль-Фадль проклятый нас ищет.
Оборванец увлек Габриэля в переулок. Вскоре в другом конце улицы появилась стража. Все как на подбор мордатые, солидные, загривки салом лоснятся. Когда стражники прошли мимо, Джаханнам отступил.
Габриэль смотрел на халебцев и недоумевал. За что он их только что ненавидел? Да, непривлекательны… Угрюмы, озлобленны. И далеко не все отмечены печатью ума и благородства, но помилуйте! Если Аллах создал жуликов и дураков, у него ведь были на то причины? Только кафир станет отрицать это.
- Меня послали за вами. Балак выгнал из города многих наших, но истина батин всё еще сильна в городе. Я проведу вас в крепость.
Габриэль с подозрением посмотрел на дервиша. Когда ушла опасность и растаяли видения ада, он стал гораздо симпатичнее. Лицо очистилось, но доверять ему всё равно не стоило.
- Открыт ли тебе знак?
Дервиш подал ассасину монету. Габриэль изучил ее и с одобрением вернул обратно. Свой.
- Мы выяснили, где заключен франкский король. Я могу провести вас туда хоть сейчас. Тюремщик короля, Фадаил, из наших. Но обратно выбраться будет сложнее.
- Ничего. У меня свои хитрости. Веди.
Ассасин коснулся рукояти кинжала. Что ж, король Балдуин… В прошлом году мы уже встречались. Посмотрим, чем обернется нынешняя встреча.
ШАХМАТНЫЙ ГЕНИЙ БАЛДУИНА ДЕ БУРГА
Решетчатая тень окна падала на шахматную доску, по-своему перечерчивая поля. Король сидел на скамеечке, гордо выпрямившись. Немытые волосы спадали на лицо, одежда неприятно липла к телу.
Жарко.
Соперник короля - тюремщик Фадаил, попал в двусмысленное положение. Гордость не давала сирийцу сдаться, здравый же смысл подсказывал, что продолжать игру - безумие.
- Шайтан тебя учил, что ли? - пробормотал он, убирая ферзя из-под удара. - Впервые вижу франка, столь искусного в игре!
- А что остается бедному узнику, Фадаил? - Король снял с доски ладью и принялся вертеть ее в пальцах. - Вино да игра… В шахматах я - повелитель и властелин, а в жизни - мешок с деньгами. Во сколько меня оценил Балак?
- В сто шестьдесят тысяч динаров. Но можно поторговаться.
- Значит, восемьдесят. И крепостей придется отдать сколько-то… - Фигура опустилась на доску.
- Аллах на моей стороне, франк! - обрадовался Фадаил. - Ты подставил крепость под удар моего коня.
Балдуин надолго задумался. Солнечное пятно переползло с доски на ковер, а он всё думал. Шахматы принадлежали к тем немногим вещам, что несли успокоение королю.
Не правы те, кто уподобляет игру битве. Мало забирать в плен: надо еще представлять, что за тем последует. Пока Фадаил не поймет этого, он королю не соперник.
Интересно, хорошо ли играет Балак? Этот вопрос давно занимал короля. Эмир горяч. Рано или поздно это его погубит. Но тогда, в Хартабрате, побудь Балак несколько дней - и Балдуин был бы сейчас в Иерусалиме. С женой и дочерьми.
С Мелисандой.
Мелис, Мелис… По ней король отчаянно скучал. Алиса, Годьерна, Иветта… Да, их король тоже любил, но разве могла эта любовь сравниться с чувствами к Мелисанде?
Хоть бы на миг оказаться рядом с ней. Она поняла бы и всё простила. И призраки бы ушли. Оставили бы короля своего бедного, отдав ему все его прегрешения.
Каково ей сейчас?.. Девятнадцать лет девчонке, а до сих пор не замужем. Да и остальных бы дочерей пристроить… Но ничего. Ему надо только вернуться из плена: одна за князя Антиохии пойдет, другая - за Понса Триполитанского. А Мелис останется в Иерусалиме.
Глядя на Мелис, король примирился с тем, что жена не подарила ему наследника. У Боэмунда сын - и что? Болван болваном. То ли дело Мелис!
- О чем задумался, франк? - завозился Фадаил. - Смотри: Аллах отдал в мои руки твою ладью!
- А Христос мне - всю партию. Вот такой я сделаю ход. А потом такой, и что ты ответишь?
Тюремщик почесал в затылке:
- Отвечу, что на деньги с тобой играть не сяду. И как это франки преуспевают в игре, подобной этой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45